more than

Arctic Monkeys – When the Sun Goes Down

Когда солнце опускается и мошкара-детвора кружится вальсом в оранжевом круге фонаря. Когда родители зовут этих самых детей домой из окон соседних домов, и те, уставшие, но радостные, испачкавшиеся в траве и песке, с пылью в волосах и прорехах между выпавшими молочными зубами, с воплями индейских вождей бегут к своим подъездам. Когда из-за поворота во двор сворачивают автомобили-хозяева небольших прямоугольников асфальта, расчерченных белым, будто незаконченные <классики> для великанов. Когда в угловой магазин заходит пара подвыпивших мужиков, четыре часа назад вернувшихся со смены на целлюлозном заводе, а спустя пять минут — выходит с вишнёвым румянцем на носу и щеках и желтозубыми улыбками, удерживая подмышкой порцию дешёвого яблочного сидра на ближайшую ночь. Джош ухмыляется, улыбается, изгибает бровь и подходит ближе. Из-за поворота, откуда появляются все машины, словно из чёрной расплывчатой дыры в пространстве, в чётко очерченный круг света вплывает Тайлер. Он не улыбается. Тайлер встаёт в круг, прямо по центру, как игла циркуля. Он и похож на иглу: острый на язык, долговязый, способный зацепить, как тонкий лист бумаги, и распороть кожу, а если подпустишь ближе, то и кости, и мышцы под ней. Сердце тоже огромная красная пульсирующая жизнью мышца. Джош доходит до границы круга, до черты между светом и мраком, и останавливается. Под порывом ветра его жёлтая чёлка тянется вперёд, словно мотылёк к неживому электрическому свету. Джош поднимает руку и приструняет поднявшийся кудрявый хохолок. Тайлер интерпретирует это движение раньше, чем нужно, раньше, чем оно завершено и наполнено смыслом. Тайлер поднимает руку и машет, как он думает, в ответ. Улыбка Джоша чуть опадает, становится грустной, вспоминающей. Когда-то ему хотелось иметь телефон подпольной организации, что стирает людские чувства за деньги в захламлённой квартирке подростка-хакера. Джош не убегает, не опускает глаза, только руку; его дыхание замедляется, успокаивается после неспешной ходьбы. Люди проходят мимо, автомобили лениво сигналят, аккуратно огибая застывшие на их пути фигуры. Неоновая вывеска магазина горит слабее фонаря над головой, ярче луны, ярче звёзд, ярче глаз Джоша. Он не кот, чтобы они горели даже в темноте, но однажды он был настолько счастлив, что это было почти возможно. Он знает, что это Тайлер стоит в круге. Не потому что это маленький городок, где все соседи знают друг друга по именам — он знал, что творилось в его голове, когда-то. Их красные пульсирующие жизнью мышцы однажды бились совсем рядом, почти в унисон, пока черты их лиц сминались друг об друга. И ему не было больно, когда Тайлер трахал его, сильно и глубоко. Ему было — когда он ебал его мозг и сердце. Не было — когда он отрывал пластырь от заживающей, оставленной сигаретой по его собственной просьбе, ранки. Было — когда захлопнувшаяся дверь прищемила душу вместо пальцев, пытавшихся её остановить. Было — когда он раз за разом, ночь за ночью, из недели в неделю задавался безответными вопросами, не находя причины, не находя успокоения. Было — когда любимые песни звучали теперь печально и нежеланно знакомо. Было — когда все эти псевдо-знающие, псевдо-понимающие взгляды знакомых-друзей-родных-бродячих-собак обрушивались на него скопом стрел, как в средневековых битвах за крепость. Было — когда он отучал себя пить кофе, запах которого успел полюбить, но не вкус. Было, было, было, было. Сейчас уже нет. Почти нет. Не-подходи-ближе-чем-на-расстояние-радиуса нет. Тайлер делает шаг навстречу — Джош не бежит. Он хочет, но остаётся на месте и пытается позаимствовать немного наивности у скрывшихся по домам детей. Джош закрывает глаза и чувствует на своём лице тёплое дыхание, обманывающее ветер и законы физики. Джош не открывает глаза, он ждёт, что Тайлер уйдёт, окажется галлюцинацией. Тайлер не уходит, он говорит: — Хотел посмотреть, смогу ли я сделать тебе ещё больнее. Как думаешь, получилось? Джошу не обязательно отвечать словами, достаточно поднять взгляд. Любой его ход станет поражением. Нельзя убежать, закричать, ударить, убить, прогнать, обнять, попросить о.. Джош думает о пустом доме пляже офисе ящике из-под апельсинов. Когда он открывает глаза, ему хочется, чтобы его взгляд был такой же пустой. И Тайлер удивляется, отшатывается, потому что у него получается. У Джоша, не у Тайлера. Потому что люди видят то, что ты хочешь, чтобы они увидели. Они могут понимать это по-своему — это тоже верно. Джош стоит перед Тайлером с пустым взглядом, пустым сердцем, ложно-пустым мозгом. Он выглядит усталым, посеревшим и таким больше незнакомым. Тайлер отходит дальше, за незримый центр фонарного круга, за разделяющий подошвы их ботинок диаметр, а потом бежит. И Джош смеётся, смеётся в голос ему вслед. Он смеётся над страхом, который удалось победить, над чудовищем, бередящим его сон по ночам. И когда он бредёт прочь от рыжего кружка на остывшем асфальте, он не оборачивается проверить, горит ли в безоблачном небе слепой одинокий глаз луны. Джош знает, что она на месте — её луч освещает ему дорогу домой. И когда-нибудь он найдёт его снова.