После падения

Фродо лежал на спине, заложив руки за голову, и глядел в чернильную темноту неба. Он хотел испытать покой, что царил там, наверху, среди звезд, и раньше ему это удавалось… Например, летними вечерами в Бэг-Энде, когда из приоткрытого окна тянулся аромат луга, ноги гудели от дальней прогулки, Бильбо болтал что-то про Туков из соседней комнаты, а на Фродо медленно наползал сон, унося его в страну сказочных приключений. Но те времена давно канули в лету. Бильбо вернулся другим из похода с гномами, притащив это дурацкое Кольцо. Шир пришлось оставить, и хоть путь лежал в Ривенделл — сказочную обитель эльфов, — назвать эти странствия приключением не поднимался язык; Фродо использовал бы более точную формулировку, чтобы описать то, чем они с Сэмом, Пином и Мерри занимались уже около месяца — боролись за свою жизнь день и ночь. Переворачиваясь на бок, Фродо болезненно поморщился. Кольцо нестерпимо жгло грудь. Каждый раз, в такие минуты, как эта, он лез под рубашку, чтобы его нащупать, но металл оказывался холодным, почти ледяным, словно не перенимал тепла от прикосновения к телу. Однако грудь горела, как если б кто-то вывалил на нее горсть раскаленных углей. Однажды Фродо проснулся от того, что одной рукой до крови раздирал на себе кожу, чтобы добраться до источника этой хвори, а другой колотил Сэма, который пытался его остановить. Мерри и Пин подбежали к ним позже с опухшими, невыспавшимися глазами, в которых застыл запредельный ужас. Сам он не помнил, почему начал царапать себя ногтями. Знал только, что было жжение. Нестерпимое, как вечная жажда, которую ты не в силах утолить. Только вдобавок ко всему оно сопровождалось болью, и теперь эта боль была с ним всегда. Гэндальф говорил, главное добраться до Ривенделла, а там, на совете, мудрые люди и эльфы решат, что делать с Кольцом. Фродо не верилось, что так все и будет. Казалось, Кольцо никогда его не отпустит. Что, даже передав его владыке Элронду и вернувшись домой, как-то ночью он проснется в холодном поту, и цепочка, на которой оно висело, сдавит шею так, что станет трудно дышать, а грудь изнутри снова вспыхнет яростным пламенем. «Добраться до Ривенделла», — усмехнулся про себя Фродо. — «Это ты, Гэндальф, хорошо сказал. Нам бы сперва дотянуть до Пригорья без очередной встречи с Черными Всадниками». Едва мысль о Всадниках посетила мозг, Фродо невольно вздрогнул и привстал, напряженно оглядываясь из стороны в сторону. Подул ветер, заставив шептаться кроны деревьев и ветки кустов, но кроме шелеста листвы, ничего слышно не было, и он заставил себя успокоиться, отворачиваясь к костру. Вообще-то часовым они назначили Пиппина, но тот сопел в обнимку со стволом дерева, под которое сел, чтобы лучше видеть место привала. Фродо не злился — все равно ему было уже не уснуть. Кольцо снова заполонило собой разум, навлекая ряд пугающих грез. Сперва он не понимал, что это значит, но, проходив с ним на шее почти месяц, начал догадываться о природе этих явлений. Кольцо дурманило рассудок, пыталось подчинить его волю, чтобы заставить надеть себя на палец. Даже сейчас Фродо ощущал исходящую от него легкую вибрацию, заранее зная, что если решит в этом убедиться, рука снова нащупает холодный металл, спокойно лежащий у него на груди. «Наверное, Кольцо уже залезло ко мне в голову», — подумал Фродо, глядя на затухающий огонь. — «Как я могу быть уверен в том, что оно не заставит надеть себя ночью, когда я буду спать? Или сделать другие ужасные вещи, например, навредить друзьям?» И сразу понял, что ответ здесь только один: «Никак». Поэтому надо было как можно скорее дойти до Пригорья, отдохнуть и пуститься в путь до Ривенделла, пока не стало слишком поздно. Тепло от костра согревало лицо приятными волнами, и, глядя на мерцающие красным угольки, Фродо отогнал тревожные мысли вглубь сознания, успокаивая себя тем, что, возможно, когда все станет совсем плохо, им на выручку явится Гэндальф, ведь волшебники всегда приходят вовремя. На душе стало почти легко. Он вздохнул полной грудью, стараясь запомнить это ощущение, чтобы сохранить его подольше, как вдруг где-то далеко в лесу тихо хрустнула ветка. Фродо вскочил. Сердце стучало у самого горла. Прошло несколько секунд в тяжелом, томительном ожидании. Капли пота заструились по лбу и вискам, руки похолодели. Уже начало казаться, что звук ему просто почудился, как там же, среди деревьев, отчетливо фыркнул конь. Не помня себя от страха, Фродо кинулся к Сэму и зашипел ему на ухо: — Вставай, Сэм! Просыпайся! Я слышал Всадников, они здесь! Пока Сэм, не сумевший до конца понять, что происходит, но все же по привычке буркнувший себе под нос: «Да, мистер Фродо», пополз к Пиппину, он принялся тормошить Мерри, который отчаянно не желал отходить ото сна. — Да все, все, Пин, я понял, встаю… — бормотал тот, натягивая себе на голову плащ. — Еще ведь даже не утро… Оцепенев, Фродо зажал ему рот рукой. Навалилась неестественная тишина, которая давила на разум сильнее, чем самый истошный крик. Затих даже ветер. И только медленный стук копыт возвещал о надвигающейся беде. Первым придя в себя, Сэм затоптал тлеющие угольки. Пин собрал разбросанные тут и там вещи. Волоча за собой Мерри, как куклу, хотя тот уже проснулся и мог передвигаться сам, Фродо спрыгнул в канаву, скрытую за ветками можжевельника. Друзья последовали за ним. Всадник приближался, и, казалось, сама земля содрогается под тяжелой поступью его коня. Он почти достиг их укрытия. Оставалось каких-то несколько футов… Зажмурив глаза, Сэм беззвучно молился, шевеля одними губами. Пин дрожал, как осенний лист на ветру. Мерри вцепился в Фродо так, что запястье взорвалось болью. Сам он ничего не чувствовал, и лишь одна мысль подчинила себе весь рассудок, возвращаясь снова и снова: «Не смей надевать Кольцо! Не смей даже тянуть к нему руку!» Послышался лязг металла — с таким звуком вынимают из ножен меч. Секунды потекли медленно, как патока. В висках оглушительно пульсировала кровь. Фродо уже прощался с жизнью, как вдруг Всадник резко дернул поводья и, развернув коня, умчался вдаль. Боясь лишний раз вздохнуть, вздрагивая от каждого шороха, они просидели в колючих ветках можжевельника до самого утра.

***

Повозка тряслась по ухабам, то подскакивая кверху, то срываясь куда-то вниз. Сконцентрироваться было совершенно невозможно. Сердито захлопнув дневник, Тинтур бросила его в сумку. Собственные мысли, даже перенесенные на бумагу, казались запутанней сказаний времен Первой Эпохи, которые Морохир заставлял ее штудировать, когда не удавалась тренировка. Но ничего, путь предстоял долгим. Тинтур закрыла глаза, пытаясь очистить сознание. Она почти не помнила, как растворилась среди эльфов из Лориэна и успешно пересекла границу. Вчерашний день казался сном, ночным кошмаром, очнувшись от которого, еще долго смотришь во тьму с гулко бьющимся сердцем, заставляя себя поверить, что все это было не взаправду, что придет утро, и страх, боль, непонимание рассосутся с первыми лучами солнца, как капля чернил в чаше с водой. Кажется, Тинтур пришла в себя, лишь когда умылась в ручье, бегущем по верхним долинам Андуина где-то между Мглистыми горами и Лихолесьем. Морохир говорил, здесь обитают беорнинги. Год назад, когда вся жизнь Тинтур умещалась в службу во дворце Трандуила, тренировки с мечом и редкие отлучки в лес, ее бы это испугало. Но теперь выбора не было, и она вышла к ближайшему поселению. С холма Тинтур увидела несколько бревенчатых зданий: амбары, конюшни, сараи. Недалеко от них таскал набитые мешки в повозку какой-то мужчина. Он был высоким, для человека — даже слишком, широкоплечим и мускулистым, но на первый взгляд ничто не выдавало того, что он сохранил способность превращаться в медведя, и Тинтур осмелилась подойти. Его звали Доран, все лето он работал в полях, а осенью собирал урожай и ехал торговать на менее плодородных землях, в число которых входил и север. Доран был до жути неопрятен, от него пахло, как от корзины с фруктами, пролежавшей на солнце месяц. Если б он выступил из своей одежды, она осталась бы стоять без него. Но Тинтур не остановило и это. Она не раздумывая села в повозку и вот уже второй день подпрыгивала на кочках, заслоняя нос рукой, когда ветер от Дорана, тянувшего вожжи, дул в ее сторону. Идея найти Леголаса и рассказать ему обо всем, что Тинтур довелось узнать во дворце, должна была изменить всю ее жизнь. Она и не знала, почему решилась на это. Пыталась искупить вину перед Лихолесьем, на которое обрушились беды после побега гномов, или хотела занять себя чем-то важным, потому что ничего другого у нее не осталось, — это значения не имело. Прежней жизни пришел конец, и Тинтур пыталась убедить себя, что готова к переменам. Однако, сидя в тесной повозке среди мешков с картофелем и свеклой, принять эту мысль было не так-то просто. Ветер подул сильнее, колыша стебли сухой травы. Тинтур зябко поежилась и плотнее завернулась в плащ. Стало заметно холоднее, а в проплывающих мимо глаз пейзажах давно преобладал серый. Словно прочитав ее мысли, Доран сказал: — Мы уже четверть часа как въехали в Пустоши, но до ближайшего поселения, где живут дунэдайн, несколько часов пути. Можешь пока поспать. Тинтур опустила веки, погружаясь в вязкую дремоту. Сон приходил медленно, окутывая ворохом воспоминаний. Она снова увидела Морохира, как тогда, в подвале за бочками, затем кипящего гневом Трандуила, и безотчетный страх сдавил грудь. Через пару секунд картинка перед глазами сменилась — теперь на месте владыки стояла Бестия, потрясая огненными волосами. Зловещий шепот проник в самую душу: «Ты разделась не до конца…» Тинтур попыталась дернуться, чтобы проснуться, но сон не хотел отпускать. Снова зазвучали голоса, которые было невозможно разобрать из-за журчания воды и шума брызг о прибрежные камни. Эти звуки заполнили собой все вокруг, окончательно погружая Тинтур в липкое забытье. Когда, еще более разбитая, она открыла глаза, на землю уже опустились сумерки. Повозка стояла на обочине дороги у какого-то дома. Неподалеку от нее Доран разговаривал с незнакомцем, укутанным в темный плащ. Тинтур попыталась разогнуть ноги, но те так затекли, что каждое неловкое движение сводило их болезненной судорогой. Она огляделась. Доран привез ее в крохотную деревушку, которую обступали скалы, образовывая полукруг. Домов было немного, людей на улицах в столь поздний час — еще меньше. Тинтур промучилась несколько минут, прежде чем смогла выбраться из повозки. На ватных ногах прошла вдоль дороги и остановилась, растерянно глядя по сторонам. Она не имела понятия, с чего начать. Неплохо было бы обзавестись конем, ведь Пустоши бескрайни, а значит, Леголаса могло занести куда угодно… Вот только Тинтур сомневалась, что ей хватит денег. И даже если хватит, что делать потом? Верхом разъезжать по деревне и спрашивать у селян, не видели ли они эльфа, который ищет человека по имени Странник? Качнув головой, она со злостью пнула подвернувшийся под ногу камень. Очевидно, этот звук отвлек Дорана, и тот подошел к ней, оставив своего спутника разгружать мешки в одиночку. — Вот ты и на севере. А что делать не знаешь, — констатировал он, глядя куда-то на горизонт. — Два дня трястись в повозке, чтобы приехать в такое захолустье. Зачем тебе это было нужно? Дома не сиделось? — Я ищу кое-кого, — устало вздохнула Тинтур. — Знаю, что он отправился в Северные Пустоши, но это вся информация, которая у меня есть. — В любом случае тебе нужно где-то остановиться. Вон там, на отроге, есть трактир, — Дарон махнул рукой в сторону одиноко стоящей постройки. — Отдохни, поспрашивай. Может, чего узнаешь. Тинтур кивнула, выдавливая грустную улыбку. — Спасибо. Если б не ты, меня бы, наверное, съели волки на пути сюда. Она потянулась к сумке, чтобы заплатить Дорану за поездку, но тот, быстро угадав ее мысль, замотал головой. — Нет, не надо. Лучше потрать деньги на ночлег или тарелку супа в харчевне. А мы с тобой все равно ехали в одно место. Благодарно коснувшись его плеча, Тинтур развернулась и зашагала в направлении к трактиру. Сельская дорога сменилась едва различимой в сухом бурьяне тропой. Из-за облаков выступил полумесяц, освещая путь слабым серебристым сиянием. Тинтур вспомнилось Лихолесье, чья дикая красота не шла ни в какое сравнение с этой иссушенной ветрами долиной, и сердце в груди болезненно сжалось. Больше им не погулять с Морохиром в ночном лесу скрытыми от всего мира в белесых кольцах тумана… Но, возможно, у Леголаса такой шанс еще будет. Если она его найдет. И если он ей поверит. Ей, девчонке в заляпанном платье прислуги, которая бежала из Лихолесья, потому что влипла по самые уши из-за собственной безалаберности. Дорога заняла у Тинтур четверть часа. Трактир с постоялым двором и прилегающей к ним конюшней был освещен желтоватым светом масляных ламп. У входа угадывалось какое-то движение. Трое подвыпивших работяг не могли разойтись по домам, без конца срываясь на бурные обсуждения, которые вот-вот могли перетечь в драку. Надев капюшон, Тинтур тенью проскользнула мимо них, чтобы ненароком не нажить себе еще больше проблем. Дверь в трапезную со скрипом открылась. Пахнуло табачным дымом и крепкими спиртными напитками. Зал был набит битком. Громкие разговоры, не затихая, вспыхивали оглушительным смехом. В проходах между столами постоянно кто-то сновал туда-сюда, разнося кружки или просто обмениваясь парой слов с другими постояльцами. И без того душный воздух так нагрелся от камина, что прежде чем Тинтур, осторожно передвигаясь вдоль стены, подошла к стойке, на ее лбу выступили капельки пота, которые пришлось раздраженно стирать рукавом. Сев на высокий табурет, она поймала взгляд трактирщика. — Я ищу своего друга. Может, ты видел его или слышал что-нибудь? Тот, недовольно сдвинув брови, буркнул себе под нос: — Что за времена пошли? Каждый второй кого-то ищет. Приходил тут один эльф несколько дней назад. Всю душу из меня своими вопросами выел. Так что даже не начинай. Посетителей и без тебя хоть пруд пруди. Тинтур сняла с головы капюшон, чтобы трактирщик увидел заостренные уши. — Я знаю. Но я ищу не Странника, которого искал эльф, а самого эльфа. Тебе известно, где он сейчас? Где-то в зале раздался оглушительный звон битой посуды. На мгновение разговоры стихли. Потом высокий бородатый мужчина встал во весь рост и крикнул: — Гаррет, бродяга, ты разбил мою чарку с элем! Теперь мне нужно еще две таких же до того, как я разнесу к Морготу этот сарай! Повисла драматичная пауза. Секунда, две, три… И все вокруг расхохотались, добродушно, без всякой злобы. Облегченно выдохнув, трактирщик снова посмотрел на Тинтур. — Так ты опоздала, дорогуша. Он уехал сегодня утром. Говорил, что собирается задержаться на несколько дней, но пробыл всего два. Может, выяснил что хотел, может, еще чего приключилось. В любом случае я не думаю, что он вернется. Тинтур почувствовала, как огонек надежды потух, даже не воспламенившись. От досады хотелось взвыть. Если бы Леголас покинул трактир позже всего на сутки или разваливающаяся повозка Дарона ползла быстрее, они могли бы говорить прямо сейчас, вот в эту минуту! Понурив голову, Тинтур поплелась к выходу, локтями расчищая себе путь. Трандуил утверждал, что, не располагая информацией о том, как Странника нарекли при рождении, Леголас не сможет его найти. Если это действительно так, и он оставил поселение по каким-то другим причинам, значит, вполне может наведаться сюда снова. И плевать, что сказал трактирщик. Откуда ему вообще знать, что у Леголаса на уме? Эта мысль была скорее самовнушением, но Тинтур уцепилась за нее, как за спасательный круг. Она подождет два дня, а уж потом будет думать, как поступить дальше. Теперь хотя бы понятно, что Леголас останавливался здесь и спрашивал про Странника. А значит, побег из Лихолесья, срыв планов Бестии и тяжелая дорога в вонючей повозке — все это было не напрасно, и шанс найти Леголаса все еще есть.