После падения

Фарамир быстро собирал вещи. Одежда, наспех наспех сложенная в Минас Тирите, комьями летела обратно в сумку. Наконечники для стрел, которые точил во время безделья, пара старых томов, собравших слой пыли, кинжал, наручи, гребень — все туда же, в холщовый мешок. Мелочевка рассыпалась по дну? Плевать, главное, что не оставил в Каир Андросе. Ни разу не надетый камзол измялся? Ничего, дома расправится. Банка с маслом для смазки оружия грозит протечь? Ну и Моргот с ней. Теперь — обежать взглядом опустевшие покои. Убедиться, что ничего не забыл. И можно наконец перевести дух. Ветер завыл в открытые ставни. Биение дождя о дерево усилилось. Фарамир метнулся к окну, высунулся наружу и несколько минут завороженно смотрел, как могучие серые валы ударяют в стены крепости и стекают обратно в Андуин грязно-желтой пеной. Да, сорваться в путь в такую погоду было огромной, немыслимой глупостью. Но как там сказал перед отъездом его брат? «Ну и дурень же ты, Фарамир!» Что ж, теперь он, по крайней мере, будет соответствовать этому определению. Плотно затворив ставни, Фарамир прошел к кровати и сел, сжимая растревоженную мыслями голову. Простынь сползла с матраса — он не стал поправлять, прощупал края на предмет затерявшихся безделушек и пнул ее в угол, чтоб не мешалась. Изъеденный молью балдахин перекосился. Несколько выпавших из камина углей рассыпались по полу. Он стал осматриваться дальше и остановил взгляд на дубовом столе, на котором рядом с огарком свечи лежали письма от Боромира. Их было всего два. В первом Боромир утверждал, что еще не время просить отца о снисхождении к младшему сыну — мол, Дэнетор ходит мрачнее тучи и сейчас с такими просьбами к нему лучше не приближаться. Но не стоит впадать в уныние, Боромир непременно похлопочет за брата, как только представится удобный случай. Но случай, видимо, не представился, и ждать следующего письма пришлось больше месяца. Оно было написано торопливым, плохо разборчивым почерком. Боромир извинялся за долгое молчание: времени совсем нет, он вынужден разрываться между двумя отрядами (тут явно прослеживался завуалированный упрек в адрес Фарамира), разгребать кучу государственных дел, которую взвалил на него отец, и ломать голову над предстоящим укреплением стен Раммас Экора. Наверное, трудно в это поверить, но у него только сейчас нашлась свободная минутка, и он сразу схватился за перо, чтобы настрочить это послание. Поговорить с Дэнетором пока не получилось — «ты уж прости меня, брат», — и в ближайшем будущем он сделать это не сможет, потому что, едва закончив письмо, сразу кинется собирать вещи, ведь завтра, на рассвете, он наконец отправляется в Ривенделл. «Да-да, пришло повторное приглашение на совет, и отец, в конце концов, понял, что речь уже пойдет далеко не о простых мерах предосторожности». На этом моменте горло Фарамира сдавило так, что на мгновение он подумал, что задохнется от раздирающих его обиды и гнева. Он до сих пор помнил это мерзкое тошнотворное ощущение, которое еще не раз настигало его во сне. Но дальше была еще одна страница. В ней говорилось, что несмотря на все выше изложенное, Фарамир может не переживать — его вызволением займется Эль. «Эру, чуть не забыл тебе сообщить: она вернулась. Теперь будет, на кого оставить отца». Они с Дэнетором, конечно, сначала были против отъезда Боромира в Ривенделл, однако все удалось уладить, а значит, «то, за что мы с тобой так долго боролись, брат, обязательно осуществится». Дочитав, Фарамир в бешенстве скомкал листы пергамента и швырнул их в камин. Опомнился уже через секунду. Голыми руками полез в огонь, обжег палец, но достал злосчастные страницы, и теперь они лежали на столе — спасенные, но почерневшие по краям. Фарамир по-прежнему не знал, что с ними делать. Уничтожить почему-то не решался, а хранить у себя… Зачем? В итоге, досадливо качая головой, свернул их трубочкой и бросил в тот же мешок поверх беспорядочной кучи. Пусть лежат до поры до времени. Там видно будет. Ветер продолжал реветь за окном, и ждать, что непогода утихнет, было бессмысленно. В конце концов, берег не так далеко, и волны катятся вроде бы в нужную сторону. Конечно, Фарамир сомневался, так ли это на самом деле. Может, он просто пытался себя успокоить? В любом случае другого выхода не оставалось — он знал, что снова разбирать сумки точно не станет. К тому же собственное бессилие здесь, за стенами Каир Андроса, настолько опостылело, что хотелось выть диким зверем. Собравшись с духом, Фарамир всунул меч в ножны, повесил на плечо лук, задул свечу и, прихватив вещи, вышел в скудно озаренный факелами коридор. Первые несколько минут он оставался никем не замеченным. Но, как только уверенность в успехе возросла, за спиной раздался неясный звук, иглой впившийся в мозг. Потом чей-то голос спросил из полутьмы: — Дезертируешь? Мешок с глухим стуком ударился о каменные плиты. Фарамир ринулся вперед и наткнулся на старого Берегонда, который когда-то рассказал ему о том, что вулкан на Роковой горе начал извергать пламя. — Да, — он постарался ответить как можно спокойнее, но голос на последней ноте предательски дрогнул. — Собираешься мне помешать? — Напротив. Я тебе помогу. Шокированный, Фарамир какое-то время пялился на него в дрожащем свете факела. — Но зачем тебе это делать? Берегонд понимающе усмехнулся. — Я очень стар, но когда-то мне тоже было чуть за двадцать. Вспоминая то время, я думаю, что эта крепость — не самое подходящее место для такого молодого человека, как ты. — А если мой отец тебя за это накажет? — Хм… — Берегонд нахмурился, но в следующий миг его затянутые пленкой глаза неожиданным образом прояснились. — Чтобы меня наказать, Дэнетору придется оторваться от нагретого трона в Минас Тирите, потому что без его присутствия здесь этим никто занимается не станет. Так что с учетом всех обстоятельств такое развитие событий кажется мне весьма маловероятным. Фарамир фыркнул, чтобы подавить нервный смешок, готовый вот-вот сорваться с его губ. На самом деле повода для веселья не было. Авторитет отца за пределами столицы начал ослабевать, и становилось очевидно, что дальше сделается только хуже. Так или иначе, он предпочел не вдаваться в полемику и молча последовал за Берегондом, который, что-то ворча себе под нос, уже направлялся к узкой винтовой лестнице. Они спустились на первый этаж, зашли в лодочный ангар, и старик обратился к обратился к сидящему у камина стражу: — Мы сплаваем на большую землю. Через пару часов вернемся. — Угу… — безразлично промычал тот. Фарамира охватило ощущение нереальности происходящего, когда они с Берегондом тащили маленькое двухместное суденышко к причалу Каир Андроса. Дождь хлестал по каменным плитам тугими холодными струями. Стенал ветер. Холмы берега терялись в чернеющей мгле. Наконец Фарамир спрыгнул в раскачивающуюся на волнах лодку. Берегонд оттолкнулся от причала, сел на банку и погреб прочь от крепости. Лодка шла сильными рывками — не замедляясь ни на миг и почти не отклоняясь от намеченного маршрута. Громадина берега проступила из мрака, надвигаясь так же резко и неумолимо. Ветер гнал крупную волну, по Андуину бежали сотни темных бурунов — бесконечной отарой по необозримому полю. Лодку раскачивало, но Берегонд направлял ее умелой рукой, резал килем каждый встречный гребень. У Фарамира захватило дух и от вида бушующей стихии, и от волнующей близости берега, и от загадочных глаз старика, который глядел на него в упор. Не замечая бьющих в лицо пенных брызг, он думал об отправившемся на совет Боромире, о странном возвращении Эль и о том, что сам наконец совсем скоро прибудет в Минас Тирит.

***

Она стояла на пятой террасе и смотрела на низкие, рваные облака, летящие в грязном, железного цвета небе. Рассвет пронзал ночную мглу лучами-стрелами, и первые отблески зари уже выхватывали из расползающегося мрака острые, как лезвия, выступы на склонах горы Миндоллуин. Крепость, выстроенная между ней и Сторожевым холмом, раньше именовалась Минас Анор — крепость восходящего солнца, и тот, кто придумал это название, был тысячу раз прав. Ничто не могло сравниться с рассветами в Гондорской столице, а Эль могла об этом судить, ведь за свою полную путешествий жизнь, она видела сотни зарождений нового дня. Она не могла сюда не вернуться, хотя какая-то часть ее души отчаянно этому сопротивлялась — боялась, что ее не поймут, не примут, выставят за главные ворота, за стену, за выступающие бастионы, и будет она как прежде скитаться — одиноко и неприкаянно. Но, когда Эль провели в покои Дэнетора, она не увидела в его глазах враждебности — лишь тенью промелькнувшее облегчение. Боромир на радостях не затребовал объяснений. А город встретил ее благоденствующей тишиной, которая проявляла себя во всем, кроме погоды, потому что тучи так и не рассеялись. Но, конeчно жe, погода была нe главным, главным было cпокойcтвиe лиц, которыe Эль видела, выходя на улицу. Ничeго нe произошло ни вeчeром, ни ночью, ни cлeдующим утром и следующим днем. Гондорцы отнеслись к ее возвращению как к чему-то само собой разумеющемуся, хотя, покидая Минас Тирит многими месяцами ранее, сама она была убеждена, что уходит из места, ставшего ей домом, навсегда. Впрочем, оставался еще один человек, чье мнение имело не меньшее значение. Фарамир. Его сослали в Каир Андрос, но ведь когда-то и он вернется в столицу. Перед отъездом Боромир просил похлопотать за младшего братца, но Эль медлила, не спешила ничего предпринимать. В отличие от других, она считала, что Дэнетор наказал сына заслуженно. Подбить наместника на использование видящего камня — какая глупость, какое безрассудство! Но такой была первая мысль — слишком поспешной, слишком горячечной. Обдумав все еще раз, Эль с растущим в груди волнением признала, что Фарамира можно и поблагодарить за подброшенную идею. Само собой, она будет действовать не так, как он. Она не самонадеянный юнец, уставший от вторых ролей. Нет. Она умеет вести борьбу иначе — не биться с открытым забралом, как делают особо неистовые, а тихо плести паутину, просчитывать ходы, выжидать, чтобы в нужный момент сделать короткий разящий выпад. Она знала, что время придет. И тогда она будет готова. А пока оставалось лишь наблюдать из тени, быть ближе к Дэнетору и вернуть покачнувшееся из-за ее ухода доверие. Бросив последний взгляд на светлеющий горизонт, Эль отошла от стены террасы и зашагала по пустой в этот ранний час улице. Утро началось замечательно, но теперь было необходимо заняться делами. Первое и самое важное — справиться о здоровье наместника. В последние дни Дэнетор занемог, лоб его покрылся горячей испариной, а озноб не спадал несколько дней. Эль вспоминала прежние времена, когда, оправляясь от полученных в бою ран, он преодолевал боль и жар лихорадки как пустяк, ерунду, досаду. К несчастью, много воды утекло с тех пор, и тело наместника начало хиреть, болезни развивались в его стареющем организме все чаще, а исцеление уже не свершалось так скоро. Эль не на шутку беспокоилась, хотя и понимала, что таков уж людской удел, что рано или поздно он ждет всех в этой великой, гордо возвышающейся среди скал крепости. Миновав несколько поворотов, ступеней и арок, она остановилась у двери, ведущей в покои Дэнетора, и вопросительно взглянула на стража из его личной гвардии. Тот, внимательно осмотрев ее, быстро кивнул. Когда Эль вошла внутрь, первым, что она почувствовала, был запах, от которого чуть не слезились глаза. В воздухе прочно смешалась вонь сладких лекарственных трав, пота и больного тела. Зажав нос, она пересекла гостиную и свернула в спальню с плотно задернутыми занавесками. Но в этом темном, давно не проветриваемом помещении смрад казался еще сильнее. Она стремительно скользнула к окну, распахнула створки и, ощутив на своем лице прохладное прикосновение ветра, осмотрелась в поисках Дэнетора. Он лежал в кровати под толщей увесистых одеял и рассеянно улыбался. Заметив Эль, слабо прощупал ее взглядом, а потом поприветствовал словами: — А, Боромир, мой мальчик! Как ты поупражнялся с мечом? Эль негодующе опустилась на кресло с прямой спинкой, понимая, что смысла в дальнейшей беседе будет немного. Нагнувшись к постели, она осторожно прикоснулась ко лбу Дэнетора — по-прежнему раскаленному, как каменные плиты на улицах Минас Тирита в летний зной, — приложила к нему холодный компресс и заставила его выпить снадобье, которое принесла с собой. После нескольких минут туманного бреда Дэнетор провалился в блаженное забытье. Эль расслабилась, удобней устраиваясь в кресле, — ждать столько, сколько потребуется. В итоге просидела два часа, и когда он снова открыл глаза, взгляд его был уже более трезвым и осознанным. — От Боромира нет вестей? — спросил Дэнетор слабым, надтреснутым голосом. — Нет, государь. Он еще не успел добраться до Ривенделла. Он отбыл всего три недели назад. — Не называй меня «государь». Ты прекрасно знаешь, что я лишь наместник. Эль с бессилием сжала губы. Со дня своего появления в Минас Тирите она всегда обращалась к Дэнетору исключительно так, и он ни разу не высказал своего недовольства. Однако недуг превращал и без того непростой характер в совсем скверный. Бессмысленное цепляние к словам было только верхушкой айсберга. — Но ты самый мудрый правитель и самый отважный полководец из всех наместников Гондора, а потому заслужил неоспоримое право так называться. — Не льсти мне, — Дэнетор мучительно скривился. — Среди всех этих лекарей, целителей и советников, беспрестанно льющих мне воду в уши, должен быть кто-то, с кем можно поговорить на чистоту. — Я всегда честна с тобой, государь, — ответила Эль с непоколебимой твердостью. Но огонек здравомыслия в глазах Дэнетора уже угас, и он несколько минут судорожно обшаривал взглядом спальню, пытаясь вспомнить, что собирался сказать. Наконец какая-то мысль озарила его уставший разум, и он медленно повернул к ней голову. — А Фарамир, мой второй сын… — Дэнетор уточнил так, будто Эль не знала, что детей у наместника двое. — Он сейчас в Каир Андросе… — Да, государь. Прикажешь его вернуть? Подтянув одеяло к самому подбородку, Дэнетор незряче уставился в потолок. — Нет. Нет… Наверное, сейчас не стоит. Вот я поправлюсь, и тогда… — его слова резко оборвались, но Эль сразу поняла, что фраза так и не будет закончена. Он замолчал на долгое время, но она не уходила. Вдыхая удушливый запах, который не выветрило даже распахнутое окно, — запах болезни или уже агонии? — она беспомощно смотрела на осунувшееся лицо Дэнетора, не представляя, чем может ему помочь. Через час, а может, и больше, он заговорил снова. Расспрашивал про обстановку в провинциях, про укрепление стен и нашествия орков, и ей пришлось врать неистово и самозабвенно, чтобы хоть как-то поднять его слабеющий боевой дух. Потом в покои вошла прислуга с подносами, полной разнообразной еды, из которой, как давно успела заметить Эль, Дэнетор съедал лишь небольшую горсть, и ей пришлось покинуть спальню. Задержавшись у выхода, она бросила на наместника последний встревоженный взгляд. Да, у нее был план, как все изменить. Но все осложняла эта хворь, оказавшаяся слишком сильной. Он не должен был сейчас уйти. Не должен был уйти так. Только не в то время, когда Гондору отчаянно нужен правитель. Дверь тихо захлопнулась за спиной Эль. Она оставила покои Дэнетора и зашагала к седьмой террасе, чтобы еще раз посмотреть на Белое Древо. Обычно, стоя под ним, она находила ответы на все вопросы, мучившие ее днями, неделями, даже месяцами, и знала, что так произойдет и теперь.

***

Легкий ветерок шевелил кроны деревьев, звезды поблескивали между краями облаков. Под ногами у Леголаса лежала плотная земля звериной тропы, и он легко двигался в темноте за своей спутницей. Она перемещалась бесшумно, словно сама ночь. Каждый ее шаг был быстрым, легким и уверенным. Как он ни старался, ему не удавалось поспеть за ней. Даже ее увидеть. Он догадывался о ее движении лишь по висевшему в ночном воздухе запаху и шуршанию кустов впереди. Он спешил, упивался ее присутствием и застывшей вокруг чернильной темнотой. Его влекло за ней, как мотылька к пламени свечи. Ее глаза были зелеными, а волосы цвета пламенеющего заката, и ему не терпелось увидеть их снова. Хотелось коснуться ее, но она ускользала, дразнила его, летела вперед. Сердце Леголаса грохотало в груди, дыхание обжигало легкие, но он и не думал останавливаться. Он уже видел силуэт на вершине холма под парящей луной. Теперь их разделяло пять минут, не больше, и он побежал так быстро, как никогда не бегал даже во сне. Замер, стоя за ее спиной, боясь разрушить это мгновение. Потом осторожно коснулся ее обнаженного плеча, с которого сползла легкая накидка. Казалось, время распалось на тысячи оглушительных секунд, а небо взорвалось звездами, когда она обернулась. Он вздрогнул и невольно попятился, потому что в ответ на него смотрела Тинтур. В своем настоящем обличии, какое он почти не видел в обычной жизни. С тенью неизбывного страха, исказившем ее красивое лицо. Кто или что сломало ее, Леголас знать не мог, но то, что надлом присутствовал — надлом болезненный, глубинный и сложно исцелимый, — сомнению не подлежало. Он схватил ее за руку — хотел забрать ее, увести с собой, но вдруг послышался грохот, похожий на раскаты грома, и он не успел притянуть ее к себе. Тинтур падала вниз, с холма, в разверзнувшуюся из ниоткуда пропасть, а он, крепко вцепившись в ее запястье, срывался вслед за ней. А грохот между тем продолжался, только теперь он напоминал не раскаты грома, а удары в дверь. Леголас резко сел на постели. Ярко светило солнце. Пропитанная потом рубашка липла к телу, голова раскалывалась от боли — в ней будто звонили колокола. — Леголас! Леголас, ты здесь? — слышалось из коридора. Голос вроде бы принадлежал Элладану. — Гонец передал мне письмо. Адресовано тебе. Заберешь? Он с трудом встал и нетвердой походкой двинулся к двери. Элладан виновато улыбнулся с порога. — Извини, я как-то не подумал, что ты спишь. Решил, что это может быть что-то важное. Разглядев на конверте почерк Трандуила с характерными завитушками, Леголас сонно кивнул. — Да, так и есть. Спасибо. Вернувшись в покои, он тяжело опустился на кровать. Потер руками лицо, чтобы взбодриться, и быстро распечатал письмо. Усмехнулся, пробегаясь взглядом по верхним строчкам, — отец, как всегда, был в своем репертуаре. И с головой ушел в чтение. Первая страница, конечно же, пестрела всевозможными упреками. Трандуил называл сына негодным мальчишкой, возомнившим о себе невесть что, который за время со своего отсутствия ни разу не удосужился черкнуть отцу хотя бы несколько строк. Далее следовал резонный вопрос: почему о том, что поиски его сына завершились успехом и он благополучно прибыл в Ривенделл, Трандуил узнает от Элронда, а не от самого Леголаса? Ближе к концу, после длинного перечня обвинений — справедливых и не очень, — отец, однако, решил сменить гнев на милость и сообщил, что на самом деле гордится сыном и поддержит любое его решение в отношении того вопроса, который будет поставлен на совете. Потом начиналось самое интересное. Трандуил писал, что хоть Голлуму удалось сбежать и его след на данный момент потерян, преступницу, которая его выпустила, схватить все же удалось. Ее нашли несколько дней спустя раненой и едва живой, лежащей рядом с телом убитого ей лихолесца. Она еще не пришла в себя и не может дать ответы о причинах своего поступка, но как только ее состояние придет в норму, Трандуил лично допросит ее со всей жесткостью и направит письмо с полученной информацией в Ривенделл. Дочитав последние строчки, Леголас вскочил и лихорадочно заметался по комнате. Умыл лицо ледяной водой, быстро привел себя в порядок, вышел за дверь и стремительно зашагал по коридору, намереваясь как можно быстрее отыскать Арагорна. К счастью, ходить далеко не пришлось, и они встретились в Большом Зале. Отведя его в дальний угол и передав новости из письма Трандуила, Леголас заметил, как глаза Арагорна возбужденно заблестели. Подумав несколько мгновений, он произнес: — Нужно устроить общую встречу. Я видел Гэндальфа где-то с четверть часа назад — он выходил из дворца в сторону сада. Арвен, конечно, сейчас с Фродо… Вот что. Найти близнецов и Тинтур. Встретимся у покоев Элронда, когда всех соберем. На этом и порешив, они разошлись из зала в разные стороны. Первой и самой очевидной целью Леголаса был Элладан — не прошло и получаса с тех пор, как он принес конверт, а значит, его можно начать искать где-то поблизости. Предчувствия не обманули: они вскоре столкнулись у входа в вестибюль. Узнав о содержании письма Элладан засуетился и вызвался сам сообщить обо всем Элрохиру — они с братом как раз собирались пересечься в трапезной. Оставалась только Тинтур, но на ее поиски у Леголаса ушло гораздо больше времени. Он долго стучался в ее комнату — безрезультатно. Обошел все прилегающие ко дворцу территории — но не встретил ее и там. Потом с растущим негодованием вспомнил, что в последнее Тинтур заимела странную привычку где-то пропадать, и сейчас это было очень некстати. Осмотревшись еще раз в последней попытке уловить ее проплывающий силуэт, Леголас взбежал по ступенькам и вернулся обратно. Он снова обошел все места, где обычно собирались придворные, заглянул на каждую террасу, в каждый неприметный угол и, досадуя на себя, в конце концов обнаружил Тинтур в довольно очевидном месте — в библиотеке. Она сидела за самым дальним столом, ее щека покоилась на странице раскрытой книги, волосы падали на лицо. Дыхание было спокойным и размеренным. Леголас тихо опустился рядом, пытаясь ее не разбудить. И, словно прорвавшаяся через плотину вода, на него хлынули воспоминания. Он думал о минувшей ночи, о том, что за шутку играет с ним собственное подсознание. Ведь это был не второй и даже не пятый подобный сон. Они возвращались постоянно, и в них он всегда гнался за Тауриэль. Иногда ему удавалось ее настигнуть, иногда нет. Но, когда удавалось, она всякий раз непостижимым образом превращалась в Тинтур. Леголас устал задаваться вопросом: что все это значит? Что он должен отпустить ускользающий образ Тауриэль, который ему все равно не поймать, и попытаться помочь Тинтур, пока это еще возможно? Но она сама не хотела, чтобы он вмешивался в ее жизнь, сама отмалчивалась, выставляла шипы, защищалась, как зверь, которому грозит клетка. Углубившись в раздумья, он долго смотрел на ее лицо, смотрел до рези в глазах, пока истина не забрезжила где-то рядом. Потом осторожно коснулся ее запястья. Тинтур вздрогнула, резко подняла голову и сонно захлопала ресницами. — Леголас, ты здесь… Что-то случилось? Арвен меня потеряла? Проклятье… как я могла тут уснуть! Она захлопнула книгу, и свет, падающий на стол сквозь витражное стекло, задрожал в вихре взметнувшихся пылинок. — Я получил письмо от отца, — вздохнул Леголас, скрещивая на груди руки. — Голлум сбежал, как ты и предполагала. Но схватить Бестию все-таки удалось. Вот теперь Тинтур проснулась окончательно. В ее глазах сверкнули зачатки страха, но она быстро отвернулась и с небрежностью, разыграть которую было бы выше всяких сил, спросила: — В самом деле? Она что-нибудь рассказала? — Нет. Она еще не пришла в себя. Вообще-то ее состояние оставляет желать лучшего, и отец точно не знает, когда ее можно будет допросить. Несколько секунд Тинтур задумчиво рассматривала книжные полки за спиной Леголаса, потом снова скосила на него взгляд. — И что нам теперь делать? Оставить этот инцидент без внимания? Устроить совет, решить что делать с Кольцом, а преступница, которая, скорее всего, посвящена в тайны нашего врага, так и останется в Лихолесье? Может, она выдаст ценные сведения, а вы уже будете на пути в Мордор и не сможете ими воспользоваться? — С этим нам и предстоит определиться, — сказал Леголас, вставая. — Пойдем. Элронд ждет нас в своем кабинете. Тинтур нехотя поплелась следом, продолжая засыпать его вопросами о Бестии и утихнув, лишь когда они присоединились к остальным. Первым взял слово Арагорн. Он считал — и Леголас его в этом поддерживал, — что из-за прибывших с письмом новостей нельзя откладывать ни совет, ни поход, который должен за ним последовать. Ситуация с нашествием орков усугублялась день ото дня, и ждать каких-либо сведений, которые могут ничего толком не дать, было чревато последствиями. Не существовало гарантий ни в том, что Бестия в чем-то признается, ни в том, что она вообще придет в себя, в то время как каждый день промедления уносил с собой невинные жизни. Затем Элронд напомнил всем, что на первом собрании было решено установить срок в два месяца, и теперь, когда до намеченный даты оставалось меньше недели и на совет уже прибыли посланцы Келеборна и Галадриэль, будет не так просто повернуть все вспять. Гэндальф, который подозревал, что за Бестией стоит сменивший сторону Саруман, резонно заметил, что, даже получив от Транудила какую-то информацию, они вряд ли многое выиграют: Голлум уже выпущен на свободу, враг неустанно ищет Кольцо, и это уже ничем не исправить. Арвен и близнецы придерживались такого же мнения. Тинтур осталась в меньшинстве. Леголас попытался осторожно выяснить, почему она так ухватилась за идею о том, что совет следует отложить, но не получил вразумительного ответа. На общих собраниях она ни с того ни с сего начала замыкаться в себе, и от нее стало крайне сложно чего-то добиться. Впрочем, разговоры один на один тоже особо не помогали… Когда решение не отходить от первоначального плана было принято большинством голосов и все направились к выходу, Леголас задержался, чтобы остановить направлявшегося к двери Элрохира. Убедившись, что кабинет Элронда пуст, он спросил: — Завтра у вас с Тинтур опять намечается тренировка? — Ну да, — кивнул тот. — Но ты не переживай, я не сильно на нее наседаю. Леголас мотнул головой, делая вид, что не замечает направленного на него многозначительного взгляда. — Да я не к этому. Хотел предложить тебе выходной. Я могу заменить тебя в роли ее наставника. — Конечно, — заулыбался Элрохир. — Думаю, она будет рада. Потом он ушел, а Леголас какое-то время еще стоял, глядя на водопад, сверкающий в лучах полуденного солнца, и думал о том, что ему следовало сделать это еще месяц назад.