После падения

Ничто не предвещало беды, пока, возвращаясь в свои покои, Тинтур не заметила кусок пергамента, торчавший из проема между дверью и полом. Он выглядывал всего на дюйм, но при виде его в животе заворочалось странное ощущение, которое не предвещало ничего хорошего. Воздух в коридоре как будто дрогнул. Войдя внутрь, Тинтур толкнула записку ногой на середину комнаты и сразу же заперлась на засов. Потом посмотрела на бледные нити света, пробивающиеся из щелей между занавесками, — закат едва прорезывал темноту. Каждый день в это время она собиралась на встречу с Морохиром, но сложенный вчетверо лист явно знаменовал то, что сегодняшний вечер пройдет не по обычному распорядку. Тинтур подняла его, развернула и прочитала всего одну строчку, которая была на нем написала. Как и следовало ожидать, Морохир сообщал, что не придет к ней вечером, но ему нужно сказать ей кое-что очень важное (это слово было подчеркнуто дважды), поэтому он хочет увидеться завтра на рассвете на прежнем месте у Бруинена. Никаких объяснений не следовало — это просто сводило с ума. Тинтур понимала: что-то случилось, раз Морохир нарушил их договоренность не оставлять записки — и недосказанность заставляла прокручивать в мыслях худшие из предположений. Спрятав пергамент в дневник, она несколько минут мерила шагами комнату. Неужели Морохир все-таки натолкнулся на Леголаса? Или его узнал кто-то другой? Может, среди эльфов Лориэна, приехавших на совет, оказался тот, кто знал о его прежней жизни в Лихолесье? Вопросы жужжали в голове, как пчелы в улье. Тинтур не скоро смогла заставить себя успокоиться. Потом все же села на кровать, сделала глубокий вдох и попыталась рассуждать здраво. Если бы правда о прошлом Морохира действительно всплыла наружу, то ни о какой встрече на рассвете и речи бы быть не могло. Значит, все как минимум не так ужасно. Просто Морохира слишком пугает перспектива быть узнанным, и ему мерещится то, чего нет. Наверное, он заметил на себе подозрительный взгляд и решил перестраховаться, а завтра поделится с ней опасениями. Вот и все. Заставить себя в это поверить было трудно, но Тинтур знала, что не может упиваться тревогой, когда пропадают бесценные часы сна. Она умылась, разделась и легла в кровать. Сумерки уже налились синевой — близилась ночь. Какое-то время ее сердцебиение напоминало штормовой фронт, и Тинтур с горечью подумала, что мысли все равно не дадут ей забыться, но вскоре усталость взяла верх. Она проспала дольше, чем планировала, и собираться утром пришлось впопыхах, чтобы покинуть дворец до той минуты, когда его обитатели потянутся в трапезный зал. Тинтур успела выйти на улицу, когда вокруг было еще темно. В пустом животе ныло, назойливый холод забирался под плащ. Окрестности замка дремали в застывшей предрассветной тишине, но в воздухе определенно что-то витало. Было ли это плодом воображения, разыгравшимся из-за приближения совета, или чутье в самом деле ей что-то подсказывало, Тинтур не знала. Ей хотелось развеять хотя бы часть своих тревог, и она что есть сил спешила к назначенному месту. Но на скамье, скрытой сухими зарослями кустов, Морохира не оказалось. Обычно он приходил задолго до появления Тинтур и ждал ее, наблюдая за тем, как закатное солнце буйствует в речном русле. Теперь они поменялись ролями. Но что могло его задержать? То же, что и вчера? Случилось что-то серьезное, и ему не удалось выкрасть даже минутки для встречи с ней? Пытаясь унять подступающее волнение, Тинтур спустилась к берегу и взглянула на темную тихую воду. Вокруг не было ни души, и она не опасалась, что ее заметят. Прогуливаясь вдоль Бруинена, она без конца поднимала глаза на полосу горизонта, которая вот-вот начнет светлеть, и с досадой размышляла о том, что если так пойдет и дальше, ей придется уйти, не дождавшись его, потому что в последние дни Элрохир взял за привычку отчитывать ее при малейшем опоздании. Внезапно Тинтур остановилась, испытав какое-то смутное, неуловимое ощущение. Нечто висевшее в воздухе или на краю видимости и не поддающееся доводам рассудка подсказывало, что Морохир уже близко. Она пробралась сквозь заросли, отводя норовящие ударить в лицо ветви, и застыла возле скамьи. На душе скребли кошки. Каждая проскальзывающая минута тянулась как десять. Ждать стало совсем невыносимо, и Тинтур всерьез собиралась выйти к нему навстречу, как вдруг за спиной раздались шаги. Обернувшись, она увидела Морохира, который крался к ней, подозрительно оглядываясь каждый раз, когда ветер усиливался и разносил опавшую листву по земле. Его ввалившиеся после бессонных ночей глаза лихорадочно блестели. На щеке алела свежая царапина. Что-то было не так. Он еще не произнес ни единого слова, но она уже это знала. — Морохир? Он остановился рядом с ней, но отвел взгляд в противоположную от берега сторону. — Я говорил тебе не все, Тинтур. Дело даже не в том, что в Ривенделле меня приняли не так радушно, как тебя. Мой уход из Лихолесья был очень… сложным. Меня тяготят обязательства. И моя вина. Я думал, что справлюсь, думал, что оставлю все это позади и прошлое меня не настигнет, но я… Я не могу, Тинтур. Прости… Завтра вечером я покину это место навсегда. Не стоило давать тебе ложную надежду, знаю. Я с самого начала чувствовал, что все так и будет. Я тебя подвел. Его слова прозвучали погребальным колоколом — такая неотвратимая и жестокая истина. У Тинтур болезненно сжалось сердце. — Четыре дня, Морохир! — она вонзила в него свирепый взгляд. — Четыре дня осталось до совета! Но ты ждал больше месяца, чтобы сказать, что все равно бросишь меня здесь одну?! — Нет… — он шагнул ближе, попытался взять ее руку, но Тинтур вырвалась. — Я по-прежнему хочу, чтобы ты пошла со мной. Но если ты тоже этого хочешь, тебе придется отказаться от совета и тех планов, которые навязал тебе Леголас. — Он ничего мне не навязывал! А вот ты сейчас именно этим и занимаешься! И вообще, почему вдруг выясняется, что твои обязательства важнее моих? Морохир печально качнул головой. — Они не важнее. Но ты ведь не думаешь, что эта царапина на моем лице появилась просто так? Знакомый, который помог мне бежать из Лихолесья, знал, что я отправлюсь в Ривенделл, и послал гонца с письмом, чтобы тот меня разыскал и напомнил о не оплаченном долге. А живу сейчас в доме Аркуэнона, которого и без того беспокоили мои постоянные отлучки. В общем, письмо он прочитал. Мы повздорили. Он сказал, что дает мне два дня на то, чтобы собрать вещи и убраться подальше. И один из них, как ты поняла, уже прошел. — Что еще случилось в Лихолесье? — дрожащим голосом спросила Тинтур. — Кому ты обязан спасением? Морохир глянул на нее, но быстро отвел глаза. — Не могу сказать. — Сколько еще грязных тайн будет нас преследовать? Он издал тяжкий вздох. — Не знаю. Но я разберусь с этим, обещаю. Сейчас для меня важно только одно — чтобы ты была рядом. Я не могу снова тебя потерять. Тинтур молча уставилась под ноги. Теперь ей казалось, что она больше ничего не чувствует. Недавние потрясения, отчаяние, тоска — все словно сжалось в посторонний комочек в мозгу — остаток боли. Эмоции стерлись, упреки были забыты, и лишь одна мысль осаждала уставший рассудок: она тоже не может его потерять. Что бы он ни натворил, как бы много ни утаивал… Морохир слишком долго был неотъемлемой частью ее жизни, и теперь, когда у Тинтур и так мало осталось, лишиться еще и его представлялось смерти подобным. Она попыталась сморгнуть слезы, повисшие на ресницах. Одиночество. Все кончалось именно так. Тинтур будто подхватила заразную болезнь, которая терзала ее с тех пор, как погибли родители. У этой болезни был нетипичный симптом: тем, кого она поражала, предстояло без конца терять близких. Пытаясь наконец взять себя в руки, Тинтур глубоко вздохнула и покосилась на Морохира. Подойдя к ней еще на шаг, он спросил: — Скажешь что-нибудь? Она беспомощно пожала плечами. — Я не знаю, что тут сказать. — Ну хорошо… — он рассеянно потер лоб. — Подумай до завтра. Я буду ждать тебя здесь хоть всю ночь. И если ты все же решишь уехать со мной… Клянусь, я сделаю так, чтобы ты никогда об этом не пожалела. Тинтур кивнула. Говорить больше было не о чем, и она развернулась, чтобы уйти, но Морохир вдруг подался вперед и резким движением притянул ее к себе. Его рука оплела ее талию, и он порывисто впился в ее губы. Этот поцелуй — первый настоящий поцелуй в ее жизни — был как наваждение, как лавина, внезапно сошедшая с гор. У Тинтур задрожали колени. Казалось, берег Бруинена вот-вот расколется под ногами, она сорвется вниз и будет падать и падать… Мучительно содрогнувшись, Тинтур высвободилась из его объятий. Буркнула, запинаясь: — Я… я приду завтра… — и нетвердой поступью зашагала в сторону дворца. Уходя, несколько раз оборачивалась. Морохир стоял на том же месте, глядя ей вслед. Когда Тинтур обступили деревья и его силуэт скрылся из глаз, она прижалась лбом к одному из стволов, пытаясь совладать с дыханием. Сердце бешено колотилось в груди. Руки дрожали. Минула целая вечность, прежде чем заволакивающая ее тьма исчезла. Тинтур огляделась, постепенно приходя в себя. Ветер кружил листву, в небе сияло рассветное солнце. Проклятье… Теперь ей ни за что не успеть на тренировку. Элрохир снова будет негодовать. А впрочем, велика ли беда? Возможно, это последний раз, когда он на нее разозлится. Скрипнув зубами, Тинтур продолжила путь ко дворцу. Когда тропа, ведущая на его территорию, сменилась лестницей, она бегом ринулась по ступеням, закоулкам и переходам, чтобы как можно быстрей приступить к предстоящему занятию. Думать о Морохире сейчас не следовало. Все равно мысли о нем отзывались беспричинным ощущением какой-то странной, необъяснимой неправильности и настолько противоречили друг другу, что Тинтур утратила способность делать какие-либо выводы и лишь тупо изумлялась происходящему. До жути хотелось навести в голове порядок, и усердная тренировка могла в этом помочь. Взять меч в руки — вот что сейчас необходимо. Почувствовать в плечах его тяжесть. Забыться в вихре взмахов и выпадов. А больно, страшно и непонятно будет потом. Потом она как-нибудь справится… Тинтур остановилась на подходе к площадке, уперев руки в колени и тяжело переводя дух. Элрохира поблизости не наблюдалось, и она с облегчением подумала, что успела прийти первой, как в следующий миг под чьими-то шагами зашуршал гравий. Она резко вскинула голову, убирая упавшие на лицо волосы. Сердце пропустило удар. Перед ней стоял Леголас. — Надеюсь, силы на тренировку у тебя еще остались? — подходя ближе, усмехнулся он. — Привет… — растерянно пробормотала Тинтур. — А где Элрохир? Леголас обнажил клинок, и тот покинул ножны с тихим зловещим шепотом. — Сегодня я за него. Несколько секунд Тинтур молча пялилась в пространство перед собой, пытаясь как-то примириться с мыслью, что после оглушающей новости об отъезде Морохира, его просьбы к нему присоединиться и порывистом поцелуе, который за этим последовал, ей предстоит еще и новое испытание в виде тренировки с Леголасом, чье общество всегда странно на нее воздействовало. Судьба обошлась с Тинтур очень жестоко, подбросив такой сюрприз. Медленно вынимая меч, она жалобно обращалась к Всевышнему: «Эру, ну почему сейчас? Почему все так не вовремя?» Потом глянула на замершего в ожидании Леголаса и вдруг испытала жгучую потребность его обнять. По всему телу засновали мурашки. Сердце учащенно и испуганно забилось. Она боялась этих ощущений, боялась до дрожи, но страх прошел так же внезапно, как появился. Его сменила вязкая пустота, которая разрасталась в груди, сметая прочие чувства. Посмотрев на свой клинок — он казался просто огромным в ее слишком тонких руках, — Тинтур вышла в центр учебной площадки и попыталась сказать как можно безразличнее: — Тогда пообещай, что не станешь поддаваться и жалеть меня. Кивнув, Леголас ступил в круг бледного света — солнце вызолотило пряди его волос и сверкнуло на мече. На бледном лице выступил румянец, глаза блеснули оживлением. Не так давно, размышляя о выборе наставника, Тинтур пришла к выводу, что ему будет скучно обучать неопытного новичка, которым она по сути и являлась, но сейчас лицо Леголаса скуку точно не выражало. Только азарт и желание узнать, чего она стоит. Тинтур атаковала первой, но он, как и следовало ожидать, легко увернулся. Такой ловкости у нее не было никогда… А у него все это, кажется, текло в крови. К тому же, ей недоставало сил, Леголас замечал это. И той, что была, едва хватало, чтобы просто обороняться. Прошедший множество битв Морохир не раз пытался втолковать ей простую истину: сила — далеко не всегда главное, но Тинтур так и не научилась двигаться настолько быстро, чтобы этот недостаток утратил значимость в глазах противника. Отразив очередной выпад, Тинтур шагнула вперед и стремительно развернулась — новая атака была обманчиво неожиданной. И все же она сумела погасить ее, а следующим ударом смогла незначительно оцарапать Леголасу щеку. Правда, торжество было совсем недолгим: тут же лезвие его клинка мимолетно ужалило ее собственное запястье. Что ж, слово он сдержал и бился с ней как с равной. Это воодушевляло. Еще пять или десять минут они нападали друг на друга и защищались, а звон ударов отчетливо разносился в пустынной роще. Потом, не говоря ни слова, Леголас опустил меч. Наступила тишина, показавшаяся вдруг непривычной. Сперва Тинтур подумала, что он решил дать ей передышку, но, когда через мгновение он так же молча убрал клинок в ножны, все стало ясно. Упражняться они больше не будут. Он пришел сюда не для того, чтобы учить ее махать мечом. Улыбаясь, Леголас поклонился, благодаря за поединок, — но ни на секунду не отвел взгляда от Тинтур. Она повторила его движение — волосы упали на раскрасневшееся лицо. — Признаюсь, я ожидал, что фехтуешь гораздо хуже, — тихо сказал он. — Элрохир неплохо с тобой поработал. Леголас подступил на несколько шагов, и теперь они стояли почти вплотную. И вот уже несколько секунд Тинтур боролась с желанием коснуться его скулы, стереть тонкий алый след, очертить указательным пальцем линию подбородка и шеи. Он стоял неподвижно, обратив к ней взор. Сердце Тинтур понеслось галопом, и она гадала, насколько это слышно Леголасу. — Ты вечно меня недооцениваешь, — наконец прошептала она, чувствуя в своих словах легкий вызов. Потом лизнула ранку на запястье и, все же не сдержавшись, протянула руку. Осторожно провела по щеке Леголаса, ожидая, что он оттолкнет ее или просто отступит на шаг. Однако он не сделал ни того, ни другого. Почувствовав прикосновение ее пальцев, он едва ощутимо вздрогнул, но не отстранился. Удивление выдавал лишь взгляд, не отрывавшийся от Тинтур. Она внутренне усмехнулась тому, что лишь после обещания прийти к Морохиру на закате осмелилась дотронуться до него так. Оно и понятно — терять было уже нечего. Все это время Тинтур постоянно висела где-то между осознанием того, что делает что-то в последний раз, но и этот раз достался ей сверх положенного. А Леголас все так же продолжал внимательно смотреть на нее сверху вниз. Потом взял ее ладонь, развернул тыльной стороной и взглянул на крошечный порез, по краю которого выступила всего одна капелька крови. И, уже не поднимая глаз, произнес: — Ты поняла, зачем я здесь. Не так ли? Пауза на три удара сердца. От былой храбрости не осталось и следа. Свободной рукой сжав эфес меча так, что металл врезался в кожу, Тинтур выдавила: — Да, но… Пожалуйста, не надо… Какое-то мгновение Леголас выглядел как тогда, после состязания с Иримэ. Казалось, вот-вот молча пожмет плечами и уйдет, оставляя ее одну. Но он не ушел. Спросил, ничего не объясняя, зная, что она и так все поймет: — Это что-то настолько ужасное? «Да, — подумала Тинтур. — Для меня — да». Конечно, она понимала: многие совершали вещи и похуже. Совершали их осознанно. Вот взять Морохира. На что он решился, чтобы миновать пограничный форт и выбраться за врата Лихолесья? Кто ему помог и что он пообещал за эту услугу? Но это была первая большая ошибка в ее маленькой жизни, повлекшая огромные последствия. Во-первых, это касалось Тауриэль — никто до сих пор не знал, что с ней случилось после Битвы Пяти Воинств. Потом Леголаса, который ринулся на поиски Арагорна, и Арагорна, который ринулся за письмом о Леголасе. Трех мертвых хоббитов, отправившихся на небеса из-за того, что какая-то девчонка решила, будто тем двоим непременно нужно устроить встречу. И, наконец, Фродо, натолкнувшегося на назгула. Это если не брать в расчет Нимросса и Анорсель, обреченных вздрагивать при каждом шорохе листьев. Список получался немалый. — Я не знаю, но это единственное, о чем я могу думать, — наконец сказала Тинтур. Тут она, конечно же, приврала, потому что был еще сам Леголас, задавший этот вопрос. И был Морохир, просивший прийти ее к Бруинену завтра вечером на закате. При мыслях о последнем ныло сердце, и Тинтур стало сложно смотреть Леголасу в глаза — она по-прежнему не могла разминуться с ощущением, что он может видеть ее насквозь и, если захочет, вмиг узнает все ее тайны. Опустив голову, она заметила, что он продолжает сжимать ее руку, хотя, кажется, сам об этом забыл. На улице было холодно, в воздухе закружились первые робкие снежинки, но тепло от прикосновения расползалось по всему телу. Тинтур испытала нечто сродни разочарованию, когда, проследив за ее взглядом, Леголас понял, что задержал ее ладонь в своей слишком надолго, и разжал пальцы. В тишине его слова прозвучали неожиданно отчетливо. — Я чувствую, что несу за тебя ответственность, Тинтур. Я рассказал тебе о Кольце, привел тебя в Ривенделл и настоял на твоем участии в переговорах, не спросив, чего ты сама хочешь. Я не думал, что воспоминания о случившемся в Лихолесье так на тебя подействуют. Но мы здесь почти два месяца, и ты превратилась в сплошной комок нервов. Избегаешь меня, Арагорна и даже Арвен. С головой уходишь в тренировки, не объясняя, почему они тебе так необходимы. Начинаешь замыкаться, и из тебя становится лишней фразы не вытянуть. До моего отъезда остались считанные дни, а я даже не знаю, как ты планируешь строить свою жизнь после совета. Его тон заставил замереть. Выражение лица Леголаса было внимательным, сосредоточенным, ожидающим, и Тинтур поняла, что избежать ответа просто не сможет. Облизнув губы, она сказала: — Леголас, последние недели прошли нелегко, но, клянусь, все не так плохо, как тебе кажется. Ты говоришь, что я тебя избегала, но, если честно, мне было нечего тебе сказать. Я по-прежнему ничего не решила и сама понятия не имею, что буду делать после совета. Но все это… — она грустно усмехнулась. — Это мне не в новинку. Я привыкла так жить. Я справлюсь. Он упрямо мотнул головой. — Нет, так не пойдет. Я не хочу уезжать, когда ты в таком состоянии. Ты помогла мне найти Арагорна, а теперь я хочу помочь тебе. Скажи, как мне это сделать? Если мысли о Лихолесье тебя не покидают и ты жаждешь вернуться — просто дай мне знать, и я это устрою. Если для тебя будет лучше остаться в Ривенделле, то с этим вообще не возникнет проблем. У Тинтур задрожали губы. Он был так мил, так убийственно добр, что это ранило. Он хотел помочь. Он не подозревал, что Морохир будет ждать ее на закате, чтобы забрать с собой навсегда. Он был готов писать отцу с просьбой принять ее назад, а она собиралась предать его, наплевав на свои обещания. Судорожно вздохнув, Тинтур обхватила себя руками. Она размякла, но не расплакалась, потому что не заслужила ни слез, ни сочувствия. — Леголас, прости, я понимаю, что ты хотел как лучше, но я не смогу здесь остаться… — только и смогла пробормотать она. Он задумчиво склонил голову набок. — Значит, Лихолесье? — Нет. Туда я пока не вернусь. Леголас шагнул еще ближе, хотя ближе, казалось, было уже некуда. Его рука сжала ее плечо. Тинтур поймала себя на том, что не может отвести от него глаз. Он нависал над ней, и ровное спокойствие исходило от всей его высокой фигуры, похожей сейчас на величественное изваяние, в то время как внутри нее начинал зарождаться шторм. — Ты не можешь путешествовать одна в разгар войны. Это слишком опасно даже для опытного воина. И вообще… почему бы тебе просто не объяснить мне, в чем дело? Я никогда не относился к тебе предвзято. У тебя нет оснований полагать, что я пойму что-то не так. Тинтур почувствовала, что дрожит уже всем телом, и причиной тому были далеко не усилившиеся порывы ветра. — Извини я… Я бы очень этого хотела… но пока не могу. Мне нужно подумать. — Нельзя вечно уходить от ответа, — Леголас в нетерпении свел брови. — Учти, я все равно не отстану. Я застал тебя врасплох своими расспросами? Хорошо, я дам тебе время. Завтра вечером ты будешь готова к этому разговору? Минуту назад Тинтур считала, что хуже уже не станет, но эти два простых слова — завтра вечером — ударили прямо в сердце. Она поняла, что достигла предела. Еще чуть-чуть — и все копившееся в ней эти месяцы взорвется неудержимой истерикой. Леголас не должен был этого видеть. Тинтур уже не могла оттянуть роковой миг или выпасть из времени. А вот сбежать от него — вполне. И она молча попятилась с площадки, не думая о том, как странно сейчас выглядит. Заметив ее смятение, Леголас инстинктивно напрягся. — Я сказал что-то не то? Тинтур? Она развернулась и бросилась ко дворцу в тот миг, когда сдерживать слезы было уже невозможно и они ручьями потекли по щекам. Тинтур петляла по роще, спеша к торцу восточной стены, и все это время порывистый ветер доносил до нее разрозненные звуки шагов. Леголас за ней не гнался, она проверяла — это помутненное сознание играло с ней злую шутку. Хотя погони она ждала. Ждала и надеялась, что ее не будет. Надо же, а ведь раньше Тинтур не подозревала, что несчастье может достичь такого полного совершенства. Только теперь она начала сознавать, до какой степени съехал набекрень весь ее мир. И впервые в жизни испытала по отношению к Морохиру злость, почти переходящую в ненависть. Ведь если бы он не дал проклятому письму попасться Аркуэнону на глаза, все было бы нормально. Она бы обошлась с Леголасом так, как он того заслуживает, проговорила бы с ним после совета и, может быть, даже раскрыла бы правду о своем прошлом. Они бы расстались друзьями, и не было бы этой ужасной, невыносимой тяжести на сердце. Но эти неразумные упреки в адрес старого друга — впрочем, точно ли только друга? — умерялись здравым соображением, что он не был виноват в том, что она сама загнала себя в угол. Устав бежать, Тинтур остановилась неподалеку от арки, открывающей путь к переходу во дворец, и протерла рукавом мокрое от слез лицо. Как оказалось, сделала она это весьма своевременно, потому что пятью минутами позже, в вестибюле, проходящий мимо Элрохир остановил ее, чтобы сообщить о том, что Гимли, сын Глоина, прибыл на совет, и теперь они ждут только сына наместника Гондора. Потом он, вероятно, понял, что Тинтур выглядит взвинченной и спросил, явно имея в виду утреннюю тренировку: — Вы что, уже закончили? Не слишком ли быстро, или мне кажется? Она неопределенно махнула рукой, собираясь сразу отправиться в свои покои, как вдруг внезапная догадка заставила ее замереть на месте. Устремив к Элрохиру взгляд, Тинтур недобро сощурилась. — Почему заниматься со мной сегодня пришел Леголас? — Потому что я его об этом попросил, — ответил тот, отводя глаза. Но Тинтур этим не удовлетворилась. — А зачем тебе это понадобилось? — продолжила напирать она. Элрохир недовольно нахмурился. — Я был занят, понял, что не успеваю, и обратился к нему. Что тебя удивляет? — Занят? — выкрикнула Тинтур, не посмотрев на то, что в вестибюле они были не одни. Несколько придворных мгновенно повернулись в их сторону. — Ты разгуливаешь по дворцу без дела! — Знаешь что! — в глазах Элрохира блеснули гневные искры. — Я вообще-то не виноват в том, что вы с Леголасом вечно ссоритесь! Тинтур словно окатили ледяной водой. Оглядев устремленные к ней лица, она тихо буркнула Элрохиру: — Извини. Я не должна была на тебе срываться. Потом быстро протиснулась к лестнице и заспешила по ступенькам наверх. Он был прав. А она, набросившись на него, снова пыталась перевесить на кого-то свое бремя. Наверное, после этой сцены вся знать Ривенделла будет считать ее неуравновешенной идиоткой, воспылавшей нежными чувствами к Леголасу, которая после размолвки с ним готова выплеснуть злость на каждом, кто встретится на пути. А кем ее будет считать сам Леголас, было страшно даже представить. Скользя пальцами по перилам, Тинтур с горечью подумала о том, что, может, рано или поздно придет тот день, когда она перестанет творить дикие глупости… или глупые дикости, после которых остается лишь качать головой, поражаясь собственной безмозглости. Но, видимо, это произойдет не сегодня. Сегодня она запрется в своей комнате, упадет на кровать и в лучах бьющего из окна жесткого, мучительного света будет томиться тяготами выбора, принимая одно из важнейших решений в своей жизни. И, дай то Эру, оно будет правильным.