После падения

Боромир стал невыносимым через три дня после того, как начал носить Кольцо. Его обычная подозрительность достигла катастрофических масштабов. Он почти перестал спать, нервно вздрагивал при каждом шорохе и с такой настороженностью прислушивался ко всем разговорам в отряде, словно даже за завтраком ожидал услышать что-то компрометирующее. Если Арагорн и Гимли под влиянием Кольца порой уходили в себя, то у Боромира, напротив, случались вспышки чрезмерной болтливости, и он с лихорадочным блеском в глазах набрасывался на первого, кто встречался ему на пути. Арагорн часами выслушивал его пламенные речи о Гондоре, в которых Боромир слишком явно намекал, что тот, кто в трудное для страны время занял позицию держаться подальше, не достоин ее престола, несмотря на право по крови. Когда Леголас, доведенный до белого каления этим потоком упреков, попытался ему втолковать, что прежде чем возглавить отряд следопытов, Арагорн проходил службу в армиях Рохана и Гондора под чужим именем и уже тогда сражался против растущей угрозы Мордора, Боромир лишь небрежно отмахнулся: да, мол, так я и поверил. Прошла минута, и новой мишенью стал Леголас, которому досталось не меньше. Тинтур трудно было представить, в чем можно было укорить Гэндальфа, но Боромир справился и с этим, как-то раз на привале спросив, разумно ли тот поступил, доверив заботу о Кольце полуросликам. Когда он отошел от костра, они с Гимли поспорили, кто будет следующим. Тинтур проиграла в тот же вечер. Боромир кипел энергией, несмотря на отсутствие полноценного сна, и с каждым днем это все больше грозило выплеснуться чем-то скверным. Он с удвоенным рвением ударился в охоту, брал на себя любую работу по лагерю, а на привалах до блеска полировал мечи, которыми еще ни разу не воспользовался. Самым тяжелым испытанием для него были ночные дежурства. Когда опускалась тьма, от часового требовалась постоянная бдительность — тут уже не взвалишь на себя кучу дел, лишь бы скоротать время. Едва Боромир оставался с Кольцом один на один, оно тут же начинало проворачивать с ним свои фокусы. Уже не могло остаться никаких сомнений в том, что по какой-то причине оно влияло на него сильнее, чем на Гимли и Арагорна. Однажды проснувшись среди ночи, Тинтур увидела, как он, держа Кольцо в руках, вглядывается в него и что-то тихо шепчет. Оторопев, она забарабанила по плечу Леголаса, который, как назло, просыпался целую вечность. Они несколько минут расспрашивали Боромира о том, какого Моргота с ним происходит, но тот ничего определенного не ответил. Утром он сам признался Тинтур, что это был самый сильный призыв из всех, что с ним случались. Она не знала, почему он решил поделиться этим с ней раньше, чем с остальными, но с того момента ей пришлось выслушивать вдвое больше таких откровений. Он стал будить ее на рассвете, чтобы рассказать, что слышал зловещий шепот, что Кольцо внезапно стало горячим, хотя обычно не перенимало тепло от прикосновения с телом, что этой ночью оно вибрировало особенно сильно — или любые другие тревожные вещи, после которых было уже не уснуть. Однако на седьмой день, как ни странно, начался не с этого ритуала. Возможно, она запомнила то на первый взгляд совсем не примечательное утро, потому что наконец-то проснулась самостоятельно. А возможно, потому что Гимли сказал тогда одну странную вещь. Тинтур увидела у костра его, Леголаса, Арагорна и Боромира, как только разлепила глаза. Гэндальфа по близости не наблюдалось — наверное, пошел проверить лошадей. Плащ отсырел за ночь, лежать на нем, укрываясь таким же влажным одеялом было не особо приятно, но вылезать не хотелось еще больше. Тинтур сонно потянулась, тут же резко вздрагивая от отвратительного звука, — кто-то громко поскреб половником по дну котелка. Остатки вчерашнего супа слегка дымились на рассветном холоде. Выудив из них покрытую разварившимся мясом косточку, Гимли вдруг произнес: — У меня предчувствие насчет сегодня. В тот миг никто, включая Тинтур, не придал этому значения. — Хорошое или плохое? — спросил Арагорн, задумчиво глядя на Мглистый хребет, который черным горбом выступал на фоне сизого неба. — Просто предчувствие. Что-то произойдет. — Ну, что-то всегда всегда происходит, — вздохнул Леголас. Сидя на стволе поваленного дерева, он монотонно ворошил сухой веткой в затухающем костре. Одно из поленьев с треском разломилось на две части, и в воздух взвился сноп искр. Порыв ветра развеял их высоко над лагерем. Тинтур поежилась, натягивая одеяло до самого носа в напрасной надежде хоть немного согреться. Что-то противно впилось в бок. Пряжка Морохира. Она попыталась передвинуться, но не нашла удобного положения. В разум хлынули тревожные мысли. От леденящих подробностей, которыми они сопровождались, по спине пополз неприятный морозец. Нет, лучше уж сразу встать, чем это.  — Вообще-то я имел в виду нечто серьезное! — неожиданно громко заявил Гимли, бросив в угли обглоданную косточку. — Вот оно как, — отозвался Боромир. — Ну, будем надеяться, меня пронесет. Тинтур на ватных ногах прошла к ручью, нагнулась над ним и посмотрела на свое темное зыбкое отражение. Пустой живот ныл и подрагивал под ребрами, как пойманная птица. По-прежнему дико хотелось спать, но к счастью, прикосновение холодной воды к лицу быстро решило эту проблему. Обернувшись, она увидела Гэндальфа, который бодрой походкой вышел в центр лагеря. — Хочу напомнить, что мы ступили на территорию Дунланда, друзья мои, — сказал он, ввинчивая конец своей трости в покрытую лишайниками землю. — Если последние несколько дней выдались спокойными, это не означает, что так будет продолжаться до самых врат Рохана. Начинается опасный отрезок пути, и всем нужно держаться настороже. — Вечно ты нагнетаешь, Гэндальф, — проворчал Гимли. Арагорн протянул Тинтур кружку с чаем. На самом деле это давно был не чай, а крутой кипяток с горьким привкусом трав, которые они использовали вместо заварки. Но таким промозглым утром, как это, он был настоящим спасением. Боромир иронично хмыкнул: — Разве ты сам пять минут назад не плел нам что-то про предчувствие? Тот встал, отряхиваясь, и, задрав подбородок, степенно прошествовал к лошадям. — Эру! Как тяжело иметь дело с законченными пессимистами! Тинтур едва успела по-быстрому прожевать завтрак, прежде чем они снова двинулись в путь. Солнце было лишь яркой прорезью над восточными холмами. Когда закрапал дождь, оно окончательно скрылось за толщей безнадежно сгустившихся облаков. Сначала это была просто морось, усеявшая плащи капельками влаги, но уже через час припустил хороший ливень, наполнивший дорогу липкой черной грязью, через которую несчастным лошадям приходилось продираться на юго-запад. С неба, с деревьев — отовсюду печально капала вода, и Тинтур не была исключением. Одежда и волосы промокли за несколько минут, онемевшие от холода кончики ушей неприятно пощипывало. Остальные, как всегда, встречали трудности с обычной невозмутимостью, только Боромир досадливо выругался, когда его конь осадил назад, шарахнувшись от выпрыгнувшей из-под копыт тощей лисицы. В тот миг они осторожно огибали здоровенную лужу, которую без преувеличения можно было назвать озером. Глядя на исхлестанную дождем поверхность воды, Тинтур невольно вспомнила переход через Гландуин, то, как они с Леголасом обменялись обещаниями и, конечно же, то, что скоро ей придется носить Кольцо на своей шее. Эта мысль тут же отозвалась гнетущим предчувствием опасности. Ожидание еще больше выматывало, и ей уже казалось, что лучше б было забрать его сейчас, прямо в эту минуту. Она много думала о Кольце в последние дни, особенно — когда Боромир начинал чудить, но его рассказы о постоянных призывах и ощущениях, которые оно вызывало, подчас были настолько противоречивы, что Тинтур устала строить какие-либо предположения и лишь тупо изумлялась происходящему. После того как они с Леголасом заключили договор, на душе стало легче, но ей меньше всего на свете хотелось, чтобы ему пришлось его исполнять, а о том, что что-то может случиться в ближайшее время, когда она впервые выступит в роли хранителя, было страшно даже подумать. Тинтур пришла к выводу, что будет не позорно проносить Кольцо по меньшей мере пять дней. Казалось бы, сущая ерунда — но и их нужно как-то выдержать. Они покинули Ривенделл около месяца назад, и поход становился изматывающим. Вдобавок, все усугублялось ноющей тревогой о Морохире, этом подлом предателе, который бросил ее через сутки после того, как поцеловал. К которому раньше она, может, и могла испытывать бессильную злость, но это чувство растворилось, как чернила в чаше с водой, после найденной в реке пряжки. Однако — поволока осталась… Злясь на себя за то, что опять допустила эти мысли, Тинтур мотнула головой, но взгляд по досадной случайности наткнулся на Леголаса, и все стало еще запутаннее и не понятнее, еще сильнее заколотилось сердце. Ладно, нужно просто успокоиться. Когда-то все придет в норму, по крайней мере, в той степени, в какой это позволяла ее жизнь. А сейчас лучше сосредоточиться на действительно важных вещах. В конце концов после любой бури наступает затишье, насколько бы сильной она ни была. И этот поход тоже закончится. И даже нездоровая тяга к Леголасу, которую она просто не могла себе позволить, со временем тоже сойдет на нет. Выпрямившись в седле, Тинтур принялась сквозь завесу дождя рассматривать проносящиеся окрестности, убеждая себя в том, что последняя мысль ее успокоила, хотя все было в точности наоборот. Они ехали по долине, окруженной вершинами нескольких холмов. Иногда ее ровное полотно нарушали пики скал и залитые тенью овраги. Редкие деревья с растопыренными ветвями сочились влагой, сырость пропитала все вокруг. Отбросив за спину мокрые волосы, Тинтур со слабой надеждой посмотрела вверх: на небе по-прежнему не было и намека на просвет. Если раньше кони неслись галопом, то теперь сильно замедлили шаг. Почва стала каменистой: к звуку дождя примешивался мерный скрежет подков о щебень. Тинтур пришпорила свою лошадь и рысью проскакала вперед, к голове отряда. Оказалось, что они приближаются к глубокой расщелине, которая прорезала долину, как уродливая рваная рана. Дна было не разглядеть. Впадины и отвесные выступы зловеще щерились из-за холодной пелены дождя. Мрачный вид, да и само место мрачное. — Снова ущелье? — протянул Гимли, выглядывая из-за спины Леголаса. — Все изменится в лучшую сторону, когда мы окажемся на равнинах Рохана, — заверил его Арагорн. — Там хорошее место для всадников. Просторный ковер травы простирается до самого горизонта. Приближающегося врага можно увидеть за много лиг. — Жду-не дождусь, — буркнул тот. — И все же, почему нельзя было выбрать другую дорогу? Мы опять слишком близко подходим к Мглистому. Гэндальф придержал узду Серогрива, оборачиваясь. — Потому что нам лучше держаться как можно дальше от поселений дунландцев. Я бы хотел, чтобы мы вообще прошли мимо незамеченными, но это вряд ли возможно — они слишком бдительно охраняют свои границы из-за частых набегов орков. Однако оттянуть момент встречи мы в силах, и, если для этого требуется выбрать не самый простой путь, мы потерпим это неудобство. Боромир, чье терпение явно подходило к концу, отвернулся и сплюнул на землю. Арагорн задумчиво взглянул на расщелину, потирая раненое плечо. Дождь прилепил его волосы к щекам, уставшее лицо блестело от влаги, отчего он казался болезненным и бледным. Небо стало еще темнее, ветер ударил фонтаном колких брызг. Кони окончательно замерли и лишь тревожно переступали с ноги на ногу. — Нужно спешиваться, — Леголас натянул поводья и спрыгнул с лошади. — Дальше только пешком. Тинтур последовала его примеру, с трудом отлепив себя от седла. В сапогах мерзко хлюпнуло. — Как мы будем действовать, если все же встретим дунландцев? — спросила она, рассматривая узкую череду каменных плит, словно паривших над пропастью. Арагорн, ухватив узду Уголька возле самого мундштука, пошел первым. — Постараемся сохранить нейтралитет и не влипнуть в неприятности. Иными словами, просто объясним им, что не представляем для них угрозы, а лишь идем мимо своей дорогой. — Не влипать в неприятности в последнее время у нас плохо получается, — отрывисто хохотнул Гимли. Несколько щебней выскользнули из-под подошв Тинтур и исчезли по другую сторону обрыва. Она не слышала, как они приземлились, — то ли от того, что звук удара поглотил шум усиливающегося дождя, то ли от того, что до дна было слишком далеко падать. — Дунландцы терпеть не могут рохиррим, и как только они поймут, что мы держим путь к Гриве Рохана, то вряд ли воспылают к нам большой симпатией, — едко заметил Боромир. Леголас, который с трудом переносил этот надменно-язвительный тон — вероятно, потому что именно так в основном разговаривал его отец, — воинственно приосанился. — Твои предложения? — Можно назвать Гондор конечной точкой нашего маршрута. Услышав это, Арагорн резко развернулся через плечо. — Эру, нет. Последуют еще вопросы — как ты будешь на них отвечать? Что ты сын наместника, а во мне течет кровь Исильдура? Это исключено. Чем меньше они будут о нас знать, тем безопаснее. Мы еще подумаем о легенде, которую в случае чего им преподнесем, но в ней точно не будет и слова о Гондоре. Яростно скрипнув зубами, Боромир опустил голову и принялся раздраженно выжимать воду из углов воротника. В какой-то миг его пальцы задели цепочку и проскользнули по ней, опускаясь к Кольцу. Дотронувшись до него, он слегка улыбнулся уголками губ. И отдернул руку сразу, как только понял, что на него смотрят. Тинтур вздрогнула. Эта улыбка на застывшем лице была настолько тревожаще неуместной, что невольно хотелось съежиться, как от порыва холодного ветра. Она придвинулась к Леголасу, который, заметив это, тоже сразу насторожился. — Думаешь, уже пора требовать, чтобы он отдал Кольцо, или еще подождем? — Лучше после того, как пройдем расщелину, — помедлив, ответил он. — В таких условиях, как сейчас, нам не нужны бурные сцены. Тинтур встряхнулась, пытаясь избавиться от беспокойных ощущений, и осмотрелась вокруг. Дорога стала шире, но теперь кое-где ее преграждали обломки каменных глыб и ямы, доверху заполненные водой и оттого почти не заметные. Иногда под ноги попадались обломанные сильным ветром ветви разной величины. Сами деревья, росшие у оснований отвесных стен, когтистыми тенями маячили на краю зрения. У Тинтур возникло стойкое чувство, что они спускаются ниже относительно горизонтальной поверхности долины, но сказать наверняка было нельзя — косые нити дождя не позволяли видеть так далеко. Позднее она заметила, что по другую сторону расщелины тоже появился проход. В целом теперь он выглядел куда предпочтительнее того, по которому они шли: плиты лежали ровнее, препятствий попадалось меньше. Но чтобы туда попасть, нужно было как-то преодолеть пропасть, что казалось затруднительным даже без лошадей, а с ними — вообще едва ли возможным. Поэтому эту идею пришлось отбросить. Через четверть часа на небе появилась огромная иссиня-черная туча, тяжелая и косматая. Она ползла очень низко, почти задевая верхушки скал. Ливень превратился в потоп. Вода в лужах пенилась и пузырилась. Крупные капли, как камни из пращи, били по рукам, по плечам, по затылку. Хлестнул ледяной порыв ветра, и на них набросилась жестокая и неотвратимая ярость бури. У Тинтур возникло второе стойкое ощущение — что они основательно застряли в самом неподходящем месте, где только можно было очутиться в такую погоду. Арагорн, выругавшись себе под нос, остановился. — Гимли, ты это имел в виду, когда говорил утром, что сегодня что-то произойдет? Тот неопределенно повел плечом, отдирая от груди прилипшую кольчугу, — должно быть, она весила сейчас целую тонну. Какое-то время они молча стояли под ударами дождя, злые, уставшие и промокшие до нитки. Укрыться было негде, поворачивать назад — поздно, идти вперед под таким напором стихии — не вариант. Ветер набрасывался так, что всем пришлось вытянуться вдоль отвесной стены. Лошади испуганно сбились в кучку возле Гэндальфа. И в тот миг, когда казалось, что хуже быть просто не может, очередной порыв донес до ушей протяжный вой варгов. — Но, возможно, я имел в виду это, — проговорил Гимли, крепче перехватывая секиру. Сердце Тинтур встрепенулось, пропуская удар. Кони пронзительно заржали. Серогрив взвился на дыбы, поднимая в воздух целое море брызг. — Спокойно, — произнес Арагорн, что никак не вязалось с взволнованным тоном его голоса. — Они еще очень далеко. Мы успеем выбраться из расщелины, а когда поскачем верхом — им будем нас не догнать. Тинтур все еще слабо представляла, как вести встревоженных лошадей сквозь бурю, но ничего другого, похоже, не оставалось. Арагорн, заслоняя лицо от ветра и капель, прошел вперед. Леголас двинулся было за ним, но вдруг резко остановился, озираясь по сторонам. В животе Тинтур заворочалось очень плохое предчувствие. Она вслушивалась в шум дождя изо всех сил, но ничего не могла уловить, пока Леголас вдруг не крикнул: — Арагорн, стой! Потом Тинтур заметила что-то краем глаза… Она почувствовала болезненный рывок и сокрушительную боль в спине. Голова мотнулась назад, ноги оторвались от земли. Все перевернулось вверх тормашками. Раздался гортанный рев, в нос ударил запах мокрой псины. — Лазутчики, — пробормотал Боромир где-то рядом. Тинтур попыталась встать, и мир вокруг качнулся. Скалы, серое небо, мелькнувшая полоса шерсти, брызги воды. Перевернувшись на бок, она поняла, что лежит в дюйме от края пропасти, по другую сторону от которой Гимли, Гэндальф и Арагорн бьются с огромным варгом, рубя по нему мечами и секирой изо всех сил. Но как… Сверху навалилось что-то тяжелое. Тинтур застонала, задыхаясь из-за боли в грудной клетке. С каждой секундой ее сильнее вдавливали в камень. Вывернув шею, она увидела между лопаток здоровую черную лапу второго лазутчика. Этот зверь легко мог разорвать ее пополам, и, судя по тому, как жадно капала слюна из его раскрытой пасти, он был совсем не прочь это сделать. Надо сражаться. Остался, быть может, последний шанс. Пусть даже до меча не достать — лучше умереть в драке, чем лежа в грязи, как собака. Она дернулась, но это ничем не помогло — варг лишь оскалился шире. Челюсти оглушительно клацнули у самого лица. Вскрикнув от паники, Тинтур дернулась снова — и лапа наконец сдвинулась. Однако, как она поняла мгновением позже, не от ее усилий, а от того, что на лазутчика ринулся Боромир, приняв удар на себя. Тот зарычал, брызжа фонтаном слюны, и одним рывком отбросил его назад. Тинтур подскочила на ноги, вынимая меч. Сразу пришлось пригнуться — когти разрезали воздух в том месте, где секунду назад была ее голова. Поднырнув под вытянутую лапу, она задела живот варга острием клинка, но для такого крупного зверя это была только царапина. Слева от пропасти ослепительно забрезжил столп света — Гэндальф добрался до посоха. Тинтур постепенно начала осознавать, что, собственно, произошло. Лазутчиков было двое. Тот, что напал на нее и Боромира, прыгнул с вершины скалы и смел их через обрыв на другую сторону расщелины. Вот отчего каждая клеточка тела, казалось, пульсировала болью. Вот отчего на плечи давила такая слабость. Даже поднимать руку с мечом было тяжело. Но, увидев, как Боромир снова готовится к атаке, она шагнула вперед, собирая последние силы. Удар. Разворот. Выпад. Вырванный клок шерсти подхватил порыв свистящего ветра. Рывок, новый удар. Что-то мелькнуло перед глазами. Хвост варга врезался в живот так резко, что Тинтур согнулась пополам, хватая ртом воздух. Попятившись, она уцепилась за угол отвесного выступа. Только бы не упасть. Подниматься во второй раз будет сложнее, а медлить нельзя, ведь они уже почти оттеснили варга к пропасти. Внезапно Боромир подал ей знак отступить левее. Тинтур метнулась туда, не понимая, что происходит, и в этот же миг увидела, как Леголас, разбежавшись, перепрыгивает через обрыв на их сторону. Головокружительный прилив облегчения прогнал все дурные мысли. Теперь они точно справятся. Миновав обломки расколотых в пылу битвы валунов, она остановилась напротив Боромира. Леголас в это время обрушил на варга череду молниеносных выпадов, заставивших его отступить еще ближе к краю. Из глубоких ран зверя хлестала кровь. Он ревел так громко, что хотелось зажать уши ладонями. Втроем они напирали с разных сторон, тесня лазутчика к кромке обрыва, — Леголас спереди, они с Боромиром по бокам. Оставалось каких-то полшага. Полшага — и все будет конечно. Тинтур, не взирая на бившие в лицо дождь и ветер, не прекращала попыток пырнуть варга еще раз, но он конвульсивно дергался, метался то вправо, то влево. В какой-то момент задеть его удалось Боромиру. Тот взвился на задние лапы, широко раззявив пасть. Настал черед Леголаса, который тут же ввернул меч в его горло, уперся ногой ему в грудь и оттолкнул от себя. Внутри Тинтур все затрепетало от ликующей радости, однако… она оказалась преждевременной. Варг успел вцепиться когтями в плащ Боромира и повлек его за собой. Мокрая ткань порвалась слишком поздно — падение было не остановить. Боромир пытался хвататься за все, что попадалось: за ветки, щебни, обломки валунов — но это была мелочь, неспособная выдержать его вес, и уже через секунду он оказался у самой пропасти. Отбросив меч, Леголас тоже кинулся к краю, Тинтур — следом за ним. В какой-то момент ей показалось, что они оба сейчас сорвутся, но за кромкой обрыва исчез только Боромир. Распластавшись на каменных плитах, Леголас успел поймать его руку в последний миг. — Порядок, я держу… — выдохнул он. Едва Тинтур склонилась над пропастью, ее сердце запнулось и понеслось вскачь. Она заметила, что цепочка с Кольцом больше не обвивает шею Боромира, а свободно болтается в складках воротника. Видимо, сползла в момент падения, и теперь было достаточно одного резкого толчка или даже сильного порыва ветра, чтобы она полетела в бездну. Тело покрылось холодными мурашками паники. — Цепочка… — онемевшими от ужаса губами пробормотала Тинтур. — Боромир, она как-то проделась через голову и теперь лежит на плаще возле правой ключицы. Возьми ее, только очень… очень медленно. Стиснув зубы, он посмотрел вниз, осторожно дотянулся до Кольца и сгреб его в кулак свободной левой руки. Затем попробовал поднять, но, видимо, все его силы уходили на то, чтобы не отпустить Леголаса, и рука так и осталась висеть параллельно телу. — Проклятье… — сдавленно выругался Боромир. Кровь из раны на лбу, смешиваясь с дождем, заливала ему лицо. — Это оно… Оно тянет нас в пропасть. Леголас напряг мышцы, пытаясь отодвинуться от края, однако плита под ним с грохотом переместилась, и он только сполз ниже, свешиваясь с обрыва по грудь. Тинтур замерла, лихорадочно соображая. Взгляд метнулся к Гэндальфу, Арагорну и Гимли — те продолжали бой с варгом, который норовил добраться до лошадей. Значит, придется как-то самой. Сердце разрывалось от желания помочь Леголасу, но сначала нужно было разобраться с Кольцом. Она соскользнула на выступ, расположенный уровнем ниже. Все заходило ходуном, мелкая россыпь щебня хрустнула под ногами. Ничего. Еще три такие ступени, и, возможно, она сумеет дотянуться до руки Боромира. — Тинтур, не делай этого! — выпалил Леголас, увидев, как шатается ее опора. — Вернись, я его вытащу! Она продолжила спуск. Он не мог ей помешать. Наверное, это сейчас приводило его в бешенство, и он набросится на нее с упреками сразу, как только они окажутся на твердой земле. Точнее… если окажутся. Но Кольцо нужно было забрать, иначе оно наверняка утянет их в бездну. В спину сильно ударил ветер. Тинтур встала на четвереньки, перебираясь на следующую ступень. Ее поверхность тут же изошла трещиной, которая становилась все шире. Боромир поднял взгляд — в нем промелькнула такая безнадежность, что уголки глаз начало жечь. — Ты не успеешь. — Тогда брось мне его! Я поймаю! Тинтур приподнялась, вытягивая руку, но он лишь слабо дернул предплечьем. — Не выходит. Лучше лезь назад. Ты еще можешь спастись. Его пальцы начали медленно разжиматься. Онемев от ужаса, она продолжила карабкаться вниз. Еще одна горсть камней сорвалась с обрыва. «Спокойно! — приказала она себе, пытаясь расслабиться, чтобы тело перестало дрожать, но тут же потеряв терпение и вновь сокращая все мышцы. — Спокойно, спокойно, спокойно». Трещина уже расползлась так, что поделила ступень на две части. Несколько секунд Тинтур выбирала, на какую из половин наступить. В итоге выбрала правую, оперлась рукой и замерла, в любой момент ожидая, что та проломится. Когда этого не произошло, она едва не расплакалась от облегчения. — Тинтур! — заорал Леголас, пытаясь перекричать ветер. — Прекрати! Возвращайся сейчас же! Остался последний выступ. Мало-помалу она продвигалась к его краю, чувствуя тяжесть промокшей одежды и брызги дождя на лице. Ладони скребли по шершавому камню, перед глазами мелькали цветные пятна, в висках стучало так, что, казалось, кожа вокруг них вот-вот лопнет. Когда впереди замаячила черная полоса пропасти, Тинтур подняла голову, стараясь туда не смотреть. Смотреть прямо перед собой. Этого просто нет. Ничего нет. Есть только Кольцо, до которого можно достать, вытянув руку. Она попробовала так сделать, но пальцы бессмысленно сжали воздух. — Помоги мне! — крикнула она Боромиру. — Всего одно усилие! Пожалуйста! Он напрягся так, что на шее и лбу выступили вены. Было видно, как Кольцо пытается сопротивляться, сильнее утягивая его вниз. Тинтур наблюдала за этой борьбой с полным осознанием происходящего и вместе с тем отказывалась поверить во все до конца. Несколько унций переплавленного металла, такая мелочь, ерунда, пустяк… Как эта незначительная штуковина могла держать их на волоске от смерти?.. Однако она держала, и времени, чтобы спасти положение, с каждой секундой оставалось все меньше. Тинтур встала на колени, пытаясь дотянуться в последний раз. Сейчас или никогда. Если не выйдет — пусть Кольцо падает в пропасть. Наплевать. К Морготу все. Разозлившись, она сильнее наклонилась вперед, и в этот миг Боромир, зарычав от натуги, изловчился приблизить к ней свою разомкнувшуюся ладонь. Тинтур поймала цепочку, когда та уже скользила вниз. Вцепилась в нее до белизны в костяшках, рванула на себя и продела через голову. Стук крови в ушах заглушил все остальные звуки. Тинтур почти не помнила, что было дальше. Не помнила, как Леголас вытаскивал Боромира, не помнила, как карабкалась по ступеням обратно. Она пришла в себя уже наверху, когда с тяжелым прерывистым дыханием распласталась на каменных плитах. Лицо оказалось рядом с лужей, Тинтур невольно хлебнула розоватой воды, видимо, смешанной с кровью варга, и ее чуть не вырвало. Потом раздались чьи-то шаги. Леголас. Он потянул ее за руку, помогая сесть, подхватил, когда она опять начала заваливаться на спину, и сгреб в свои объятия. Он был горячим и мокрым, его сердце колотилось так же бешено, как и ее, и она прижалась к нему всем телом — до боли, до дурноты, до точек перед глазами — так тесно, что в легких стало не хватать воздуха, что закружилась голова, что захотелось застонать в голос. — Ты сумасшедшая, ты знаешь об этом? — спросил он, стиснув ее еще сильнее. — Никогда, никогда больше так делай. Тинтур закивала, проезжаясь щекой по шероховатой ткани его камзола. Она была готова согласиться на что угодно, лишь бы он сейчас подольше ее не отпускал.