После падения

Тинтур поерзала, пытаясь не нарушать зыбкое равновесие между сном и пробуждением. Под веками разрастались и ширились ярко-красные пятна. Она чувствовала, что солнце бьет прямо в глаза, но о том, чтобы встать или хотя бы отвернуться, не могло быть и речи. Ей требовалось еще несколько минут, чтобы унять дрожь, которой сковал ее тело холодный утренний воздух. Противно, толчками, начинала болеть голова. Во рту было так сухо, что язык будто прилип к небу. Внезапно на лоб легла чья-то ладонь. В этот миг Тинтур почти физически ощутила, как воспоминание острым ножом рассекло ей память — вчерашняя ночь; она лежит на боку, щекой на плече Леголаса, обхватив его ногу обеими своими, прижавшись к нему, уткнувшись в него, зарывшись рядом с ним в одеяло. Все тело защекотало от волнующего, но неуместного возбуждения. Тинтур дернулась, давя готовый сорваться с губ стон, и тут же мозг обожгла лихорадочная мысль: он что, не ушел? Остался, наплевав на то, что поставит ее в неудобное положение?! Она в панике подскочила с плаща, дико озираясь по сторонам. Выяснилось, что ладонь, лежавшая на ее лбу, принадлежала Арагорну, который в этот момент обращался к Гимли и Боромиру, стоявшим за его спиной. — У нее жар. — Нет у меня никакого жара! — запротестовала Тинтур, притягивая одеяло к подбородку. Отрицать очевидное было глупо — ее почти колотило от озноба, лицо покрывала холодная испарина, и, если уж совсем честно, ей было куда паршивее, чем вчера, хоть признавать это совершенно не хотелось. Тинтур поймала взгляд приближающегося Леголаса. Стоило отдать ему должное — он ничем не выдал того, что знал о ее состоянии с ночи. Голову посетила еще одна судорожная мысль: а было ли это вообще, или она все придумала в бреду? Испустив прерывистый вздох, Тинтур рухнула обратно на плащ, стискивая себя руками. Мышцы ломило так, что хотелось взвыть в голос. Арагорн, снова склонившись над ней, мягко, но решительно произнес: — Нет, Тинтур, надо подниматься. Мы и так провели здесь много времени. Задержимся еще — и варги возьмут наш след. Она кивнула, продолжая лежать как лежала. Осознание того, что одеяло придется сбросить, ввергало в неподдельный ужас. Если бы Леголас ехал верхом не с Гимли, а с ней, и она могла бы к нему прижаться так же, как вчера, ей было бы, конечно, проще себя заставить… Моргот… Снова мысли поползли куда-то не туда. — Если тебе так нездоровится, — осторожно начал Гимли, — может, Кольцо пока поносит кто-то другой? Тинтур задумалась, уставившись в чистое, безоблачное небо. Она ничего не имела против того, чтобы его отдать, вот только новое видение вряд ли придет к ней без Кольца, а это означало, что она не сможет доказать им всем, а в особенности Леголасу, что ее слова, сказанные накануне, были не просто какой-то фантазией. — Все не так плохо, — сжав зубы, ответила Тинтур. — Я уже встаю. С трудом поднявшись на ноги, она надела плащ, потом, немного помедлив, набросила поверх него одеяло и, поддерживая его полы над землей, прошла к костру под недоуменными взглядами Гимли и Арагорна. — Ты и верхом так поедешь? — полюбопытствовал Боромир. Тинтур раздраженно повела головой, подсаживаясь ближе к огню. Когда Леголас вручил ей оловянную миску, она с безразличием заглянула внутрь — остатки вчерашнего ужина выглядели неплохо, но аппетита не было совсем. Тинтур поднесла ложку к губам, надеясь, что запах горячей еды как-то пробудит в ней силы, однако чуда не произошло, и от похлебки она отказалась. — Через пятнадцать минут выдвигаемся, — прогремел позади голос Арагорна. Ощутив в носоглотке неприятное пощипывание, Тинтур яростно шмыгнула носом. Ей предстоял невероятно тяжелый день. И она не была к нему готова. — Я знаю, что придаст тебе сил, — заговорщическим тором проговорил Гимли, опустившись рядом на поваленное дерево. — И что же? — Гномья настойка. Помимо прочих достоинств, она обладает еще и потрясающим целебным эффектом. — Ни за что! — отмахнулась Тинтур, вспомнив, как бутылка вина, выпитая на службе во дворце Трандуила, буквально разделила ее жизнь на до и после. — К тому же еще вчера ты вроде бы не хотел жертвовать ей даже ради спора. Гимли хмыкнул и задумчиво кивнул. — Да, но ты мелкая, и доза тебе нужна соответствующая. К особому случаю все равно останется больше половины. Тинтур снова отрицательно мотнула головой, не став вдаваться в расспросы, что именно при таких обстоятельствах может считаться особым случаем. Потом подошедший Боромир резонно заметил: — Тинтур, как бы неприятно это ни звучало, но в таком состоянии, как сейчас, ты будешь нас задерживать. Чем это грозит, ты понимаешь и сама. Так что если бы я был на твоем месте и мне предложили бы что-то, способное мне помочь, я бы непременно этим воспользовался. Продолжая теряться в сомнениях, она посмотрела на флягу, которую Гимли бережно держал в руках. Конечно, Боромир был прав, но ведь эта настойка наверняка что-то убийственное… Тинтур в растерянности подняла взгляд на Леголаса, который твердо и решительно отрезал: — Пей. Глубоко вздохнув, Тинтур взяла флягу, сделала осторожный глоток и тут же закашлялась, не сумев даже прочувствовать вкус. Это определенно был самый крепкий напиток из всех, что она когда-либо пробовала. Горло горело так, будто она выпила расплавленное железо, а Гимли, подталкивая донышко наверх, уже вливал в нее следующую порцию. Отдышавшись, Тинтур пришла к выводу, что чувствует только, что ей стало немного теплее, и, пока этот эффект еще действовал, наконец осмелилась сбросить с себя одеяло. Когда она наскоро собирала оставшиеся вещи, все валилось из рук. Настойка, может, и помогла телу, но в голове царил полный кавардак: лихорадочно крутились бессвязные мысли, все шумело, кружилось. Тинтур хваталась за что не попадя, поворачивала не в ту сторону, при этом самые простые действия требовали колоссальных усилий. Она почти физически ощущала, как в мозгу вращаются шестеренки всякий раз, когда ей приходилось принимать решение, с какой стороны обходить лужу. Ее потрясла собственная беспомощность. То, насколько неверно она оценивала собственные возможности. Теперь покрывало сдернули, и Тинтур увидела, насколько она на самом деле хрупкая, насколько не годится для этого похода. Никто не заболел после трех часов под дождем — а она да. Никто не почувствовал влияния Кольца в тот же день, как его надел — а она да. Память тут же услужливо подбросила слова Боромира: «Тинтур, ты будешь нас задерживать». Она снова сделала неудачный шаг, стараясь как можно быстрее переложить походную утварь в седельную сумку Гэндальфа, и во второй раз едва не рассыпала по земле все, что держала в руках. В груди начинал закипать гнев. Проклятое утро! Проклятое Кольцо! Проклятая настойка! Ей ужасно хотелось что-то пнуть, но она себе не позволила. Лишь резко развернулась на каблуках и… чуть не впечаталась в Арагорна, который направлялся к своей лошади. Подняв взгляд, Тинтур обнаружила, что он смотрит на нее с каким-то странным выражением на лице. В голове невольно промелькнул их вчерашний разговор — ее череда вопросов, его уход от ответов… Он обещал обсудить с ней все на привале, но даже не сел к костру, когда они варили похлебку. И Гэндальфа тогда, кажется, тоже не было… Тинтур сглотнула, медленно отступая вбок. Уж не значит ли это, что они тайком обсуждали планы, в которые не хотели посвящать их? Не хотели посвящать ее? В животе противно похолодело. Тинтур глянула на Кольцо, болтающееся на цепочке, и у нее возникло жутковатое ощущение, будто все в этом мире утратило надежность. Казалось, можно было протянуть руку к любому предмету в лагере и обнаружить, что его нет. Она тряхнула головой, шагнула к своей лошади, поставила ногу в стремя. Лишь спустя пару минут в разуме начало проясняться. Всему виной была та же необъяснимая паранойя, что и вчера. Почему она позволила Кольцу снова с ней это проделать? Тинтур сосредоточенно заправила его под нательную рубашку, недоумевая, как оно умудряется постоянно выскакивать наверх. Кольцо резко завибрировало, словно досадуя ее мыслям. Тинтур озадаченно прикусила губу. Что ни говори, у этой штуковины были все шансы на то, чтобы превратить ее жизнь в ад. И, похоже, оно уже сделало это своей целью. Арагорн подал знак выступать, и Тинтур мягко дернула поводья, сжав бедрами бока своей лошади. Поначалу ехали шагом по лесистой ухабистой местности, держа курс на юг. Хотя солнце все утро ярким мазком просвечивало сквозь облака, земля не успела достаточно просохнуть, так что в низинах ее поверхность походила на липкую кашу, которую они месили копытами коней. Уставившись вдаль, Тинтур рассеянно размышляла о том, хватит ли действия настойки, чтобы без особых мучений дотянуть до привала или нет — собственные ощущения пока не давали ответа на этот вопрос. Потом в памяти яркой вспышкой блеснуло видение, такое же четкое, как вчера, и Тинтур, чтобы как-то скоротать время, принялась прокручивать у себя в голове, как можно скорее призвать новое. Через пару часов, когда солнце скрылось за облаками, стал очевиден ответ на вопрос, над которым она прежде раздумывала: нет, действия настойки не хватит. С каждой минутой ей делалось хуже и хуже. Во рту пересохло, мышцы ныли, дыхание перехватывало. Казалось, тряска от шагов лошади проникает через копыта, через седло, в самые ее внутренности. Тинтур с непозволительной расточительностью начала глотать воду из меха, не в силах утолить жажду. Ей было и жарко, и холодно одновременно. Любой порыв ветра, любой более резкий скачок коня покрывал кожу сетью мурашек, а пот со лба струился с такой скоростью, что она едва успевала его смахивать. Затуманенный взгляд Тинтур блуждал по проплывающим мимо окрестностям, но она их больше не замечала. Она старалась взять себя в руки, держать спину прямо, забыть о боли, сосредоточиться на мерном стуке копыт, но чувствовала, что все внутри нее расползается, как тесто под влажными ладонями. Ее знобило так сильно, что зуб на зуб не попадал. Руки были ледяными, однако лицо горело, словно от пощечины. Когда, вдобавок ко всему, начало саднить горло, Тинтур поняла, вот-вот достигнет точки невозврата, после которой не сможет за себя отвечать. Нервы были уже на пределе, ее так и подмывало закатить истерику. Единственным сдерживающим фактором служила мысль об Арагорне с раненым плечом, который тоже чувствовал себя паршиво, но держался. Конечно, не так паршиво, как она, и все же… Вдруг Кольцо пришло в движение, скользнув от одной ключице к другой, почти описав полукруг на ее груди. Тинтур застыла в седле как мраморное изваяние, ощущая, что оно продолжает дергаться. Какой-то панический, искаженный страх мешал прикоснуться к нему даже сквозь ткань камзола, поэтому она вцепилась хотя бы в поводья. «Ладно, — сказала себе Тинтур. — Если через пять минут это не прекратится, я закричу. А потом выскажу Гэндальфу и всем остальным, что думаю по поводу этой безумной спешки!» Она зажмурилась, отсчитывая каждый выдох и вдох, а в следующий миг по невероятному стечению обстоятельств кто-то скомандовал спешиваться. Тинтур пару секунд тупо хлопала глазами, не веря своему счастью. Оказалось, какое-то время назад кони уже сменили рысцу на шаг, а она ни сном ни духом. Кольцо тоже внезапно успокоилось. Перед взором еще плыли пятна, но Тинтур заметила рядом с собой Леголаса, — где он был, когда она так страдала?! — который сгреб ее с лошади и поставил на ноги, колыхавшиеся как желе. Она прошла пару ярдов по ковру из прошлогодних листьев, а потом села прямо на землю, стараясь не думать о том, как выглядела со стороны ее «твердая походка». Поблизости возник Гимли, который, приподняв голову Тинтур за подборок, принялся всматриваться ей в лицо. — Что-то ты, мать, совсем плохая, — проворчал он. Мутным взглядом Тинтур следила за тем, как он достает флягу из-за пазухи. — Придется выпить еще и побольше. В этот раз она даже не собиралась спорить — просто не было сил. Сделав несколько глотков, она протянула настойку обратно Гимли, но тот покачал головой: — Давай-ка еще чуть-чуть, чтоб уж наверняка. — Я же захмелею. — Ничего страшного. Мы никому не скажем. Тинтур сморщилась от раздирающей горло горечи, однако от шеи и ниже уже начало растекаться вожделенное тепло. Подошел Леголас, и, глядя на него, она пришла к выводу, что захмелеть, пожалуй, меньшее из зол, даже если брать в расчет ее предыдущий опыт. Все лучше, чем снова оказаться в тех же обстоятельствах, как вчера, — так же безоговорочно сдаться от одного его слова, так же жадно ластиться к нему, как в ту ночь, так же неосторожно себя выдать. — Тинтур, тебе обязательно нужно что-то съесть, — с нажимом произнес Леголас. Только сейчас она заметила, что он весь какой-то взвинченный, натянутый, как тетива. — У нас же нет еды, — хмыкнул Гимли. — Порция Тинтур должна была остаться. — А… — сняв шлем, Гимли попытался почесать ухо плечом, однако не преуспел в этом. — Так я доел ее утром. А что, она сама отказалась! В тот же миг до них донесся голос Боромира, который поил лошадей: — Запасы воды на исходе! Леголас опустил подбородок, видимо, пытаясь сдержать гнев. — Проклятье, Гимли!.. — Воду-то не я выпил, — ухмыльнулся тот. Затем, подумав мгновение, посерьезнел. — Тинтур, прости, я что-то поторопился… — Да брось ты, — отмахнулась она. — Я совершенно не чувствую голода. До вечера как-нибудь дотяну. Леголас походил взад-вперед, о чем-то напряженно размышляя, потом бросил это дело и опустился рядом с Тинтур. — Ладно, что-нибудь придумаем. Все равно, похоже, мы здесь надолго. Какое-то время они сидели втроем, безмолвно наблюдая за тем, как на гребне холма, высившегося впереди, колышется жухлая травка. После выпитой настойки сознание Тинтур будто накрыла какая-то поволока, и теперь ее мозг со странной легкостью лишь фиксировал впечатления, не поддавая их оценке. Впервые за двое суток ни одна из насущных проблем не заботила ее по-настоящему. Опасные земли Дунланда? Еды нет, вода на исходе? Звучит, конечно, так себе, но… они ведь справятся, как всегда?.. Тинтур беззаботно огляделась по сторонам. Шуршание прелой листвы. Холодный отсвет на скалах, исчерченных полосками выступов. Паутинка, колышущаяся на ветру… Затем Гимли нарушил всеобщую идиллию, с кряхтением поднявшись на ноги. Леголас, сведя брови, проводил его странным блуждающим взглядом. — Что-то произошло? — спросила Тинтур, поворачиваясь. — Ты сегодня какой-то не такой. — Нет, — он мотнул головой. — Все в порядке. — Леголас, я же вижу. Где-то на задворках сознания у нее снова мелькнула мысль, что, возможно, он просто ей не хочет ничего говорить, однако текущий настрой Тинтур мало способствовал тому, чтобы в ней развилась недавняя подозрительность. — Мы в невыгодном положении. И я сейчас не о недостатке провизии говорю. Арагорн не до конца восстановился после ранения, тебя лихорадит. И в то же время нам нужно спешить. Я просто не хочу, чтобы что-то случилось. — Леголас произнес это как законченную фразу, но потом вдруг добавил: — С тобой. Сердце Тинтур встрепенулось в грудной клетке, и именно в этот момент Кольцу понадобилось дернуться. Она прихлопнула его подушечками пальцев, издав глухой звук. Леголас скосил взгляд на ее ладонь. — Начало донимать? — Так, шевелится иногда. Все не могу привыкнуть, — пожала плечами Тинтур, сознавая, что неосознанно преуменьшила силу воздействия Кольца, точно как Арагорн и Гимли, когда те его носили. — Ты ведь не забыла про наше соглашение? В памяти тут же всплыл миг, как они держались за руки, обмениваясь клятвами. Посмотрев на Леголаса, она поняла, что, возможно, они сидят слишком близко друг к другу — их плечи плотно соприкасались. Задержав дыхание, Тинтур медленно отвернулась. Наверное, нужно быть сумасшедшей, чтобы думать о такой ерунде, когда на шее висит Кольцо и отряд находится в таком положении, как сейчас… Но она все равно думала. — Да. Все в силе. — Хорошо, — Леголас встал, доставая из-за спины лук. — Пойду поохочусь, раз мы здесь застряли. Тинтур по инерции вскочила следом за ним, и теперь было как-то глупо опять садиться. — Я тоже. Хочу немного размяться. Леголас, приподняв бровь, посмотрел на нее таким взглядом, который она особенно ненавидела. — Не лучшая идея, учитывая твое состояние. В лицо ударил порыв ветра. Тинтур съежилась, кутаясь в плащ и ощущая, как по телу вновь пробегают мурашки озноба. Легкость в голове мгновенно исчезла, сознание прояснилось. — Нормальное у меня состояние. Она зашагала вместе с ним к кромке леса, собираясь затем свернуть к Гимли и Боромиру, устроившим какой-то спор у коренастых дубов, но все пошло совсем не так, как изначально предполагалось. Позднее, мысленно возвращаясь к событиям этого дня, Тинтур очень хотела винить во всем свою хандру, дурацкую гномью настойку, от которой она все-таки захмелела, и в особенности Кольцо — ведь оно снова дернулось на цепочке, и снова в неподходящий момент!.. Но, конечно, она сама в это не верила — с тем же успехом можно было винить ветер за то, что он дует, и дождь за то, что он падает с неба на землю. Да, Кольцо дернулось. А Тинтур правда не успела к этому привыкнуть. Поэтому, когда, переступая через лужу со стоячей водой, она вдруг ощутила легкий толчок в районе сердца, то не смогла спокойно среагировать и вся встрепенулась, теряя равновесие. В этот миг пряжка Морохира, которую она носила с собой и про которую в свете последних событий успела забыть, вылетела в кусты из ее кармана. Другой мог бы пройти мимо, не обратив внимания. Но только не Леголас, замечавший буквально все. Он обернулся, посмотрел вниз, и Тинтур, сходя с ума от волнения, поняла, что ему даже ближе до того места, чем ей. Один его шаг против ее двух. Нет, у нее не было шансов. Забыв, как дышать, с грохочущим в ушах пульсом, она смотрела на то, как он поднимает эту злосчастную пряжку, как меняется его лицо, как он подходит ближе, держа ее перед собой, как обращает к Тинтур взгляд, полный… вот только чего? Она так и не успела сообразить. — Что это? Ей потребовалась вся ее воля, чтобы не моргнув глазом сказать: — Пряжка. — Я вижу, что пряжка. Мужская. Такие носят стражи во дворце моего отца в Лихолесье. Что она делает у тебя? У Тинтур не было времени, чтобы придумать какое-то объяснение, поэтому ей ничего не оставалось, кроме как изобразить оскорбленную невинность. Правда, как вскоре выяснилось, получилось это не особо успешно. — С чего вдруг такой тон? — возмутилась она. — Я же не у тебя ее украла! В какой-то миг ей показалось, что Леголас спросит: «А у кого?» Но он, вздернув подбородок, сделал еще шаг в направлении к ней и произнес, тщательно выговаривая слова: — Тинтур, такая вещь не могла оказаться у тебя случайно. Такую вещь ты не взяла бы с собой на другой край света просто так. У этого есть причина. Он был выше ее на голову, и на таком расстоянии Тинтур приходилось запрокидывать макушку, чтобы смотреть ему прямо в глаза. Она чувствовала давление, в легких кончался воздух. Если такого эффекта хотел добиться Леголас, подойдя к ней так близко, то ему это просто превосходно удалось. — Эта вещь принадлежала тому, кто был мне дорог. Поэтому я ношу ее с собой. — Был? На его лице промелькнуло что-то отдаленно знакомое, что-то такое, что она уже замечала у Морохира. Неужели ревность? В том, что касалось эмоций Леголаса, никогда нельзя было быть уверенной наверняка… Меж тем пауза затягивалась. Тинтур чувствовала, как колотится ее сердце, мысли в голове метались с бешеной скоростью. Конечно, нужно было ему все рассказать. Желательно, прямо сейчас. Но как, Моргот, как такое скажешь?.. Ее лицо пылало от напряжения, от вины, от трусости. От вины за трусость. Дыхание прерывалось. Не выдержав, Тинтур выпалила: — А что это за допрос такой, Леголас? Я что, обязана перед тобой отчитываться вообще за все?! То есть ты мне настолько не доверяешь? Он усмехнулся, все так же глядя ей в глаза, но это был не настоящий, не искренний смех. Желваки на его скулах ходили ходуном. — Не доверяю? Но ты ничего не говоришь, Тинтур! Не говоришь, когда тебе плохо, не говоришь, когда Кольцо что-то с тобой творит. И это лишь то, что лежит на поверхности, про остальное я вообще молчу! Из тебя все нужно выпытывать! И при этом я должен тебе доверять? Каждое его слово больно задевало за живое, потому что каждое слово было правдой. Обуревавший Тинтур страх во всем признаться куда-то исчез. Рубеж был пройден. Она вдруг с полной отчетливостью осознала, что у нее есть только здесь и сейчас, чтобы попробовать объясниться, иначе момент будет упущен, иначе — она потеряет его навсегда. Вот только Леголасу, похоже, надоело ее затянувшееся молчание. Он развернулся, чтобы уйти, разделявшее их расстояние увеличилось. Тинтур наконец смогла сделать вдох. — Постой! — Поговорим позже, — холодно бросил он. — Сейчас не время и не место. И ты не в том состоянии. Тинтур поняла, что у нее дрожат руки, что все ее тело бьет дрожь, но это теперь не имело значения. — Ты издеваешься?! — оскалилась она. — Для этого никогда не будет ни времени ни места, а я никогда буду в подходящем состоянии! Ты же первый начал допытываться, а когда я сама захотела рассказать, решил уйти? Нет! Мы разберемся с этим немедленно! Что там тебе интересно? Спрашивай! Я отвечу на все вопросы! Леголас молчал. — Хочешь знать, почему я ушла из Лихолесья? Леголас молчал. Тинтур судорожно сглотнула. Ее пугала его реакция. Она сотни раз представляла себе этот момент, продумывала, в каких выражениях она начнет, а в каких продолжит, убеждала себя, что все ее слова будут выбраны тщательным образом, словно актеры для театрального представления. Однако теперь правда полилась из нее наружу сплошным мутным потоком: — Потому что я провалилась! Меня взяли на службу незадолго до побега гномов, и это я допустила их побег! Я покинула пост… Морохир, мой наставник, взял на себя вину, и это его бросили за решетку, а не меня! Мне пришлось скрываться… В твоих покоях… Да, да! Я знаю, как это звучит! Но это был единственный выход! И именно там я услышала, как имя Арагорна упоминает твой отец! А потом появилась Бестия, и… Леголас, мне правда пришлось сделать вид, что я ей помогаю! Я не собиралась освобождать Голлума вместе с ней! Моргот, да там, в пещере, я была единственной, кто пытался ей помешать! Тинтур прикрыла глаза. Накатывала тошнота. И стыд. И, как ни странно, облегчение. Только сейчас она поняла, насколько эта тайна разъедала ее изнутри. — Так это была ты? — резкий голос Леголас заставил ее вздрогнуть. — Ты устроила побег гномов? Вновь открыв глаза, Тинтур обнаружила, что он смотрит на нее со смесью разочарования и гнева. — Эру, нет! Не устроила… Меня просто не было в темнице, чтобы им помешать! Если для тебя это одно и то же… — Нет, но это же… — Леголас сделал пару нервных шагов прочь от нее, потом вдруг развернулся и стремительно надвинулся, возвышаясь над ней, как скала. — Проклятье, Тинтур! Ты хоть понимаешь, как много изменил этот побег! Как можно было такое скрывать! Встретившись с ним взглядом, она лишь беспомощно пожала плечами. — Прости. Прости меня! Я бы хотела повернуть время вспять и поступить иначе, но это ведь невозможно! Все, что я делала после ухода из Лихолесья, я делала для того, чтобы загладить вину. Это правда! Я ведь даже не врала тебе при нашей первой встрече! Я просто рассказала лишь ту часть, которая на тот момент действительно имела значение! Заметь, тогда ты сам не стал вдаваться в расспросы! — Потому что мы были незнакомцами! — прорычал Леголас. — Я хотел узнать имя, и ты мне его дала! Но теперь другая ситуация, и ты не можешь этого не понимать! Все изменилось настолько, что ты оказалась втянута в эту историю с Кольцом! — Я собиралась объясниться! — выпалила Тинтур. Ее голос охрип от криков. Леголас презрительно усмехнулся, запрокидывая подбородок. — Чушь. В Ривенделле я давал тебе множество шансов. Ты не использовала ни один. Ты и сейчас рассказываешь это только потому, что проклятая пряжка выпала из твоего кармана! Тинтур медленно кивнула, рассудив, что вынуждена согласиться по всем пунктам. Ложь или дурацкие оправдания ей бы сейчас не помогли. — Да, мне было тяжело. Я знала, что нужно признаться, но все время шла на попятную. Хотела представь перед вами в лучшем свете. Хотела, чтобы вы думали обо мне лучше, чем я есть. Хотела вырвать из своей жизни эту позорную страницу. Да, все так. Я скрыла детали. Однако именно благодаря этому я сейчас здесь и могу как-то помочь. Леголас вскинул руку, словно пытаясь отмахнуться от ее слов. — Давай не будем делать вид, что те детали не важны. Его тон по-прежнему был пронзительно-ледяным, но, по крайней мере, они больше не орали друг на друга, срывая горло. Тинтур не то что бы успокоилась, но теперь хотя бы могла нормально соображать. Набрав в легкие воздуха, она выдохнула: — Да, они важны. Они многое изменили. Гномы дошли до Одинокой горы, дракон сжег Эсгарот, пролилась кровь. Да, произошли ужасные события, и я всегда буду чувствовать за это вину. Всегда. Из-за одной ошибки, совершенной по глупости. Но я была маленьким винтиком в огромном механизме, и неужели ты думаешь, что если бы в тот момент он не развалился из-за моего участия, то не развалился бы вообще никогда? — она прикусила губу, пытаясь нащупать еще одну значимую мысль, такую, что сможет его убедить, и наконец вроде бы смогла за нее ухватиться. — Но важнее ведь то, что есть сейчас. Ты же теперь меня знаешь. Я всегда была предана отряду. Предана тебе. Я это тоже не упоминала, но даже когда Морохира выпустили и мы встретились в Ривенделле, я все равно выбрала этот поход. Разве я не рисковала жизнью ради Кольца? Я не рискую ей сейчас? Почему этого мало? Тинтур замерла, судорожно сцепив руки. Ее лицо пылало, по лбу стекал пот, учащенное дыхание обжигало гортань. Было так страшно, словно сейчас решалась вся ее жизнь. Она пустила в ход все аргументы, какие у нее были, сказала все, что только могла. Теперь карты были брошены на стол, и все было убийственно серьезно. В душе Тинтур еще теплилась слабая надежда, что он ее услышит, поймет и простит — конечно, не прямо сейчас, но, может, когда-нибудь… Однако стоило Леголасу на нее взглянуть, как сердце камнем рухнуло вниз. В его глазах были горечь, бессилие, пустота. Эру, он никогда на нее так не смотрел. Лучше бы он орал, упрекал ее в чем угодно, лучше бы ссора длилась еще час, чем это! Потом он наконец заговорил: — В том-то и дело, Тинтур. Этого никогда не было мало. Мне плевать на то, что произошло в прошлом. Расскажи ты все в самом начале, думаешь, я бы не понял? Да, я бы все равно злился, и да, потребовалось бы какое-то время, но… по-твоему я изверг какой-то? — Леголас мотнул головой, опуская взгляд. — У меня были сомнения насчет тебя, не скрою. Но я всегда хотел тебе доверять. Моргот, понятия не имею, как тебе это удается, но даже сейчас, после всего услышанного, я все равно хочу тебе верить! Вот только как я теперь смогу? Как я буду знать наверняка, что завтра у тебя не обнаружится второй странный предмет и ты не расскажешь мне еще одну такую историю? Тинтур прикрыла глаза, чувствуя, как слезы обжигают веки. — Наверное, никак. Леголас ничего не сказал в ответ, и она знала, что больше не скажет. Все. Ей не удалось до него достучаться. Развернувшись, Тинтур медленно побрела в лес. Мышцы ломило, она чувствовала, как усиливается жар, но ей все равно пришлось какое-то время плестись меж часто растущих кустов, чтобы отойти достаточно далеко. Потом, сев у корней какого-то дерева, она судорожно всхлипнула, зарываясь руками в волосы. Сердце буквально разрывалось на части. Тинтур не представляла, что теперь делать. Попробовать поговорить с ним завтра? Через неделю? Через месяц, если они оба еще будут живы? А смысл? Разве что-то из их разговора позволяло питать надежды о том, что он сможет изменить к ней отношение? Да и зачем вообще теряться в догадках, если, какая бы мысль ни пришла ей на ум, она все равно не поверит, что между ними все должно вот так кончится?.. Спустя несколько минут Тинтур встала, собираясь вернуться в лагерь. Кольцо успело заметно потяжелеть, ломота в мышцах стала почти нестерпимой. Ругнувшись сквозь сжатые зубы и тут же зайдясь приступом кашля, она медленно зашагала обратно. Вряд ли это был худший день в ее жизни. Но это был очень плохой день.