И хуже, чем влюбиться, было лишь узнать, что это взаимно.
— Коннер, мы вроде бы договаривались прийти в костюмах, почему ты в домашнем? — Брось, ты говорил, тебе нравится мой стиль. — И как он называется? Деревенский жиголо? Ковбой-позер? «Покажи-ка мне»? Хармбой? — Хармбой? — Что-то среднее между фермером и хипстером. Кон закатил глаза, украдкой из-под век продолжая пялиться на Тима. Он сам был… Прекрасен. Всё, что на нём осталось чёрного, кроме неизменной подводки — начищенные до блеска туфли. Стеф нарядила его в тёмно-серую, плотную форму частной школы, но красную рубашку Тим, вроде бы, выбрал сам. Сбоку от отглаженного лацкана красовалась эмблема с маленькой красногрудой птицей и подписью, идущей по кругу: «Юные, просто мы». Кон уже успел усвоить, что у Тима в деталях обретается не только дьявол. На самом деле, меньше, чем через час, очевидной стала нелепость всей затеи пойти на праздник. Громкая музыка мешала говорить, и хотя им, кажется, было о чём помолчать, атмосфера не была располагающей. Кон же с удивлением отметил, что Тиму в ней было не менее комфортно, чем в любой другой. И в одежде этой он выглядел вполне уверенно. Кажется, он и на приёме у Королевы чувствовал бы себя преотлично. В конце концов, они решили уйти, и вот тут-то Кон понял, где на самом деле ошибся. Дни в октябре были ещё совсем тёплыми, так что нарядившись в свой костюм хармбоя — Тим отказывался называть его иначе — он вышел из дома без пальто. К вечеру стало совсем холодно, так что на улице он зябко поёжился под осуждающим прищуром Тима. Пожал плечами и зашагал к школьным воротам: — Ну, нам, парням, выросшим на ферме, осенние холода нипочём. Тим фыркнул, нагоняя его: — Пойдём ко мне домой. Это ближе, и я смогу дать тебе что-то из одежды, — он демонстративно смерил его взглядом, — очевидно, придётся попросить Джейсона. Было неловко, но Тим опять был невыносимо прав, так что Кон просто поправил очки, сунул ладони в карманы джинсов и кивнул. Несмотря на то, что особняк, который занимали Уэйн с сыновьями, стоял за чертой города, дом Кентов был ещё дальше от школы, отделённый полем. Шагали в тишине, и Кон запоздало вспомнил, что даже с Бартом не попрощался. Хотя тот наверняка был увлечён охотой на Стеф, так что не должен был обидеться. Возможно, даже не должен был заметить, хотя кого Коннер пытался обмануть: от бдительного ока его друга ничто не могло укрыться. В спину ударил свет фар и послышались приближающиеся ровный рокот мотора и шорох шин по асфальту. Машина нагнала их и притормозила. Тим остановился тоже и улыбнулся своей паскудной ухмылочкой номер пятнадцать — «семейной». Над полуопущенным стеклом со стороны пассажира показался хмурый Джейсон Тодд собственной персоной. — Эй, заменыш, я знал, что ты жестокий ублюдок, но не знал, что настолько. Полезайте в машину, пока Кента ещё надо везти в тепло, а не в больницу. Тим молча кивнул на автомобиль, садясь на заднее сидение, и когда Кон собрался уже сесть рядом с ним, Джейсон миролюбиво заметил: — Не будь идиотом, садись вперёд, ближе к печке. Спорить не хотелось. Ехали молча, слушая дрянную местную радиостанцию. Коннер всю дорогу косился на Тодда — он впервые видел его так близко, пусть и в полумраке. Тот выглядел очень расслабленным — вопреки ожиданиям. Или это тени так падали на лицо — не понять. Кон спросил в конце концов, не зная точно даже, у кого из них: — А почему «заменыш»? Ответил Тим: — Он раньше постоянно сбегал из дома. А однажды, вернувшись в очередной раз, столкнулся со мной в дверях. Судя по всему, он решил, что я претендую на его место в семье или вроде того, и перестал убегать. Джейсон закатил глаза: — Не преувеличивай свою значимость, заменыш. Я просто перерос ночёвки на лавочках в парке. Когда они подъехали к особняку, Альфред как раз беседовал с кучкой детишек в разномастных костюмах. — Где колдун, где колдун? — спрашивали они. — Здесь нет колдунов, друзья мои, только принцы. А вот и они, — улыбнулся Альфред поверх макушек. Дети оглянулись и со смехом кинулись врассыпную, а Кон хмыкнул: — Спорим, если бы ты был не в маскарадном костюме, они бы признали в тебе некроманта? — Боюсь, мистер Кент, они пока что не знают, кто такие некроманты. У самого входа было всё ещё прохладно, но Тим сразу же отправился наверх, да так целеустремлённо, что Кону ничего не оставалось, кроме как поторопиться следом за ним. Джейсон что-то тихо сказал Альфреду и снова вышел за дверь. — Он что, специально за тобой ехал? — спросил Коннер, заходя в комнату. Тим помотал головой. — Вряд ли. Наверняка мы задержали его и он теперь опаздывает на свидание с Кори. Кон хмыкнул и огляделся. Здесь постоянно что-то менялось. В вещах царил контролируемый хаос, книги кочевали по всем более или менее плоским поверхностям, размножаясь, кажется, почкованием. Как и блокноты. У Тима их было очень много: в переплёте и на пружинах, большие и маленькие, строгие молескины и с дурацкими собачками на обложке. Блокноты-брелоки и блокноты-планеры, линованные и нет, и почти все они были исписаны от и до пляшущим неровным почерком. У Тима был стереотипный почерк будущего программиста: угловатые крупные буквы, все разного размера и клонящиеся в разные стороны. Кон уже знал, что в них он записывал истории. Истории болезни, на самом деле. Тим отчаянно интересовался эпидемиями, ничего удивительного, что его так зацепили события пятнадцатилетней давности. Он донимал всех, кто ему попадался, но так ненавязчиво и деликатно, что люди, в общем-то, сами выбалтывали всё. Даже мистер Нассер вопреки своей нелюдимости предложил рассказать про местный университет в то время. Почему-то, предложение он передал через Кона, и возможно, это было связано с тем, что Тим его избегал. Коннеру причины этого оставались непонятны, у него самого отношения с Нассером были преотличные. Настолько, насколько хороши они вообще могут быть у книжного червя, мечтающего писать книги, и школьного учителя литературы. В конечном итоге за пару месяцев в Парквилле у Тима скопилось планов на не меньше тысячи историй, из которых он описал пока едва ли хотя бы половину. Однажды Кон попросил показать ему странички про ма Кент — про себя не стал — и у Тима они были. Он открыл один из блокнотов, сверившись с другим — его хаос и впрямь был строгой системой — и нашёл нужный разворот. Через десять минут чтения (там было всё о том, как здорова она была до эпидемии, как едва не погибла во время неё и как мучилась болью в сердце годы после) полный странных чувств Кон поднял взгляд: — Откуда ты знаешь всё это… Все эти подробности? Ты что, следишь за людьми? Тим рассмеялся: — Нет. Достаточно просто слушать. Люди удивительно много о себе говорят, даже не замечая, кто стоит рядом с ними. Как будто других не существует. А про миссис Кент я и от тебя много слышал. И видел таблетки в кухне, в конце концов. Кон тогда только нахмурился и покачал головой в ответ. Сейчас Тим стоял у окна, явно борясь с желанием закурить, и Кон просто молча стянул покрывало с постели, стряхивая блокноты и ручки и заворачиваясь по уши. Тим благодарно кивнул, распахивая створки. Свет включить они оба забыли, так что Коннер разглядывал неизменный плакат с Гудини, закованным в цепи, довольствуясь неярким светом фонарей на крыльце. Тим заметил его взгляд и выдохнул дым со словами: — Знаешь, он был особенным. Он одним из первых понял, что самые незабываемые шоу — те, которых не видно. Свои трюки он проделывал, спрятавшись за ширмой, в то время как публика накручивала себя сама и приходила в экстаз. Зрители успевали придумать его смерть, и способы спастись, и сотню вариантов развития событий на всех, в то время как он, уже освободившись из цепей, или даже выбравшись из воды, просто ждал пика их эмоций, чтобы за секунду до истечения времени явиться им живым и невредимым. Кон слушал его заворожённо и затаив дыхание. — Ты так говоришь… Как будто книгу пишешь. Да и заметки твои… Тебе бы писать романы и повести, серьёзно, — он помолчал. Потом тяжело вздохнул. — Хотел бы я так уметь. Тим повёл плечом, гася окурок в жестяной коробочке из-под леденцов, служившей ему пепельницей. Кон однажды спросил, как относится Брюс к курению в доме, на что Тим засмеялся и пояснил, что тот не заходит в комнаты сыновей. Да и вообще, кажется, не запрещает им ничего, что не запрещал бы закон. Коннер заметил, что подростковое курение противозаконно, но Тим педантично уточнил, что курящий подросток не нарушает закон, в отличие от продавца. Мистер Уэйн был прокурором. Дрейк, кажется, собирался стать адвокатом. Закрыв коробочку, он спросил: — Ты мог бы лучше. Я не писатель, я просто фиксирую информацию. Попробуй ты, и у тебя не останется сухих фактов, только литература, я уверен. Опиши… Не знаю. Курт Воннегут говорил своим студентам, что в начале истории всегда должна быть проблема. Герою что-то должно мешать, не давать покоя. Давай. Подумай об этом. — Ты хочешь, чтобы я писал? Кон поднялся с кровати и закутавшись в одеяло плотней, подошёл к Тиму. Слишком близко, пожалуй, возможно, инстинктивно придвигаясь к теплу чужого тела, но он не отодвинулся. — А что тебя смущает? — То, что я не имею ни малейшего представления о том, как придумать помеху герою? Героя в принципе? — Давай договоримся, — улыбнулся Тим, — с тебя текст. А с меня — проблема. Кон замер, рассматривая знакомое, но неузнаваемое в тусклом свете лицо. Хотя чёрная кайма вокруг глаз оставалась на месте, но казалось, что Тим будто снял маску в тот день, когда все их надевали, смыл грим в ночь, когда без него нельзя было выходить. Всё с ним было не так и не по правилам. «Так может, — подумал Кон, — так может и я здесь потому, что это не по правилам». Подчиняясь этой шальной мысли, вдыхая остатки табачного дыма, он склонил голову ниже, и, когда Тим не отстранился, сократил дистанцию до нуля. Губы у того оказались шершавыми, рот горячим, а на теле, вопреки всем слухам, не оказалось ни татуировок, ни пирсинга.***
Довольно скоро Кон стал тусоваться с чернокнижниками, если, конечно, можно было так назвать стояние в коридоре возле библиотеки. На удивление, всем в школе было плевать, или просто Барт любезно не сливал Коннеру сплетни о нём же, и из-за этого тому казалось, что их вовсе нет. Раньше он думал, что Тим в этой компании что-то вроде звезды вечеринки, гвоздя программы, ведь он, приехавший сюда из большого города, так удивительно контрастировал даже со своими. Издалека это не было заметно: просто подростки, упакованные сплошь в чёрное, обычное дело, но Тим отличался всё равно. Местные в чёрном смотрелись по большей части нелепо, особенно когда это были крашеные вещи. Зачастую они выглядели просто неопрятно: отрастали корни, пубертат расцветал на лице невыносимыми композициями из прыщей, и тем дела обстояли хуже, чем больше они пользовались косметикой. Все, ну или почти все они смотрелись в своих образах, как в костюмах с чужого плеча: тут было велико, там жало, а здесь просто не садилось. Тим же был будто создан, чтобы фланировать по коридорам красивой редкой птицей: его-то волосы были чёрными от природы, кожа — бледной, так что подводил он только глаза, а непередаваемый оттенок синего под ними был его личной заслугой. Ну, со временем он стал немного заслугой Кона. Что до одежды, то Коннер, раньше пребывавший в убеждённости, что у Тима одна чёрная рубашка, одни чёрные брюки и один же чёрный кардиган, теперь различал весь его немаленький гардероб. В ряде случаев — на ощупь. Замечал он и более мелкие детали: синяки на руках, шее, ссаженную губу. Царапину за ухом. На все его вопросы Тим смеялся и пожимал плечами, говоря, что не помнит, как получил все эти метки. «Наверное, это из-за тренировок с Дэмиеном», — мог ответить он, и такой вариант устраивал Кона, так что он просто перестал считать, что это что-то значит. Тим действительно занимался чем-то со своим младшим братом в одной из огромных комнат особняка, но Кон не просился присутствовать, да и подозревал, что не отличит муай-тай от тхэквондо, так что и смысла глазеть ему не было. Гораздо позже он понял, что на самом деле эти симптомы значили слишком много. Так или иначе, оказалось, что с остальными Тим говорил мало, зато к тому моменту об истории переезда прознала вся школа. Как и предполагалось, никто не гнобил его на самом деле, скорее донимали, каждый норовил выразить кусочек своего уважения к тому, что он «уделал» аль Гула, хотя вроде бы, никому из них ни он, ни его исследования не причинили вреда. Время от времени кто-нибудь обязательно предлагал ему «шикарную авантюру», ну или хотя бы «крутую тему»: взломать школьную базу и поправить всем оценки, или хакнуть университетский сервер. Дальше их фантазия просто не заходила, так что зачем ломать систему того же университета, они даже не удосуживались придумать. Тим всегда отказывался, а бесполезные большей частью советы принимал, вежливо отвечая и благодаря, но потом никогда им не следовал — Кон точно знал это, мог считать по раздражённому шипению на не желающую делиться огнём зажигалку.<img src="https://i.imgur.com/xrF9itI.jpg">
***
Коннер сам не заметил, как в определённый момент его комната стала отражением, зеркалом, копией комнаты Тима. И речь шла не только и не столько о том, что его послания и загадки заполняли стены, столы, полки, сколько о том, что они зачастую дублировали те, что были у него самого. Иногда он даже сопровождал очередное послание, которое Кон находил в сумке, в шкафчике, в капюшоне или даже в собственном ланче — как Тим ухитрялся так незаметно подсовывать ему эти мелочи, он не понимал ни тогда, ни позже — короткой припиской «Где?», и это всегда значило, что место уже предопределено. Коннер не мог понять смысла этой игры, но пока она приносила им обоим удовольствие, он вполне мог обойтись и без понимания. Иногда Тим сам делал марки, и это нравилось Кону больше всего, потому что «сам» всегда означало, что они действительно уникальны. Все они были фотографиями, иногда даже на них был сам Тим, и каково было удивление Коннера, когда на одном из конвертов он обнаружил себя. Как этот снимок был сделан, он не помнил, впрочем, всё равно, но это нисколько не смущало: он просто свыкся с тем, что Тим, кажется, был одновременно в нескольких местах. Иначе он просто не мог объяснить, как тот всё успевал, а у полиции, меж тем, именно этот нюанс впоследствии вызвал больше всего вопросов. Вечера становились всё холоднее, а прогулки вдоль реки всё короче, хотя Тим так и носил это своё не по погоде тонкое пальто. Оно выглядело, будто он решил выучиться жить на южном полюсе, так что в очередной вечер, когда снег мягко укрывал городишко, Коннер просто валялся на полу в комнате Тима, сняв очки, пока тот снова увлечённо что-то строчил, прерываясь иногда на то, чтобы измерить собственные пальцы линейкой, и слушал лай и смех за окном — Дэмиен играл со своей собакой. Вот уж кому точно не было холодно на улице сейчас. Кону было хорошо просто лежать так, слушать скрип ручки по бумаге и шорох одежды, когда Тим сдвигался на стуле. Он как раз вяло размышлял о том, что же придумать ему в подарок на Рождество — хотя до него оставалось больше месяца, но если Кон хотел спланировать что-то действительно интересное, думать надо было уже сейчас. Он уже перестал считать идеи, которые безжалостно отмёл, когда в комнату без стука вошёл Джейсон. Сам Кон вздрогнул и поёжился, а вот Тим даже не обернулся, просто уронил веско: — Нет. — Ну Тим! — если бы Кон не знал Джейсона, как крутого и мрачного красавчика из выпускного класса, он бы с уверенностью мог сказать, что тот ноет. И боже, он только что назвал своего брата по имени? — Ты не страдаешь, и не делай вид, что это не так. — Можно подумать, если бы я страдал, ты бы охотнее согласился. — Конечно же, нет. — Вот и я о чём. — Что случилось? — набрался смелости встрять Кон, нащупывая очки и садясь на светлом ковре. Правильно ориентированный в пространстве Джейсон уже не выглядел таким суровым: он покачал бутылкой в вытянутой руке. — Гараж и четверо парней, сейчас. Как тебе идея? — Четверо? — пропустил мимо ушей всё остальное Кон. Джей закатил глаза. Тим развернулся на стуле, складывая руки на спинке и с любопытством наблюдая за ними. — Заменыш, ты, я, старина Билли. — Джейсон, нам шестнадцать, — мягко заметил Тим. — Ой, да брось, это не мешает вам делать всё остальное, почему это должно мешать пить? Коннер неумолимо покраснел до кончиков ушей, не зная, куда себя деть. От Джея это, ясное дело, укрыться никак не могло. — Эй. Не переживай, я знаю, какой эффект он производит на людей, очевидно, что простой смертный не смог устоять. Никто не смог бы! — увидев, как стремительно брови Кона мигрируют в сторону его же макушки, он торопливо продолжил: — Кроме меня, конечно. — И Дэмиена? — уточнил Коннер. — Не, он тоже повёлся. — Не похоже. — Ты просто не видел, как он хвостом ходил за Тимом, когда его мать в очередной раз ввязалась в какую-то авантюру и сбросила сына на Брюса. — Ты тоже не видел, — с улыбкой ответил Тимоти, — ты притворялся мёртвым, как пятилетка. — Вечно молодой, — пожал плечами Джейсон, — но всё ещё отвратительно трезвый. Так что? Они с Тимом одновременно уставились на Коннера, и тот задумался. Он никогда не видел Джейсона таким — почему-то этим вечером он был проще и понятнее, чем большинство людей в школе, и уж точно ближе, чем любой из старшеклассников, как будто ему вдруг перестала требоваться маска крутого мрачного типа. Это было интересно. Не то чтобы ему было скучно до этого, но если Тим не отказался наотрез, значит сам он точно был не против, так что Кон просто пожал плечами и поднялся на ноги, разминая затекшие мышцы. — Исправим эту досадную оплошность. Джейсон поморщился: — Тим, он начинает изъясняться, как ты, не корёжь человеку судьбу, я тебя умоляю. Тим усмехнулся и практически стёк со стула, пропуская Коннера вперёд себя к двери. В гараже было чуть прохладнее, чем в особняке, но это нисколько не мешало. Джейсон полез в какой-то из шкафов за бокалами, но сил удивляться тому, что они хранились в гараже, у Кона не было. В конце концов, места здесь было так много, несколько машин стояли укрытые чехлами, но тачка Джейсона притаилась в углу с поднятым капотом, как измученный жарой аллигатор. Уставился Коннер, впрочем, не на неё, а на ладную чёрную «бритву» в углу. Синие вставки металлически поблескивали, и мотоцикл в тусклом свете выглядел таким красивым и иномирным, как будто был создан для того, чтобы на нём летали, а не ездили. Пока Тим закуривал рядом с приоткрытой дверью на другом конце, Джейсон разлил виски и перехватил взгляд Кона. — Дик приехал. Коннер вздрогнул и обернулся, как будто ожидал увидеть его прямо здесь, но никого кроме них, конечно же, там не было. — Не переживай, во-первых, он всю ночь проведёт в кабинете у Брюса, во-вторых, станет твоим лучшим другом через десять минут общения при случае, хочешь ты того или нет. — Это звучит больше пугающе, чем обнадёживающе. — А в мои задачи и не входит подтирание твоих соплей. Ты с Тимом, значит, тебе все здесь рады, глупый ты ненастоящий мальчик. Прежде, чем Кон успел сообразить, что теперь ему, наверное, можно язвить и огрызаться в ответ, Джейсон всунул ему бокал в ладонь. Тим как раз был уже в двух шагах от них, и сам осторожно перехватил бокал из руки Джея: — Эй, этот был мой! — возмутился тот. — Не жадничай, — Тим отсалютовал ему виски и сделал небольшой глоток, блаженно прикрывая глаза. Кон посмотрел на него и отпил столько же, но рот и горло обожгло огнём, и он закашлялся. Джейсон почти хрюкнул от смеха, поднося бокал к губам. — Ну? — спросил Тим явно не всё ещё пытающегося отдышаться Коннера, и Джей пожал плечами, беспечно улыбаясь. — Кори ушла к Рою. Кон, кажется, вспомнил механизм дыхания млекопитающих и подал голос, впрочем, всё ещё нетвёрдо: — К Рою? Рою Харперу, механику из мастерской Квина? — Ага. — Мне так жаль, — просипел Кон. Джейсон вскинул брови, вперяя в него взгляд, и усмехнулся: — А мне не особенно. Кори в него влюблена, он тоже в абсолютном восторге… — То есть как «не особенно»? Вы же были такой… — ...прекрасной парой? — заржал Джейсон. — Вот потому что из-за этого мы начали встречаться, ничего и не вышло. Кон задумался, морщась и делая глоток уже без происшествий, и видимо его лицо слишком красноречиво отражало ход мыслей, так что Джей забрал опустевший бокал, чтобы обновить, и продолжил: — Не переживай, из Тима получится хреновая королева бала, так что вам такое дерьмо не грозит. — Но-но, — улыбнулся тот, подставляя стекло под тонкую струйку виски. — Ты не видел меня в вечернем платье и на каблуках. Мне пойдёт диадема, я уверен. Коннер опять подавился, на этот раз воздухом. Джейсон начал ругаться: — Куда ты лезешь без очереди, ну… Импровизированная вечеринка набирала обороты. Спустя половину бутылки и тонну бессмысленных шуток Коннер сидел напротив Тима и любовался. Мысли, впрочем, в голове крутились самые мрачные, особенно теперь. Семья Тима, жизнь Тима, увлечения Тима — всё это было слишком интересно для Парквилля. Слишком интересно для Коннера. Он себе казался самым обычным, самым что ни на есть серым. И будь он трезв, он, может, так и не решился бы задать этот вопрос, всё чаще грызущий его мысли. Он не слышал, о чём, смеясь, рассказывал кивающему Тиму Джейсон, так что, наверное, даже перебил его, но всё же подался вперёд, выпаливая: — Почему я? Тим повернул к нему голову и озадаченно склонился так, что тень от чёлки спрятала выражение глаз. Кон пояснил: — Я имею в виду… Почему ты выбрал меня? Тим качнул головой, и в открывшихся на миг глазах Кон увидел искреннее изумление. Кажется, он впервые не представлял, что ответить. За него ответил Джейсон. — Ох, малыш, — вздохнул он, — я мог бы сказать, что Тим решил, что тебе в жизни не хватает немного загадки, но он никогда не занимался такого рода благотворительностью, я-то знаю. Я-то знаю. Перестань сомневаться в своей исключительности, дружище. — Но я же… Я ничем не лучше других. — Кон, — подал голос Тим и слегка закашлялся. Прочистил горло. — Коннер. Ты честнее — главным образом с самим собой. Это подкупает. Вызывает доверие, — он пожал плечами. — Я доверяю тебе, поэтому я с тобой. — Тимоти помолчал, потом отвернулся, бормоча: — Не каждый, знаешь ли, может похвастаться доверием нашей семьи. — О, только не включай пафос, заменыш, — закатил глаза Джейсон. — А ты прекращай себя гнобить, иначе я решу, что эту дурь из твоей башки можно только выбить. — Джейсон, угрозы всё ещё не лучшая политика для того, чтобы подружиться с человеком. — Ой, да брось, с Роем я точно так и подружился!.. Коннер слушал их перепалку и глупо улыбался, чувствуя разливающееся в груди тепло. Он был на своём месте, и теперь не только знал, но и ощущал это. Тим коротко взглянул на него и улыбнулся, и ничего прекраснее этой улыбки Кон в своей жизни ещё не видел.***
Домой Кон отправился не слишком трезвым, хотя и отнюдь не отвратительно пьяным. Срезая путь, он прошёл по свежему снегу и скатился с небольшого пригорка между улиц, падая на мягкий липкий покров и глядя в небо. Оно казалось ему удивительно красивым. Всё казалось удивительно красивым, но Тима отчаянно не хватало, так что Коннер зашарил по карманам в поисках телефона. Пару раз промахнувшись по иконкам, он наконец услышал сначала пару длинных гудков, а потом мягкое «алло». Судя по голосу, Тим ещё не спал, и к тому же чем-то был взволнован, но так легко было списать это со счетов… — Эй, эй, Тим, тебе следовало бы быть здесь, ты знаешь. Я катаюсь в снегу, как идиот, и это твоя вина. Здесь офигенно красивое небо и отличная погода, чтобы делать снежных ангелов и глупости. Тим засмеялся как-то приглушённо: — Мы не можем всегда быть вместе. — Но почему? — Есть такие вещи, которые нам нужно делать по отдельности. — Нет таких вещей. Коннер понимал, что несёт какую-то чепуху, но ему действительно хотелось в этот момент только думать чушь, говорить чушь, делать… Ну, тоже в основном её. Тим, кажется, этого энтузиазма не разделял. — Ты прекрасно жил без меня ещё полгода назад. — Уверяю тебя, «прекрасной» мою жизнь в ту пору назвать было бы нельзя. — Всякое бывает, Кон. Может выйти так, что тебе снова придётся обходиться без меня. Мир замер, как будто с Коннера разом сошли остатки опьянения. — Никогда не говори так даже в шутку, слышишь, Тим. — Увидимся завтра, Кон, — на том конце послышался усталый вздох и шорох, кажется, одеяла. Через паузу он продолжил: — Я люблю тебя. И после этого Тим отключился. Коннер не мог больше смотреть на звёзды, он зажмурился до слёз. Всё было не так, неправильно. Абсолютно всё: начиная с того, что он оказался здесь один, заканчивая этим признанием — первым, и сделанным, чёрт возьми, по телефону. Да, им не нужно было проговаривать это вслух, так что всё было неправильно вдвойне. С минуту Кон лежал, не открывая глаз и просто чувствуя, как снежинки опускаются на его лицо, а потом поднялся на ноги и побежал в темноту.