Сотней шуток, смеясь, отделаться — чист, беспечен и обречён. Всё не важно, судьба — безделица, мы не думали ни о чём.
— Расскажи мне про Барта и его астму, — проговорил Тим, поднимая взгляд от книги. Коннер мрачно посмотрел в ответ поверх очков. Тим пожал плечами: — Ты знаешь его лучше, чем я. Дольше и вообще. — Ты можешь просто спросить его самого. — Я бы предпочёл оба варианта сразу. — Так за чем дело стало? Только давай я его к себе позову, а не к тебе. А то он будет отвлекаться на то, что где-то в одном доме с ним Стеф. Тим закатил глаза: — Но так даже лучше. Значит, он скорее сболтнёт то, что сам важным не считает. А мелочи и детали могут быть очень, очень важными, ты знаешь. — Иногда я забываю о том, кто твой отец, — пробурчал Кон. — Ладно. Барт пришёл в особняк через пару часов, и на его живом лице волнение было написано даже красочнее, чем когда-то у самого Кона. Но присутствие последнего его подбодрило, да и не то чтобы он боялся Тима. Тот отвёл гостей в кухню, но на этот раз Стефани там не было. Кон подумал, что это к лучшему. Какое-то время они болтали о всякой ерунде, в основном Барт и Кон — у Тима просто не нашлось бы с ним вот так сходу общих тем — но потом Коннер прочистил горло и начал: — Барт, Тим… — Хочет узнать про эпидемию. Да, это понятно, — он развернулся к нему всем корпусом, — но ты же уже и так всё знаешь, да? — Я хотел бы услышать твою версию. Сам понимаешь, пятнадцать лет прошло. — Так мне же всего год тогда был. Что ты от меня-то хочешь узнать? — Всё? Что тебе рассказывали родители, до чего дошёл ты сам. — Слухи считаются? — деловито осведомился Барт и, кажется, расслабился немного. — В первую очередь, — рассмеялся Тим. Барт кивнул. — Ну… Пятнадцать лет назад в Парквилле была крупная вспышка гриппа. Только вот за его пределы она не выходила, и в новостях об этом ничего не говорили, да и в самом городе почему-то не очень. Страшно всем было… Люди даже в гости друг к другу ходить перестали. Много кто заболел, я слышал даже, несколько человек умерли, но об этом, опять же, точно никто не знает, там вроде о старых и одиноких речь в основном. Короче, грипп тот странный какой-то был, он бесследно не прошёл, в городе теперь здоровых людей кот наплакал. Крепче всего досталось тем, кто совсем маленьким был, как м… — Барт покосился на Коннера, — как я. У кого бронхит, у кого астма, у всех, в общем, с дыханием что-то. К нам поэтому никто не переезжает, боятся. Но и говорить не любят — суеверие вроде как. Тим молча слушал и кивал, не записывал даже, но впрочем, Кон знал, что память у него отличная. Он сделал глоток чая и перевёл взгляд обратно на Барта. Тот замолчал и задумался, а потом вскинул брови и взмахнул рукой: — А вот! Ещё! Говорят, первыми заболели те, кто ближе к полигону живёт. Ну, который при университете. Но это тебе нужно кого-нибудь из бывших военных спросить, мистера Нассера, например. Или хотя нет, лучше не надо. Расспроси Оливера Квина. Тим кивнул задумчиво и уточнил: — А астма твоя — она обычная? — Самая, что ни на есть. Да и деревьев у нас здесь много, так что ничего, нормально дышится… Кон не мог с ним согласиться, по крайней мере, не до конца. Он и сам никогда не выезжал даже в Канзас-сити, но Кларк в редкие свои визиты в отчий дом говорил, что Парквилль — серый, и деревья здесь блёклые, и небо не такое яркое. Он вообще, кажется, в восторге был от Метрополиса, и про родной город говорил, что когда-то он был ярче и красивее. Коннер всегда считал, что это брюзжание и тоска по юности, но чем дальше, тем менее ощутимой казалась разница в возрасте, а теперь, после всех этих расспросов Тима, можно было подумать, что Кларк и в самом деле прав. Барт в это время продолжал болтать, но Кон его уже не слушал. От мрачных размышлений его отвлекла влетевшая в кухню Стеф. — Привет, ребятки! — пропела она и сразу же устремилась к шкафчикам. Она успела проверить их все, а Барт так и сидел, разинув рот, пока Тим с усмешкой наблюдал за ним в воцарившейся гробовой тишине. Стефани обернулась и оглядела стол, а потом обошла его и нависла над Бартом, обвинительно ткнув пальцем в грудь: — Ты! — Ч-что я? — заикнулся Барт, и Кон беспокойно задумался о том, не забыл ли он дома ингалятор. — Взял мою любимую кружку! Барт нервно сглотнул и начал судорожно извиняться — обычно слова ему давались на порядок легче. Можно сказать, они были его стихией. А теперь он не мог закончить предложение. Стеф оборвала его громким смехом и добродушно потрепала по волосам, отчего Барт залился краской и совсем потерял дар речи. — Да я же шучу, боже мой. Не парься, я возьму любую другую. «Любой другой» оказалась кружка Тима, которую она бесцеремонно отобрала. — Ты всё равно уже допил, — проворковала она, пока Барт беспомощно косился на Кона, не зная, как себя держать. Коннер пожал плечами и откинулся на спинку стула, наслаждаясь зрелищем — мало что на свете могло заставить его друга заткнуться, и кто бы мог подумать, что любовь сделает это эффективнее угроз, уговоров и шантажа. Стеф тем временем всё-таки любезно сделала чай и себе и Тиму, села рядом с ним и, с выражением блаженства на лице вдыхая аромат бергамота, поинтересовалась: — Ну, рассказывай, Барт, что привело тебя в наш дом? Ты тоже запал на моего брата? Он вздрогнул и завертел головой, глядя на Кона, на Тима, на саму Стеф, а потом тонким голосом переспросил: — Что?.. И начал задыхаться. Коннер не знал, ругаться ему или пугаться, Тим тоже, кажется, не мог выбрать между смехом, раздражением и беспокойством, а вот Стефани быстро поднялась на ноги и подскочила к Барту, опуская одну ладонь ему на спину, а второй ныряя во внутренний карман его олимпийки. Через секунду она приставила к его губам ингалятор, а дальше тот, кажется, вспомнил, что делать. Сделав несколько вдохов, он ошалело уставился на Кона и спросил снова: — Так мне не показалось? Тим закрыл глаза ладонью, но улыбался всё равно, а Кон просто устало уставился в ответ. Зато Стеф, по-прежнему придерживая Барта за спину, склонилась к его уху и вкрадчиво проговорила: — Ну, ты же будешь об этом молчать, верно? — Он не умеет молчать, — буркнул Кон. — Ладно, плевать. Не очень хорошо, если кто-нибудь типа Мерсера узнает, но не будет же он нас по углам со своей шайкой подкарауливать, в самом деле. Барт уже совсем пришёл в себя и отмахнулся: — Я тебя умоляю, по вам же всё видно, если только человек не слепой. Но я, знаешь, благо для глухих, а не слепых, пусть сами гадают. Стеф потрепала его по волосам снова, от чего он вновь покраснел, и добавила: — Если он зачастит к нам, вы что, собираетесь при нём комедию ломать? К тому же, секреты от друзей — это фу. — Что значит «зачастит»? — поинтересовался стоящий в дверях Джейсон, и Кон расхохотался, заметив на физиономии Барта выражение чистого ужаса. Тим всхлипнул от смеха над своей чашкой, пока Стеф и Джей шутливо переругивались на тему устрашения новых друзей семьи. Тема эпидемии благополучно отошла не то что на второй, на десятый план, но в глазах Тима Кон видел остатки напряжённого внимания — он что-то складывал в уме, и, кажется, результат ему не слишком нравился.***
День Благодарения встретил всех сухой, бесснежной солнечной погодой. От этого было только холоднее, и самым обидным было то, что не приехал Кларк. Без него праздник был совсем не таким, к тому же, готовил он превосходно, не хуже ма Кент, но неуловимо по-другому. Так или иначе, но в день праздника они говорили только по телефону: — Надеюсь, ты сможешь приехать на Рождество. — Чёрт, да, — смеялся Кларк, — ты там как? Не отобьёшься от рук, если я задержусь с визитом на месяцок? — Да… Да. Нет. То есть, я правда надеюсь, что ты приедешь, потому что я хочу тебя кое с кем познакомить. — О, у тебя появилась девушка, — довольно протянул Кларк. — Надеюсь, она достаточно жёсткая, чтобы вправлять мозги и тебе время от времени. — Да… То есть! Нет. Нет… Не девушка. На том конце воцарилась пауза, и Коннер замер в ожидании. Сказать, что он не трусил — было бы ложью, отчего-то одобрение брата значило для него больше, чем чьё угодно ещё. Наконец он отозвался: — В таком случае ему должно быть проще, ведь он может вправлять тебе мозги силой. Кон рассмеялся с облегчением: — Я надеюсь, что мне не придётся проверять. Когда разговор был окончен, Коннер написал сообщение Тиму. На самом деле, планы брата на Рождество волновали его тем меньше, чем дольше молчал телефон. Первое сообщение попросту не прошло: аппарат был отключен, а Барт любезно доложил, что вся их семья уехала на время праздника. Почему Тим сам не сказал об этом? Кон весь остаток вечера провёл с книгой, но буквы расплывались перед глазами, предложения звучали совершенно бессмысленно. Конвертик сообщения так и болтался без галки, так что ему стало попросту любопытно, свяжется ли Тим вообще с ним в этот вечер. Тим не связался.***
На следующий день у них было запланировано катание на санках. Незадолго до полудня Тим уже стоял на пороге дома Кентов. Когда Кон спустился, он мирно беседовал с ма Кент. Коннер не переставал удивляться тому, как он ухитрялся производить на неё неизменно хорошее впечатление вместе со своими подведёнными глазами и лёгким запахом табачного дыма. Насчёт последнего сегодня, впрочем, Коннер не был уверен, всё-таки Тим был довольно благоразумным и воспитанным, как ни странно. С такими-то братьями. В любом случае, благоразумие Тима не распространялось на манеру одеваться: он покачивался с пятки на носок перед дверью, заложив правую руку за спину, а левой придерживая санки, при этом одет он всё равно был в это своё тонкое пальто. Ни перчаток, ни шапки, естественно, он не предусмотрел. Зато санки были красивые — из тёмного дерева, без единой железной вставки, они казались приветом из прошлого века, как и многое другое среди его вещей. Кон подошёл ко входу, мрачно глядя на Тима, но тот выглядел так невозмутимо и безмятежно, как будто ничего не случилось. На секунду Коннеру показалось, что и правда ничего — в конце концов, он знал, что приоритеты и представления о важном у них разные. Чёрт, да Тим вообще мог не понять, что что-то сделал не так. Не то чтобы хотелось просвещать его — Кон всё ещё был весьма подавлен. Что-то надломилось, как весенний лёд. Застывшие торосы уже нельзя было разгладить. Тим перевёл взгляд на него. — Пойдём? — он придирчиво осмотрел одетого в домашнее Кона — потёртые и заляпанные краской джинсы и линялая майка Кларка, которая была ему велика. В старой комнате брата было полно вещей, даже допотопный компьютер стоял нетронутым. — Я могу тут подождать. — Ты так собрался идти? — беспокойство и желание позаботиться пересилили досаду. Как и всегда. Теперь Тим оглядел уже себя: — Что-то не так? Ма Кент улыбнулась и отодвинулась от входа, делая шаг в сторону кухни. Оттуда пахло пирогом с черникой. Кон подумал о том, как будут сочетаться черничного цвета губы Тима с чёрной подводкой и помотал головой, хватая его за руку и втягивая в дом. — Всё не так. Ты замёрзнешь, простудишься, и Стеф снимет с меня голову, если ты хотя бы один раз чихнёшь. Так что идём, подыщем тебе что-нибудь из моего гардероба. Роста они были примерно одного, но Кон всё-таки раньше был в школьной команде по американскому футболу, да и работа на ферме не позволяла терять форму. Так что он рассчитывал найти что-то из старых тёплых вещей, с того времени, когда он не был так широк в плечах. Впрочем, даже эта одежда Тиму была велика, зато он не должен был замёрзнуть. Переодевшись, Тим с любопытством таращился в зеркало. В такие моменты он терял всю свою загадочность — и дело было не в одежде, а в этом неприкрытом любопытстве и искреннем интересе по отношению к миру. Почему-то эти свойства просыпались в нём только рядом с простыми вещами, как будто его когда-то выдернули из детского манежа и сразу всучили учебник квантовой механики. Он просто миновал все эти этапы с прятками, телефонными хулиганствами и дурацкими зимними комбинезонами невообразимых цветов. Что же, хотя бы последнее они могли восполнить. Нарушать эту атмосферу не хотелось вовсе, так что Коннер решил отложить вопросы на потом, быстро переоделся сам и потащил его к выходу. Кататься они пошли к реке — недалеко от неё на опушке как раз были отличные склоны. Хотя на санках Тима не было ни единого кусочка железа, плотное дерево оказалось удивительно тяжёлым, и шли они не очень быстро. — Это Брюса, — ответил Тим на заинтересованный взгляд Кона. Можно было догадаться, в общем-то, дорогие и старые, эти сани наверняка катали на себе всех детей Уэйна. Или нет. На них вообще хоть кто-то когда-нибудь катался? — В основном их использовал Дик, — сказал Тим и расхохотался, увидев уязвлённо-обалдевшую физиономию Коннера. — Вот. Вот. Ты опять это делаешь. Ты говоришь лицом, на тебе всё написано, как на электронном табло. — Сам ты табло, — оскорбился Кон. — Рекламное. С моделями. Тим снова рассмеялся и оставил его реплику без ответа. Всё было как всегда. Они проехали пару раз по очереди, а на третий Тим взял круто вправо и скрылся за деревьями. Коннер ждал его возвращения, глядя на облачка пара, вырывавшиеся изо рта, но Тим не возвращался. Кон подождал минут пять, а потом побежал. Тим лежал спиной на снегу рядом с перевернувшимися санками и смотрел на снежные верхушки деревьев, живой и невредимый, малиновая клякса на белой бумаге в конце росчерка, оставленного полозьями. Кону захотелось пнуть его постоянно заставляющую волноваться задницу, но вместо этого он просто рухнул на снег рядом с ним, чтобы видеть всё то же самое. Какое-то время они лежали молча, а потом Тим снял одну из до нелепости огромных плотных перчаток и поднял руку, ведя пальцами над контурами покачивающихся ветвей, как будто это он гладил деревья, а не ветер. — Что ты делал бы, если бы я умер? — Иногда ты задаёшь удивительно дурацкие вопросы. — И всё же. — Ушёл бы в монастырь, — раздражённо огрызнулся Кон. Тим не ответил, так что оставалось только дать ему желаемое. Ответ, например. — Я не знаю, — честно признался Кон. — Я не хочу знать. — А я знаю: ты бы мучался бессонницей, потому что я вернулся бы и поселился в твоём шкафу мрачным тоскливым привидением. Занудствовал бы ночами напролёт. — Ты и живой делаешь почти то же самое, минус шкаф. Так что просто возвращайся. — А если бы я не смог вернуться, а только передавать послания через медиумов и доску Уиджи? — Я бы не понял, что это ты. Или не поверил бы. — Верно. Да. Нам нужен шифр, или пароль, что-то, чтобы мы могли друг друга узнать. — Мне не нравится эта тема. — Брось. Это просто рациональное продумывание всех возможных вариантов. Может, я чего-то не знаю про тебя, и ты неубиваемый, но я — точно нет. — И что ты предлагаешь? — Что-то простое, — Тим щёлкнул покрасневшими от холода пальцами. — «Тихо». Старая колыбельная. — То есть, мы будем начинать послание со слова «тихо»? И что это, по-твоему, должно значить? Тим улыбнулся. — Что собеседнику пора замолчать и прислушаться. — Как это вообще пришло тебе в голову? — Гудини использовал это со своей женой. Он всю жизнь разоблачал шарлатанов, и после смерти продолжил. Только песня была другая и дальше шёл шифр. Нам надо подумать над деталями. Погода была не слишком холодная, и Тиму в костюме наверняка стало жарко. Чёрный контур вокруг глаз поплыл, делая его похожим на скорбную панду. Коннеру нравилось всё равно. Они полежали так ещё немного, пока не пошёл холодный дождь, и отправились отогреваться — домой к Кентам и черничному пирогу. Портить этот благословенный покой Кону не хотелось совершенно, так что он просто отпустил вчерашний день и молчащий телефон, без слов напевая старую колыбельную.***
Ма Кент, кажется, в Тиме просто души не чаяла. Она со всеми, конечно, была приветлива и заботлива, но Коннер знал, что в этой невысокой мягкой женщине есть стальной стержень, несмотря на больное сердце. Этот стержень помогал ей растить двоих сыновей и управляться с домом. И он же позволял ей деликатно, но твёрдо отбривать всех, кого она не считала честными и порядочными. Тим ей нравился очень, очень сильно. И Альфред. И вся их семья, кажется, тоже нравилась, так что не только Кон здесь не хотел, чтобы они уезжали. За ужином, тем не менее, они не коснулись этой темы в разговоре, зато Тим с интересом слушал рассказы Па и вообще выглядел вполне довольным жизнью. Кон подозревал, что его родители могли напоминать Тиму его собственных. Он не слишком много говорил о них, да и по рассказам они были похожи скорее на Брюса, но всё же в интонациях и словах сквозило необычное тепло. Тепло и горечь утраты, так что Коннер всегда был рад, если удавалось уговорить его провести время с Кентами — и не то чтобы так настойчиво приходилось упрашивать. Тим и сам был рад задержаться, им обоим не хватало времени друг с другом. Хотелось больше. Вскоре после того, как солнце село, вырубилось электричество. Ма Кент зажгла свечи, но Кон отказался ставить их в своей комнате. Им с Тимом вполне хватало света, отражённого снегом за окном: облака разошлись, открывая звёздное небо. Из-за того, что света не было во всех окрестностях, звёзды было видно лучше, чем обычно. — Я люблю темноту. В нашей семье все любят темноту. Особенно Брюс. — Я так понимаю, что это всё равно только у Дэмиена наследственное. — Не знаю. Ты перенимаешь привычки ближнего независимо от того, сколько у вас общей крови. Так что можно сказать, что мы все унаследовали любовь к теням. Все в отца. А ты на кого больше похож? — На брата, думаю. Да, на брата. — Ты так редко о нём говоришь. — Ты познакомишься с ним, если он приедет на Рождество. — Он давно уехал? — Сразу после школы. В Метрополис, выучился там, теперь работает в Дэйли Мэйл. Кажется, он всегда хотел писать. — Значит, ты всё-таки тоже хочешь? — Не совсем. Нет. Не знаю. Иногда я думаю, что однажды уеду, как он. Или даже дальше. — Ну. Не уезжай пока, Коннер Кент. — Я не собираюсь. Кларк понравится тебе, он не похож ни на кого другого в Парквилле. — Ты тоже не похож. Кон рассмеялся. — Нет. Я обычный. Надёжный, может, это да, но так-то простой совсем. Не как ты. Или кто угодно из твоих братьев. Или Стеф. — Ты лучше нас всех, Кон, и ты знаешь это. Он не ответил, только ощупью нашёл прохладные пальцы Тима рядом со своим бедром и сжал едва ощутимо, безмолвно благодаря за эту веру. Было сложно чувствовать себя не ущербным на фоне такого старшего брата, как у него, но ему всё равно казалось, что Тим не поймёт этого. Он-то Дику Грейсону ни в чём не уступал. И его совсем не задевало прозвище «заменыш». Тим в очередной раз угадал его мысли. — Ты знаешь, я поначалу из кожи вон лез, чтобы быть не хуже братьев. И не очень понятно, зачем, это ведь не конкурс на звание кого-то там, просто семья. Я знал, что Брюс меня не выставит, если я не буду таким же харизматичным, как Дик, или таким же решительным, как Джей. Но ничего не мог с собой поделать. Мне всегда казалось, что любовь надо заслужить. А ты показал мне, что это не так. Или не совсем так. Что можно обойтись без состязаний. — Осталось самому себе это показать, — Кон криво улыбнулся, радуясь тому, что в темноте это не было не видно. Свободной рукой Тим коснулся его подбородка, погладил острую линию челюсти и разгладил вздёрнутый уголок рта. Пальцем. А потом губами. — Я тебе в этом помогу. Тиму отчаянно хотелось верить.