Где бы ты ни прятался

      Про душ я погорячился. У Джона вместо стандартной вертикальной кабинки, зажатой между раковиной и унитазом (как в моей чудесной санта-карловской квартире) имеется старомодная ванна с лейкой душа, намертво прикреплённой сверху. Так что я набираю ванну, и мы принимаем её вместе. И, конечно, всё опять заканчивается сексом — несмотря на мои протесты об отсутствующем в пределах досягаемости презервативе. Вряд ли я вообще пошёл на это, но что-то есть такое в Криденсе, что окончательно сносит мне мозг. Я торжествую: теперь Криденс подо мной. Вся его спина покрыта старыми шрамами. «Как плато Наска,» — приходит мне в голову. Ему бы пошли татуировки. Повязки с рук он сорвал, раны на ладонях снова открылись, подкрашивая воду розовым. Розовые пятна, которые оставляет горячая вода на бледной коже. Розовая вода, которая переливается через край.       Когда мы выбираемся из ванны и шлёпаем по залитому полу, вода уже тянется к решётке стока, значит, убирать её шваброй не придётся. Ну и хорошо. Я накидываю на Криденса полотенце и снова прижимаю к себе, целуя, а затем подхватываю и несу на руках в спальню. Джон сказал «располагайтесь, как дома», а дома я в подобной ситуации направился туда же. В любом случае, мы только пользуемся мебелью, а магические артефакты вовсе не трогаем. Если только не считать главным артефактом самого Криденса. Но этот артефакт Константину не принадлежит. Он принадлежит мне.       Третий раз за вечер получается опять по-новому — не демоническая атака, не скользкий и кровавый секс в горячей воде. Теперь мы и правда занимаемся любовью, глядя друг другу в глаза и ловя общий ритм. Меня даже не колет больше мысль о презервативах. Меня вообще сейчас не колет ни единая мысль за исключением той, что мы, наконец, вместе.       После того, как мы кончаем — Криденс немного раньше, заливая мою правую руку спермой, я чуть позже, но почти одновременно — и ещё какое-то время лежим, переводя дыхание, Криденс внезапно берёт мою вымазанную в сперме руку и начинает её облизывать. Причём с таким видом, будто это чёртово мороженое. Выглядит это довольно дико, но, с другой стороны, рука становится чистой. А комментировать я не в силах уже. Так что я просто выдаю:       — Криденс, ты… демон!       — Нет, Грейвз. Я тот, кто я есть, — говорит Криденс, и говорит это даже с каким-то сожалением, будто бы и правда хотел быть демоном… настоящим демоном. — Я всего лишь полукровка…       — Ну и хорошо, — покладисто соглашаюсь я, ощущая, что реальность начинает ускользать. — Очень хорошо…       Мы оказываемся на том же месте и в той же позиции, что и утром — как две ложки — Криденс в кольце моих рук — я прижимаюсь губами к его влажному затылку — и, проваливаясь в сон, слышу, как он что-то шепчет… что-то вроде молитвы…              Той же ночью.       Боковая улочка, отходящая от перекрёстка с боулинг-клубом. Шестиэтажный кирпичный дом. Старые пожарные лестницы расчерчивают одинокое окно в одной из комнат таинственными диагоналями. В комнате почти темно: горит только огарок свечи, вставленной в бутылку из-под пива. Человек — теперь на нём нет ни серого плаща, ни зеркальных авиаторов — сидит в единственном кресле посреди пустого помещения. Его лоб покрыт испариной, глаза закрыты. Правой рукой он неловкими сомнамбулическими движениями расслабляет наложенный на левое плечо жгут. Использованный одноразовый шприц откатился в сторону. Лицо человека сводит судорогой, а затем черты снова разглаживаются. Человек — а это никто иной, как Геллерт Гриндевальд, — сейчас далеко, и расслабленное на потёртой зелёной обивке кресла тело имеет к нему мало отношения. В данный момент Геллерт проверяет дела на «Ферме», поочерёдно сканируя сны своих детишек — малышка Модести снова не спит, думает о брате… о брате… Очередная судорога пробегает по лицу. Геллерт настраивается на Криденса. Его всегда легко уловить, теперь, когда он выпустил Тьму из своих снов и позволил ей действовать в материальном мире… Криденс, Криденс, что же ты делаешь… Горячая волна заставляет тело выгнуться, а дыхание захрипеть в горле. Вот что ты делаешь… вот что вы делаете…       Невероятным усилием воли Геллерт прерывает контакт. Не нужно, чтобы чувства брали верх. Всё успеется с этими двумя. Всё идёт по плану.