Где бы ты ни прятался

      Не успеваю я занять место в конце очереди, как кто-то окликает меня:       — Грейвз!       Я оборачиваюсь и вижу толстяка, который машет рукой и спешит в мою сторону. Толстяк явно знакомый, кто-то из константиновских «соратников». Под линялым пальто виднеется чёрная сутана. Я мучительно пытаюсь вспомнить его фамилию. Что-то пятизвёздочное…       — Хеннесси?       — Точно, точно, Грейвз! — он явно нервничает.       — Ээ… какими судьбами?       — Да вот… дело в том, что я некоторым образом обязан Джону… Константину, я имею в виду… и, вот, так сказать, хотел бы частично вернуть долг…       Я приподнимаю бровь.       — Каким это образом и почему мне, а не Джону?       — Он сам попросил. Сказал, что вы… ээээ…. собираетесь выезжать из Лос-Анджелеса…       — Про вокзал он знать не мог. Как вы нас нашли?       Хеннесси явно неловко. Он оттягивает пальцем целлулоидный воротничок священника, оглядывается, а затем наклоняется к моему уху и шепчет:       — Это благодаря моим… способностям…       Точно. Вспоминаю, что Хеннесси — сильный медиум. Я тоже понижаю голос:       — Это хорошо…       — Вы считаете? А мне вот несладко временами…       — …хорошо, но что Вы хотите нам предложить?       — Да вот, собственно… у меня машина. Я мог бы подбросить до Хеспериа… не дальше, боюсь, но вы, вроде бы, собираетесь стопить?..       Я оглядываюсь на Криденса. На его лице смешанные чувства. Ну да. У паренька из секты явно свои отношения со священнослужителями.       — Что скажешь, Криденс?       Он пожимает плечами.       — Чем быстрее мы отсюда уедем — тем лучше.       Я даю согласие, и через несколько минут мы едем в страннейшей машине из всех, которые мне доводилось видеть. То есть, внешне это обыкновенный очень дряхлый «Пежо» неопределённого песочного цвета, но вот внутри… количество крестов и чёток вызывает восхищённый взгляд Криденса. Они развешены буквально везде, подколоты булавками к обивке потолка. На заднем сиденье громоздится куча книг разных лет издания — от явно антикварных экземпляров до современных брошюр, причём всё примерно одной степени потёртости, видно, что книгами пользуются много и часто. Настройки радио то ли сбиты, то ли умышленно сломаны, стрелка гуляет туда-сюда, перемежая белый шум вкраплениями голосов. Когда минут через двадцать мне надоедает эта галиматья, и я прошу у Хеннесси разрешения вырубить приёмник, он испуганно оглядывается на меня и просит этого не делать, поскольку слушает.       Ну ладно. К счастью, до Хеспериа недалеко.       Я прошу остановить у телефонного автомата, и мы прощаемся с неожиданной подмогой. После чего я звоню Константину, потому что меня до сих пор интригует «фермер». И, конечно, никто не отвечает, а изменённый автоответчик информирует о том, что Джон уехал по делам и когда будет — одному дьяволу известно.       День давно перевалил за вторую половину, мы торчим в сонном городишке Хеспериа, а проезжающие машины, почему-то, не спешат останавливаться.       Ещё одна проблема: Криденс молчит.       Не так, как в начале нашего знакомства — настороженно, не так, как по дороге в Лос-Анджелес — весело, а словно прислушивается к чему-то, погрузившись в себя.       В то время как меня буквально распирает от желания узнать все его тайны, всего его чувства. Особенно чувства. Тот факт, что мы проснулись в одной постели, кажется, особенно не повлиял на наши отношения. Мне это чертовски странно.       Когда я, наконец, откровенно спрашиваю его, что происходит, Криденс сперва как будто не может найти слов.       Затем очень тихо произносит:       — Мы происходим.       — В смысле, «мы»?       Он останавливается и смотрит мне прямо в глаза.       — Мы, Грейз. Ты и я. И особенно ты.       — Погоди, Криденс. Ты про… нас, про прошлую ночь?       Криденс кивает. Что-то в его лице наводит меня на мысль, которая прежде, кажется, вообще не возникала.        — Криденс. У тебя до этого был с кем-нибудь секс?       Мотает головой. Теперь мне нужно собраться.       — Ну и… как оно?       — Лучше.       — Лучше, чем что?       — Чем всё.       Я скольжу рукой по его плечу, ненадолго притягивая к себе, и снова отпускаю.       — Если на то пошло… то ты у меня тоже в некотором роде «первый».       Криденс округляет глаза:       — Ты тоже не…       — Да нет, — смеюсь я. — Просто ты мой первый… парень.       — Честно?       — Угу.       — Удивительно…       — Что именно?       — Да я с самого начала понял, что ты гей…       Без комментариев. Как совершенно незнакомый человек при первой встрече умудряется «понять» что-то, что в течение почти тридцати шести лет не могли понять ни я, ни окружающие меня люди? Так что я решаю про себя, что «гей» я исключительно для Криденса. Наша общая тайна. Хотя теперь ещё и Константин знает.       Однако после этого даже молчать становится как-то легче.              ***              Дело идёт к шести, и идея стопа уже не кажется мне столь гениальной, когда на поднятый большой палец Криденса останавливается, наконец, мини-автобус, выкрашенный чёрной краской и с надписью «The Hangman’s Joke» на борту. Какая-то группа в турне? Я сообщаю наш пункт назначения, и водитель, красивый длинноволосый парень, несколько мрачнеет.       — Нам не совсем туда, но до Оланча довезём. А там перейдёте на 190-ю.       — Ну, это просто сказка!       — Забирайтесь.       Я сажусь на переднее сиденье рядом с водителем («Эрик,» — представляется он. «Грейвз,» — говорю я, и мы жмём друг другу руки, сразу ощущая симпатию); Криденсу находится место в салоне, с тремя другими ребятами. Я ощущаю укол ревности, когда слышу их дружелюбные голоса, но меняться мне не позволяет гордость. К тому же, Эрик слишком красив, чтобы оставлять его наедине с… суккубом. (Вы понимаете, что когда я говорю «красивый», я имею в виду «достаточно мужественный», а не «смазливый», например.)       — Вы группа?       — Угу.       — А где инструменты?       — Едут отдельно.       Как-то незаметно мы умудряемся разговориться. Эрик замечает мои взгляды в зеркало заднего вида.       — Твой парень?       — Да, — почему-то, слово само слетает с языка.       — У меня есть невеста. Шелли. Мы собираемся пожениться, на Хэллоуин.       — Я тоже хотел на Хэллоуин, но она была против. Так что поженились первого сентября. А затем, ровно через двенадцать лет, в этот же день развелись. Прости, я не хотел обидеть… круто, что твоя девушка не против Хэллоуина.       Эрик смеётся, показывая белые зубы.       — Хэллоуин — это наш любимый праздник.       — Ага. Время, когда духи тьмы ходят по земле… и некоторых даже можно сфотографировать…       — А ты пытался?       — И даже получалось.       — Погоди-ка… Ты Грейвз-охотник-на-приведений? Тот самый Грейвз?       — Тот самый.       — Видел твои снимки в «Нэйшнл Джеографик». Хорошие работы.       Я польщено молчу.       Сзади кто-то подаёт голос:       — Эрик! Включай радио, «Чёрный час» грядёт!       Так что мы катим по тёмным дорогам штата Калифорния, и опять — Helmet, The Cult, Pantera, KMFDM, This Mortal Coil, Specimen смешиваются в мрачный коктейль, и я представляю себе лицо Криденса, когда он слушает этот чёрный поток, и начинаю понимать, как это может быть с ним связано, как входит в его жизнь… ну, или кажется, что понимаю.       До Оланча мы добираемся в десятом часу. Эрик останавливает автобус возле мотеля «Семь звёзд».       — Удачи вам. Следи за своим парнем. И я бы не советовал вам ехать в Долину Смерти, хотя тут уж вам решать…       — Постараемся быть осторожнее. Спасибо. Вам тоже удачи с Шелли!       «The Hangman’s Joke» уезжают.       В свете фонаря я замечаю, что в Криденсе что-то поменялось…       — Тебе нравится? — он указывает на проколотые уши, в каждом — по металлическому колечку.       — Когда это ты успел?       — Пока играла песня «Dominion» The Sisters Of Mercy. Я понял, что либо сейчас меня… накроет, либо мне нужна боль. Острая. Не хотелось пугать народ. Тебе нравится?       — Нравится… но вообще-то можно было бы пойти в специальный салон…       — Это был спонтанный акт, Грейвз. Либо боль меня, либо я боль.       — Тогда в следующий раз я сам тебе что-нибудь проколю. И не факт, что в ухе.       Пересмеиваясь, мы направляемся к мотелю.       Востроносая девица на ресепшне выдаёт мне ключ. Комната оказывается с единственной односпальной кроватью, и я возвращаюсь убедиться, нет ли здесь ошибки.       — Других мест нет, — чванливо отвечает похожая на воробья девица. Я прямо спиной ощущаю, как Криденс снова вспыхивает чернотой, реагируя не столько на информацию, сколько на тон голоса. В это же мгновение спесь на лице консьержки сменяется восхищённым подобострастием, и она начинает мельчить внезапно тонким голоском:       — О, простите, мистер Ривз… как же я Вас не узнала… — я понимаю, что она смотрит на Криденса. Интересно, «Ривз» — это не Киану Ривз, случаем? По аналогии с Джонни Деппом и Ривером Фениксом? И кто будет в следующий раз? Мэтт Диллон? Том Круз?..       — Угу, а я секьюрити… личный секьюрити, — бормочу я под нос.       В любом случае, мы получаем новый ключ, на комнату явно получше и с двумя кроватями.       Мы с Криденсом переглядываемся и сдвигаем их вместе.       Потом мы выходим в круглосуточный магазинчик при мотеле и закупаемся едой.       А когда мы возвращаемся, я прошу Криденса рассказать, наконец, всё, что он знает.              ***              Позже ночью я пытаюсь переварить услышанное. Разложить по полкам. Всё это слишком похоже на сценарий какого-нибудь фантастического фильма. Или триллера.       Криденс во время сна встречается со своей сестрой. И Константин это подтвердил. Она сообщает ему сведения, какие ей удаётся узнать, о своём местонахождении. Но вот уже несколько дней (вернее, ночей) дальше «Долина Смерти» дело не идёт. Ничего более конкретного. Однако, на мой взгляд, это не проблема.       Настоящая проблема — это некий Гриндевальд, в котором я узнал «фермера», типа в зеркальных очках. Криденс уверен — потому что Модести, его сестра, в этом уверена, потому что так же утверждала какая-то Мэри-Лу, о которой Криденс особо не распространялся, — что Гриндевальд стремится зачем-то его себе заполучить. Он признался, что раньше думал, будто «Ферма» Гриндевальда — это что-то вроде исправительного дома, но теперь сильно в этом сомневается. По крайней мере, рассказы его сестры не описывают никаких тяжёлых работ. Скорее, это что-то вроде исследовательского центра.       И я даже начинаю ухватывать хвостик цепочки закономерностей.       Если предположить, что и прочие дети обладали какими-то скрытыми способностями, вроде тех, что есть у Криденса, то, конечно, их станут изучать. И делать это максимально секретно. Опять-таки, удобно: все дети переданы под опеку в секту Вторых Салемцев, никто и не будет их искать…       Это не Америка конца двадцатого века, а… компрачикосы какие-то…       И я снова спрашиваю себя: Персиваль, во что ты ввязался?..       И снова азарт берёт верх.       Ведь именно эта черта характера когда-то побудила меня гоняться за редкими кадрами несуществующих — для большинства — явлений.       Я, по сути, рисковый человек, но сейчас я рискую не только собой. И это странно. Необычно. Непривычно.       Нам всего лишь нужно будет каким-то образом проникнуть на безусловно охраняемую территорию предположительно частной клиники и выкрасть оттуда десятилетнюю девочку, не попавшись при этом самим в лапы (руки, но «лапы» звучит пафоснее) СС-маньяка в зеркальных очках.       Отличный сюжет для книги Стивена Кинга. Будет бестселлер.       Криденс уснул, а мне не спится. Я лежу, закинув одну руку за голову, обнимая другой рукой Криденса за плечи, и думаю. Пытаюсь думать. Пытаюсь разработать план — и понимаю, что ничего умнее «продолжать, как есть» в голову не приходит.       Если кто-то сейчас пишет эту книгу, он как-нибудь найдёт для нас выход.