Жнец

      Юичи ушел вслед за Даем, еще раз пожелав мне удачи в моей теперь нелегкой жизни - это все, что он мог дать мне, но этого было вполне достаточно. Я был благодарен музыканту уже за то, что он вырвался ко мне с того света и не позволил сойти с ума, когда я был на самом деле близок к этому.       И я остался один с ржавой колымагой у автосервиса. Не представляя себе, каким образом привести в порядок эту развалюху. Но с таким колесом мне далеко не уехать.       Я откинулся на стену спиной, сползая по ней вниз и беспомощно роняя руки на землю, и закрыл глаза. Я музыкант, я не умею обращаться с байками. Особенно с такими древними. Я понятия не имею, каким образом вернуть с трудом доживающему свой век мотоциклу возможность вновь колесить по городу!       Мой взгляд невольно перескочил с голубого клочка неба между крышами на мой транспорт.       - Ты похож на старого пса. Уже не в состоянии защищать своих хозяев, ты все равно хромаешь до калитки, чтобы из последних сил тявкнуть на разносчика газет, всегда кажущегося тебе таким подозрительным. И снова прячешься в будку, тяжело вздыхая от усталости. Только вот... когда это действительно необходимо, старый пес находит в себе силы вновь стать грозным зверем.       Вдруг, от произнесенной вслух мысли, у меня проснулась едва заметная симпатия к этому груду железа, с тоской смотрящего на меня своей разбитой, повисшей на проводках фарой. Я невольно улыбнулся, опустив ладонь на изодранное, будто от ударов ножа, сидение, с выбившимся из-под протертой кожи поролоном, и похлопал по нему ладонью. Байк наградил меня жалобным скрежетом в ответ, похожим на усталый стон. Наверное, он тоже, как и я, отчаянно хватается за жизнь.       - Хорошо, старичок, - тихо усмехнулся я. - Давай подлатаем тебя немного. Не обещаю, что верну тебя к полноценной жизни, но без тебя я точно уже ничего не смогу сделать. Я поднялся, вспоминая, насколько тяжелой и упрямой была моя ноша, и со вздохом вновь навалился на байк. Я подкатил его ближе к мастерской, мало соображая, чем она может мне помочь, когда ни меня, ни мотоцикла хозяин не увидит. Пустая и кажущаяся заброшенной, она не внушала доверия, но все же я надеялся, что смогу найти там хоть какие-нибудь инструменты. А иначе...       - Такими темпами ты и вовсе его угробишь.       Этот голос заставил меня остановиться и выпустить из рук скрипящий руль.       Возле небольшого строения, к которому я направлялся, со скучающим видом стоял мужчина лет тридцати. Прижавшись плечом к углу распахнутых ворот, служащих входом в мастерскую, он лениво потягивал измятую сигарету, зажатую между зубов. Но мужчина смотрел в противоположную от меня сторону, и я сделал соответствующий вывод: обращаются не ко мне. И вновь взялся за руль, стараясь продолжить свой нелегкий путь. Только...       - Я говорю, осторожнее, парень. Пусть это по твоим представлениям и кусок железа, но все же байк. Некогда, кстати, популярная у байкеров модель.       Вот теперь я окончательно растерялся, поймав на себе взгляд неестественно светлых глаз механика.       - Это... вы мне?       - А ты видишь тут кого-то еще? - вскинул бровь мужчина, оттолкнувшись от косяка. - Ладно, закатывай его, посмотрим, что можно сделать.       Я опешил, еще какое-то время неподвижно наблюдая за вернувшимся в заброшенное помещение механиком, а после спохватился и поспешил за ним, не забыв и про свой транспорт. С надеждой появляются и силы, и на этот раз мотоцикл показался мне не таким уж тяжелым и неповоротливым, как было раньше.       - Простите! - крикнул я, оставляя байк в прохладной пыльной мастерской. - Вы что, тоже жнец?       - Нет уж, увольте, - хмыкнул мужчина, находя и отряхивая от пыли измазанные машинным маслом перчатки.       - Тогда...       - Нет, молодой человек, не хорони меня раньше времени.       Я в изумлении смотрел на этого странного человека. Да, именно - человека. Живого, из плоти и крови. Моя рука непроизвольно потянулась к его плечу, но пальцы, стремясь поймать его в свой плен, привычно прошли сквозь человеческое тело.       - Но как?..       - Глупые вопросы оставим на потом, а пока бери инструменты, - рядом с мотоциклом опустился массивный ящик, и мужчина, поведя плечом, которого я пытался коснуться, постучал слабо сжатыми пальцами по баку моего "железного коня". Тот отозвался обиженным дребезжанием. - Пусть его не видят остальные, но все же он пришел к жнецам из этого мира. И вполне реален. Не оставляй, где попало - если на него кто-нибудь налетит, ремонтировать долго придется. И, да, прикосновения душ - вещь не очень-то приятная. Так что будь аккуратнее, Бог Смерти.

***

      - Что это?       Аой отшвырнул в сторону протянутый ему и Кою лист бумаги. Акира лишь отвел глаза.        - Что видишь. Заверенное нотариусом завещание.       - Что это за хрень, я тебя спрашиваю?! - гитарист схватил Рея за грудки и грубо тряхнул. Глаза Юу яростно сверкнули, но в их уголках уже виднелась тень непролитых слез.       - Его принесли сегодня утром. Оно войдет в силу через месяц.       - Нет... нет, Акира! Мы не можем... - Юу с силой сжал в кулаках ворот рубашки басиста и ткнулся лбом в его ключицу. Из обоженной горечью груди вырвался несдержанный громкий плач, а по бледным щекам Широямы покатились крупные слезы.       Стоящий за спиной Аоя Кою потерял равновесие и, хватаясь за спинку больничной кровати Кая, сполз на пол, не в силах устоять на вмиг ослабевших ногах. Его сильно дрожащие пальцы накрыли упавший на пол листок, стараясь поднять его. Но руки его не слушались. И поэтому Уруха, согнувшись пополам, прочел выведенные аккуратным почерком строки этого страшного документа прямо так. И каждое прочитанное им слово, написанное его же лидером с нежностью и любовью к своим друзьям, вонзало в сердце гитариста новый нож.       Укэ Ютака, в случае своей смерти, завещал Рейте заботу о группе. Он оставлял им все, что у него было, даже свою обожаемую барабанную установку, желая, чтобы они взяли в группу нового барабанщика и через месяц возобновили работу, в каком бы состоянии ни находился их лидер. И так же через месяц, в случае комы, если она будет иметь место, - отключить поддерживающие его жалкое существование аппараты и похоронить его тело в последнем сценическом образе, так понравившемуся ему на той длительной фотосессии. Существования своего без The Gazette Ютака не видел. Не видел он так же смысла и в том, чтобы провести в этой коме годы: заставлять друзей мучиться и ждать Кай не хотел. А угробить группу, заставив ребят забросить работу на более длительный срок, было настоящим преступлением.       Привыкший серьезно подходить к делу и наперед просчитывать множество решений той или иной проблемы, Кай предвидел все варианты своей гибели и недееспособности, которые только могут случиться с человеком в этой жизни...        Перед глазами Кою все потемнело, и гитарист, чувствуя, что просто не в силах смириться с таким решением друга, лишился чувств. Он рухнул на голый холодный пол палаты, теряя последние силы и надежды.       - Кою!       ...Медики вбежали в комнату уже через минуту, спеша на перепуганный голос вокалиста, молящий их о помощи. Гробовая тишина завладела отделением лишь через полчаса после разразившейся в нем трагедии, едва не убившей четырех человек разом простым клочком бумаги на полу.

***

      - Почему именно месяц? - поддерживая бедром заваливающийся набок мотоцикл, спросил Касуми - так звали странного хозяина мастерской.       - Я не знаю. Этот срок... мне кажется, что я вот-вот найду ответ на этот вопрос, но тот все время ускользает от меня, когда я уже почти у цели, - я привинчивал почти отвалившуюся фару на то место, где она и должна была быть с самого начала. Починив с таким трудом зеркало и накачав колесо, я решил поработать и над остальными норовившими в любой миг отвалиться деталями.       Удержать в бесплотных пальцах тяжелые инструменты оказалось труднее, нежели музыкальный диск. На это мне потребовалось целых три часа. Но, не теряя надежды и не желая сдаваться, я вновь и вновь поднимал инструменты, проскальзывающие сквозь пальцы, которые падали, когда я отвлекался, на пол. Мой новый знакомый внимательно наблюдал за моей работой, направлял меня, объяснял, как справится с той или иной проблемой и не сделать "старому псу" еще хуже. Но физического участия в починке не принимал.       - Может, это связано с плохими или неприятными моментами из твоей жизни, которых ты не помнишь?       - Кто знает... - неопределенно протянул я, улыбнувшись механику.       Это был молодой мужчина с крепким, но стройным телом, высокий и гибкий, будто кошка, и... он был довольно красив, что греха таить? У него были светлые длинные волосы, туго стянутые в хвост простой резинкой, выглядывающей из-под мятой светло-синей кепки, полные выразительные губы, большие глаза, упрямый подбородок и ровные скулы... Сам механик был облачен в рабочий костюм того же цвета, что и кепка: плотная рубашка аккуратно заправлена в брюки, ее длинные рукава, закатанные до локтей, открывали сильные загорелые руки. Кисти тонули в теперь грязных, а когда-то белых, перчатках с резиновыми пупырышками на ладонях. Брюки, плотно обхватывающие бедра, собирались в множество крупных складок на щиколотках, скрывая под собой шнуровку удобных легких кроссовок.       Да, он отличался от остальных автомехаников, которых я когда-либо встречал в жизни. То, что этот человек любил опрятность, было заметно по чистой обуви и одежде, немного застиранной, но бережно выглаженной, и это было довольно странно. Ведь форма обычного автомеханика всегда грязная и темная, и поэтому то, как выглядел Касуми, поражало меня.       - Эй! Да-да, ты! Посмотри мою машину! - вклинился в разговор чей-то грубый голос со стороны ворот. Я гневно обернулся на источник звука, желая посмотреть в глаза прервавшего нас нахала.       - Людей не обслуживаю, - спокойно выдал механик фразу, которую, кажется, повторял уже много сотен раз. - Следующий автосервис в ста метрах отсюда. Через два дома налево.       И следующие две минуты я слушал возмущенный монолог, обрушившейся на Касуми градом грязных грубых слов. Мне стало стыдно, щеки залил яркий румянец - по крайней мере, я чувствовал его - и я не выдержал, подскочив на ноги и развернувшись к незнакомцу всем телом.       - Захлопнись уже, хамло!       Касуми лишь покачал головой.       - Забудь и продолжай. Тебя все равно не слышат.       - Да, кстати, это и беспокоит меня больше всего, - наконец решился я на разговор. - Как ты меня видишь? И как слышишь? И что значит: "людей не обслуживаю"? Кто ты такой?       - Человек, как ты уже понял, - Касуми потянулся за пачкой сигарет в широкий карман на брюках. - Все дело в том, что в пятнадцать лет я лишился зрения и, сам того не желая, стал свидетелем жизни двух миров.       Я выронил из рук отвертку, опешив от услышанного. Смотря в эти глаза, я даже представить себе не мог, что этот человек на самом деле ничего не видит. Ведь он так хорошо ориентировался в своей мастерской! Но если присмотреться, его глаза и правда...       Понимая, что реакции на свои слова ждать придется не мало, Касуми тихо усмехнулся. Он подтолкнул байк ногой так, словно тот был пушинкой, заставив его встать ровно, и как ни в чем не бывало продолжил.       - Это было двенадцать лет назад. Из-за несчастного случая - автокатастрофа - я потерял зрение и родителей. Тогда, очнувшись в больнице после операции и узнав, что выжил лишь я один, жить дальше мне просто не хотелось. Если бы у меня был хоть кто-то, ради кого я мог бы дышать, то, возможно, я бы смирился с вечной темнотой. Но я был один в этом темном и потерявшем смысл мире. Это и подтолкнуло меня к самоубийству.       Я дрогнул от услышанного. Самоубийство... я никогда не понимал людей, которые могут легко расстаться с жизнью, особенно теперь, будучи одной ногой в могиле. Но Касуми я понимал. Более чем. Ведь если бы я потерял в аварии руки или ноги и не смог бы выступать... я не знаю, что бы тогда делал. Даже представить не могу.       - Я решил сделать это ночью, - продолжил механик, затягиваясь едким дымом. - И уже стоял на крыше больницы, готовясь сделать шаг в никуда, но громкий звук перевернувшегося на дороге байка остановил меня. А через пару минут я понял: никто не видел этой аварии, никто не замечал замершего на дороге мужчину и помятый при падении старый байк. Люди проходили мимо, в нескольких сантиметрах от аварии, не обращая никакого внимания на человека у своих ног. И первое, что пришло тогда на ум - помочь. Удивительно, но, спустившись вниз на ощупь, я заметил одну странную вещь. Я стал видеть мир иначе: в темноте перед глазами стали появляться размытые образы, не похожие на картинку. Но тогда я думал не об этом. Я спустился с крыши и бросился на помощь мотоциклисту. Так я впервые встретил существо не из этого мира - временного жнеца, которому не суждено было вернуться в мир живых, но у которого тут были еще дела.       - Ты знаешь, что жнецом может стать не каждый? - прервав свой рассказ, спросил Касуми, и я отрицательно помотал головой. - Жнецами становятся лишь сильные люди. Сильные душой, помыслами и сердцем. А какие люди имеют столь крепкую волю, сломить которую надо еще постараться? - механик отнял сигарету от губ, бросив на меня короткий взгляд.       - Это... - я распахнул глаза во внезапной догадке. - Известные люди!       - Верно, - кивнул мужчина. - Другими словами - знаменитости. Люди, которые добились того, чего не могут другие, преодолев сотни препятствий, выдержав тысячи испытаний. В основном это творческие люди - музыканты, актеры, писатели и так далее. Те, кто, не смотря на неудачи, не сбился с пути и продолжил идти к своей цели и мечте. Физическая сила для жнеца не имеет значения, со сбором душ может справиться даже подросток. В этой работе главным остается сила воли. И в то же время, ты не встретишь среди жнецов ни ребенка, ни старика. Жнецы - это умершие в расцвете сил и лет знаменитости. Те, кто еще не потерял интереса к жизни, кто еще способен идти вперед - чего лишены старые люди, и те, кто уже познал вкус самостоятельной жизни и связанных с ней трудностей - на что не способны дети. К тому же, душа творческого человека не скована рамками и запретами. А это значит...       - Что он становится идеальными претендентом на эту должность, - закончил я, выходя из темного помещения на улицу к яркому и наверняка жаркому солнцу, стараясь переварить полученную информацию. Касуми лишь кивнул в ответ, выходя следом, и встал рядом со мной, выдыхая тонкую струйку дыма вверх.       - Тем жнецом, которого я нашел на дороге у больницы, тоже был музыкант. Удивительно, но музыканты - самые лучшие жнецы. Ты ведь знаешь, кого не стало в этом мире тринадцать лет назад?        - Юкио Камимура, - выдохнул я все так же ошеломленно. - Барабанщик...       Касуми с улыбкой кивнул.       - А знаешь ли ты, на каком байке тогда катался Юкио-сан?       - Быть не может!       Механик рассмеялся. Я же подскочил с места, словно ужаленный, и бросился к своему искореженному байку.       - Я знаю его, как свои пять пальцев, - обернулся на меня Касуми. - Отец мой обожал технику, так что я копался в машинах и мотоциклах лет с пяти вместе с ним. После встречи с Ками забота о Синигами Тринадцатом легла на меня. Правда, за двенадцать лет ничего не изменилось - все та же развалюха, как и тогда. Только вот, когда Ками садился на него, отправляясь за очередной душой, эта развалюха превращалась в огненно-красного красавца. Такого быстрого и совершенного, что даже нынешнее технологии не идут ни в какое сравнение.       - Нет же, - возражаю я, обернувшись. - Он черный, с молнией на боку...       - А это уже работа твоей души, - хмыкнул Касуми, протягивая мне отвертку, которую сам же и поднял с пола. - У каждого жнеца свой байк, удовлетворяющий вкусам нового владельца. Так что будь поосторожнее с ним, парень. Пусть он и напоминает сейчас груду метала.       Я послушно забрал протянутую мне отвертку, все еще не в силах поверить во все, что только что услышал. И поэтому не сразу вспомнил, что именно Жасмин порекомендовал мне эту мастерскую и даже привел меня к ней.       В мастерскую для жнецов, с пыльной потускневшей вывеской над входом...       "Алый призрак".