Служебный «роман»

За следующие полчаса Чуя успел принять контрастный душ, шокировать Акутагаву домашней майкой с надписью «Iʼm sexy and I know it!», два раза сварить и выпить кофе и, наконец, прийти к выводу, что жизнь, конечно, бессердечная сука, но в целом не так уж и плоха. Дазай продолжал радовать необычайно примерным и тихим, прямо-таки образцовым для гостя поведением — проще говоря, всё ещё лежал в отключке. Акутагава, известный своим глубоко неадекватным отношением к бывшему семпаю, сердобольно оттащил его на коврик — хотел, вообще-то, на диван, но Чуя возмутился и заявил, что это его диван, и он не собирается пачкать его всякими там Дазаями. Акутагава аргумент явно не оценил, но спорить не стал. Чуя некоторое время размышлял, не решить ли проблему ещё более кардинально — вынести Дазая из квартиры на ближайшую свалку, и дело с концом. Но, обдумав эту возможность, пришёл к выводу, что это глубоко бессмысленно: ублюдок всё равно вернётся. Уж лучше играть на своей территории и с преимуществом — пусть и всего лишь в виде будильника такой удобной формы. — Чуя-семпай? — в кухню несмело заглянул Акутагава. Чуя, который как раз изумленно рассматривал настенные часы и пытался осмыслить тот факт, что показывают они половину первого, отозвался: — М? Слушай, а тебе когда ехать-то надо? Потому что мы, кажись, конкретно проспали. Акутагава немного растерялся, затем помотал головой: — Мне только в три на брифинг. Я успею. Чуя промычал что-то отвлечённо-одобрительное, открыл холодильник и с большим неудовольствием обнаружил, что мышь в нём не просто повесилась, а успела превратиться в скелет и покрыться толстым слоем пыли. Пока он, громко хлопая ящиками и дверцами шкафов, размышлял над вставшим ребром вопросом пропитания, Акутагава сумел набраться смелости и гораздо более решительно позвать: — Чуя-семпай! — Чай или кофе? — спросил Чуя, резко разворачиваясь к нему с пачкой риса в руках. Акутагава от неожиданности отступил на шаг и ответил: — Ч-чай, пожалуйста. Чуя-семпай, а что вы собираетесь делать с Дазай-саном? Чуя шумно плюхнул рис на стол и тоном великомученика поинтересовался: — А мне обязательно надо с ним что-то делать? Без этого никак? Акутагава взглянул на него с неодобрением. Чуя душераздирающе вздохнул, но не добился никакого эффекта и смирился с общей несправедливостью вселенной: — Хорошо, хорошо! Сейчас, не смотри на меня так. Немного подумав, он достал из шкафа не очень большую, литра на два, кастрюлю, вывернул кран до упора и начал наполнять её ледяной водой. На лице Акутагавы отразилось глубокое недоумение. — Чуя-семпай?.. — Па-адажди. — Чуя влез в морозилку и вытряхнул в кастрюлю две формочки льда. — Вот теперь держи! — Но зачем?! — ошалел Акутагава, которому с непонятной целью впарили тяжёлый холодный предмет. Чуя закатил глаза: — Ну что ты как маленький? Выльешь на Дазая, конечно же. Только сначала оттащи его с ковра на паркет. Ну, знаешь, на то место, которое скрипит — может, заодно бамбук разбухнет и сам починится. Градус недоумения в глазах Акутагавы продолжал расти: — Но разве это... но... но?! — Не ссы. — Чуя похлопал его по плечу. — Всё будет зашибись. — Но... — Нашатыря у меня, понимаешь ли, нет — нахрен не нужен. Но это тоже отличный способ! Дазай сам так делал, когда я это, отрубался по той или иной причине. Чистая правда: Дазай действительно однажды вылил на пьяного Чую водички — правда, не настолько ледяной и всего-то кружку, а не кастрюлю... Но нехрен было вламываться и будить! — Так что, можно сказать, по методу Дазая! Ты, главное, лей медленно и осторожно, на лицо. В себя приводит на раз, будет как огурчик! Акутагава адресовал Чуе потрясённый взгляд, но не стал возражать: уж если это Дазай придумал, то наверняка всё будет отлично, правда ведь? Довольный Чуя, стараясь не слишком ухмыляться, вытолкал его с кухни и занялся приготовлением еды. Из спальни раздались странные звуки, словно Акутагава старался как можно незаметнее перетащить труп. Улыбаясь во все зубы, Чуя дождался, пока шум стихнет, заварил чай и пошёл на место торжественного ритуала поливания Дазая, дабы насладиться этой великолепной картиной. И тут в спальне неожиданно на полной громкости заиграла тема Дарта Вейдера. Совершенно ошарашенный, Чуя в два прыжка добрался до двери и буквально влетел внутрь — чтобы увидеть совершенно невероятное зрелище. «Имперский Марш» оказался мелодией будильника Акутагавы. Лежащий на тумбочке смартфон добросовестно прилагал все силы, чтобы разбудить тугоухого, хронически недосыпающего владельца, а также его соседа по кровати и весь этаж в придачу в качестве бесплатного бонуса. Самого Акутагаву, впрочем, музыкальное сопровождение совершенно не смущало: в развевающемся из-за сквозняка угольно-чёрном плаще, с бледным, ничего не выражающим лицом он грозно нависал над безвольно раскинувшим руки и ноги Дазаем и под гремящий аккомпанемент симфонического оркестра медленно и невозмутимо лил ему на лицо ледяную воду, периодически попадая кубиками льда по носу и губам. Сам Дазай, потихоньку приходящий в сознание, изумлённо булькал и, конвульсивно подёргиваясь, безуспешно пытался отползти в сторону от страшного тёмного ситха Дарт Кутагавы; на лице его отчетливо читалось: «Ты что, охренел, что ли?!» Вся эта картина выглядела настолько феерично, что Чуя не выдержал и заржал в голос, держась за живот руками и медленно сползая по косяку. Акутагава вздрогнул, чуть было не уронил кастрюлю, щедро окатив сразу всего Дазая водой, и перевел на хохочущего семпая удивленный взгляд; Дазай забулькал уже возмущённо — но Чуе было абсолютно наплевать: крича и подвывая, он самозабвенно смеялся пока не закончились вода и «Имперский Марш». — Чуя-семпай?.. — очень осторожно позвал Акутагава, побелевшими пальцами сжимая алюминиевую ручку кастрюли. С трудом взяв себя в руки, отсмеявшийся на несколько лет вперёд Чуя нетвёрдо встал на ноги и протянул: — Акутагава-а! Я ничего не имею против «Звёздных Войн», но чисто на будущее: если остаёшься в гостях, выбирай более стандартную музыку для будильника, ага? И делай её в два раза тише. — Хорошо, Чуя-семпай, — безропотно согласился Рюноске. Дазай застонал и, выплюнув кубик льда, воскликнул: — Тьфу, тьфу, ох, да ками ради, что здесь вообще... ауч! — Ага, больно? — Чуя с удовольствием и полной самоотдачей злорадствовал: эта сцена определенно стоила всех его мучений! — Так тебе и надо, мудак. — Чуя, что это было? — Его бывший партнёр приподнялся на локтях и попытался сесть, не потревожив больную голову. — За что?! Впрочем, нет, подождите, другой вопрос: что здесь делает Акутагава-кун? — Приводит тебя в чувство, неблагодарная сволочь, — припечатал Чуя. — А сейчас пойдёт завтракать. Акутагава, чай заварился. Ради еды придется поскрести по сусекам, но я что-нибудь придумаю. Пошли — пускай этот приходит в себя. Акутагава — какой хороший кохай! Или просто очень голодный кохай, это явно было ближе к правде — смиренно кивнул и последовал за ним, оставив Дазая с крайне несчастным видом сидеть в луже, обнимая голову руками. Пребывающий в отличном, просто прекрасном настроении Чуя принялся готовить завтрак, едва ли не насвистывая: утро неожиданно оказалось очень, очень добрым, и это было замечательно. — Чуя, ты ужасный человек, — пару минут и одну восхитительную чашку мисо-супа спустя заявил Дазай, появляясь на пороге кухни. Выглядел он откровенно неважно: одной рукой опирался на стену, другой пытался отжать ворот рубашки (пальто, похоже, осталось лежать на полу в спальне), и от этого зрелища улыбка Чуи стала ещё шире. — У меня такое ощущение, что на меня упал мешок с цементом. И ведь нет чтобы добить, бессердечный ты склад со шляпами... Чуя ненавязчиво подкинул и перехватил поудобнее большой нож, которым он нарезал ветчину (ну и что, что она странно смотрелась на одном столе с мисо-супом, как будто приходилось выбирать). Дазай трезво оценил свои шансы и переключился на Акутагаву: — Акутагава-ку-у-ун. — Количеству мёда в его голосе позавидовали бы иные ульи; тем не менее, было в нём что-то откровенно угрожающее. Как будто им двоим мило улыбалась большая белая акула — во все три ряда острейших зубов. — Скажи, а зачем ты облил меня водой? — Чтобы привести в чувство, — ответствовал Акутагава. Улыбку Дазая перекосило градусов на семь: — А почему таким способом? — Но это же вы его придумали! — совсем растерялся Акутагава. Чуя поспешил вклиниться в разговор: — А что тебе не так? Твоего авторства способ, между прочим! По-моему, отлично получилось. А эффективно-то как! Дазай закатил глаза и протянул: — Чу-уя, это было один раз. И всего лишь чашка тёплой воды, а не три литра холодной и полведра льда в придачу! — А я усовершенствовал метод в соответствии с возросшей тяжестью ранения, — парировал Чуя, открывая морозилку. Дазай закатил глаза и с несчастным видом переполз к стулу; Чуя отыскал грелку со льдом (что поделать — в его доме можно было найти все средства оказания первой помощи при самых разнообразных травмах) и едва не швырнул её на автомате, но в последний момент одумался и ткнул ею в кое-чью наглую рожу с резким: — Хорош ныть. — Приятно видеть, что ты пытаешься загладить вину, — скривился Дазай, прикладывая лёд к шишке. Акутагава смотрел на него с сочувствием. Чуя саркастически фыркнул: — Мечтай. И кстати! Что ты здесь, нахрен, делаешь, и как сюда попал, а?! — Ну... — У тебя тридцать секунд на то, чтобы ответить, или я выкидываю тебя из окна. — Идио... Только не по голове! — Дазай резко отшатнулся назад и тут же негромко охнул: — Да чтоб его. Я просто зашел посмотреть, чем это занята мафия, а то вы что-то больно разактивничались. Влез через соседнее окно, ничего сложного. — Посмотре... Ты собирался рыться в моих бумагах?! — взорвался Чуя. — Ты влез в мою квартиру через чёртово окно и собирался рыться в моих бумагах, пока меня нет дома?! Я же мог выстрелить — и испортить обои! Ах ты ж грёбаный... — Ну откуда мне было знать, что ты в такое время будешь дома, отдыхать от, — он бросил полный неприязни взгляд на Акутагаву, который от такого поворота аж поперхнулся чаем и судорожно закашлялся, — увлекательного времяпрепровождения накануне? — Я сейчас тебе покажу увлекательное времяпрепровождение, — воинственно размахивая ножом, пообещал Чуя, который за последние две недели просто убился на работе и очень болезненно воспринимал любые напоминания об этом кошмаре наяву. — Я тебе сейчас такое увлекательное времяпрепровождение устрою, что ты у меня его никогда не забудешь! А ну иди сюда, ублюдок, мать твою! — Чуя-семпай! — неожиданно вмешался Акутагава, перехватывая его руку. — Чуя-семпай, стойте! — Акутагава, не вмешивайся, — почти прорычал Чуя, но тесак, тем не менее, опустил: запачкать обои кровью было бы и впрямь обидно. — Господи, как же я тебя ненавижу, ты, сволочь. Дазай не обратил на эту реплику абсолютно никакого внимания: вместо этого он медленно, словно бы неверяще протянул: — А вы, похоже, находитесь в очень... фамильярных отношениях, не так ли, а, Акутагава? Акутагава отчего-то побледнел ещё сильнее и с ужасом поспешил заверить: — Дазай-сан, вы всё не так... — Тебя что-то не устраивает? — фыркнул Чуя, кровожадно расправляясь с ветчиной и бросая тарелку на стол. Завидев еду, голодный Акутагава не устоял и немедленно запихал кусок побольше в рот, почти застонав от удовольствия. Дазай кисло улыбнулся: — Ну что ты, Чуя. Напротив, я очень за вас... рад. — Вид у него при этом был такой, будто сама мысль о каких-либо отношениях, рабочих или нет, причиняла ему дополнительную головную боль; вот же придурок. — Ну вот и заткнись тогда, — фыркнул Чуя, возвращаясь к готовке. Дазай, однако, даже и не подумал его послушать — вместо этого он сложил руки в замок, опустил на них подбородок и протянул тем самым тоном, которым раньше обычно вёл допросы: — Это здорово, что вы столь близки друг с другом, и всё такое. Скажи, Акутагава-кун, и давно это у вас началось? — Д-дазай-сан, — Акутагава, у которого была глубоко отрицательная дазаесопротивляемость, совсем смешался. — Дазай-сан, я не... — А вот это уже совершенно не твоё дело. — Чуя с сожалением отложил нож, тщетно пытаясь отделаться от смутного ощущения, что в этом разговоре он что-то упускает. — Некоторые люди, в отличие от тебя, способны нормально общаться с коллегами и кохаями и разглядеть их выдающийся потенциал. Кстати, Акутагава, классно вышло с пододеяльником, у тебя прям повышенная многозадачность. Дазай издал странный звук — как будто кто-то станцевал ламбаду на хвосте очень старой кошки. — Ах, многозадачность, значит, — пробормотал он. — С пододеяльником. Впечатляет, Акутагава-кун, очень... впечатляет. Акутагава попытался слиться по цвету с девственно-белой поверхностью стола. Чуя поставил перед ним плошку с рисом и сам привалился к кухонной стойке, потому что третьего стула у него не было. Чувство острой неправильности происходящего медленно перерастало в уверенность, Чую терзали смутные сомнения. Впрочем, Дазай умудрился отвлечь его, удивлённо-насмешливо поинтересовавшись: — А как же я? От такой наглости Чуя чуть не поперхнулся рисом. — А ты вообще заткнись, или я сейчас выпну тебя со стула, — мгновенно отреагировал он, гневно ударив ложкой по краю тарелки. Дазай хмыкнул и негромко заметил: — Но ведь Акутагаву-куна ты замечательным образом кормишь. Чуе потребовалось значительное усилие воли, чтобы не запустить в него кастрюлей. — Ха! Где Акутагава и где ты! Губозакатывательную машинку не подарить? Как будто я тебя ещё и кормить буду! Взломщикам и сволочам в этом доме не рады, понял? Руки от ветчины убрал, кому говорят, убью! — Ты мог бы предложить мне хотя бы чаю... — Ещё хоть один звук — и ты летишь в окно. Намек понятен? Дазай открыл было рот, чтобы сказать что-то, но почему-то передумал и ограничился образцово-покорным: — Как скажешь, Чу-у-уя. Чую передёрнуло. Однако, к его неожиданности, на кухне действительно наступила пугающая тишина. Дазай с видом задумчивым и добродушным смотрел на Акутагаву, Акутагава мистическим образом умудрялся краснеть, бледнеть и зеленеть одновременно и всё еще силился мимикрировать под кусок стены. Чуя, на кухне которого неожиданно развернулась социальная драма, ощутил себя участником провинциальной постановки «Фигаро», который перепутал время, театр и город вдобавок и неожиданно попал на одну сцену с актерами мирового уровня, с полной отдачей разыгрывающими «Макбета», причем тексты пьес Шекспира этот актер ни разу в жизни до этого не видел. Чуя как раз размышлял, не ударить ли ему кулаком по столу и не вопросить ли, какого хрена, когда Акутагава не выдержал пытки суровым дазайсановским взглядом и вновь попытался донести какую-то совершенно не очевидную Чуе мысль: — Дазай-сан, я... — Ну что ты, Акутагава-кун, не надо оправдываться, — пропел Дазай так ласково, что морозом по хребту продрало даже привычного к его закидонам Чую. — Я же сказал, всё отлично! Нет, я, конечно, и подумать не мог, что вас связывают такие отношения, но кто я такой, чтобы вас осуждать? Я надеюсь, Чуя хорошо о тебе заботится? А то он, знаешь ли, тако-ой эгоист... «Что, блядь?!» — ошалело подумал Чуя, который не только окончательно потерял нить беседы, но и убедился, что удар сместил что-то в голове Дазая ещё хуже, чем было. Акутагава медленно приближался по цвету к дорогому тунцу, заикался, стучал зубами и отчаянно пытался из себя выдавить: — Я не, не, не-не-не!.. — К тому же, — с наигранной легкостью продолжал рассуждать Дазай, — я вынужден отметить, что вы мило смотритесь вместе. Мило и горячо. Как два бойцовых котёнка. У Чуи пропал дар речи; Дазай упорно продолжал насиловать его сознание: — Хотя знаете, — он состроил показательно озадаченное лицо, — если подумать, то это довольно подозрительно. Уж не на почве ли моего ухода вы сошлись? Ай-ай-ай, какой ужас, я так и знал, что это я виноват! Вымещение чувств к одному человеку на другом... Звучит как повод сходить к психологу, А-ку-та-га-ва-кун, ты так не думаешь? А ты, Чуя? Чуя нащупал ручку разделочной доски, готовясь использовать её в качестве щита и оружия разом, но вбить здоровую дозу адекватности в дурную голову Дазая физическим путём ему не дал Акутагава, который вскочил, опрокинув стул, и громко взвыл: — Дазайсанвывсёнетакпонялиябыникогда! — Что? — и впрямь не поняли Чуя с Дазаем; накатило лёгкое чувство дежавю. Акутагава продолжал тараторить, не размениваясь на паузы между словами: — Дазай-сан я бы никогда не посмел даже подумать как я могу разбивать ваши отношения все ведь знают что вы что у вас да как бы я вообще мог?! — Все ведь знают, что мы — что?! — рявкнул Чуя, испытывая непреодолимое желание схватиться за голову. — Да вы оба ебанулись, что ли, какого чёрта вы городите?! — Э-эм, — начал Дазай медленно, — Акутага... — Чуя-семпай! — Акутагаву было уже не остановить: его несло на волнах небывалой откровенности, и чтобы прервать поток признаний, потребовался бы танк. — Дазай-сан! Я бы никогда, Дазай-сан! Никогда не посмел бы даже подумать о том, чтобы разрушить ваши отношения! Чуя уронил разделочную доску. — ЧТО?! — Чуя, — быстро заговорил Дазай. — Чуя, спокойно, я могу всё... — Какие, к едрёной фене, отношения?! Акутагава, какого дьявола?! Какого, какого вообще хрена?! — Тут до него дошло, кого с почти стопроцентной вероятностью стоило винить в происходящем. — ДАЗАЙ! С впечатляющей для мучимого головной болью человека скоростью Дазай вскочил на ноги и замахал руками: — Чуя, успокойся! — Успокоиться?! Да я тебя сейчас!.. — Чуя, честное слово: я даже не виноват! — Да ну?! — Чуя-семпай, простите меня! — неожиданно воскликнул Акутагава. — Я не знал, что вы хотите сохранить это в секрете... Не волнуйтесь: о том, что вы вместе, знает не так много людей! Ну, всегда можно сделать так, чтобы их стало не так много... — Вме... вме... вместе?! — Чуя пошатнулся и, подкошенный внезапным осознанием, рухнул на ближайший стул. — Боюсь, для этого придется выкосить почти всю мафию, — негромко пробормотал Дазай и тут же спохватился: — То есть, я имел в ви... — Всю мафию? Всю мафию?! — просипел Чуя, в ужасе хватаясь за собственные вихры. — Вы хотите сказать, что... что... А-А-А! — Н-да, я ожидал от разговора немного другого, — заметил Дазай, с опаской наблюдая, как Чуя раскачивается из стороны в сторону. Акутагава с очень несчастным видом осведомился: — Чуя-семпай, вы в порядке? — Нет!!! — мгновенно отреагировал Чуя. — Акутагава, скажи, что это была шутка! Акутагава скорбно промолчал. Чуя издал душераздирающий стон и возмутился: — Да как так получилось, что за бред? Дазай, это, чёрт возьми, ни хрена не смешно, зачем ты вообще это сделал?! Дазай скривился так, как будто проглотил лайм целиком и запил техническим спиртом: — Я понимаю твое недоверие, но я правда ни при чём. Понимаешь, мы, оказывается, производили совершенно неизгладимое впечатление на тех, кто видел нас в работе. И когда мы разговаривали. И просто находились в одной комнате. Ну, а когда я ушёл из мафии, это подняло впечатляющую волну слухов. Ты был в командировке в Китае и вернулся, когда след был уже потерян, но некоторые из тех, кто раньше с нами работал, заметили, что ты должен бы быть очень подавлен этим событием. А другие развили эту мысль и предположили, что подавлен был именно я и поэтому ушёл, чтобы больше не страдать от... — Его перекосило. — Неразделенной любви. Поскольку мнения кардинально отличались, возникали споры, к дискуссиям подключались другие члены мафии, а к ним — новые... Одной из двух версий теперь придерживаются все, кто состоит в портовой мафии. Кроме вымирающего подвида разумных или просто малоинформированных индивидуумов, которые пребывают в блаженном неведении, но их мало. Удивительные создания люди: я уже два года знаю об этом невероятном факте, но так и не понял, что у них с головой. А ведь находятся и отдельные личности, уверенные, что мы с тобой вообще не расставались, просто теперь встречаемся под прикрытием... Чуя, слушавший Дазая с нарастающим ужасом, храбро попытался осмыслить это невероятное откровение. — Так... — медленно протянул он, отказываясь доверять собственному слуху. — То есть ты хочешь сказать, что вот уже четыре года большая часть мафии уверена, что мы с тобой встречались, причем половина из них считает, что ты разбил мне сердце своим уходом, а вторая половина — что ты ушёл, потому что тебе разбил его я?! — В общем-то, да, — с неохотой подтвердил Дазай. — Какого чёрта я узнаю об этом только сейчас?! — Видишь ли, вряд ли кто-нибудь стал бы обсуждать такой пикантный вопрос с тобой, — заметил Дазай резонно. — Согласись, рассказывать тебе такое может быть очень небезопасно для здоровья. Мягко говоря. — Я тебя убью, — бессильно пообещал Чуя, — я убью тебя, а потом я пойду и убью их, чтобы больше никто и никогда не распускал про меня эти отвратительные грязные слухи! Акутагава тихонько ахнул. Дазай покачал головой: — Жаль останавливать тебя в столь славном начинании, но тогда тебе действительно придется перебить огромное количество народу. Всех своих подчиненных как минимум. Лучше попробуй взглянуть на проблему с другой стороны: могло быть и хуже! — Как, например?! — Ну-у, все эти люди могли считать, что я разбил сердце тебе, а не напополам... — Я тебе сейчас реально что-нибудь разобью, не сердце — так голову! — пообещал Чуя. — Во имя всего святого, ты ушёл из мафии четыре грёбаных года назад, сколько можно продолжать портить мне жизнь?! — Как я в этой ситуации мог на что-то повлиять?! — возмутился Дазай. — К тому же, стал бы я распускать о себе же самом такие слухи. Ты меня слишком демонизируешь! — Тебя невозможно слишком демонизировать, — уверенно припечатал Чуя. — Акутагава, хоть ты-то в эти бредни не веришь?! — Конечно же, нет, Чуя-семпай, как я могу, — заверил его тот, полный абсолютной решимости уклониться от ответов на любые вопросы. — Я всегда знал, что это всего лишь грязные инсинуации людей, которым следовало бы сосредоточиться на работе, а не на обсуждении чужой личной жизни... которая на самом деле совсем не личная жизнь, а просто деловые отношения, я имею в виду. Чуя застонал и уронил голову на стол. — Убейте меня... Возникла небольшая пауза. Дазай прокашлялся. — Кхм... В любом случае, мы уже установили, что это всего лишь слухи, как бы они тебя, вернее, нас ни оскорбляли. — Да, — согласился Акутагава. — И, разумеется, нет никакого резона им верить. — Да, — горячо подтвердил Акутагава. — И Акутагава-кун обязательно займется их искоренением, да, Акутагава-кун? — Да, — кивнул Акутагава. — Что?.. — Расскажет Хигучи и попросит её взять это на себя, я имею в виду, — объяснил Дазай. — Уверен, она справится. Он немного помолчал и с неохотой добавил: — Так что, как видишь, вашим отношениям ничего не мешает, Акутагава-кун. Можешь меня не бояться. Медленно, как в фильме ужасов, Чуя поднял голову, перевел на Дазая очень раздражённый взгляд и очень спокойно спросил: — Дазай. О каких. Нахрен. Отношениях. Идёт. Речь? Дазай удивленно моргнул, а потом точно так же медленно и, кажется, даже капельку грустно ответил: — О гомосексуальных, я так понимаю, уж прости за прямоту. — Э-э-э, — сказал Акутагава. — Э-э-э-э-э... Эмоционально выгоревший Чуя продолжал сверлить бывшего партнёра очень тяжелым взглядом. Тот явно почувствовал себя неудобно и поспешил оправдаться: — Ну прости уж, я совсем не горел желанием находить вас голыми в одной постели! Честное слово, я бы спокойно прожил без знания о том, что вы друг с другом спите! — Спим. — ровно протянул Чуя. — Вот именно, Дазай, мы с Акутагавой спим. Спим, понимаешь? Дрыхнем без задних ног! После тяжелых двух недель безостановочного труда! Потому что случайно встретились рядом с моим домом! Как ты вообще додумался до такой феерической херни?! Он замолчал; на лице Дазая медленно проявлялось понимание: — Выходит, вы не... — Да, Дазай: представь себе, мы не! Ни с тобой не, ни с ним не, ни вообще с кем-либо не! И если я услышу от кого-нибудь из вас, озабоченных дебилов, ещё хоть одну спекуляцию на тему моей личной жизни, то меня даже недавний ремонт не остановит!!! Два озабоченных дебила дружно отшатнулись назад, переглянулись и заверили: — Разумеется, Чуя. — Вас понял, Чуя-семпай. В комнате повисла тишина. Чуя пребывал где-то посередине затяжного и мучительного процесса примирения с существующей реальностью. Превентивно готовый уклоняться от неожиданной атаки Дазай внимательно за ним следил. Пауза становилась всё более неловкой, пока Акутагава, на всякий случай старавшийся не смотреть на окружавших его людей, не зацепил взглядом часы и не сообразил: — Чуя-семпай, мне надо идти. — Да катись уже, — махнул рукой Чуя. — В смысле, чёрт, я не это имел в виду. Короче, валяй, удачно поработать. — Спасибо, Чуя-семпай. — Акутагава встал перед ним и церемонно поклонился. — За теплые слова и за ваше гостеприимство. Я очень вам признателен. Простите, что доставил столько проблем. — Пожалуйста, — Чуя вздохнул, опустил голову на сложенные руки. Хотелось пить, курить и ругаться матом, но пить, едва проснувшись, было как-то глупо, ругаться по второму кругу — тоже, а сигареты остались в спальне, и у Чуи не было ни моральных, ни физических сил туда идти. — До свидания, Чуя-семпай, — сказал Акутагава и, ещё раз коротко поклонившись, вышел из комнаты. Чуе подумалось, что надо бы его проводить, но он не смог заставить себя подняться. — Ты в норме? — поинтересовался Дазай минуту спустя, когда стало понятно, что двигаться тот не собирается. Чуя невероятным усилием воли заставил себя сесть ровно и признался: — Вообще нихрена. Боже мой, ты себя со стороны слышал? Отношения! Любовные! Разбитые сердца и тайные встречи! Тьфу, блин! Вот так живёшь себе, живешь, а потом узнаёшь, что про твою жизнь ходит больше слухов, чем про некоторых голливудских звезд! — Он откинулся на стену и взмахнул руками; Дазай наблюдал за ним с понимающим сочувствием, и от этого было ещё противнее. — А знаешь, что самое обидное? Да если бы они хотя бы правду обсуждали! Но ведь нет же: у меня с этой бесконечной работой и преступно ненормированным графиком в личной жизни могут случиться только недосып и недотрах, причем полные и абсолютные! Какие уж там любовные дела, когда мне даже на бордель времени не хватает? Конечно про меня слухи ходят, один другого краше: здоровый мужик в самом расцвете сил — и никого на горизонте! Нет, ну вот, по-твоему, это нормально? Поглощённый монологом, спонтанно изливающий душу Чуя совсем не следил за перемещениями бывшего партнёра. Именно поэтому он не успел ни уклониться, ни даже заметить момент, когда к его губам неожиданно прижались чужие. Это был не столько поцелуй, сколько теплое касание. Буквально секунду спустя Дазай легонько мазнул языком по его нижней губе, резко отстранился, отступая на шаг, и с настороженным ожиданием уставился на Чую. Тот шумно втянул воздух, понимая, что, во-первых, он умудрился исчерпать весь лимит удивления не то что на сегодня, а на всю неделю разом, а во-вторых, он вообще не понял: что это, нахрен, сейчас было?! — Чт... — Он бессознательно облизал губы, тщетно пытаясь выйти из состояния глубокого шока и сформулировать осмысленный вопрос. — Поче... Заче... Како... Дазай вдруг весело улыбнулся — редкой для себя улыбкой, которая затрагивала не только губы, но и глаза. — Ну, теперь слухи не совсем беспочвенные, и уже не так обидно. Проблему недосыпа ты тоже решил — видишь, жизнь налаживается. Осталось только разобраться с недотрахом, если я правильно тебя понял. Можем пойти ещё дальше и сделать слухи совсем небеспочвенными, чтобы уж три из трех — если ты захочешь, разумеется. Так сказать, расслабляющий ни к чему не обязывающий секс — что скажешь? Охреневающий Чуя не иначе как поймал божественное откровение и вспомнил вдруг: нетипично-злобное поведение Дазая, ядовитые куда больше обычного реплики, смутную печаль, иногда проскальзывавшую в его взгляде, когда Чуя орал на него и по-дружески обращался к Акутагаве... С тихим щелчком кусочки воображаемого пазла сложились в очень парадоксальную и совершенно невероятную, но всё же очень чёткую картинку. — Чуя? — недоуменно спросил Дазай. — Ты чего завис? Эй? — Ни к чему не обязывающий секс, — спокойно повторил Чуя, быстрым движением перехватывая ручку кастрюли. — Ни к чему, говоришь. Дазай попятился назад. — Чу... — Ну так я тебя сейчас обяжу. Я тебя сейчас обяжу, а потом догоню и обяжу ещё раз, чтоб точно запомнил! — Я же пошутил! — А ну иди сюда, мумифицированная сволочь!!! — Чуя, только не кастрюля! Она же горячая! Нет, не надо опять будильник!! Чуя, остановись, мне правда очень жаль! Чу-у-у-я-а!!!