Я подожду, пока ты меня убьешь

— Я предупреждал. Морино, выпрямившись, с досадой обратился к Хатаке, изучающему что-то около сугроба: — Тут же масса народу прошла, что ты там можешь найти. — Ну, — философски заметил Хатаке, — ты помнишь, чему нас учили? — Если мы не найдём Наруто, боюсь, нам выпустят кишки в прямом смысле этого слова, — помрачнел Морино, — и это не пустые слова. Ведь на той зачистке Шторм слетел с катушек, и ты прекрасно помнишь, почему Лесной отряд было решено распустить. — Минато — сама защищал свою жизнь и твою, кстати, тоже, — заметил Хатаке, удовлетворённо выпрямляясь. — Боюсь спросить, что ты нашёл. Морино видел, как демонстративно одноглазый убирает это «что-то» в один из бесчисленных карманов тёмно-зелёной парки. Прежде, чем Ибики вышел-таки из себя, Хатаке спокойно заметил: — Я догадался, где может скрываться наш подопечный. Так что можешь не переживать за свои кишки. Да и мои, кстати, тоже. Боюсь, они ещё нужны моему омеге. — Позёр, — фыркнул с плохо скрытой неприязнью Морино. Былые разногласия никуда не делись. Хатаке ничем не показал, что его как-то задело явное пренебрежение того, кто обожал человека с позывным «Шторм». Его назначили командиром в Лесной отряд, после Намикадзе Минато. «Номинально», сказал сразу же Ибики, когда их представляли. Вернее, тех, кто выжил. Но это «номинально» встало между ними и, видимо, стояло до сих пор. Морино был хорошим бойцом. Но Минато доверял именно Хатаке. Может, поэтому тот терпел все пренебрежение и высокомерие по отношению к себе до сих пор? В свою очередь … Хатаке аккуратно, как привык всё делать, несмотря на некоторую отстранённость, застегнул молнию на кармане и выпрямился. В свою очередь, он уважал людей, подобных Ибики. Да и безоговорочная преданность семейству Намикадзе не могла не подкупить. Вот только … — Минато — сама сказал, что тебе не удалось убедить Наруто уехать сразу же, как наступил Новый Год. — Наруто очень упрям, а у меня не было прямых указаний сказать мальчику всё, как есть! — огрызнулся Морино. Поизучал повязку собеседника и, остыв, более миролюбиво пояснил: — Уж если Хинате не удалось … — Хината боится из-за старшего брата. — А этот каким боком? — удивился Морино, терзаясь любопытством, что же все-таки нашел Хатаке. Не ответив, Какаши огляделся и, высмотрев горящую неоновым светом вывеску магазинчика господина Ооноки, кивнул в его сторону: — Думаю, мы скоро получим ответ если не на этот вопрос, то хотя бы на вопрос по поводу исчезновения наследника Шторма. То, что Хатаке не произнёс ни слова про возможную смерть последнего, понравилось. Удовлетворённо хмыкнув, Морино поспешил догнать Хатаке, по пути схватив горсть снега и растерев лицо, где снова горели старые шрамы. Перед входом Хатаке остановился и снова принялся оглядываться. Сузившиеся глаза оглядывали пространство вокруг, ничего не оставляя без внимания. Морино нетерпеливо пошевелил плечами, стряхнул снег. С Хатаке Какаши было трудно еще и потому, что он всегда всё анализировал. Морино больше полагался на интуицию и действие. Почти совсем, как Шторм. Правда … правда, с неохотой признал Морино, наблюдая за тем, как внимательно Хатаке изучает улицу, интуиция им не помогла в том ущелье. — Что ты ищешь, скажи на милость? Не ответив, Хатаке толкнул дверь и широко распахнул, молча приглашая слегка выведенного из себя товарища следовать за собой. «Музыка ветра» задрожала на сквозняке, устроенном двумя альфами, и колокольчики зазвенели, впрочем, сбиваясь с обычно спокойного, умиротворенного ритма. Что сразу привлекло внимание. Едва Морино и Какаши прошли внутрь магазина, сразу заметили его хозяина. Китаец стоял посередине помещения, несмотря на маленький рост, умудряясь выглядеть внушительно. Стоял, чуть наклонив голову, смотрел в упор из-под белых, как идущий на улице снег, бровей. — Вы не туристы, — без обычных вежливых фраз и поклонов, начал он, удерживая руки на широком поясе халата, — но почему именно я? Морино едва не споткнулся: — Что? Вместо ответа Какаши подошёл к старику почти вплотную. Так, что между ними оказался только низенький прилавок, заваленный в этот раз разноцветными веерами. Достал из кармана какой-то предмет, завёрнутый в платок, молча положил перед старым китайцем. И только когда тот не смог сдержаться, отшатываясь в сторону, до Морино дошло. Какаши достал то самое «нечто», подобранное там, откуда они только что пришли, которое ему не удалось разглядеть. Выучка удержала Ибики от лишних движений и вопросов, если Какаши не приказал идти следом, значит, так надо. А вот обыкновенное любопытство позволило попробовать рассмотреть предмет краткого разговора, но, к сожалению, оба — и непрошеный гость, и недружелюбный хозяин — тотчас понизили голос и до покрытого шрамами воина долетало только неясное бормотание. Впрочем, сжав скулы так, что они выступили и натянули кожу, Морино заставил себя стоять и смирно ждать окончания переговоров. Если что он и почувствовал в конечном итоге, так это то, что, несмотря на враждебность, Ооноки — сан ничего плохого им не сделает. Морино медленно огляделся вокруг и поправил сам себя. Вообще никому. — Вы знаете, что недалеко от Вашего магазина убит человек? Молодой альфа. — Я не смотрю и не читаю сплетни, если Вы заметите в моем магазине телевизор, буду рад. Ооноки проницательно всмотрелся в лицо Какаши, деликатно обойдя повязку. — И все же я думаю, Вы знаете намного больше, чем пытаетесь доказать. Этот альфа очень похож на сына Четвёртого. Еще я знаю, как Вы получили этот магазин и почему. Как ни был невозмутим старый китаец, Хатаке удалось увидеть, что слова не остались бессмысленным набором иероглифов, если бы Мастер Цу Ти был в неведении. А значит, интуиция впервые за долгое время пригодилась. Как и ответ китайца: — Только потому, что это Сын Шторма. Он был здесь, да. Он ищет ответы. Но, чем дольше Наруто — кун здесь, в Долине, тем хуже все может обернуться для него. И, тем не менее, я знаю то, что уже поздно, Лесной охотник. Он отмечен Зовом. Сморщенные, покрытые пигментными пятнами пальцы осторожно постучали по прилавку, незаметно переместившись в сторону скрытого лаза в подвал: — Я не смог найти в себе силы сказать ему всю правду, только немного помог. Думаю, теперь все зависит от того, кто окажется быстрее. И еще. Здесь он был в безопасности, даю слово старого Ооноки, но теперь, когда у меня нет уверенности, безопасность эта сомнительна. Заметив, как напрягся Хатаке, Морино также почувствовал неясную тревогу. Так было, когда они обнаруживали цель, так было и в ту вылазку … впрочем, надо признать, если бы он знал, что это изощренная ловушка … Тем временем Хатаке кивнул головой, убирая «нечто» обратно и, быстро направившись к выходу, кратко бросил удивлённому бывшему коллеге: — Уходим! Не оглядываясь, мужчины быстро покинули заваленное недавно поступившим товаром душноватое помещение. Уже на улице Морино посверлил бывшего командира тяжелым взглядом: — А теперь … когда нет необходимости демонстрировать явное нарушение субординации … ты мне скажешь, какого дьявола мы приходили в этот чертов захламленный магазин?! И что ты подобрал там, в переулке, где убили того мальца? И что тебе наплел старик? Не думай, что, если я смирно стоял в сторонке, я ничего не заметил! У меня тоже есть инструкции Шторма, и я душу положу, но выполню «от» и «до»! — Угрожаешь? Морино, было сделавший в запальчивости движение схватить отстраненного товарища за грудки, смешался: — Предупреждаю, — не отказал себе в удовольствии процедить сквозь зубы и снова заиграл желваками, когда Хатаке коротко хохотнул. — Ты просто завидуешь, что тогда я был рядом с ним, а ты нет. И, хотя нам всем досталось, это не изменило твоего отношения и не изменит … как говорят современные молодые люди … даже через хуеву тучу лет. Я прав, Ибики? — Черрт, — сплюнул на дорогу Морино, — из нас всех ты всегда был проницательнее, хотя производишь впечатление пофигиста. — Это маска, и ты это знаешь. Лесные охотники носят их до сих пор. — Ну да … — пожал плечами Морино, вздыхая, и выразительно покосился на карман, — покажешь? Вместо ответа Хатаке извлек носовой платок и слегка развернул: — Твою мать!!! Невозмутимый Хатаке тотчас убрал обратно. Посоветовал: — Поехали ко мне. Ирука, наверное, волнуется. Упоминание мягкого, очень доброго и за всю свою жизнь не обидевшего и мухи, омеги, сумевшего немного укротить дурной нрав одноглазого альфы, привело Морино в хорошее расположение духа. А то, что в поисках сына Минато они пока не получили не только хороших, но и плохих вестей, заставило приободриться. Тем более — Морино это чувствовал, назревало что-то, и надо было выработать стратегию, как им следовало действовать дальше. Оба мужчины забрались в мощный «Мицубиси», отливающий золотом, Ибики — сана, и, словно сговорившись, одновременно захлопнули дверцы. За всю дорогу бывшие сокомандники не произнесли ни слова, только, когда проехали Парк, Морино вскользь заметил: — Я думаю, тебе надо обновить растяжки. Хатаке проследил за выразительным взглядом Ибики, выцепил небольшой, занесённый снегом холмик, в котором угадывались очертания знака, помрачнел. Прошлое упорно цеплялось, не отпускало. Цокнув, Морино покачал головой: — Слушай, Хатаке — сан. Тебя абсолютно не волновало то, чем мы там занимались, однажды ты объяснил это очень просто … Помнишь? — Помню, — Хатаке также отстранёно смотрел в проносящийся мимо окон салона пейзаж, — Это работа. Я так сказал, потому что так считал и так относился. Возможно, меня подкосило ущелье. То, что мы все, кто выжил, подписали соглашение о молчании. Возможно, семейная жизнь меня размягчила. И потом … десять лет прошло! Я и в самом деле стал думать, что ... Ничего не было, Морино. Что это было ... не с нами. Вообще в каком-то другом месте, понимаешь?! Пока не вернулся Наруто, и все не вернулось на круги своя. — Одним словом, дерьмо, — заключил Морино. Подумав, спросил: — Китаец сказал, где Наруто? Хатаке вздохнул: — Только дал понять, что Наруто в безопасности. «Пока». О жесте Мастера Цу Ти, незаметно указавшего в сторону подвала, он промолчал. И в этом они тоже отличались с нынешним смотрителем Парка. Тем временем Ооноки Цу Ти, дождавшись, пока непрошеные посетители уйдут, проворно выбрался из-за прилавка. Дойдя до двери, быстро закрыл дверь, не забыв перевернуть табличку. Обычно он включал электронное табло с подсветкой, сообразуясь с веяниями современности, но в крайних случаях, то есть когда свет отключали или спешил, спокойно обходился «дедовскими» методами. Как сейчас. Убедившись, что, к тому же, наплыва недовольных нет, он вернулся обратно. Подошёл к неприметной лестнице, негромко позвал: — Они уехали. Выходи. Наруто, что тихо сидел на каменных ступенях, усмехнулся: — Вы знаете, что отсюда слышно всё, о чем говорится в зале? — Я знаю то, что передо мной молодой, половозрелый альфа с безупречным слухом, — несколько ворчливо осадил того Мастер Цу Ти и нетерпеливо уточнил, — мне необходимо заняться делами, так что поднимись, проинструктирую. Когда макушка «половозрелого альфы» появилась в проеме, старик немного смягчился: — О тебе беспокоятся, поэтому я немного намекнул ... тому, кому посчитал нужным. Что с тобой все в порядке. Но, Наруто. Произошло довольно неприятное происшествие. Тебе следует быть не просто осторожным и осмотрительным. Тебе необходимо некоторое время побыть здесь. В подвале. Потому что … «И только одно место на земле способно стать оплотом надежды спасения от сил зла». — Это какого мыслителя Вы цитируете? — Отсылка к временам «до» раскола. — Какого раскола? — Ты еще не готов услышать правду, Наруто, — устало вздохнул китаец, — но, похоже, правда сама тебя найдет. Если тебя это как-то утешит. Так что перестань задавать вопросы, просто прояви уважение к просьбе старого человека. Побудь у меня несколько дней. Я бы сказал, что это приказ, но … если твой отец не смог удержать тебя от поездки, что могу сделать я? — Вы знаете моего отца? — запоздало удивился Наруто. — Я же говорю, что ты не готов слышать, потому что невероятно глух, впрочем, как все Ваше молодое городское поколение! — непонятно, почему рассердился Мастер Цу Ти. Впрочем, немного пообщавшись с этим довольно странным стариком, Наруто заметил, что тот довольно вспыльчив. Или же он прикрывал этой внезапной вспышкой дурного настроения нежелание отвечать на неудобные вопросы? — Если Вы скажете моим друзьям, что со мной все хорошо, я буду паинькой, — медоточивым голосом произнёс альфа и сделал «кавайные» глазки, словно соглашаясь, но, не забывая и про свои условия. Та история с Хьюга, да и потом, когда они уже уехали из Долины, многому научила наследника Намикадзе. Он мог быть лёгким в общении человеком, особенно с теми немногими, кому еще доверял, но ошибались те, кто видел только «солнечную» сторону «мальчика, танцующего в снегу». Китаец призадумался. Наконец, по-прежнему ворчливо, заметил: — Рассортируй новую партию сувениров. Думаешь, я забыл про твою неловкость?! Злопамятность старого альфы могла бы смутить, но он был таким человеком, который, даже пережив горечь предательства, научился прятать свою истинную боль глубоко внутри. Оставаясь оптимистом, тем, кто на людях улыбается, а наедине может метаться и страдать. Но это наедине. Не дождавшись возражений, китаец немного подобрел. Сообщил: — Я сказал. Этому ... с повязкой. — Какаши — сан! — просиял Наруто, делая шаг к двери, и тотчас остановился. «Береги себя, Наруто. Я не такой, как прежде». Кажется, Саске так сказал. Саске, Саске. Тот, что всегда уходит. Наруто никогда не давил на своих пассий, и для Саске не собирался делать исключения. Вернее, особенно для Саске. Просто хотел, чтобы Саске сам пришёл к нему, понял, что он — его мир, и он примет любое решение омеги. Даже если их единственная близость окажется последней. Но если только он почувствует, поймёт, что его миру угрожает опасность! Наруто в бессилии встряхнул головой, не замечая, как в бессознательном жесте принялся грызть пальцы, когда снова и снова в памяти вспыхивали кадры их встреч. Незабываемых. Особенных. Таких разных и таких одинаковых, потому что их всегда сталкивало друг с другом, как будто специально. Как будто случайно. Встреч. Всех. Включая стычку с Неджи в роскошном зале «Лепестки дракона», ресторане, где он так любовался причиной этой стычки … Саске, что прошлой ночью выгибался в его руках, прежде чем в эту же ночь и ускользнуть, оставив после своего ухода больше вопросов, чем ответов. А самый главный вопрос был связан как раз с их враждой с Хьюга. Вспыхнувшей вновь, едва он вернулся в Долину. Почему Хьюга Неджи так нервничал? И не потому ли так спешил предъявить права на омегу? Клык больно содрал кожицу с большого пальца. Сдаётся, сегодня день открытий, не иначе. Потому что … потому что интрижка с госпожой Харуно, так и осталась интрижкой. Как бы та ни старалась тогда, в своё оправдание, много чего нелицеприятного наговорить, но его бывшая и в подмётки не годится одной чарующей омеге с гор Нараяма. И он расшифровал, наконец, чт̀о было во взгляде Хьюга, когда Саске сел к нему за столик в том ресторане. И это было намного страшнее, чем самодовольная бравада юнца, залезшего на твою не слишком обременённую моралью подружку … Это было обещание … Брызнула кровь, вздрогнув, Наруто поспешно облизал палец, еле подавив в себе рвущийся наружу вскрик. То ли свой, то ли чей-то ещё. Он отыскал взглядом китайца, невозмутимо копошащегося около прилавка с искусственными шкурами. Снова возникло неприятное чувство, что он немногого и достиг за время пребывания в Долине. Время, утекающее сквозь пальцы, как течет песок. Образы, неприятные происшествия, сны. И омега, ушедшая к другому. Наруто сжал челюсти. А может, он не может понять, потому, что слишком позволил управлять собой чувствам, а не рассудку? Как говорил ему Ооноки — сан? Довериться внутреннему зрению? Но, может, чтобы всё то, что уже случилось, свести к одному-единственному ответу, как раз надо отбросить чувства и включить голову? — Ооноки — сан, — подумав, решился спросить Наруто, — может соулмейт выбрать другого? Китаец медленно выпрямился, опуская руки со стопкой шкур. Прищурился: — Давно ли ты стал верить в связь соулмейтов, Наруто — кун? Наруто почувствовал раздражение. Скажи ему кто, ещё пару дней назад, что он на полном серьёзе начнёт обсуждать тему каких-то соулмейтов, в которых он не верил, да и сейчас сомневался … Наруто в лучшем случае бы усмехнулся, подражая фирменной усмешке одного подонка, лишь бы не расхохотаться, как он всегда любил делать. Но. — Я уже сам не понимаю, во что я верю, — честно признался Наруто. Он хотел добавить, что «многое подверглось пересмотру, пока он здесь», но промолчал. Слишком всё было странно. Еще более странным было почти постоянное чувство, что он всё время что-то упускает. Что-то важное. Не слишком приятное ощущение, верно? Ооноки кивнул: — Подозреваю, когда ты сорвался с места и куда-то убежал, ты бежал к нему. Не удивившись, что китаец даже не ошибся в определении, когда произнёс «он», Наруто с шумом вздохнул. Так получилось, что душу открыть ему пришлось здесь, в помещении странного магазинчика, наполненного сувенирами и загадочными тенями. Возможно, если бы рядом стоял отец, он бы смог, наконец, откровенно поговорить с ним, простив тому его многочисленных подружек. Потому что только сейчас до Наруто вдруг дошло, что ни одна из них ничего не значила для его отца. Просто Минато — сама потерял частичку себя, а у Наруто еще есть шанс … Тем временем, пока наследник миллионов Намикадзе впал в задумчивость, отвлёкшись от собственного вопроса, Ооноки не стал ждать, когда эта задумчивость пройдет. Быстро достал откуда-то небольшую папку, сунул к себе за пазуху и, прежде чем до Наруто дошло, что старик уходит, так ничего не ответив толком, хозяин магазина с небывалым проворством для своих лет и низкорослой фигуры, также быстро переместился к входной двери. Замок щёлкнул, ловко придержав колокольчики, чтобы те не зазвенели, он выбрался наружу, в последнюю минуту снизойдя до сообщения: — Я скоро вернусь! Пожалуйста, никуда не уходи, ты дал слово! Чертыхнувшись, Наруто побрёл обратно в подвал, не услышав, как старый китаец тихо произнёс: — У зверей соулмейтов нет. *** Он выбрал это кафе, на первый взгляд, потому, что там варили прекрасный кофе. Плюс неплохая выпечка. Омеги всё же слабые существа, но, признаться, пенка у латте такая воздушная … А корочка булочки … такая нежная, аппетитная, и соблазнительно хрустит, и вообще, так и тает во рту … — Сластёна! — проворчал Саске, отпивая ещё один глоток божественного напитка и прижмуриваясь от удовольствия. Черноволосый посетитель сидел за столиком, позволив себе расслабленно откинуться на резную спинку плетеного стула и чуть вытянуть вперёд скрещённые под столом длинные, стройные ноги. Чёрное пальто из кашемира висело на спинке соседнего стула, так и не снятый белоснежный шарфик свободно обвивал тонкую шею. Из карманов пальто выглядывал кончик перчаток из лайки. От чашечки из тонкокостного, почти прозрачного, фарфора шёл дымок. Саске задумчиво смаковал выбранный им сорт, потихоньку отпивая глоток за глотком, и рассматривал обстановку, взмахивая ресницами, абсолютно не замечая, как волнуются альфы. Даже пришедшие в кафе со своими омегами. Он бы ни за что не признался, что его тянуло сюда, как магнитом. Потому, что они были здесь с Наруто. И плевать, что ту официантку уволили. В конце концов … Изящная бровь приподнялась. В конце концов, он не виноват, что у девушки слабая защита. От брутальных альф сносит крышу напрочь. Напоминание о защите едва не испортило настроение. Тонкие перегородки носика омеги болели до сих пор, то есть с тех пор, как он снял блокаторы. Решился … Отчаянно, разом, потому, что захотелось стать счастливым. От сделанного торопливо глотка обожгло нёбо, и Саске едва не зашипел, только рука предательски дрогнула. Отставив в сторону чашечку, он вытащил из миниатюрной салфетницы в виде створок раковины яркую квадратную бумажку и осторожно промокнул лужицу, продолжая размышлять. А ведь он так и не решил, правильно ли поступил, когда позволил себе один-единственный раз послушать сердце. Сердце, что забилось сейчас, нервно, сильно, как билось там, в пещере, когда диктовало свой, в тот момент кажущийся самым правильным, выбор. Так стоило ли? Если этих выборов не счесть? Ведь он сам же потом и закрылся, как закрывается эта самая ракушка, с образа которой кто-то сделал эту безделушку. И причину назвал самую, что ни на есть вескую. Он не имеет права что-то решать, когда за ним стоят такие же, как он … горстка омег Нараямы. Все, кто выжил. Пальцы рук сильно дрогнули, удлинённые ногти оставили едва заметные полосы. Хорошо, что стекло выдержало. Что-то он в самом деле расклеился. А всё … омеги. Слабая сущность омег. Саске глубоко вздохнул, заставляя себя успокоиться, забыться. Получалось плохо. Наверное, в самом деле, сущность сыграла с ним злую шутку. Он долгое время был сильным, а стал слабым. По собственной воле, такая вот ирония. Парень сильно сжал зубы, чтобы унять дрожь. Осторожно потянулся к чашечке. Около стойки бариста * колдовал над порциями эспрессо, и пахло свежемолотыми зёрнами. Ещё один глубокий вздох. Если что и позволил себе, расплачиваться будет только он. Но жалеть … нет, не будет. Саске выпрямился, резко повернув голову, отчего хрупкая, обшитая бархатом хеагами **, упала вниз, позволив волосам свободно упасть на плечи и спину, окрасив кончики в кроваво — алый цвет заката. И на душе вдруг стало так свободно, так солнечно, главным образом, от осознания того, что ты всё сделал правильно. Саске поймал себя на том, что улыбается, а ещё на том, что ищет за виднеющимися напротив крышами домов очертания гор. До которых, если вспомнить откровения одного человека, всего ничего. Ровно столько, сколько помещается в ладони со сжатыми пальцами. Чертов романтик … Саске с трудом сдержался, чтобы не проделать этот фокус прямо на виду у всех. У пожирающих его глазами альф. У поджимающих губы омег. У пытающихся изобразить равнодушие бет. Представил себя, измеряющего «на глазок» расстояние до эфемерной горной вершины и едва не фыркнул. Тем временем бариста одарил всех жаждущих волшебным, подкрепляющим силы, напитком, и вскоре шум голосов стих. Понемногу посетители разошлись, остался только Саске. Словно специально, неслышно появившийся администратор подал знак, и около барной стойки включили подсветку. Зазвучала негромкая музыка. Пульс замедлился, дыхание окончательно успокоилось, как и мысли. Переливы сякухати ***, поющей о вечности. Судьба сильных — быть одинокими. Отлично. Сотовый неожиданно зазвонил. Саске откинул крышку малиновой «раскладушки», нажал вызов: — Саске — оякатасама … **** В голосе говорившей, как камушки под напором воды в горном ручье, перекатывались низкие, мелодичные нотки. Нотки, так напоминающие рычание. Наречие Нараямы … Саске на минуту прикрыл глаза, чтобы подавить неясную тоску. Кажется, это называется предчувствие? Дослушав сбивчивую речь, омега мягко поблагодарил: — Спасибо, Наори — кими *****, передайте сестре, я рад, что она назвала своего ребёнка Микото. Крышка захлопнулась. Наверное, стоило обрадоваться чуточку сильнее, но он итак рад, что у них впервые за долгое время родилось потомство … так какая разница, какое имя этому потомству дали? Саске пожал плечами, улыбнулся своим мыслям и замер. Вместо нежного напева сякухати резкий перелив «судзу». ****** Оловянные колокольчики предупреждающе зазвенели, перебивая бамбук. На плечо легла чья-то тяжёлая рука, чуть сжавшая это плечо, предупреждая, чтобы омега не дёргалась. Над ухом тотчас раздался хриплый рык: — Не соблаговолит ли господин Учиха тихо, не возражая, собрать свои вещички и прокатиться с нами в одно очаровательное местечко? Не поверите, с каким нетерпением Вас там ждут! А если Вы всё же будете возражать, нам даны чёткие инструкции напомнить про одного крошку … только-только народившегося выродка из Нараямы … Если Вы только посмеете сопротивляться, может случиться что угодно. Шейки новорожденных такие нежные, и неважно, что это дети Нараямы … правда ведь? Горячее, несвежее дыхание опалило ухо ещё ближе: — Так как? Саске спиной почувствовал, что ему буквально указывают направление. Медленно повернувшись в сторону дверей, он увидел припаркованную прямо около входа в кафе грязно-пепельную «Suzuki». Обнажившиеся было клыки убрались обратно. Горловое рычание стихло, резко оборвавшись. С сожалением полюбовавшись на украсившие бедную столешницу новые полосы, Саске как можно спокойнее достал кошелёк. В упор взглянул в тусклые глаза здорового, шкафоподобного альфы: — Надеюсь, расплатиться мне позволено? Или Вы уточните у своего хозяина и этот щекотливый вопрос? Договаривая, Саске как можно более выразительно покосился на ручищу альфы, всё еще сжимавшую его плечо. Громила покраснел. Видно было, что он явно думает намного позже, чем действует. И сейчас обеспокоенно сопоставляет сказанное со своими весьма ограниченными полномочиями. Однако размышлял альфа недолго. Сжимать плечо, правда, перестал, но тон стал еще злее: — Я поклялся служить хозяину … и никакая омега мне не указ! И, если Вы будете умничать … Видно было, как вовремя он прикусил язык, едва не проговорившись. «Как будто я не догадался», — с горькой иронией подумал Саске, поднимаясь со стула. А нерасторопный «порученец» так и остался стоять с протянутыми вперед руками, бессильно наблюдая, как омега надевает пальто, совершенно проигнорировав его великодушие. Рыкнув, поплелся следом, ворча что-то про «проклятых сучек, задирающих нос», и только открывая дверцу машины, спохватился. Глаза альфы вспыхнули и блеснули нездоровым огнем. Словно напоминали, что последнее слово еще не сказано. Судзу, обвивающие мощные запястья, предупреждающе звенели. «Саске — оякатасама … Изуми — чан назвала дочку в честь Вашей матушки …» «… если Вы всё же будете возражать, нам даны чёткие инструкции напомнить про одного крошку … только-только народившегося выродка из Нараямы …» « ... Если Вы только посмеете сопротивляться, может случиться что угодно. Шейки новорожденных такие нежные, и неважно, что это дети Нараямы … правда ведь?» «Правда ведь?» Порыв бора взметнул полы распахнутого пальто. Парусом расправил небрежно перекинутый через правое плечо невесомый белоснежный, как облачко, шарфик. Бора … Холодный, резкий ветер, дующий с гор. Родных, далеких гор. Саске на секунду замер, черпая в его порыве иссякшие силы. — Молишься своим горным богам? — неожиданно проницательно заметил альфа, удерживая дверцу внедорожника. Чёрные, с синеватым отливом глаза насмешливо сузились, показав, что омега ни на йену не поверил в прилив сострадания. Не промолвив ни слова, скользнул на сиденье и уставился в окно. — Вот же … — выругался «громила», озлобляясь тем сильнее, чем безразличнее был их с напарником пассажир, — ну просто ... королева на эшафоте! Напарник, более худощавый альфа, сухо посоветовал заткнуться и убрал ногу с тормоза. Поездку Саске воспринял плохо. Его всегда душили стены, а тесные стены комфортабельных салонов дорогих машин — как ни парадоксально, тем более. Хотелось вырываться, клыками и когтями вернуть себе свободу, и только чувство собственного достоинства, присущего его маленькому народу, не позволило омеге показать, как он напуган и как бьётся его сердце. Только один раз Саске достал платок и тайком вытер выступивший на висках пот. Плавно въехав в вычищенный до блеска двор, «Suzuki» остановилась. — Приехали, Ваше величество! — продолжал ёрничать альфа, до сих пор не простивший пренебрежения своей галантной особой. — Выходи, давай, и без фокусов, — мрачно велел его более сообразительный товарищ, насторожившийся странному блеску в глазах омеги, которая всю дорогу, вроде, спала, — помни о заложниках! Спохватившись, громила поспешно достал оружие и с подчёркнутым превосходством продемонстрировал, нарочито медленно засовывая за пояс брюк. А когда Саске, не удержавшись, хмыкнул, засопел и сердито одёрнул полы свитера вниз. — Выходи, или я за себя не ручаюсь! Саске вылез из машины. Слабость от непрерывно горящей метки всё ещё давала о себе знать, но показывать её омега не собирался. Теперь необходимо было принять свою судьбу и реально собраться с силами. Сунув руки в карманы кашемирового пальто, он на минуту поднял голову вверх, ища солнце, то и дело скрывающееся за облаками. «Надеюсь, Наруто, ты меня когда-нибудь простишь. За то, что оттолкнул. Но, Наруто … » Тяжёлая дверь распахнулась, впуская посетителей. Важная мысль оборвалась, оставив горькое послевкусие, враз растворившиеся в никуда, когда омега поймал на себе пристальный взгляд человека, в прямом смысле державшего его жизнь в своих руках. Стоя, небрежно опираясь о стол, скрестив на груди руки, этот человек холодно смотрел, как в комнату вводят, наконец, его приз. Его поражение. Омегу, что посмела пойти против всего. Хьюга, не глядя, кивнул куда-то в сторону: — Я всегда держу слово, в отличие от тебя, Саске. — Саске — оякатасама … Простите, что подвела Вас … Омега в фиолетовом кимоно, держащая на руках новорожденную малышку. Надежду рода, опустилась на колени, приветствуя главу. Чёлка каштановых волос упала вниз, скрывая печальные карие глаза с родинкой под правым. Наплевав на то, как расценят этот порыв жестокие, бездушные Хьюга, Саске быстро подошёл к молодой матери. — Встань, — тихо попросил Саске дрожащую Изуми, — ты кормишь молоком. Микото — чан не должна чувствовать наш страх. Сзади раздались хлопки. — Как мило, — насмешливо усмехнулся Неджи и его подручные поспешно засмеялись, не подозревая, что для музыкального слуха обеих омег Нараямы их смешки, что карканье ворон. Да и то, бедные птицы каркали намного лучше. Изуми поспешно поднялась с колен и крепче прижала к себе дочку. Саске по кивку отвели в сторону и ткнули в спину, принуждая опуститься на колени перед их главой, как это только что сделала каштановолосая омега. Ради него. — Я тебе не присягал, — как ни старался, рычание так и просилось на язык, ворочалось, перекатывалось внутри глотки. Ярость напоминала о себе, вспыхивая всполохами. Больше всего на свете Саске боялся, что утратит над собой контроль, зная, что это действительно будет гибелью для его родных. Потому нервно вскинул голову, настойчиво вгляделся в чуть прищуренные ледяные глаза Хьюги, всерьёз проклиная свою дерзость. Чёрт побери его свободолюбие, как же ему не хватает мудрости погибшего отца! Стиснув зубы, Саске заставил себя опуститься на колени. Присутствие Неджи около себя ощутил мгновенно. Тот на миг утратил хладнокровие, сел рядом, так, чтобы никто не услышал то, что он мечтал сказать этой чёртовой упрямой сучке с невероятными, заставляющими потерять душу, глазами и кожей, нежной, словно бархат, когда метался, словно одержимый, по кабинету в нетерпеливом ожидании, когда ту привезут на расправу! О чем он и сообщил, жадно вслушиваясь, жадно всматриваясь: — Мне нет дела до того, что было в прошлом, я заставил тебя принять свой выбор, а методы Хьюга всегда были продиктованы только стремлением на благо Хьюга. У тебя моя метка и, если ты этого так и не понял, я вынужден напомнить. Чтобы ты до конца своих дней жалел о том, что сделал. И помнил, кому теперь принадлежишь. Пальцы Неджи, пока он хрипло, сбивчиво, шептал слова, заготовленные в те минуты, когда он раздражённо мерил шагами свой кабинет, прислушиваясь к происходящему извне, с затаённой грустью обвели контуры орхидеи, жалея, что его не было там. Там, где омега раздвинула ноги перед его соперником. Проклятый Наруто нашёл всё же способ посчитаться с ним за ту розоволосую ведьму. Если бы он знал … он бы просто свернул тогда Сакуре шею и велел своим людям зарыть тело где-нибудь подальше, тогда никто ничего бы не узнал. Мало ли пропадает подобных ей … Поморщившись от столь малодушной мысли, Неджи вслушался. Нет, ему не показалось. Омега молчит. Даже в глаза смотрит. Равнодушно. Не мигая. И, если чего и боится ... То только за те две жалкие жизни … Но, блять, сделка есть сделка. Неджи встал и велел, уже ненавидя себя за то, что собирался сделать: — Иди! Люди Хьюга, терпеливо ждущие сигнала, с усилием отодвинули засов на потайной двери. Растерянная Изуми, на которую перестали обращать внимание, заметалась, не зная, что предпринять. Заметив это, Саске поспешно крикнул на языке гор: — Возвращайся в семью! Это приказ! Пощёчина Неджи отпечаталась на белой щеке: — И за это ответишь тоже! Что посмел говорить на своём проклятом языке! Чт̀о ты ей сказал?! — Господин! — мгновенно став покладистой, каштановолосая омега вцепилась в края безупречного костюма взбешённого Хьюга, другой рукой прижимая к себе малышку, ни разу не заплакавшую. В другое время Неджи бы восхитился этим, но сейчас он еле владел собой, — Я немного растерялась … Мой господин велел уходить … Вы же отпустили нас с дочкой? — ̀Я ваш господин! — рявкнул Неджи и задохнулся, пытаясь сохранить остатки хладнокровия. Не без усилия вернув контроль над ситуацией, повторил, зло прищуриваясь, когда Саске снова повернулся в его сторону, — эта пусть проваливает со своим отродьем. Никто её не тронет. Слово я действительно умею держать. А ты … Не без удовольствия посмотрел в сторону распахнувшейся двери. Где виднелись жаровня с уже разгоревшимся огнём и к̀озлы с петлями для рук и ног. Ахнувшая Изуми пыталась что-то сказать, но слова застревали, только дрожь сотрясала тело, а расширившиеся от ужаса карие глаза не могли оторваться от железа, нагретого в жарком пламени бездушного огня, так похожего на злобу, сжигавшую того доброго господина, показавшего сейчас своё истинное лицо. Светлые глаза встретились с взглядом чёрных, на дне которых плясали огоньки и старательно прятался первобытный страх. Усмехнувшись, Неджи повёл радушно в сторону пышущей жаром комнаты с низким потолком: — Освежим наши отношения … Иди, любовь моя. Иди. И безотчётно поднёс к губам белоснежный шарфик, соскользнувший с шеи омеги, вдыхая сводящий с ума запах. Чётко перекрываемый запахом врага. * Профессионально готовящий кофе и напитки на его основе специалист. ** Название заколки созвучно с оригами — искусством складывания бумаги. Волосы красиво укладываются в гульку, спираль или пучок. *** Продольная бамбуковая флейта. **** Крайне уважительное обращение членов клана к своему господину (главе клана). ***** Вежливый вариант, часто используется между друзьями. Здесь подчеркивается, «мы друзья, семья». ****** Оберег.