Я подожду, пока ты меня убьешь

Дверь оказалась очень тяжёлая и массивная. Пришлось ударить по ней ногой, со всего размаху. Невольно вымещая всю накопившуюся злобу от бессилия. От того, что Саске молчал с той минуты, как «погас огонёк». Ещё один коридор. Как надеялся Наруто, последний. Он уже ненавидел эти бесконечные, давящие стены, то и дело вспыхивающий свет. Неожиданно, не к месту, но вспыхнуло воспоминание. … Они сидят с Саске перед камином. Улыбаются друг другу сквозь хрустальные бока бокалов с шампанским, искрятся хитринкой невероятные глаза омеги, а он ласкает её многообещающим взглядом, получая в ответ вечность и … И ещё смех. Детский смех … И омега говорит ему … Саске, тот Саске, из грёз, повернулся к нему и произнёс: — Это не твоя битва. Вздрогнув, Наруто словно вынырнул из забытья. Как тогда, на заледенелой дороге, когда они ехали с Морино. В ушах всё ещё звучал, затихая, предупреждающий крик пожилого альфы и визг тормозов. Лицо Саске, омеги из Нараямы, задрожало, исказилось, исчезло. Клинок Гаары неожиданно завибрировал. Всё вокруг снова окрасилось в красный цвет. А потом он увидел ещё одну дверь. И Гаара — его соулмейт, единственный, кто продолжал с ним разговаривать — мысленно сообщил. «Их два клинка, я добыл их, когда смог выйти из-под контроля. Тебе я отдал тот, который требует крови. Потому что так нужно …» * Наруто прицелился. Меч, то ли из-за того, что всё виделось в красном цвете, то ли потому, что действительно требовал крови, потемнел и взорвался всполохами заговорённого металла. Дверное полотно развалилось на две части, словно пушинка. Не теряя времени, он бросился вперёд и едва не врезался в человека, спокойно продолжающего стоять к нему спиной и даже не обернувшегося, когда дверь разнесло на куски. — Омеги действительно бесполезны. Мужчина заговорил так неожиданно, что Наруто вздрогнул. Осмотрел высокую фигуру. На мгновение альфа обернулся и, словно в ответ,осмотрев его сверху вниз, усмехнулся. Просканировал молодого равнодушным взглядом жёлтых, так похожих на взгляд змеи и на что-то ещё, глаз, и снова отвернулся. Прядь длинных волос упала вниз, на тёмно-синее кимоно. Спокойно стоящий альфа заговорил и при первых же словах Наруто понял, на что похож этот бездушный взгляд. Вернее, на кого. Или это такая вот горькая шутка, что все нечистоплотные люди, вне зависимости от половой принадлежности, от сущности, с годами приобретают нечто общее? В данном случае змеиные черты? ** И мужчину Намикадзе-младший также узнал. Карано Орочимару, безумный учёный Центра. Более чем безумный, если собрать воедино то, что он уже знал и то, что увидел, пока искал Саске. — Вижу, передо мной собственной персоной промах Госпожи Харуно? Тусклые глаза болотного цвета мимолётно мелькнули перед мысленным взором, пропадая. Наруто усмехнулся. Что ж, верно говорят. Ученики зачастую полное отражение своих учителей. Харуно … — Насколько мне было обещано, с Вами, молодой человек, должны были уже покончить. Вижу, это не так. Мгновенно вспыхнувший, как порох, Наруто начал сквозь зубы что-то говорить и осёкся. До него дошло, почем̀у Орочимару-сан так спокоен. Если бы то, что предстало глазам альфы, он увидел более года назад, когда жил спокойной, насыщенной жизнью большого города … вдали от Долины, молодой наследник Намикадзе Минато равнодушно пожал бы плечами. Не поверил. Ведь даже вернувшись в Долину, он долгое время не видел то, что было прямо перед его глазами. Не понимал. Вернее … не принимал. Как не принимал бы то, что начало происходить, любой рационально мыслящий человек. Не отдавая себе в этом отчёта, Наруто сделал шаг, другой. Ноги словно были окутаны цепями, шаги давались с трудом. Бледная рука легла ему на плечо, чуть сжав, и в то же время настойчиво, едва не протыкая плоть. И тогда он ощутил, что на самом деле сумасшедший учёный отнюдь не неподвижен и безмолвен. Орочимару-сан реально находится во власти всепоглощающего ужаса. И, тем не менее, судя по всему, одновременно едва сдерживается, чтобы не продемонстрировать еле сдерживаемый экстаз от «эксперимента», сотворённого собственноручно, во всей красе и палитре эмоций: — Они только что сражались … Они — подобны Природе, где самка подчиняется только тому, кто сильнее её … Они великолепны, не правда ли? Наруто дёрнул в отвращении плечом, но ногти, отчего-то покрытые лаком такого же синюшно-фиолетового цвета, как и узкие, раздвинутые в ненормальном оскале губы, с ещё б̀ольшей силой удержали его: — Если та мощь победит, значит, мои труды не напрасны и я, надеюсь, смогу увидеть, чем всё закончится. Проверить свои гипотезы … И вот ещё что … Не надо мешать чужим брачным играм, Наруто-кун. И мозг Наруто взорвался. Или он так и не смог подобрать ни одного приличного слова? — Какого чёрта?! Блять, Вы называете ̀это так?! Так просто?! Уже вырываясь из захвата, Наруто вынужденно присел на колено и тут раздался ни на что не похожий рык. Прижавшийся к полу барс рванулся из последних сил, так, что в разные стороны брызнула кровь, там, где его коснулись страшные, искривлённые когти. Того, кто все эти минуты рассматривал свою жертву горящими глазами. Исполинского роста, уродливый монстр. Косматый, бесформенный, неживой, и более чем живой. Низкий стон, похожий на хохот и — одновременно — на рёв. Рычание. У Наруто перехватило дыхание, когда он увидел, как взлетевшее вверх светло-серое, с чёрными пятнами, тело ирбиса медленно превращается в омегу и падает на четвереньки, чтобы удержаться. Саске. — Саске! Он бросился вперёд, хладнокровно понимая задним умом, что это он кричит. А оставшийся за его спиной Орочимару-сан полностью опустился на колени и вслух молится, мерно покачиваясь и стукаясь лбом о холодные плиты пола. Иероглифы, проступившие вокруг рукояти меча, вспыхнули, следуя друг за другом, пока не сложились в одну надпись. «Шинин ва донна ханаши мо шинай». *** Огромная, косматая тварь, нависшая над горной омегой, обернулась. На Наруто пахнуло холодом и смрадом, такой силы, словно он заглянул в пекло смерти, где в вечности покоились разлагающиеся тела тех, кого не приняли ни в Аду, ни в Раю. Сквозь клыки высунулся язык, слизывая гной, лохмотья от кимоно прикрыли места, где вместо шерсти обнажилась кожа то ли человека, то ли зверя. Медленно подняв руку, существо сжало её в кулак, играя мускулами. С отвратительным причмокиванием прикрыло пасть, из которой капала слюна, позволив ещё раз увидеть острые, смахивающие на частокол, зубы. Красные, горящие в вожделении глаза, насмешливо смотрели в упор, из глотки вырвался ни на что не похожий полустон: — Хочешь занять место рядом со мной, альфа? В наступившей ненадолго тишине громко прозвучали беспорядочные молитвы Орочимару-сана. В одну секунду, не давая никому опомниться, тварь исчезла из поля зрения Наруто, очутилась около учёного, и со всей силы опустила лапу вниз, буквально впечатав скорченную фигурку того об пол, так, что в разные стороны полетели ошмётки окровавленной плоти. С отвратительным звуком то, что называлось «Карано Орочимару», рухнуло наземь бесформенным кулем, оставив после себя характерный отпечаток. Отвратительно хихикая, кровожадный садист неспешно облизал растопыренные, уродливые пальцы с загнутыми вниз когтями, снова повернулся к Наруто: — Или ты немного … подождёшь? — Не думаю, — хрипло произнёс Наруто, замахиваясь. Мелькнули лохмотья, раздался скрежет металла. Когти чудовища с силой обхватили лезвие, пытаясь отразить атаку. Иероглифы не просто горели, подобно злому, безумному взгляду твари, они пылали, перебираясь с клинка на уродливое, мускулистое тело, постепенно покрывая его дюйм за дюймом. Поняв, что проигрывает, монстр взревел и бросился вперёд. Зловонная глотка распахнулась, целясь в сердце альфы. Лохмотья исчезли, выпуская чудовище. Огромный дымчатый зверь с налитыми кровью глазами встал во весь рост, пригнулся, примеряясь … и тотчас сверху прыгнул собравшийся с силами для этого, последнего, прыжка, его барс. Снежный леопард. Снежная кошка. Его драгоценность. Его Саске … Прежде чем заклинания окончательно поглотили тварь, и она с отвратительным шипением рассыпалась в зловонный, дымящийся прах, когти с чмоканьем вонзились в грудь хищника, вспарывая её снизу вверх. А потом всё разом закончилось. Остались только маленький, постепенно исчезающий дымок, идущий от останков чудовища и Наруто, бережно придерживающий обмякшее тело ирбиса. Мыслей не было никаких. Альфа смотрел в глаза, из которых потихоньку уходила жизнь, и отказывался верить в то, что видел. Но окровавленные руки не давали ни на секунду забыть об этом. О том, что он вот-вот потеряет. О том, сколько мгновений он у себя украл, когда был слепым и глухим. Когда не мог догадаться, что великолепный, ироничный «омега из горного округа Нараяма» и «снежный барс» — одно и то же. Один и тот же. Саске… Сглотнув, Наруто зажмурился с такой силой, что перед закрытыми веками вспыхнули оранжево-красные всполохи. Голос соулмейта прозвучал как никогда вовремя. Когда Наруто всерьёз размышлял, какая хорошая традиция, это синдзю. **** «Я не буду уговаривать тебя, доказывать, что ты охренел и тронулся умом». — Гаара. Намикадзе медленно открыл глаза. Красноволосый омега словно во плоти встал перед ним, несмотря на то, что всё вокруг по-прежнему было в ядовитой дымке. То ли разбились какие-то склянки с химикатами, то ли прах твари был столь ядовит, Наруто впал в оцепенение и не реагировал на окружающее. Возможно, если бы задохнулся прямо сейчас, было бы здорово. «Слабак». Неожиданно то, что они с омегой вдруг поменялись местами, немного встряхнуло. Напомнило Наруто, что вообще-то, по своей природе, это альфы защитники, не омеги. Омеги … Он машинально чуть сильнее сжал застывшее тело. Ирбис, несмотря на страшную рану, продолжал дышать. Ирбис. То есть омега, что всегда защищал его. И Гаару, ловко управляющегося с мечами там, на той поляне, трудно назвать слабым омежкой, нуждающемся в сильном плече. И всё же … Наруто осторожно переменил позу, бережно прижимая к себе барса. И всё же они нуждались в нём. Один из них точно. Неожиданно, словно изнутри, в памяти настойчиво вспыхнула картина. Из недавнего прошлого. Его прошлого, теперь навечно связано только с одним … омегой. Пещера. Укромное место, где было устроено логово снежного барса. Где он и Саске любили друг друга. То есть там, где Саске открыл ему свое сердце … теперь Наруто понял это со всей очевидностью, перестал терзать себя не нужным вопросом, который однажды ночью он задал этому удивительному существу: — Кто ты, Саске? Едва губы альфы шевельнулись, и в тишине прозвучал вопрос, Наруто словно очнулся. Гаара тотчас язвительно заметил: «Наконец-то дошло! Поспеши уже!». Покачав головой, Наруто с секунду подождал, пока настойчивый голос его соулмейта не затихнет. Он справится сам. Теперь сам. Обострившиеся инстинкты альфы указывали ему путь. И средство. Последнее средство, чтобы спасти своего омегу. Наруто очень осторожно приподнялся, придерживая одной рукой вываливающиеся кишки из разорванной груди барса, другой рванул на себе рубашку. Серебряные пуговицы посыпались в разные стороны. Аккуратно оторвал край рубашки и с маниакальной тщательностью — длинную полосу от футболки. — Видишь, Саске, — грустно усмехнулся он, когда с перевязкой было покончено, — несмотря ни на что, Дзюродзин-сама за нас. Я буду молить его за тебя и, надеюсь, он меня услышит. Моя бабушка … она говорила, что из семи богов счастья он самый главный, он … Проглотив горький ком в горле, Наруто замолчал, мысленно обратившись к тому, кого Фусьё-обаасама почитала больше всех, объясняя это тем, что, когда она ходит в лес собирать целебные травы, молитвы, обращённые к Дзюродзин-сама, богу долголетия и бессмертия, всегда помогают ей находить самые редкие экземпляры для своих лечебных отваров. Пожалуй, он оказался б̀ольшим Сыном Долины, чем думал. И вернулся сюда не зря. — Всё будет хорошо, — прошептал он, мимоходом зарываясь в тёплый мех. Покрепче перехватив обмякшее тело ирбиса, альфа вскочил на ноги и пошёл прочь, уверенно обходя дымящиеся обломки клетки и не обращая внимания на хруст какого-то стекла. Едва стихли торопливые шаги, снова хрустнуло стекло. Среднего роста альфа, в небрежно накинутом на плечи халате и с волосами светло-пепельного оттенка, забранными в хвост, встал посередине разгромленного помещения. Неторопливо огляделся и, подойдя вплотную к тому, что когда-то носило имя, вздохнул, задумчиво подняв голову вверх: — Орочимару-сама. Вы были гениальны во всём, кроме своей смерти. Глупцы не услышали Вас, сенсей. Но я готов. Вы всегда говорили мне это … Дословно? На секунду призадумавшись, мужчина прикоснулся к переносице, поправляя круглые очки: — Ты лучше воспринимаешь мои идеи, Кабуто. А и верно! И, знаете, Орочимару-сама? Я понял самую суть. То, что Вы не успели объяснить одному наглецу, посмевшему прервать Ваш божественный эксперимент. Как же его имя? А, вот. Наруто-кун. А вот Ваши слова. Здесь … не вся правда, не вся. Я про омег, Наруто-кун. В̀от что Вы хотели сказать, но не успели. Замолчав, Кабуто наклонил голову к плечу, словно прислушиваясь к чему-то или в ожидании чего-то. И спустя несколько долгих минут, наполненных зловещей тишиной, прерываемой только дыханием альфы и грохотом с треском осыпающейся штукатурки, терпение было вознаграждено. Вдали, в той части «Центра исследований», откуда пришёл «светловолосый агрессор», раздался негромкий крик. Женский крик, тотчас оборвавшийся рычанием, перешедшим в злобный, тоскливый вой. Улыбнувшись, последователь учёного уверенно подвёл черту своим рассуждениям: — Спонсоры, которых мы с Вами недавно нашли, будут довольны. И то, что Вы не успели, завершу я, Якуши Кабуто. Ведь Вы не будете возражать, Орочимару-сама, Великий и Ужасный Господин Карано Орочимару? Замолчав и чуть поклонившись, Кабуто, наконец, решился опустить взор на покрывшееся мутной плёнкой дурно пахнущее, окровавленное пятно. *** Свет ударил по глазам, на секунду лишая зрения. Ноздри жадно вдохнули свежий воздух. Слишком душно, мрачно и темно было там, в Центре. И этот запах гниющей плоти … Пару раз моргнув, Наруто приостановился. Он почему-то не удивился, увидев, что практически около входа стоит его машина, которую он бросил недалеко от ограды. И не удивился тому, кто сидит за рулем. Ооноки-сан, старый китаец, тот, кто научил его видеть и слышать. Кто научил его понимать самого себя. В конце концов, он был один из тех, кому он просто-напросто рад! — Садись. Надо спешить. Мотор «верного железного коня» урчал, словно приветствуя хозяина, дворники исправно очищали стекла от снега. Перегнувшись через сиденье, владелец магазина распахнул заднюю дверь. Едва Наруто уселся, Ооноки-сан проворно захлопнул её, и плавно тронулся с места. Остальное наследник Шторма помнил смутно. Как они ехали, петляя, и то и дело съезжая с накатанной дороги, как иногда пробуксовывал внедорожник, как, наконец, «Инфинити» остановилась, и они довольно долго пробирались через застывшие в снегу деревья, пока не вышли на развилку, ведущую к той самой пещере. В памяти отложилась только первобытная бесконечность, гнетущее молчание, поглощающее любой звук, и белое безмолвие, раскинувшееся вокруг. Даже холода Наруто не чувствовал, все его чувства словно разом отключили, оставив только один режим. Довезти. Он очнулся тогда, когда китаец чуть ли не насильно вывел его из пещеры, где они устроили ирбиса, предварительно натаскав свежих еловых ветвей, и в прямом смысле сурово велел: — Теперь надо ждать. И только после этих слов Наруто обратил внимание на то, о чём толковал старик. Он усадил себя и молодого альфу на плотные, невесть когда извлечённые из багажника, овальные подушки. И усадил специально спиной к пещере, лицом к виднеющимся вдали смутным очертаниям гор. После же того, как Наруто послушно сел, поджав под себя ноги, Ооноки-сан строго добавил: — Если хочешь, чтобы все получилось … Ты будешь сидеть неподвижно. Молясь своим богам … и, альфа, слушай меня внимательно. Очень внимательно. Ты не повернешься и не посмотришь себе за спину … пока я не разрешу тебе это сделать. Поклянись, или последствия будут твоими. Наруто посмотрел в сторону гор: — Клянусь. Он не знал, сколько они с Ооноки-саном просидели так, застыв, неподвижно, смотря впереди себя и не шевелясь. Снег давно перестал идти, а они сидели, не двигаясь. Даже когда на застывших под гнётом снега деревьях стало черным-черно от слетевшихся со всей округи ворон, Наруто, помня о слове, не пошевелился. Чёрные, как уголь, птицы молча, сидели, пристально уставясь в глаза альфы, и сидели так долго-долго. Только сердце сжималось, ощущая дыхание беды, но Наруто упрямо стискивал сильнее зубы и терпел. Терпел, сколько мог, несмотря на то, что присутствие «чёрных птиц» давило на нервы. Испытывало. Неожиданно — он не смог бы сказать с точностью, когда это произошло — самый крупный ворон, видимо, вожак стаи, вдруг пригнул голову и, каркнув, взлетел вверх. В одну минуту захлопали крылья, тишина сменилась шумом, и снова всё замерло … Пока не раздалось робкое «Пиинь!». И стайка синичек пролетела над их головами, и темнота вдруг расступилась. А вместе с ней пришла робкая, слабая, то и дело затухающая, сумасшедшая надежда. Когда смертельно хотелось вскочить, наплевав на все свои клятвы, и броситься туда, в пещеру … Наруто сидел, с трудом сдерживая себя, сжимая руки так, что напрягались мускулы, кусая губы, сдерживая стон. Но, краем глаза увидев, как спокоен Ооноки-сан, невероятным усилием воли воззвал к самому себе. — Пииннь! Синичка — он мог бы поклясться, что это та самая, «добрая подружка», не раз прилетавшая к нему, подлетела так близко, что он увидел, как сильно-сильно бьётся её маленькое сердечко. И он неожиданно ощутил прилив сил. А потом … Потом, будто в ответ на то, что он, Наследник Шторма, смог, сдержал слово, он получил вознаграждение за своё терпение. Сердце — до этого бившееся как бешеное, вдруг успокоилось. И на него опустилось умиротворение, как бывает, когда после трудного дня ты садишься отдохнуть и понимаешь, что сделал, всё, что мог. Сделал всё правильно, и ты теперь в ладу с самим собой и со всей вселенной. Тёплое дыхание мимолётно коснулось затылка, задержалось около шеи, проникло в душу, разгоняя тьму. А потом тепло ушло, но ощущение равновесия и спокойствия осталось. И только когда пришёл новый день, и рассвет очертил горы розовыми красками, раздался голос китайца: — Всё закончилось, Наруто-сан. Как и договорились, я разрешаю тебе встать. Наруто, успевший впасть в состояние, близкое к медитативному, проворно вскочил на ноги. Бросился в пещеру, отмахнувшись от Ооноки-сана, что-то добродушно ему говорившего вслед: — Саске! Не останавливаясь, он добежал до ложа, умом понимая, что в пещере никого нет, но из упрямства желая получить подтверждение. Пещера была пуста. Он присел на корточки, с грубоватой нежностью дотрагиваясь до разбросанных в разные стороны еловых ветвей. Пахло омегой. И этот запах … самый желанный на свете запах, уверенно перебивал запах крови. Значит … Пальцы Наруто погладили чуть колючие иглы, альфа невольно обернулся, словно тот, кого он звал всем сердцем, вдруг вернётся. — Значит … Опять вскочив на ноги, Наруто выбрался из пещеры. Ооноки старательно упаковывал в багажник послужившие своё подушки. Прервав занятие, улыбнулся, произнёс со значением, будто услышав, что тот говорил только что: — Значит, молодой господин, ваш омега справился. Ведь он … — Омега из горного округа Нараяма, знаю, — задумчиво прервал старика Наруто, опять посмотрев в сторону гор. Его тянуло туда, словно магнитом. Поэтому Наруто и не услышал тихого: — Кто знает, кто он … Наруто действительно ничего не услышал. Оживлённый, он помог Ооноки погрузить вторую подушку, прогрел мотор. Хотелось двигаться, куда-то бежать, кричать на весь мир о своей спасённой любви. Жизнь, казалось, вернула все краски, включив Наруто в свой радужный, наполненный светом, круг. Отодвинув воспоминание о том, что случилось, за далёкую, кажущуюся нереальной, черту. Или это свойство старости, во всём видеть сплошные беды? Наруто об этом не думал. Он словно встряхнулся, возродился, питался надеждой, ожиданием. Ведь у них с Саске всё получилось! Тьма отступила, мрак рассеялся … всё должно быть отлично! Они справились, и, если потребуется … справятся снова! Душа, которую согрела мимолётная нежность, Наруто был в этом уверен, победившего смерть омеги — пела, и ничего не замечала вокруг, кроме радости и безмерного, одуряющего счастья. Ооноки-сан покосился на молодого человека, но, покачав головой, ничего не стал говорить. Вырулив на шоссе, Наруто поехал к дому Инудзуки. *** — Киба! Улыбаясь, Наруто вылез из машины и пошатнулся, когда излишне любвеобильный друг повис у него на шее, неся какую-то чушь о братской любви и преданности. И только когда «клыкастого» альфу с трудом отцепили, Канкуро, вздохнув, пояснил причину столь бурного изъявления чувств: — Как понимаешь, братишка здорово нагрузился. Мы … недавно были в полиции. Хотели кое-кого посадить … Но этот «кое-кто» оказался неприкасаемым. Слово одного-единственного человека против слова целого Клана. Разом помрачнев, Наруто оперся о тёплый бок внедорожника. Он прекрасно понял, кто этот «кое-кто». Хьюга Неджи. Сердце, только что певшее о великой любви, сжалось. Напомнив о том страшном видении соулмейта. Из-за которого он едва не съехал с катушек от ярости. Ооноки неторопливо выбрался наружу: — Как видишь, Наруто-сан, не только ты совершаешь ошибки. Старший Собаку но приподнял бровь: — Наруто-сан? — Долгая история, — отмахнулся Наруто. И зло уточнил: — Неужели полиция отказалась принимать заявление?! — О, — скривил губы Канкуро, — они были столь любезны, что даже отправили к заброшенным шахтам людей. А потом, любезно так, по громкой связи объяснили, как мы неправы, клевеща на столь достойного гражданина Долины. Там никого нет, Наруто. Понимаешь? Никаких следов. Даже если … — А родствен ... род ... — запинаясь, поднял мутные глаза Киба, — словом ... тот Хьюга пропал. — И нам торжественно дали слово … Что у них в Клане никогда не было людей с таким именем. — А Какаши-сан вообще пригрозил посадить нас под арест, — пожаловался Киба, тяжело наваливаясь на Наруто и погружаясь в прострацию. — Ну что ж, — задумчиво объявил Наруто, помогая отвести отключившегося Инудзуку обратно в дом, — значит, так тому и быть. Канкуро, придирчиво проследив за тем, чтобы бессознательное тело Кибы правильно разместили на вытащенном из стенного шкафа футоне, обернулся: — Ты о чём? Наруто взъерошил волосы, на которых медленно таял снег: — О том, что я остаюсь здесь, в Долине. Навсегда! * Предания гласят: было два оружейных дел Мастера. Масамунэ и Мурамаса. Когда меч Масамунэ и меч Мурамаса воткнули в дно ручья, то опавшие листья, которые плыли по течению, огибали первый меч. А меч Мурамаса разрезал их надвое. Отсюда две ипостаси мечей, их природа: меч, предотвращающий столкновение, то есть сохраняющий жизнь и меч разящий, то есть несущий смерть. ** Как уже упоминалось, глаз ядовитой змеи покрывает сухая плёнка, придающая взгляду пресмыкающейся твари кажущуюся неподвижность и холодность. А «цветовая палитра» от жёлтого до чёрного, включая «болотный» оттенок. *** Мёртвые больше ничего не скажут. **** Двойное самоубийство, если кто забыл.