Сильнее, чем я

Очередной гул ветра прошелся по её спине, и она глубже укуталась в шарф. Слабые мурашки пробежались по её сухим от мороза рукам; она стиснула зубы, плотнее кутая острые плечи. Сидеть здесь, на внутреннем школьном дворе, вовсе не хотелось. Но чёрт бы побрал Гарри и Рона, которые, как всегда, проявили свою банальную безответственность, опаздывая уже на десять минут. Всё, что ей оставалось — слушать противный визг и смех повсюду. Слишком много веселья для такого хмурого дня. Слишком много народа для простой перемены. И слишком много мыслей о ненужном. И ещё слишком много этого «слишком». Гермиона с каждым днём чувствовала, как осенняя хандра грозилась упасть ей на голову, словно острая сосулька, больно разбиваясь о макушку головы. Поэтому она всеми силами пыталась избежать одиночества. И этой апатии, которая являлась её последствием. Потому что, Мерлин, как пугающе стало для неё сочетание — одиночество и мысли. В них было много Малфоя. Нет, действительно непростительно много. Она так долго противилась мыслям о том, что Малфой — совсем не то, о чём она думает, что ей это просто надоело. До тошноты. Потому что врать себе она уже, видимо, не могла. Это было слишком низко. Да, прибавляло спокойствие. Но низко. Но всё-таки, разве так плохо, что она думает всего лишь о своем соседе по гостиной? Которого она видела каждый чёртов день. Таким угрюмым и замкнутым, что становилось страшно. Она даже представляла, что если и зайдёт в его комнату, то там непременно окажется гора беспорядка и хаоса от его бесчисленных истерик. Она их не слышала. Но не быть их не могло. Нет, правда, он её пугал. Даже больше, чем та странная встреча с Блейзом в коридоре. Не то чтобы её волновали проблемы Малфоя… Но если что-то случилось у него — то что-то непременно и случилось в его семье. А его семья — жалкое общество во главе Волан-де-Морта. Значит, Гарри в опасности. Её глупая паранойя её иногда пугала. Особенно тогда, когда имела смысл. — Погибла ещё одна семья магглов, ты слышала? Гермиона мгновенно моргнула и резко повернула голову. Гарри, приход которого она не заметила, сидел на скамейке рядом и обеспокоенно таращился на неё каким-то сочувствующим взглядом, будто её это должно задеть в большей степени. Она приоткрыла рот и, облизнув сухие губы, хрипло спросила: — Когда? Гарри неуклюже положил руку ей на колено. — Вчера вечером, на окраине Лондона. Пожилая женщина. Отстраненный кивок и взгляд в пустоту. — Люциус Малфой снова в деле. Резкий удар в сердце и его бешеный ритм. — Откуда… — Рон слышал, как Малфой говорил об этом Забини, — перебил он. — Что-то о том, что его отца, наконец, нашли. Только не слишком радостно как-то, — Гарри ухмыльнулся и двинул бровью. — Я думаю, что мы должны сказать об этом Дамблдору. Он серьезно заглянул в глаза Гермионы. Она неодобрительно покачала головой. Малфой распространяется новостями своей семьи с сокурсником? Вот уж удивление. Ничего, кроме презрительного недоверия её лучшему другу, эта новость у неё не вызвала. Рон мог как ошибаться, так и врать. Чета Малфоев — все, до одного — обладали сознанием, полностью пропитанным ядом и мерзостью. Ни одно их действие не сводится к чьему-то благу. Всё, чем населяются их чертоги разума — разрушение, хаус, боль. Люциус Малфой не исчез просто так. Люциус Малфой не вернется просто так. — Не неси чепухи, Гарри. Люциус Малфой — жалкий трус, который давным-давно должен сидеть в Азкабане. Если бы он и вправду нашёлся, Орден бы знал. Поттер нахмурился, а после поправил сбившиеся очки. Веры в собственные слова — вот, что ей всегда не хватало. — Его дело всё равно кто-то продолжает, ты не можешь с этим поспорить, — возразил он. — И, знаешь… остерегайся Малфоя. Подлый сынишка обязательно продолжит дело своего жалкого отца. Он произнёс это совсем тихо. Так тихо, что этот шёпот проник куда-то ей в кожу, впитываясь. Драко Малфой — убийца грязнокровок? Пожиратель Смерти? Чушь. Бред. Вздор. Верила ли она в это? Ни капли. Жалкий трус Драко Малфой с дрожащей палочкой в руках, готовой звонко стукнуться о каменный пол, — вот, что представляла она, когда слышала эти слова. Тогда почему… Почему её сердце заколотилось так бешено, словно она беспрерывно летала на метле весь день? Почему дрожащие руки сложились в замок, в котором медленно накапливалась влага от вспотевших ладоней? Почему она вела себя так, будто верила? Нет. — Нет… — еле слышно прохрипела она и выдохнула. Гарри заметил её нарастающее напряжение. — Ты не переживай, — он еле пошевелил рукой, — всё в порядке, пока мы вместе. И снова кивок, уже более оживленный. И взгляд, по-максимому заботливый и теплый, обращенный в голубо-бирюзовые глаза Гарри. — Я знаю, — она вытащила руку из своей и положила на его, находящуюся на ее колене. — Пойми, что ты… тоже как-то причастен к этому. Я в том смысле, что это делается ещё и для того, чтобы задеть тебя. Её лицо мигом стало тревожным. Бровь изогнулась в каком-то жалком сострадании и переживании. Таком банальном и, скорее всего, придуманном. — Пойдём, Гермиона, — мягко проговорил он. — Ты уже долго на улице, замерзла, наверное, и… Забудь. Малфой ничего тебе не сделает, когда я рядом. Да и бред это всё… Она кивнула, соглашаясь. Но вместе с тем прекрасно понимая, что этот разговор не оставит её в покое. Встав со скамьи, она снова поправила шарф и, взяв под руку Поттера, пошагала в Хогвартс, осторожно опираясь на друга: этот разговор заставил её нервничать. Тем не менее, с каждым шагом нога все тверже ступала на каменную поверхность земли, если бы не одно препятствие. В виде Забини. Слабый толчок в плечо пробудил в Гермионе безусловный рефлекс: она тут же вытащила руку из руки Поттера и погладила ушибленное место. Заодно повернулась к слизеринцу, который даже не обернулся, а лишь напоследок выплюнул: — Смотри, куда ползёшь. Крепкая спина отдалялась всё дальше, а напряжение и злость росли с неимоверной скоростью. Нахмуренный взгляд не отрывался от вальяжной походки. — Гермиона? Поттер обеспокоенно таращился на подругу, выискивая в глазах признаки боли. Но их не было. Только безграничная непонятно откуда взявшаяся злость. Неужели она еще не привыкла к этим перепалкам? — Всё отлично, — она наигранно улыбнулась, отмахиваясь. Правда, не так широко, как улыбался Забини, бодро шагая навстречу к кучке слизеринцев, которые стояли около противоположной стены Хогвартса. Делая вид, что не хочет выблевать все свои внутренности от нечаянного прикосновения с грязнокровкой. И от витающего в его ноздрях запаха. Того самого, который он вдыхал тогда, в коридоре. Того самого, который въелся в сознание ещё крепче, чем тошнотворные духи Пэнси. Но всё-таки. Он не мог не заметить того, что чёрт знает откуда появившийся стыд и смущение охватило его скользкими лапами. Ему было стыдно за тот вечер — да. Перед собой, перед своими моральными устоями. Перед Малфоем. Перед Грейнджер. Ещё и факт того, что ему придется завтра просиживать с ней два часа в библиотеке — неприятно бил в виски откуда-то изнутри черепной коробки. И он чувствовал, как голова пульсировала ещё больше, когда он понимал, что должен найти объяснение. Но как, чёрт возьми, он может найти то, чего по сути и не было? Сказать правду? Сказать то, что это было гребанное помутнение сознания? А потом натянуть фальшивую улыбку и уверять себя, что она поверила. Чёрт возьми! Он, Блейз Забини, будет переживать из-за этой жалкой ситуации? Да пошла эта Грейнджер к чёртовому троллю, чтоб он её разодрал. Просто извинится. Если захочет и посчитает необходимым. А так, пусть боится и шарахается, так будет лучше. Особенно для него: чувство собственного достоинства были немного ценнее, чем дорогие костюмы, запачканные грязнокровкой. Он снова натянул уверенную улыбку. — Что за радость, Забини? Недавно упомянутая Пэнси хитро ухмыльнулась, отталкиваясь от стены; каменные глыбы ударялись в позвонки. А после, скрестив руки на груди, присела на скамью, находившуюся рядом с Драко, который, кстати говоря, подпер стену ногой, грея руки в карманах штанов. Так невозмутимо и отстранено, что Блейзу стало не по себе. — Ох, Пэнси, когда же твой маленький носик устанет лезть в чужие дела? Он иронично склонил голову, улыбнувшись. Девушку же этот риторический вопрос явно обидел, но она не стала подавать виду: лишь прищурилась и повернула голову к Малфою, ожидая какого-либо действия с его стороны. Но он лишь хмуро наблюдал за этим цирком, готовясь, кажется, уйти отсюда вон; первое появление Блейза уже нагнало на него какую-то злость и раздражение. Драко поправил воротник пальто и, грубо оттолкнувшись от стены, был готов уйти. Крепкая рука мулата уткнулась ему в плечо. — Что за? — Блейз непонимающе изогнул бровь, опуская руку. И мысленно наблюдал в сознании за бегущей строкой со списком причин, которые могли вызвать такое поведение. Малфой остановился, молча просверливая дыру в оболочках карих глаз. Серо-свинцовый взгляд переливался злостью и какой-то омерзительностью. Забини опешил: он никогда не смотрел на него так. — Малфой, чёрт возьми, объясни мне! — Объяснить — что? Изогнувшаяся в фальшивом удивлении бровь выводила Забини из себя. Полная невозмутимость увеличивалась, словно ртутный столбик при нагревании. Точно так же, как и недоумение мулата. — Какого ты игнорируешь меня? Прозвучало как-то жалко. — Ну-ну, Блейз, — Малфой снисходительно наклонил голову, рассматривая бело-зеленый галстук сокурсника, а после иронично смахнул с него несуществующую пыль. — Разве, бегая за грязнокровкой, ты не был готов к тому, что я стану презирать тебя? И снова взгляд прямо в глаза. Взгляд, замораживающий и окатывающий всё тело леденящей водой. А после бешеный стук сердца и прилив крови к головному мозгу. — Что за бред? Блейз окинул взглядом Нотта и Пэнси, которые прервались от разговора и удивились заявленным словам. Повисла тишина, кажется, на всём школьном дворе. В ушах зазвенело. — Неужели стыдно? Яд выплескивался наружу, задевая своими брызгами Блейза: он так и стоял в ступоре с приоткрытым ртом и поднятой бровью. — Неужели ты думал, что твой маленький секрет с Грейнджер останется таковым на всю жизнь? Голос перешел на шепот. Прожигающий барабанные перепонки, неимоверно раскалённый. Но его слышал каждый, кто хотел слышать. Чёртов придурок, какого… — Ты бредишь, Малфой. Забини сомкнул челюсти так, что проступили желваки. Он не отрывал взгляд, пытаясь не проиграть. Глаза в глаза. — К чёрту твоё вранье, Блейз. Малфой фыркнул, делая шаг назад. — Ты прекрасно знаешь, о чём я. Ты мне противен не меньше Грейнджер. — Ты больной, Малфой. — И снова к чёрту. Последний слова Драко будто выплюнул, не в силах выдержать этого яда на его языке, и, не обращая внимания на недоумение Нотта и Паркинсон, удалился прочь, махнув рукой.

***

Резкий поворот налево и вновь твердый шаг, отдававшийся эхом по всему коридору. И снова непреодолимое желание завернуть ещё и оказаться в другом месте, совершенно отдаленном от Хогвартса. А особенно от Малфой-Мэнора. Чёрт… Он так долго и безвылазно жил в этих собственных мрачных мыслях о Малфой-Мэноре, о Волан-де-Морте, о своей должности старосты, что просто-напросто полностью в них и впитался. Слишком долго жил внутри себя. Глупые советы о том, что нужно жить настоящим, — казались полностью абсурдным. Он не мог думать о «сейчас». Только о будущем. И в сотый раз прокручивать различные варианты его осуществления. И, Мерлин. С каждым днём воспоминания, мысли, становились только тяжелее, пригибая его к земле. Как же тяжело ему было осознавать, что лишь половина — чёртова половина — исходов казалась для него положительна. Вернее, в них он бы остался жив. Какова вероятность, Малфой? Какова вероятность того, что твоё жалкое существование продолжится? К чёрту. Всё. И его жизнь, и Волан-де-Морта, и отца, и Блейза. Но только не Грейнджер. Лишь потому, что не получится — она стояла в конце коридора к нему спиной, неуверенно потирая свой локоть и рассматривая каменные стены и горящие факелы. Он закатил глаза. Невесомая, почти неосязаемая надежда на то, что она не придёт на первое дежурство — тут же взорвалась, распуская серую дымку вокруг. Он замедлил шаг, растягивая секунды свободы от общества грязнокровки. Но получалось это плохо: до неё оставалось лишь пару метров. Пару шагов, которые он так и не сделал, потому что она тут же повернулась, услышав шум за спиной. И растерянно, будто испуганно посмотрела ему прямо в глаза. Мерлин. Так искренне оголив свои эмоции, что ему стало не по себе. Непреодолимое, вспыхнувшее буквально на мгновение желание приручить её загнанного в угол зверя, такого испугавшегося и одинокого, затмило сознание. Что-то щёлкнуло. Очнись. — Не волнуйся, Грейнджер. Тебя боятся больше, чем ты их. Сказал первое, что пришло на ум. А после ядовито ухмыльнулся, наблюдая, как её лицо приобретает обычные эмоции: усталость, смешанную с неприязнью. Так спокойнее. — Значит так, Малфой. Злость ударила сотнями острых иголок, когда повелительный тон коснулся барабанных перепонок. Её подбородок медленно поднялся вверх. — Значит так, Грейнджер, — перебил он её. — Либо ты сейчас же затыкаешься, либо я затыкаю тебя. Она вздрогнула, а после прищурилась, ухмыляясь. — Физическое насилие полностью запрещено для старосты. Я думала, ты осведомлен, — он приподняла бровь, напоминая. И снова непреодолимое желание закатить глаза. Гребанная заучка. — Разве? Насчет его применения к другим старостам мне никто ничего не сказал, — он сжал губы и наигранно удивился. — Да и тем более, желание свернуть тебе шею намного сильнее, чем нежелание слушать гневное бормотание Макгонагалл. Гермиона фыркнула и сделала вид, будто этого не слышала. — Поэтому, — она, видимо, продолжала начатую первую фразу, — дабы не вызывать в тебе рвотные порывы, я решила разделиться: ты второй этаж, я — первый. — Ты идиотка. Она вопросительно посмотрела на него. — Мне глубоко плевать, если ты сдохнешь, — уточнил он. — Но если это случится, то мне бы совсем не хотелось таскаться возле твоего трупа, а тем более мараться грязной кровью. Прозвучал смешок. — Чепуха, Малфой. Со мной ничего не может случиться. Он пожал плечами. — Не оправдывайся передо мной, я повторюсь: мне плевать. Но если решишь сдохнуть, то не в дежурстве со мной, ладно? Драко не стал дожидаться ответа; просто развернулся и пошел обратно по коридору, пытаясь разыскать мысль в голове, которая увлекла бы его на предстоящие часа два. Насчёт Грейнджер — ему было действительно плевать. Пойдёт она за ним или нет — не волновало вовсе. Главное, чтобы не трогала его. Потому что этот день отличался особым настроением. Каким-то более спокойным. И он хотел бы, что оно сохранилось до конца: сна ему действительно не хватало. Но всё-таки факт того, что за его спиной семенили мелкие торопливые шаги он не мог не заметить. Человеческий страх стал намного сильней присущей гриффиндорской храбрости. Сейчас главное, чтобы она молчала. Мерлин, пожалуйста, молчи. Она будто слышала его слова: покорно шла сзади. — Чёрт, Грейнджер, ты дышишь как проклятый паровоз, — кинул он, не оборачиваясь. — И я даже не знаю, что хуже: дышишь ли ты вообще, или то, что ты мешаешь мне думать. А потом жалел, потому что он вовсе не хотел давать причин открыть ей рот. — Я предлагала разделиться, — заметила она. Звук доносился откуда-то сзади: она снова держала дистанцию. Тем не менее, её было недостаточно для того, чтобы гнев Малфоя не ударил ему по вискам. Как же раздражало, когда она была права. — Я не настаивал. — Привел веские аргументы. — Просто признай, что тебе нравится таскаться за чистокровными. В твоей крови с момента её создания протекает один пункт: бегать за теми, кто выше тебя. Прислуживать. Унижаться. Он чувствовал, как её взгляд, полный жгучей злости, раздирал его спину. Тем не менее, это его забавляло. — В каждом правиле есть исключения, да? — ядовито спросила она. — Забини, кажется, воспринимает это всё как-то наоборот… Малфой остановился. А после медленно развернулся. Грейнджер не сразу поняла, что происходит, но после остановилась тоже: расстояние между ними было порядком одного метра. — Что ты сказала? — Лишь то, что твой дружок таскается за мной. И ты сам это видел. Может, знаешь, почему? Сделала вид, будто заинтересована. — Потому что он не мог избавиться от желания тебя задушить, чёртова ты дура. Можешь благодарить за то, что я прервал его благодеяние. Ухмыльнулась. — Забавно, Малфой, ведь ты сам видел, что это далеко не был жест ненависти. А что — я даже знать не хочу. Она угрюмо фыркнула и собиралась двигаться дальше. Крепкая рука встала у неё на пути. Грейнджер остановилась, впадая в ступор. — Слушай, Грейнджер… Его шепот попадал ей прямо в ушную раковину, по спине тут же пробежали мурашки: она невольно вспомнила вчерашний день, когда почти такой же шепот раздирал ей ухо. — Если ты проболтаешься о Забини хоть кому-то из твоих жалких дебилов — можешь пенять на себя. Я не шучу, грязнокровка. Поверь, репутация Слизерина намного важнее, чем твоя жизнь. — Мою репутацию это не повышает тоже, — хрипло прошептала она, просверливая темноту впереди. — Ты обольщаешься, Грейнджер. Я лишь предупредил, если этот слух выйдет за пределы моего факультета, то твои дружки найдут тебя в гребанной Тайной Комнате. Только василиском уже буду я. Он убрал руку и развернулся. А потом быстрыми, резкими шагами пошел прямо по коридору. И сейчас она понимала, что разделиться — было не такой уж плохой идеей. А потом обреченно пошла за ним, понимая, что это первое дежурство было еще хуже, чем в её самых кошмарных мыслях. Потому что страх, который он острыми кольями бил в её грудь — не мог исчезнуть. И не сможет. Предстоящие сутки точно. Пустые угрозы, едкие фразы и бессмысленные оскорбление — основные составляющие их общения. И она привыкла к этому, но этот случай разбил все представления об этом жалком слизняке. Он не был таким раньше. Еще год назад, когда они пересекались в перепалках, он не кидался такими кошмарными фразами, от которых стынет кровь. Которые были пропитаны такой жестокостью, что можно подумать, будто его лето состояло из ежедневных пыток Круциатусом. Но это её и вправду не касалось. Думать об этом, пролезать в жизнь его семьи, было для неё слишком гнилым делом. Волновало другое. Что, если глупые предположения Гарри — не просто вымысел? Что, если твердый фундамент этих подозрений всё же есть?..