Сильнее, чем я

Безликое отражение показывало совсем не её — не Гермиону Грейнджер. Непривычно тусклый взгляд карих глаз устремился на свое изображение в зеркале из-под тяжелых век; усталость явно побеждала над трезвостью ума. Сил не хватало ни на что, кроме как заколоть передние пряди заколкой и надеть свою привычную одежду. Она не хотела обращать на себя внимание. Сейчас она чувствовала себя ровно так же, как и перед первыми полетом на метле; тошнота и волнение переплетались между собой, поглощая все желание существовать. Стоило давно привыкнуть к дежурству с Малфоем так же, как она привыкла к дежурству с другим старостой (чаще всего, их разговоры ограничивались обсуждением совместных занятий), но Драко Малфой — далеко не пример уравновешенности и непредсказуемости. Но она надеялась — действительно надеялась — что сегодня всё пройдет молча и без скандалов. Поэтому она напоследок бросила взгляд на свое отражение и, глубоко вдохнув, вышла из комнаты. В их башне всегда было темно. Лишь редкие участки стен освещались факелами. От этого было еще холоднее. Еще отчужденнее. Гермиона спустилась с лестницы, неприятно вздрогнув, когда увидела высокую фигуру Малфоя, повернутую спиной к ней. — Я не намерен тебя ждать часами, Грейнджер, — так, словно он чувствовал ее приход каждой клеточкой тела. — В следующий раз я иду без тебя, и плевать я хотел, что с тобой будет. Голос чужой, пронизывающий металлическими опилками все ее дрожащее сердце. — Мог бы и не ждать, Малфой, — совсем тихо, почти про себя; надеясь, что он ее и не услышит. — Мне на твое присутствие плевать так же, как и на тебя. Она заметила, как его руки в карманах сжались в кулак. Он резко повернулся направо и последовал к выходу. Гермиона пошла за ним — снова. Хождение за ним тоже вошло в привычку. Вернее, она даже и не думала, что может быть по-другому. Ее цель была проста: не завязывать с ним разговор, иначе его развязка точно прольется чьей-то кровью. Они шли молча слишком долго. Его напряженные плечи подрагивали в такт шагам — наблюдение за этим было ее единственное развлечение. — Сроки сдачи графиков закончились вчера, — ляпнула Грейнджер. Одно мгновение — и она сама разрушила свою надежду. — Я лишь хочу напомнить, — тихо, как бы невзначай, — что тебе нужно сдать их в ближайшее время, иначе Макгонагалл… Он остановился, не оборачиваясь: — А тебе какое чертово дело до моих отношений с Макгонагалл, Грейнджер? — медленно, разжевывая каждую букву. — Это наши общие дела. Он резко развернулся. — Ты долбанулась, Грейнджер? — он недоуменно приподнял бровь. — У нас никогда не было, нет и не будет ничего общего с тобой. Грязнокровка, — выплюнул. В его глазах плясали бешеные искры злости и раздражения. Она сама виновата. Она разожгла в нем это пламя. — Твои оскорбления меня давно не трогают, — почти спокойно. — Я лишь сказала то, что требуют мои обязаннос… — В твои обязанности входит молчать и делать вид, что тебя не существует. Ни у кого из старост в обязанности не входит такой пункт, как «вынести мозги Драко Малфою». Но почему-то только это ты и делаешь. — Я с тобой даже не разговариваю, Малфой. О чем речь? Он выдавил громкий смешок. — Речь о том, что ты своими взглядами а-ля Драко-Малфой-обязан-мне-жизнью прожигаешь меня каждый день. Каждый. Чертов. День. С тех пор, как ты застала меня в этом гребанном туалете с шрамоголовым придурком. С тех пор, как просто-напросто выполнила свой долг. С тех пор, как я стал ненавидеть тебя еще больше. — Ты бы не сделал точно так же, если на твоем месте… — Была бы ты? — он почти рассмеялся. — Ты права, Грейнджер. Все, что сделал бы я — демонстративно ушел, лишь бы твоя грязная кровь не коснулась моих ботинок. Я не просил тебя делать этого. — Но это не долг, Малфой. Это воспитание. Я сделала то, что во мне вложено родителями. Непроизвольно. Долг это для вас — для чистокровных ублюдков, смысл жизни которых не спасать, а убивать. Миг — он дернулся вперед, хватая ее за тонкие плечи, прижимая спиной к холодной стене. В позвонки впилась твердая поверхность камня; тупая боль прошлась по все спине. — Ты тварь, Грейнджер, — горячее дыхание впивалось в щеки. — Всё, что в тебе заложено — это грязная кровь и деревянное сознание, которое затмили твои гениальные знания. Но в душе ты такая пустая. Ты грёбанная пустышка, которая на самом деле не знала ни жизни, ни смерти. И твои золотые родители сдохнут так же, как и ты — жалко и мерзко. Она улавливала каждое его слово, до сих пор жмуря глаза. И чувствуя, впитывая и его слова, и его мысли, и его запах. Такой горький, кружащий голову. По телу шла дрожь. От всего: от слов, от прикосновений. От него самого. Потому что, Мерлин, как он близко. Как нереально близко. Так, что, разомкнув бы она веки, она смогла бы разглядеть в полутьме узор на его глазах. Такое запретное и далёкое. Его тонкие пальцы разомкнулись, высвобождая тонкие плечи. Он сделал шаг назад, опуская голову, обхватывая ее руками, сжимая платиновые волосы. — Ты сводишь с ума, Грейнджер. Своей тупостью, своим ненужным мнением и присутствием везде, где бы я ни был. Я хочу тебя убить, задушить. Лишь бы не видеть тебя, лишь бы не слышать. Лишь бы твои чёртовы глаза не искали меня каждый раз. Я ненавижу тебя. Ненавижу. Ненавижу! Он ударил кулаком по стене рядом с ней. Так, что в следующую секунду его глаза были устремлены прямо в её, широко распахнутые. Она не знала, сколько так продолжалась. Время остановилось. Всё, что существовало сейчас — только его ледяные глаза. Глаза, которые она впервые в жизни видела так близко. Глаза, в которых на самом деле было спрятано так много, что ей казалось, будто сейчас, в этот момент, она читает его полностью. Его бешеное дыхание касалось ее лица: щек, носа, губ. Она чувствовала его тепло, от которого у неё до сих пор возникало взволнованное недоумение. Он зажмурил глаза, опуская голову вниз. — Иди к черту, Грейнджер, — хрипло, но отчётливо. — Уходи. Ей определённо нужно идти, иначе она этого не вынесет. Они этого не вынесут. Она медленно проскользнула, не совсем осознавая действительность происходящего. Их желание сейчас полностью совпадали: они оба хотели, чтобы она исчезла сейчас. Испарилась, вместе с воспоминаниями. Но прохладный воздух хоть и отрезвлял ум, охлаждая горячие щёки Гермионы, но совсем не давал опомниться. Сейчас мысли Грейнджер оставались где-то позади её, около Малфоя, который остался там, в полутёмном коридоре. Забыть, забыть, забыть. Если честно, мысли о том, что она оставила слизеринца одного на дежурстве совсем не кололи её. Тем более, ей всё равно нужно было идти пораньше, ведь скоро начнётся собрание у Слизнорта, которое, она надеялась, поможет ей успокоить сильно колотящееся сердце.

***

Наручные часы давно показывали за семь часов, приводя Забини в замешательство и… волнение? Он стоял около приоткрытой массивной деревянной двери, из-за которой несло запахом ванили и сушеных трав, ярко отражая внутренний мир обитателя. — Мистер Забини, — доносился размеренный голос профессора, — я думаю, пора начинать. Мулат не обратил внимание, лишь вновь оглянулся по сторонам, с какой-то бешеной радостью подмечая, что из темноты на него идёт хрупкая фигура. Груда камней свалилась с сердца, и он облегченно вздохнул. — Мерлин, Грейнджер, все только тебя не ждут, — обратился он к подходящей девушке, лишь потом замечая её алые щёки и мокрые глаза. Это привело его в замешательство, но он не произнёс и звука. Какое-то понимание того, что ей не нужно сейчас ни поддержки от слишком постороннего человека, ни, наверное, даже от близкого, заставило его молча выслушать. — Я не думала, что это принудительное собрание, Забини. А уж тем более, что ты здесь выступаешь в роли швейцара. Она говорила совсем тихо, выдавливая слова из себя, пытаясь закрыть сарказмом свою усталость. Блейз отчего-то пожал плечами, открывая гриффиндорке дверь в кабинет. Она язвительно хмыкнула, но, тем не менее, прошла в кабинет, приподняв голову и с какой-то сложностью натянув улыбку на себя. И потеряла её почти в ту же секунду, встретившись со злостным взглядом Поттера, который метнулся сначала на Гермиону, а потом на Блейза, прикрывающего дверь сзади. — Мисс Грейнджер! — наигранно радостно воскликнул профессор. — Только вас и ждём! Какая честь, что вы всё же решили нас посетить, — несмотря на то, что на лице его была вежливая улыбка, тон мужчины ей не понравился. Гермиона снова натянуто улыбнулась, а после аккуратно проследовала на свободное место, с какой-то тревогой подмечая, что Забини сел рядом. И какого чёрта ему надо? Больше всего Гермионе не нравилось то, что Поттер сидел напротив её. Такой серьёзный, совершенно непохожий на её Гарри — веселого и беззаботного. А самое главное, до неузнаваемости напряжённый, скрывающий за круглыми стеклами очков глаза, полные какого-то… отвращения? Только этого не хватало. — Итак, Кормак, как поживает ваш отец? — с нежностью спросил профессор. Маклагген присел поудобнее, самодовольно улыбаясь и радуясь обращённому на него вниманию. Гермиона поморщилась, недовольно подмечая, что этот человек слишком напоминает ей Малфоя. Такой же самодовольный, мерзкий, гнусный… — Успокойся. Тихий шепот коснулся её уха, и она вздрогнула; в следующее мгновение рука Забини сжала её напряжённый от мыслей кулак. Голова непроизвольно наклонилась вниз, но она тут же себя одёрнула. Мерлин, что бы подумал Гарри, если бы он это увидел! С рывком одёрнув руку, Гермиона приподняла подбородок и устремила взгляд вперёд, пытаясь сосредоточиться и стереть алый румянец с щёк. Чёрт… Что происходит с этим Забини? Что вообще происходит? Будто всё в этот момент поменялось местами. Будто сейчас здесь сидела не Гермиона, лучшая подруга Гарри, а легкомысленная девушка из Слизерина, подружка Забини и жуткий враг Поттера. Мерлин! Дай сил разобраться в том, что происходит, и не сойти с ума. Слова Кормака проходили мимо ушей; лишь лёгкая тошнота от волны лестных и самодовольных реплик, произносимых им, подкатывала к горлу. Она невольно повернула голову влево, навстречу Блейзу, в очередной раз возмутившись, заметив на его лицо полное равнодушие и беззаботность. Она негромко прокашлялась, чтобы стряхнуть хоть толику обеспокойства. И некстати обратила внимание: — А что насчёт вас, мисс Грейнджер? Кто ваши родители в мире магглов? Я думаю, это очень интересно, — обратился он как бы к присутствующим, которым, на самом-то деле, было глубоко плевать. Девушка смутилась. — Мои родители дантисты, — тихо проговорила она и тут же договорила: — Они лечат людям зубы. Профессор натянул улыбку, вежливо кивнув головой, и тут же перевел внимание на рядом сидящего Блейза. — Как поживает ваша мать, мистер Забини? Очень надеюсь, что она в добром здравии. — В порядке, — отрезал Блейз, отрываясь от лакомства. — Намного лучше, чем многие в этот… нелегкий период, — добавил к чему-то. — Ещё бы, — громко усмехнулся Гарри язвительно. Гермиона вздрогнула, испуганно посмотрев на Гарри. — На что ты намекаешь, Поттер? — юноша отложил ложку, устремив взгляд на напротив сидящего. — Я не намекаю, Забини, — так же серьёзно ответил тот. — Кому как ни вам жить в это время припеваючи. — Гарри! — вступилась Гермиона. Она не знала, что дёрнуло её на это, но почему-то посчитала нужным упрекнуть друга в начатой перепалке. Ведь это… правильно? Поттер лишь снова кинул отвращённый взгляд. Но не ответил. — Ты свихнулся Поттер, — отрезал Блейз. — Не устраивай цирк, — он кивнул в сторону ничего непонимающего профессора, который хлопал глазами, смотря то на Поттера, то на Забини. — Я в нём живу каждый день, потому что каждый раз встречаю всяких тварей вроде вас… — Гарри! — вновь повторила она, впихивая всю свою отчаянность во взгляд, обращенный к нему. — Пожалуйста, прекрати. Поттер вскочил с места, сжимая кулаки и яростно просверливая взглядом покрасневшую девушку. — Какого чёрта, Гермиона? С каких пор ты на его стороне? С каких пор Волан-де-Морт стал приглашать в свою армию тех, против кого он борется? Грейнджер онемела. Как и Поттер. Как и все вокруг. Гриффиндорец не успел опомниться от слов, которые вырвались из его уст. Не успел даже понять, что он это сказал. А её уже не было. Она вылетела из кабинета, оставив за собой лишь снова эту неловкую тишину и полное непонимание в глазах присутствующих. — Ты такой придурок, Поттер, — почти шёпотом сказал Блейз, вставая с места. — Я бы разбил тебе твой геройский нос, но оставлю это на десерт. Держись подальше. Больше — ни слова. Лишь резкий скрип закрывающейся двери и резкое молчание.

***

Провалиться сквозь землю и сгореть в жгучей лаве. Такой же жгучей, как и её слезы, которые она уже даже не пыталась смахнуть. Она уже ничего не пыталась делать: ни думать, ни плакать. Всё, что она хотела — испариться, не оставив за собой даже воспоминаний о себе. Ноги несли её в самый дальний коридор, куда обычно не заходит даже самый любопытный студент. Её ждали пыльные полки, кресла и одиночество. То, что преследует её последние дни. То, что преследовало её всегда. Она никогда не позволяла жалеть себя. Ни кому-то другому, ни себе самой. Разве это чувство должно возникать при виде её — умной и серьезной Гермионы Грейнджер, с огромным потенциалом и талантом? Но сейчас… Сейчас это мерзкое чувство переполняло каждую её клеточку тела, выливаясь наружу слёзами. Такими прожигающими. Такими жалкими. — Твою мать, Грейнджер! Она не слышала. Не пыталась. Лишь чувствовала, как ноги перестают функционировать. Просто-напросто отнимаются, разливая слабость по всему телу. Но тело не чувствует холодные пол. Только теплые руки на талии, а после твердое дерево, которое отдавалось тупой болью по спине. Блейз перетащил её на скамью, садясь на колени напротив. — Грейнджер! — мимо. — Что с тобой? — глухо. — Очнись! Сознание проснулось, давая зрению сфокусировать взгляд на темных поблескивающих глазах. — Я в порядке, — куда-то в пустоту. — Просто устала. — Ты глупая дура, — как-то слишком нежно для него, по-детски; его руки тронули её — совсем холодные. — Зачем ты мучаешь себя? Зачем ты стараешься ради людей, которые этого не заслуживают? — Зачем ты это делаешь? — перебив его. — Хочешь добить — добивай. Только, умоляю, сделай это прямо сейчас. Он сел рядом, не отпуская её дрожащие руки. — Ты несёшь полный бред, Грейнджер. Просто успокойся, я рядом. — Ты рядом? — она повернула голову к нему, его взгляд опустился на её покрасневший кончик носа. — И после этого я несу бред? Ты слизеринец, Забини. Чистокровный, самодовольный аристократ. Я — грязнокровка. Та, которую ты ненавидишь всем сердцем. Презираешь. Смотришь свысока. Что изменилось? Что случилось с тех пор, как ты поймал меня в том коридоре? — Ты всегда была другой. Ты не презирала тех, кто презирал тебя. Ты помогла бы даже тому, кто держал на тебя палочку с авадой. Я нашёл в тебе себя, Грейнджер. Я бесился. Бесился безумно, потому что ты не должна была обращать моё внимание на себя. Ты ведь не заслужила, Грейнджер. Я так думал до тех пор, пока… — Пока я не помогла Малфою, — закончила она, отворачивая голову, потупляя взгляд в пол. — Это было последней каплей, — кивнул Блейз. — Я читал тебя с тех пор, как мы начали заниматься в библиотеке. Чёрт возьми, я даже подстроил всё это ради того, чтобы узнать тебя. А знаешь, что самое главное? Мне плевать на мнение других. — Почему… — Потому что тебе нужна помощь. Тебе нужен я. — Мне не нужна помощь. — Помолчи, Грейнджер. Просто заткнись. Я нужен тебе. Я понимаю, что это тяжело, но забудь то, что было между нами. Эта глупая ненависть, детские перепалки — всё в прошлом. Доверься мне. Бред? Полный. Верила ли она в это? Да. Ей так безумно сильно не хватало поддержки, не хватало того, кто скажет ей что-то, отчего жить станет немного легче… и она верила. Глупо и слепо. Но верила. Лишь потому, что это отчаяние она уже больше не переносила. А ещё понимала, что терять ей уже почти нечего. — Хорошо, Блейз Забини. Я доверюсь тебе. Она не знала, что значили эти слова. Ровно как и он не знал, что мог делать с ними. Но они знали лишь одно: теперь этой границы нет. Теперь он и она, чистокровный аристократ и грязнокровка, по одну сторону. Теперь они — нечто большее, чем никто. Но они даже не могли предположить, что из этого выйдет.