С красной строки

      Вечер был безбожно душным. Ночной ветер был почти не ощутимым и совсем не проникал через плотную блокаду густых лиственных шапок внутрь леса. Блеклые лунные лучи виднелись около широких стволов деревьев, только когда они, словно по собственному хотению, на мгновение тормошили большие листья и образовывали совсем незаметные щели между ними. С разных сторон леса кричали кукушки, подзывая лето, и совы, оповещающие о приближающейся ночи, а где-то совсем далеко слышалось звериное рычание. В такой атмосфере Джи практически внушал себе, что он должен дойти до места, где было совершено нападение на Алауди. Судя по карте, оставалось совсем немного, но постепенно вытекающая из его ран кровь утверждала, что дойдет он до места назначения либо совсем нескоро, либо не дойдет вовсе. Арчери, вопрошавший сам себя, каким образом хранитель Облака не смог заметить засаду, сам благополучно упустил ее из виду. И это при том, что проверял местность по несколько раз. Противники оказались безупречными иллюзионистами — пусть и совсем не вровень Спейду, — и парню невзначай пришлось признать, что Фенье, известные одно время как «фокусники», играли в этом незамысловатом альянсе большую роль.       Мысли эти крутились в голове уже тогда, когда в глазах начинало темнеть. Это было отвратительное осознание своей беспомощности. Хранитель оказался в такой ситуации впервые в жизни, когда его положение срочно требовало кого-то, на чье плечо можно было бы опереться, чтобы не загнуться окончательно. А на нынешний момент — максимум, на что он мог бы рассчитывать, это помощь врагов, однако Джи слишком хорошо знает, что такое поле битвы и личные интересы противника. К тому же, те парни слишком усердно старались сделать свою работу: им удалось с ювелирной точностью ранить Ураган Вонголы так, чтобы он все же смог от них уйти и, потеряв достаточно крови, отключиться где-нибудь в лесу. Сам красноволосый, поразмыслив, посчитал их ход разумным. Если эти ребята, и правда, были из Фенье, то они не отличаются силой, и, наверняка, понимая это, им пришло в голову сначала ослабить противника, более сильного, чем они сами, и только потом устранить. В любом случае, обезвреживание прошло удачно.       С тяжестью сделав очередной шаг, Арчери чуть ли не зарычал, когда боль с левого бока живота тягучим ядом разошлась по всему телу. Ступив несколько увесистых шагов в сторону широкого дуба, парень съехал по нему вниз, прижавшись спиной к стволу и причинив себе еще больший дискомфорт. У Джи было время себя немного подлатать почти сразу после пересечения с врагами, но те повязки, что он наложил около часа назад, сейчас были чуть ли не насквозь пропитаны кровью. Снова доставать из сумки медикаменты не было ни сил, ни, что удивительно, желания. Хранитель Вонголы шумно выдохнул, закрывая глаза и правой рукой сжигая пламенем Урагана траву рядом с собой. Совсем недавно он очень убедительно успокаивал своего босса, а сейчас, угасая сознанием, смеялся над своей привычкой все обязательно проверять и верил в его чрезмерную осторожность. Многие третьи лица, слышавшие об интуиции Вонголы, предполагали, что Примо хорошо мыслит и знает почти все наперед, а его хранители, питая надежды своими словами что-то изменить в суровой реалии, время от времени подтверждают его знания. И только внутри семьи отчетливо понимали, что, несмотря на его ум, замечания и опровержения друзей Джотто просто необходимы, чтобы не сойти с ума. Отсюда и порою глупая осторожность в действиях.       Ранним утром парадные ворота особняка Каваллоне скрипнули под натиском крепких мужских рук. Устроившийся совсем недавно на лавке мальчишка, что нес на себе ответственность подать тревогу в случае чего, лениво открыл глаза и, вспомнив, где он и чем должен заниматься, подскочил в стойку «смирно». Глаза резало восходящее солнце, а голую кожу морозило сварливым летним, но холодным ветром. Он растер руки до ощущения покалывания, осматриваясь, и ненароком заметил приоткрытые ворота. Опершись на закрытую створку, там сидел красноволосый мужчина, которого паренек видел впервые в жизни, а рядом с ним — давно знакомый хранитель Тумана Каваллоне. Маленький блондин, недолго помешкав, понесся к воротам, даже ускорился, когда заметил поспешные жесты хранителя, собравшегося уходить.       — Сэр Эмилио! — неожиданно громко выкрикнул мальчик, не заботясь о том, что может кого-то разбудить.       Парень обернулся, только когда почувствовал, что его тянут за рубашку, и удивленно опустил глаза, но удивление быстро сменилось радостью, смешанной с чрезмерной серьезностью.       — Снова ты выполняешь не свою работу, ребенок, — он развернулся полностью и присел на корточки перед мальчишкой. Лео, поддаваясь детскому порыву, заулыбался, когда большая рука парня легка ему на голову, и со странным восторгом в глазах посмотрел на хранителя. — В любом случае, я очень рад, что ты сейчас здесь. Сообщи кому-нибудь из не спящих слуг, что этому мужчине срочно нужна медицинская помощь, — Эмилио поспешно кивнул на уже лежащего в неестественной позе Джи и проследил взгляд парнишки. — Я думал привязать лошадь и идти самому, но ты очень вовремя, Лео.       — А кто это? — засуетился блондин, сверкая в утренней дымке голубыми глазами. — Что-то плохое случилось? — он, как рыбка, вынырнул из-под руки хранителя, чуть выглянул из-за него и уставился на красноволосого человека. Он выглядел хоть и неопрятно и побито, но это было похоже лишь на то, что он просто спал. Леонард даже удивился, к чему слова о срочной первой помощи, но все же решил дождаться слов хранителя.       — Случилось, но у меня нет времени объяснять, — быстро отмахнулся парень, словно не услышал первый вопрос, и достал из кармана штанов кольцо. Надев его на средний палец левой руки, он неаккуратно, но звонко прищелкнул пальцами. В тот момент, прямо в его руке, показалась маленькая птичка, синяя и прозрачная, словно была покрашенным химикатами дымом. — Знаешь, как с ней управляться? — сейчас Эмилио отдавал себе отчет, что ребенок перед ним пока что совсем не понимает, что происходит. И едва ли это было от того, что его разбудили ранним утром, и его голова все еще плохо соображает.       — Конечно! Вы же сами меня учили! — гордо просиял мальчик и протянул птичке руку, однако та порхнула с рук своего создателя и уселась Леонарду на плечо.       Стоило крылатому созданию, мелькнуть прямо перед глазами мальчика, и он увидел все окружающее в совершенно ином цвете. Дымка перед глазами растворилась, и все обрело невероятно яркие и натуральные цвета. Точно так же, как и яркие пятна крови на рубашке лежащего у ворот мужчины. Лео пошатнулся, смотря полными ужаса глазами, но, благодаря сильной хватке хранителя, устоял и перевел на него вопросительный взгляд.       — Оливьеро меня убьет потом за это, но ты сам подписался на созерцание таких ужасов, — серьезно заявил парень, поднимаясь. — Его зовут Джи Арчери, и чем ты быстрее сообщишь о нем кому-нибудь, тем живее он будет. Эту птичку отправишь обратно ближе к полудню, понял?       — Да, сэр! — Лео встал по стойке смирно и, сразу после удовлетворенного кивка хранителя и звука закрывающейся створки ворот, бросился сначала к лежащему у ворот человеку, но потом резко развернулся и направился к главному входу в дом.       Оливьеро разбудили почти сразу же после того, как выделили Арчери комнату. Управляющий домом, Себастьян, конечно, был уверен в своих полномочиях, но счел нужным доложить о происходящем с ярой спешкой хотя бы потому, что ситуация была несколько нетрадиционной. За то недолгое время, которое мужчина служил дворецким в доме Каваллоне, ему уже приходилось решать подобные вопросы, но то были случаи с людьми, подчиненными семье, и порядок действий в таких ситуациях Оливьеро обговаривал с дворецким заранее, рассчитывая на его возраст и большую ответственность. Сейчас же все было несколько иначе: Джи Арчери не являлся членом, а значит, после проведенных медицинских работ, обо всем следовало сообщить его боссу.       Брюнет судорожно выдохнул, дрожащей рукой отложив в сторону чернильное перо и косо посмотрев на начерканные буквы. Решив не марать бумагу в третий раз и надеясь, что Джотто не будет слишком строг в такой ситуации, он сложил лист вдвое и отдал его посыльному, ждущему в кабинете на диване. Дверь хлопнула, и Оливьеро сразу же почувствовал поверх своего сжатого кулака согревающую руку Даниэль. Девушка проснулась самостоятельно гораздо позже начавшейся в доме суеты и, на самом деле, все еще не до конца понимала, что происходит. Только лишь из письма Оливьеро, которое прочитала, стоя за спиной у парня, поняла, что где-то в доме сейчас лежит тяжело раненный хранитель Урагана Вонголы. На нее давило беспокойное чувство, она чувствовала необходимость узнать, что, в конце концов, происходит, но всякий раз, как она уже открывала рот, чтобы спросить, к горлу подкатывал ком, а в голове возникало непонятное отторжение. А Каваллоне прекрасно видел противоречивые чувства невесты, но молчал больше из собственных побуждений, мысленно считая себя главной жертвой этой ситуации и не желая затрагивать эту тему до приезда Вонголы. Разговор с ним отнимет у него очень много нервов, прежде всего, и сил.       Оливьеро жуть, как не любил эти конфликты. Парень всегда чувствовал себя лишним, ничего не знающим ребенком, хоть и был несколько старше молодого поколения, к которому он как бы относится. Признаться, он был в силах назвать даже пару девушек, таких же полноправных боссов, в силу тех или иных обстоятельств, или же просто знатных особ, которые морально были гораздо сильнее, чем он. Проблема была если не в нем самом, то в его мягком воспитании. И, вероятно, в череде событий, который повлекли за собой создание Каваллоне.       Кривя душой, Адьюкато улыбнулась.       — Тебе нужно поспать, Оливьеро, — ласково отчеканила она, держа успокаивающее выражение на лице, и поправила пояс халата. — Я присмотрю за приготовлением к завтраку и за работой слуг с хранителем Вонголы, — она присела на корточки рядом с креслом Каваллоне, все еще держа его руку уже просто для того, чтобы не упасть.       Отчего-то парень не ожидал такой нежности, пусть и откровенно притворной. Не сказать, что Даниэль сейчас лгала на все сто процентов, но многое в ее взгляде говорило о том, что она скорее успокаивает себя, нежели реально оценивает важность сна и спокойствия его самого. Но все это было чертовски приятно, и на сердце теплилось именно так, как должно теплиться от искренней ласки взаимно любимого человека.       — Рассчитываю на тебя, — кротко произнес он, подняв сжатый кулак и лежавшую на нем руку шатенки, и в благодарность подарил девушке легкий поцелуй, такой же пустой, как и ее слова.       В своей комнате Каваллоне Примо с большой неохотой отдался подстерегающей его неге и с еще большим трудом все-таки лег в кровать. Его голова была забита самыми разными мыслями, вплоть до трусливых мыслях о неправильности его действий давно в прошлом, когда он вообще зарекся о мафии. Однако Оливьеро лучше всех знал, что сделанного не изменишь, а прошлого не вернешь. В его жизни было очень много мелких по своей ценности потерь, но, складывая их все в единое целое, они образовывали нечто, что можно назвать целой жизнью. С другой стороны, парень иногда задумывался, что именно «жизнь» он потерял тогда, когда стал заниматься тем, чем занимается сейчас. И не сказать, что он жалел… но думы, которые, порою, охватывали его разум, медленно, но верно толкали парня к суицидальным наклонностям. Впрочем, Каваллоне всякий раз им широко улыбался и снова становился тем спокойным, умным и гордым боссом своей семьи. Смотря на людей, которые его окружали, он понимал, что ему не о чем жалеть. Совершая безумные поступки во благо, он знал, что ему не жалко потерять маленькое нечто, которое окупится ему сполна. Окружение и близкие люди для Оливьеро всегда были опорой для него и для его решений. Это были те люди, которые терпели его частые эгоистичные порывы и при надобности вбивали мозги на место. Разве можно было жалеть о своей нынешней жизни, когда без нее не было бы никого из них?       Солнце скрылось за короткой чередой облаков — и дом Каваллоне снова погрузился в тишину. Последние несколько часов не только персонал особняка гудел, но и атмосфера была накалена до предела. Прежде всего, конечно, это было из-за переживаний хозяина дома, в каком-то смысле эгоистично пытающегося сначала похоронить все волнения, а уже спустя пару минут выплеснуть все, не желая с ними мириться. Однако сейчас, после долгого самовнушения, что сейчас он не в силах ничего сделать, вымотавшийся Оливьеро в странной и неестественной позе задремал. И, как говорится, «не место красит человека, а человек место» — ровно так же все произошло и сейчас. Взбудораженная с самого утра прислуга, наконец, мирно разделила обязанности под чутким руководством старшей Адьюкато, и исчезла надоедливая суета, от которой чуть ранее проснулась Микаэль. Даниэль, напуганная, кажется, гораздо больше кого-либо в этом доме, решила провести время до завтрака в комнате Джи и понаблюдать за раненым. После осмотра врача и его слов о стабильном состоянии, девушка совсем чуть-чуть успокоилась, но все равно была словно на иголках, что не могла скрыть даже ее излюбленная маска вежливого безразличия. Тем более, сейчас, когда речь идет о жизни давнего и очень неплохого знакомого. Ей уже совершенно не хотелось додумывать, что произошло на самом деле, и спрашивать она никого не спрашивала. Было достаточно того, что перед ней лежал раненный человек, который не больше двух часов назад был в смертельном состоянии. Хватало и того, что Микаэль, в конце концов, проснется и поймет, что что-то не так. Шатенка сейчас испытывала то же, что и Оливьеро, когда намеренно молчал: странное чувство, которое подразумевало, что именно она является главной жертвой всей истории, и именно она страдает больше всех. Девушка даже не задумывалась, что нужно будет что-то говорить, как-то успокаивать; улыбаясь, говорить, что все хорошо. Хотелось закрыться в четырех стенах, забиться в уголок и плакать, но это непозволительная роскошь       Младшая Адьюкато тем временем усиленно думала, стоит ли ей подниматься с кровати после часа простого времяпровождения под одеялом и разглядывания отвратительно белого потолка. Она проснулась тогда, когда лучи солнца беспардонно ворвались в комнату из-за занавешенных штор, но если бы ее сон был прерван только этим — едва ли бы она с таким безжизненным видом лежала в кровати. Суета не обошла стороной и ее. И с самого своего пробуждения Микаэль думала, как сильно хочет увидеть Джотто и услышать от него, что волноваться не о чем. По закону жанра, это должно бы было уже приесться, но эта фраза стала настолько актуальной за два предыдущих дня, что служила уже чем-то вроде валерьянки.       Интересно, насколько правдивой была улыбка Примо всякий раз, когда он произносил это? Была ли она вообще правдивой? Собственно, именно так девушка нагоняла мрак в сознание и заставляла себя сомневаться практически в каждой хорошей мелочи, которая случалась между ней и парнем. Микаэль с разочарованием заметила, что она начала как-то по-другому мыслить. Впрочем, это было не именно разочарование, было в этом и что-то положительное, новое и более взрослое, но непривычная здравость и объективность поменяла ее. Говорят, что когда человек сам замечает изменения в себе и может четко назвать переломный момент, то это редко приводит к чему-то хорошему. Но лишь говорят, и редко это является истинной. Просто девушка отчетливо понимала, что сейчас допускает не свойственные ей ранее, тяжеловесные мысли, особенно касательно ответственности за слова, свои и чужие. С другой стороны, разве она хоть раз слукавила? Не только в течение последних дней, когда происходит эта дурная ситуация. Микаэль не допускала лжи из своих уст даже для того, чтобы кого-то успокоить и заставить улыбнуться. Всегда легче промолчать и поставить под сомнение отношение к себе, чем приукрасить и обеспечить вечные подхалимские замашки в сторону своей персоны.       Микаэль решила, что будет сегодня тише воды, ниже травы.       Часы быстро сменяли друг друга, но казалось, что время стоит на месте. Оливьеро так и не проснулся, Даниэль за чтением какого-то медицинского пособия тоже прикорнула, младшая Адьюкато показалась слугам на глаза всего раз, когда решила поутру прогуляться на свежий воздух и до библиотеки, после чего снова засела в своей комнате за учебником по японскому языку. Присутствие этой книжки в библиотеке Каваллоне оказалось очень удивительным, но невероятно приятным фактом. Один только Себастьян ходил по дому то взад, то вперед, перекидываясь со служанками шуточками и приговаривая «Ах, дела-дела». И его поведение, на деле, очень хорошо разряжало обстановку, даже работать становилось как-то легче. Однако, через какое-то время, и он выдохся, поняв, что занять себя ему больше нечем. Завтрак прошел скудненько и очень тихо, потому что на него спустилась лишь Микаэль, и с мытьем посуды проблем не было. Старшая Адьюкато отказалась от трапезы и, уверившись в своем влиянии, приказала не будить Оливьеро, а ее сестра поела, как цыпленок. После завтрака и непонятно с чего завязавшейся беседы Себастьяна и Микаэль, дворецкий проследил за уборкой и позволил себе немного отдохнуть, а посему отправился в сад. Жаркое солнце так и подначивало ленивым движением расслабить галстук, снять и неаккуратно отбросить в сторону пиджак, закатить рукава рубашки, но мужчина стойко держался, в то время как выбежавший во двор Лео полностью соответствовал погоде по своему одеянию. Этот ребенок хоть и рвался к работе, показывая свою надежность и ответственность, в силу своего возраста еще не был приучен к элементарным порядкам домашнего персонала, и ему ничто не мешало носить шорты и рубашки с короткими рукавами. Спустя несколько минут его бесцельного хождения по небольшому участку земли, мальчик подпрыгнул на месте, и из его рук выпорхнула птичка и, не пролетев даже пары метров, растаяла синим туманом в горячих лучах дневного светила.       Почему-то это послужило Себастьяну знаком того, что его еще не успевший начаться отдых подошел к концу. С поникшим, но странно удовлетворенным взглядом мужчина в обход дома направился на передний двор, и именно к тому моменту подъехала давно ожидаемая карета дона Вонголы. Дверца открылась еще тогда, когда лошадь не остановилась окончательно. Джотто вылетел из кареты, как кипятком ошпаренный, из-за чего извозчик и подошедший дворецкий синхронно чуть ли не схлопотали инфаркт. Последний встал, как вкопанный, совершенно недоумевая, но быстро взял себя в руки, краем глаза замечая, как из остановившейся кареты вылезают еще два человека.       — Где Джи?! — вспылил Вонгола, останавливаясь перед мужчиной и намеренно прикусывая язык.       Головой он понимал, что если и имеет право злиться и кричать, то не здесь, не сейчас и не по этому адресу, но, к сожалению, только головой.       — Я сопровожу вас, господа, — Себастьян поклонился и хлопнул пару раз в ладоши, подзывая придворных слуг, чтобы извозчику помогли с каретой. — Я надеюсь, Вы не сочтете за грубость отсутствие господина, — обратился он к Примо, — его состояние после раннего подъема и случившего оставляло желать лучшего, и сейчас он отдыхает.       Блондин внезапно посмотрела на дворецкого с таким раздражением в взгляде, что не поверил сам себе. Причем ничего с этим взглядом поделать ему не удавалось. Накопившееся напряжение осиновым колом будто пронзило его тело, и все слова, взгляды, мысли вырывались спонтанно, преждевременно не посоветовавшись с головой. И хоть Джотто из-за нервов и подрывался с каждой детали, чувствовал он себя невоспитанным ребенком, который тот час же должен получить наказание за свои ужасные манеры и отвратительное поведение.       — Не стоит волноваться об этом, — Асари умиротворенно улыбнулся, поклонившись дворецкому в японской манере и опустив руку на плечо боссу.       — Поспешим, если Вы не против, — поторопил Накл, который выглядел не многим лучше, чем спавший сейчас Оливьеро.       — Несомненно, — серьезно кивнул Себастьян и одернул пиджак. — Прошу за мной.       Сопровождаемый стуком нескольких пар каблуков по полу, Вонгола ловил себя на самых отвратительных мыслях. Казалось, что мужчины идут уже очень долго, и от этого становилось еще хуже. И, несмотря на спокойствие вокруг и определенную уверенность в Джи и в его силах, парень все еще никак не мог взять себя в руки. И именно сейчас он с гордостью человека, вырвавшегося из грязи в князи, мог заявить, что он тряпка. Кто, как не он, в конце-то концов. Да, Вонгола Примо бесконечно умен, но, когда появляется какой-то внешний раздражитель, он меняется до неузнаваемости. Асари снисходительно улыбнулся, косо посматривая на поочередную смену выражений лица босса, и с тяжестью сдержался, чтобы добродушно не похлопать его по спине. Сейчас было совсем не время, а Джотто не настолько пал духом. Ему если понадобится, он сам придет и изъявит желание поговорить по душам или на отстранённые темы, чтобы успокоиться.       Себастьян, идущий впереди, спиной чувствовал на себе сосредоточенные взгляды и даже думать не хотел, что бы они могли значить. По пути мужчина встретил двух служанок и решился отдать им распоряжение разбудить Каваллоне Примо, ведь сам Оливьеро мог потом вспылить из-за того, что его не предупредили о приезде гостей. Совершенно неожиданно важность ситуации оседлала мужчину. Грубый груз ответственности, как на управляющего домой, свалился на него так внезапно, что у него на малейшую секунду подкосились ноги, и дворецкий даже удивился самому себе. Тяжело выдохнув, он остановился перед нужной дверью и угрюмо покачал головой.       Дверь в комнату скрипнула, пропуская мужчин внутрь и рассеивая мечтательный взгляд Даниэль в сторону окна. Девушка очнулась от утренней дремы, еще когда Себастьян заходил напомнить о завтраке, а сейчас, забравшись в кресло с ногами, взором заключенной в клетке птицы смотрела в окно, хотя имела полное право покинуть помещение. Книжка с ее колен упала, и скорее это стало фактором ее «возвращения» восвояси, нежели звук открытия двери. Адьюкато удивленно моргнула, поочередно смотря на бессознательно лежащего Джи, упавшую книгу и вошедших.       — Доброе утро, — поприветствовал Накл леди, проходя мимо поклонившегося и придерживающего дверь дворецкого. Подняв книгу и учтиво оставив ее на тумбочке подле кресла, он прошел к кровати и глазом всеведущего Солнца оглядел лицо Арчери, спокойное, но все еще отдающее болевыми гримасами.       Шатенка поспешила подняться и в ответ поклониться, и Наклу, и взволнованному Асари, прежде чем ее мимолетная задержка в реакции могла засчитаться, как невежество. Она также кивнула Примо, но, кажется, осталась незамеченной. Серьезность на его лице заставила Даниэль оставить в покое это недоразумение и четко дала понять, что привлекать к себе внимание не стоит.       — Себастьян, подай чай, — попросила девушка и подняла взгляд на дворецкого, к двери. — И еще чего-нибудь посытнее, для вот этого молодого человека, — она с очередной натянутой улыбкой махнула на подошедшего Каваллоне.       — Буду безмерно благодарен, — обращая на себя внимание гостей, произнес брюнет, закончив закатывать рукава рубашки. — Как добрались, Джотто? Без происшествий? — спросил парень, как только дверь за Себастьяном захлопнулась. — Я признаться, думал, что вы приедете раньше.       — Я планировал выехать сразу после того, как получил письмо, но появились некоторые проблемы, — игнорируя первые вопросы, Джотто нервно дернул плечами и пожал протянутую руку Оливьеро.       — Хорошо, — отстраненно сказал он и глянул на невесту. — Он не просыпался?       — Нет. Но доктор сказал, что волноваться не о чем. После хорошего сна…       — После хорошего сна его состояние стабилизируется окончательно, — продолжил Накл вместо замявшейся Даниэль. — Выдохни, Примо. Его жизни угрожает только твое напрасное волнение.       Джотто нахмурился на слова хранителя и недовольно скрестил руки на груди.       — Случаем, не известно, где его нашли? — вставил свое слово Асари и аккуратно положил руку на плечо Вонголе Примо.       После вчерашнего разговора с боссом и обсуждения возможных планов врагов относительно подземных ходов между особняками Адьюкато, японец долго все обдумывал. К мысли о том, что местность около заброшенного здания заполнена разведкой Арканы или Фенье, долго идти не пришлось, но сейчас скорее волновал вопрос, дошел ли до этого места Джи или был выведен из строя гораздо раньше.       Блондин в который раз за сегодняшний день поблагодарил свое раннее промедление, из-за которого не отправил хранителя Дождя на какую-либо другую миссию. Его пламя было очень кстати всякий раз, как у Вонголы начинали сдавать нервы, и он напрочь отказывался показывать это окружающим. Угетсу обладал невероятным умение чувствовать, когда людям вокруг него нужно помочь успокоиться.       — Известно, — отреагировал он, словно утопая в спокойствии. — Джи успел подать знак перед тем, как отключиться: его пламя высветилось на моей карте. Но проверять эту местность нет необходимости: ничего нового, помимо засады мы там не найдем.       — О, а я думал, лишь только мне это известно, — чуть разочарованно признался Каваллоне. — В любом случае, давайте за стол. Я все же дико голодный, и Даниэль нужно поесть. А вы трое не посмеете отказаться от чая. Всем нужно успокоиться, как минимум, а там уже и решать, что делать дальше.       Усталый вид хозяина дома Джотто приметил сразу, стоило ему войти. Впрочем, ровно точно так же выглядели все, кто находился в этой комнате. Сопротивляться воле Оливьеро, отправиться перекусить, никто не стал, потому что во многом разделяли его желания. Лишь только Накл решил остаться на какое-то время и посмотреть, чем он может помочь напарнику, прикованному на данный момент к постели. По пути в столовую и Даниэль попыталась уйти, решив зайти к сестре, но Каваллоне настоял на том, чтобы девушка сначала поела. К тому же парень был уверен, что гостья дома Каваллоне тоже спуститься к чаю. Желание увидеть мисс Микаэль появилось и у Джотто, но он промолчал, не то из-за нежелания показываться леди на глаза в таком виде, что было неизбежно, если девушка появится на чаепитии; не то из-за элементарного приличия.       Однако Микаэль так и не спустилась. По словам Себастьяна, она обозначила это тем, что после завтрака прошло не так много времени, и она еще не голодна. А после стандартных отговорок она сказала, что, пусть и не в курсе, что происходит сегодня в доме, она не хочет никому мешать разбираться в этом. Примерно здесь Даниэль взволнованно поняла, что, естественно, ее младшая сестра ни о чем не знает. Девушки не виделись сегодня, а спрашивать у Оливьеро Микаэль не стала бы из-за обыкновенного стеснения и страха. И сам он, конечно же, ни о чем бы рассказывать не стал, хотя на данный момент и чувствовал ужасное упущение и неприятное чувство вины. Как бы далек от всего человек не был, ему нужно хотя бы осознание ситуации, потому что не каждому понравится находиться в доме с раненным знакомым и не знать об этом. Тем не менее, Каваллоне снова остановил Даниэль, порывавшуюся навестить сестру раньше времени. Всего должно быть понемногу, но сейчас парень преследовал цель не довести невесту до голодного обморока. Слуги ему рассказали, что на завтрак старшая Адьюкато не спускалась, а это означало, что в рот она не взяла ни куска со вчерашнего вечера, ровно так же, как и сам Оливьеро. И если у него уже давно безбожно крутит живот, учитывая утреннюю чашку кофе, он был уверен, что девушка чувствует себя еще хуже.       В то время как сама шатенка, как ни странно, есть не хотела вообще. Но покорно согласилась, после строгих слов жениха.       Прямо противоположно приказу Даниэль на счет чая, слуги, под четким руководством Себастьяна, подали полноценный второй завтрак, несмотря на то, что время было уже далеко за полдень и как бы пора обедать. На недовольство мужчины по поводу сбитого режима приема пищи посмеялись все, даже не зная кого в этом винить, и нужно ли было винить кого-то вообще.       В целом трапеза прошла спокойно. Если быть точнее, все, кроме наспавшегося вдоволь Оливьеро, досыпали сидя, и никто даже не пожелал подошедшему чуть позже Наклу приятного аппетита. Парни несколько раз затрагивали тему дальнейших действий. Что показалось удивительным Каваллоне, это решительность Джотто бездействовать. Оливьеро был уверен, что он первым изъявит желание разобраться со всем не только лично, но и в одиночку. С другой стороны, Вонгола разборчив в том, что стоит говорить, а что нет. И если ему в голову взбредет такая ужасно бредовая идея, он ни в коем случае никого в нее не посвятит и, действительно, отправится незнамо куда и незнамо зачем. Самое удивительное будет в том, что выберется после всего сухим из воды. Так может и стоило бы позволить ему пойти на это? Но риск, определенно, не оправдывается положением дел. Именно поэтому Оливьеро всеми силами пытался завести разговор в то русло, из которого Вонголе будет выбраться очень сложно, не сказав хоть немного из того, что творится у него в голове.       Джотто судорожно выдохнул и глянул на брюнета так, что парню пришлось замолчать с глуповатым видом на полуслове с открытым ртом. Жгуче отвратительное настроение Вонголы Примо никогда не являлось особо большой проблемой, хотя бы из-за его кратковременности, но в моменты его минутной агрессии на весь мир ругаться с ним не хотелось. В другое время доводить — пожалуйста! Даже когда он злится по серьезному делу, такие, как Джи и Козарт, активно и с удовольствие доводят его до белого каления, но редкость именно плохого настроения привела к тому, что даже эти двое не знают, с какой стороны к Джотто можно подступиться. Скажем, для них существовала определенная планка, за которую соваться не стоит, иначе огребут они по полной программе.       — Я надеюсь, мисс Даниэль, Вы простите мне, если из нас двоих первым повидаюсь с Вашей сестрой я? — деликатно уточнил блондин, поднял салфетку с колен и неаккуратно оставил возле пустой тарелки.       Вообще-то девушка была еще как против, и здесь сыграло ни что иное, как чувство ревности.       — Ни в коем случае, — почему-то совершенно спокойно ответила Даниэль и улыбнулась, по-настоящему, искренне. — Она будет рада Вас видеть.       Заметив эту улыбку, Оливьеро на мгновение замер, будто заколдованный, но уже спустя пару мгновений просил служанку проводить дона Вонголы до комнаты Микаэль. В его сердце будто что-то стукнуло, и вокруг все заиграло в новом цвете. Правда, теперь он старательно избегал пересечения с взглядом девушки, словно смущенный мальчишка.       Признаться, Джотто хоть и хотел увидеть Микаэль, настроен на встречу с ней все еще не был. Просто не знал, что говорить, как завязать беседу. И после упоминания Себастьяна, что она не знает о Джи и о его состоянии, все казалось еще сложнее. Как-то же ей нужно будет объяснить свой… истерзанный вид. Младшая Адьюкато не из тех, кого удастся отвлечь улыбкой и сладкими речами. Впрочем, именно это и привлекало Вонголу. Возможно, даже, что где-то в глубине души он рассчитывал на снисходительность и успокаивающую улыбку девушки. Но разве это не будет лукавостью с ее стороны? А это, уже ни в какие ворота не лезет!       Микаэль и Джотто хотели друг от друга одного и того же и имели одинаковые проблемы: не знали, с чего начать разговор. С этим они столкнулись именно в тот момент, когда за спиной Вонголы захлопнулась дверь, и Адьюкато заинтересованно развернулась, желая увидеть, кто ее посетил так внезапно. И действительно, внезапно. Оказалось, что она тоже была не готова к встрече с парнем, пусть и не понимала такого своего вывода. Девушка захлопнула книгу и резко поднялась из-за стола, даже не обув туфли. Как не крути, а это навело воспоминание о недавнем случае, когда все эти сложности только начинались, но все еще не казалось таким серьезным и безнадежным.       — Я не слышала, как Вы приехали, — тихо начала Микаэль и подошла к раскрытому окну. Она поднялась на пальцы, одной рукой оперлась на стенку, второй дернула в сторону штору, чтобы она закрыла проходящие сквозь окно слишком яркие лучи солнца. — Давно ли? — вернувшись из неестественной позы, она сначала одернула платье и чуть приподняла полы, потому оно было слишком длинным для девушки без каблуков, а потом кивнула парню на диван, чтобы он, наконец, сел.       — Около часа назад, — Вонголе пришлось сделать круг, чтобы сначала подарить девушке приветственный поцелуй руки и самому насладиться сладостью ее кожи. — Этот выезд оказался спонтанным, и я воспользовался щедростью дона Каваллоне, позавтракал с ним. Почему Вы не спустились? Я, признаться, расстроился, — он опустился на диван и заинтересованно уставился на то, как Микаэль, путаясь в, казалось бы, неестественно длинных для нее юбках, садится рядом с ним.       — Себастьян разве не сказал? — она удивленно хлопнула ресницами. — Я завтракала не так давно, в гордом одиночестве, поэтому наелась, и видеть еду больше не хочу, — с намеренной задоринкой произнесла девушка.       — Прям-таки наелись? — Джотто заинтересованно вскинул бровь и не смог сдержать снисхождения к столь смешному изречению. — Как будто Вы за всех вместе взятых завтракали!       — Может быть, я была очень голодна!       — В жизни не поверю, — «что это хрупкое тело может вместить в себя порции на троих», — произнес и тут же додумал Вонгола.       — В любом случае, — фыркнула Микаэль и отвела взгляд. Улыбка с ее лица исчезла, и губы сжались в прямую полоску; глаза сверкнули недобрым огоньком, а брови свелись к переносице. Девушка стала похожа на обиженного ребенка, которому не дали конфету. Но за этим сейчас стояло нечто гораздо более важное, чем обычная конфета. — Я снова не понимаю, что происходит. Ни Оливьеро, ни Даниэль я с утра не видела, и не имею ни малейшего понятия, почему они пропустили завтрак. Что-то снова произошло…       — Мог бы сказать, что все хорошо и будет еще лучше, — незамедлительно произнес Вонгола, упершись локтями в колени, склонился и взялся за голову, чуть сжав меж пальцами блондинистые волосы.       «Так скажите!» — взглядом молила девушка, но никак не могла произнести этого вслух, опасаясь самой фразы и резкости, с которой она может быть сказана.       Джотто спиной чувствовал этот взгляд и почти уже ему поддался. Однако, словно что-то его накрыло, в голову пришла мысль, что после этих слов все станет по-другому, а между ним и Микаэль появится непроходимый для парня барьер. Вот чего Примо уж точно не хотелось, так это остаться за бортом такого прекрасного корабля. Он незаметно улыбнулся в пол и прикрыл глаза.       А Микаэль впервые в жизни почувствовала желание соврать. Причем соврать так, как делают это профессиональные лгуны. Нагромоздить эту ложь так, чтобы не осталось шансов не поверить в нее самой. Это просто очередная слабость и желание забыть все, проснуться по щелку пальцев и понять, что происходящее — страшный сон, нагнанный каким-нибудь быстропроходящим сглазом. Но все это быстро улетучилось, стоило девушке открыть глаза на происходящее. Сердце пропустило несколько ударов, губы снова дрогнули, замирая полуоткрытыми. Девушка так и не смогла произнести его имя, потому что к горлу подкатил стыдливый ком. Она не заметила, когда парень поднялся, но сейчас Джотто уже опустился на колено, убрав за спину одну руку и наклонив голову, словно преданный рыцарь, отдающий дань уважения своей даме сердца. Картина, которую Микаэль представляла всякий раз за прочтением романов, сейчас рисовалась наяву, и не перед кем-то, а именно перед ней. И почему-то это совсем не смущало, не вгоняло в краску; лишь заставляло углубиться в то, что происходит здесь и сейчас.       — Моя милая Микаэль, — тихо произнес блондин, не поднимая головы и прижимая свободную руку к сердцу, — не заставляйте меня давать Вам невыполнимых обещаний, — с горечью почти прошептал он, виновато смотря в ноги леди.       Девушка усмехнулась, чем заставила его удивленно и обиженно поднять взгляд голубых глаз; но смеялась она ни в коем случае не над ним, как блондин позволил себе подумать. Определенно лживые слова «Я верю Вам» разделили сознание Микаэль надвое. Та часть, что все еще собиралась соврать в ответ на явную ложь, и та, что глупо верила, что ее могли бы успокоить слова собеседника, которые она так жаждала услышать. Однако то, что сказал Вонгола на деле, как будто перевернуло ее разум. И только теперь краснея, она пристыдилась.       — Я… извините…       — Джи сейчас находится в этом доме, — сказал Джотто, перебивая и не желая слушать режущие слух извинения из пустоты. — Хранители Каваллоне доставили его сегодня ранним утром в бессознательном и опасном для жизни состоянии. Оливьеро так вымотался, ранним утром, что проспал потом до моего приезда, а мисс Даниэль все это время находилась с Джи в комнате и присматривала за его состоянием, — парень упустил момент, когда расслабленно уселся на пол, но все продолжал и продолжал говорить…       Он все продолжал и продолжал говорить, а Микаэль с каждым словом чувствовала себя все хуже и хуже. Каждое слово, которое она хотела вставить, выходило хрипом и таяло в напряженном воздухе. Она, в самом деле, понятия не имела, что происходит, но какое-то время была уверена, что все, что якобы происходит, плод ее взбаламученной фантазии. А сейчас… после всего, что она услышала, она поняла, что не имеет никакого права на что-то жаловаться и чего-то просить, тем более у Джотто. По его же словам девушка знала, как дорог и близок ему Арчери. Она не понимала, но могла себе представить, каково это, до головной боли волноваться за друзей. И после этого кто-то удивляется, отчего эта ненависть и неприязнь к мафии?       Девушка, как будто вспорхнув, опустилась на колени к Примо и, навалившись, обняла его. Легкая ткань каждой юбки ее платья одеялом окружила и накрыла их двоих, и Джотто еле удержался, чтобы не приземлится на них под свалившимся на него довольно-таки приятным давлением. Вонгола чувствовал одержанную победу, но пока не понимал, кого и как именно он победил, лишь только хрупкость прижимающегося к нему тела заняла его мысли. И даже не это. То, что Микаэль просто спустилась сейчас до его эмоционального уровня, приняла его зарождающуюся истерику — вот, что значило для него гораздо больше.       — Я такая эгоистка, — шепотом выговорила Адьюкато и расслабила хватку, почувствовав теплые прикосновения к талии. Она уткнула носом в его шею, снова с жадностью вдохнула этот ставший родным парфюм и закусила губу. — Простите меня…       — Не обижайте меня извинениями, — глупо улыбнулся Вонгола и прикрыл глаза, словно сам молился и извинялся.       И тогда дверь со свистом открылась, но никто из сидящих на полу не то, что отстраниться не успел, даже не сообразил, что произошло. Лишь две пару удивленных глаз уставились на дверь в ожидании чего-то.       — Примо! — это была Даниэль, которая оказалась гораздо спокойнее, чем показалось из-за резко открывшейся двери. Однако только девушка хотела продолжить, как замерла и с раскрытым ртом начала подбирать слова, наблюдая удобно расположившихся на полу молодых людей. — Боже… Джи пришел в себя!