С красной строки

      — Только не говори мне, что все эти три с лишним часа ты мучил беднягу, — с ходу начал Арчери, стоило двери в его комнату открыться.       Джи захлопнул книгу и поднял заинтересованный взгляд на прошедшего в сторону окна босса, несколько минут посмотрел на его явное отсутствие в этом мире и шумно, с напоминанием о себе, вздохнул. Джотто выглядел слишком загруженным, и поначалу парень вообще начал сомневаться, что босс пришел сюда с целью что-то рассказать. Скажем, просто шел по коридору, наткнулся на дверь и зашел за нее, с целью посидеть и подумать в уединенном месте. Правда, если это так, то Арчери следовало бы поскорее разочаровать друга: это место совсем не уединенное, если считаться с обыкновенными человеческими понятиями. Кажется, Вонголе удалось узнать что-то, чего он либо не предполагал, либо чертовски боялся. В данной ситуации хотелось верить во второе — тогда хоть совместными усилиями выход из положения можно было бы найти относительно быстро. Но Джи, зная, как босс убивал себя размышлениями, сомневался, что существовала хотя бы одна непродуманная им версия. Тут и предположить страшно, что же тогда выдал заложник.       — Как самочувствие? — отстраненно начал блондин, целенаправленно смотря в черную точку в небе за окном.       Бровь Арчери медленно поползла вверх, пока сам хранитель Урагана подбирал слова: то ли снизойти и ответить на поставленный вопрос, то ли добивать Вонголу. И в тот же момент он утратил всю свою жалость и грубо прокашлялся, рассматривая траекторию тяжелого взгляда. К чему церемонии, если они не принесут ни выгоды, ни даже пользы?       — Джотто, — на выдохе начал красноволосый и отложил книгу в сторону тумбочки, вылезая из легкого пледа, которым буквально час назад его накрыла Даниэль, — у меня нет желания растягивать твои страдания и смятения, так вот и ты имей совесть и не играй передо мной роль мученика впустую. Я все равно не пойму, что случилось, пока ты мне прямым текстом не скажешь. И чем дольше будешь ходить вокруг да около, тем дольше мы будем искать решение проблемы, — монотонно проговаривал парень, делая намеренный акцент на каждом слове, как будто ругал пятилетнего ребенка.       И Примо сейчас оставалось только молчать, не двигаясь и даже не следя взглядом за черной точкой в небе, что оказалась вороной. Он жалостливо выдохнул, чуть щуря глаза и сжимая руки в кулаки, и обернулся к другу.       — Сестер Адьюкато хотят похитить, чтобы шантажировать ими Кварто, Джи, — незамедлительно произнес Джотто. Почему-то строгий материнский тон хранителя стал тем, что заставило парня отбросить всю лирическую часть. И он же заставил Вонголу понять, что это лирическое отступление выглядело бы не лучше истерики. — Мне кажется, я начинаю паниковать, — усмехнулся он и улыбнулся со страхом, опустив голову.       Это было непривычно ни для него самого, ни для Джи. Известные стойкость, уверенность и гордость — верные сопровождающие дона Вонголу в любой ситуации, — покинули его, и Примо стал напоминать марионетку. Глаза, разве что, были не стеклянные, а все еще таили в себе нечто горящее. И Арчери, единственный знающий все состояния босса на каждом этапе их развития, хоть и радовался остаткам пламени в душе, искренне удивлялся взгляду в целом, потому что видел его впервые. Первый раз за их столь долгое общение блондин реально паникует, не пряча это за мыслительными процессами и откровенными попытками подмять все под себя. Откровенно говоря, Джотто человек, зависящий от окружения и концентрации настроений вокруг. И странным было то, что сейчас, когда у него должен быть явный стимул поскорее решить эту проблему, он сдавал позиции.       «У каждой марионетки должен быть кукловод,» — так подумал Арчери. Он задумчиво почесал затылок и поднялся с кровати, с удовольствием отмечая отсутствие какой-либо боли на месте раны. Чтобы обойти кровать ему понадобилось не так много времени, дольше он размахивался рукой, чтобы хорошенько ударить Примо. Так, чтобы в ушах зазвенело не только у него от хруста костей, но и у Джи от недовольства босса. Их дружба была чем-то совершенно необычным, хотя красноволосый то и дело ловил себя на мысли, что в сияющем свете Джотто не может открыть глаз, чтобы следовать за ним. Как бы глупо это не звучало, но Джи, действительно, задумывался, а достоин ли он идти нога в ногу с Вонголой? И только в такие моменты понимал, что, может и не достоит, но точно обязан.       Громкий вскрик раздался в комнате и вышел за ее пределы, что даже служанки на этаже пугливо переглянулись. Блондин смотрел на друга ошалевшими глазами, не скрывая ни недоумения, ни злости, ни даже боли, а тот в это время сильно тер руку, потому что это оказалось гораздо больнее, чем он себе представлял. Он все еще думал, что нужно сказать теперь: стоит ли упомянуть обещание парня Кварто Адьюкато или тонко намекнуть, что постараться стоит ради совместного благополучия его и леди. Арчери ведь видел сегодня из окна все, что произошло под тем деревом в недавний ужасный ливень — его комната занимает одно из лучших мест в особняке: из ее окна видно и море, и часть пляжа, и спускающуюся к нему лестницу. Могло ли произошедшее сказаться на теперешнем состоянии парня в целом? Могло. Да и, собственно, кто, как ни Микаэль, был кукловодом этой марионетки?       — Ваша леди, дон Вонгола, может оказаться в опасности, а Вы здесь нюни распускаете, — ровно произнес хранитель и убрал заболевшую руку в карман брюк.       — Ты чего делаешь?! — взвыл Джотто, упуская сказанное, и Джи даже пошатнулся от такого яркого контраста в поведении. — Это больно!       Арчери допустил мысль, что с силой удара он все же перестарался, еще когда Вонгола вскрикнул неожиданно громко, а сейчас в этом убедился, но тут же его накрыла садистское осознание, что больно было бы в том случае, если бы он ударил кулаком. Что ж, зато блондин — снова часть этого незаурядного мира.       — Прошу прощения, босс, но я был обязан сделать это, — отчеканил Арчери, учтиво поклонился и шикнул от кольнувшей в боку боли.       Ненароком Примо подумал, что кости у Арчери просто нечеловеческие. Но он не мог не быть благодарным за этот своеобразный жест проявления заботы. Пусть и не сразу, сквозь волну боли и негодования, Джотто принял факт, что не произойди этой символической размолвки, он бы долго еще сотрясал воздух тряской колен, как какой-то трус. Он поднялся с места и натужно ссутулился, растягивая ушибленную спину, а после за локоть толкнул друга к кровати, замечая болезненную гримасу на его лице. Теперь на свежую, так сказать, голову, стоило переосмыслить итоги допроса и в очередной раз сделать для себя выводы. Однако Вонгола внезапно нахмурился, все еще придерживая руку за спиной, и посмотрел на друга.       — А что на счет твоей леди?       — Моей? — хранитель вскинул бровь и посмотрел на Примо, как на ненормального. — Ты сейчас серьезно?       — Не придирайся, Джи, — отмахнулся он, будто он этого и не говорил. — Твои чувства к мисс Даниэль не так уж и безнадежны, и если ты так не считаешь, то я искренне в тебе разочарован, — он картинно прокашлялся и приосанился, одергивая жилетку, когда хранитель сверлил его более чем красноречивым взглядом. — Я тут понял, что мне нужно сообщить это Оливьеро и поговорить с ним. А ты дождись последнего осмотра врача и — бога ради! — в сопровождении спускайся вниз. Я попрошу послать за тобой.       Арчери раздраженно вздохнул, смотря на уходящего, но как только дверь закрылась, на его губах показалась еле заметная улыбка.       — Как я и говорил, мадам с постоянно меняющимся настроением, — выдохнул парень и потянулся к подушке.       Вонгола улыбнулся уже закрытой двери и медленно поплелся к лестнице, оставляя незамеченными и проходящих мимо служанок, и приоткрытую дверь в комнату Микаэль. Джи всегда был хорошим компаньоном и еще более хорошим другом, иногда даже слишком. Хотя сегодняшние его действия, относящиеся к числу необходимых, но чрезмерных, были очень своевременными. Джотто и сам чувствовал, что воспринимает информацию близко к сердцу, смотря на наихудший из вариантов будущего и представляя, что это самое будущее уже наступило. Особенно после того, как он пересекся в коридоре с Микаэль после допроса, неосознанно прогнав все услышанное. Тогда у парня словно что-то щелкнуло внутри, и бурлящая гуща эмоций стала перерастать в нечто истерическое и инстинктивное, что он чуть ли не выплеснул на друга. Шумно выдохнув, Джотто шлепнул себя по щекам, оставляя красные следы, кивнул куда-то в стену и ускорил шаг.       Долго искать Оливьеро не пришлось, что очень обрадовало блондина. За мыслями он набрел на лестницу, о существовании которой до сего момента не знал; спустился на этаж ниже и осознал, что не понимает, где он вообще очутился. Хорошо, что прямо около лестницы была открытая дверь на задний двор, а там уже и не доставляло сложности высмотреть черную макушку Каваллоне на фоне серого неба. У Джотто не было никакого желания бродить по особняку, в надежде встретить хоть кого-то из слуг, чтобы они объяснили ему, где он оказался, а такое стечение, скажем так, шагов можно было считать очень удачным. Хотелось быстрее рассказать обо всем и уехать домой, чтобы проспаться. Ирония была в том, что долю секунды назад парню требовалось решение проблемы, которое своими или общими силами найти нужно было обязательно, а вот сейчас правильным казалось оставить все на самотек до тех пор, пока обстоятельства нож к горлу не приставят. Это не в стиле Примо, но любые действия в ответ на эту новость со стороны альянса, которая к тому же еще и не должна была быть оглашена, могут повлечь цепную реакцию со стороны Арканы и Фенье. Вонгола уже понял, что соображает этот дуэт быстро и в правильном направлении, в то время как он постоянно спотыкается на ровном месте. «Слишком много думаешь», — сказал как-то Козарт и был абсолютно прав.       Рассказ был коротким, да и говорил исключительно Джотто. Постепенно меняющееся лицо Каваллоне дало понять, что ему это все не нравится ровно настолько же, насколько и Вонголе. После взаимного обмена тревогами легче, конечно, никому не стало, но вот Оливьеро в очередной раз с поражением принял давнишние слова блондина о его непонятном страхе. Это те самые, после которых Каваллоне Примо вспылил и отправил друга «под домашний арест». Тем не менее, разошлись сейчас мирно, остановившись на решении усилить охрану поместья в целом, застенок заложника и комнат сестер. Брюнет даже предложил остаться Джотто здесь на крайний случай, но тот любезно отказался, не придумывая отмазки и совершенно серьезно выпалив, что так рано этого при любом раскладе не произойдет. А если и произойдет, при усиленной-то охране, то Каваллоне в его глазах резко потеряет свой статус и величие. Парни явно поменялись местами, потому что последние несколько минут разговора, если кто-то и был под чьим-то давлением, так это Оливьеро, который уступал спокойствию глаз Вонголы Примо.       Спина у Джотто болела нещадно, и он уже задумался, не мог ли Джи ему выбить какой-нибудь по счету позвонок. Парень даже поклониться не смог, прощаясь с хозяином дома и оставляя его в распоряжении подошедшей к концу разговора Даниэль. Чуть позже стало ясно, что и при поворотах ощущения не очень приятные — еще одна причина поскорее вернуться домой и улечься в кровать, после просьбы Солнцу Вонголы немного посветить на него. Однако было еще кое-что, что перед отъездом Джотто был обязан сделать. Парень привык решать проблемы по мере их возникновения, но вот обжигающая необходимость поговорить с мисс Микаэль появилась только сейчас. Непонятно, по какой причине, но Примо плохо помнил, их разговор в коридоре. Тогда девушка оказалась лучом света в царстве сгущающейся тьмы. Лучом, который Джотто сам и не захотел замечать, потому что сознанием был все еще перед заложником, выбивал из него последние слова. И сейчас размеренным стуком каблуков он высчитывал шаги от задней двери особняка до комнаты девушки. В голове не было ни единой мысли, только лишь нечто, толкающее вперед по коридорам, по которым Вонгола шел впервые. Столкнись он сейчас с кем-нибудь, его бы по наитию приняли бы за приведение или и того хуже.       В комнату, распахнув и без того приоткрытую дверь, Джотто вошел в хмуром состоянии, мгновенно прозрел, осмотревшись, и тут же вышел, прижимая закрытую дверь спиной. Сразу пришло осознание невежества и, вероятно, не роковой, но грубой ошибки. Парень лишь успел заметить женский силуэт в кресле, а сейчас недоумевал, почему никакой реакции на его бурное появление не было. Пропустив несколько бешеных ударов сердца, блондин судорожно выдохнул и, все еще не отходя от двери, пальцами отбил на деревянной поверхности ритм старой итальянской песенки, которая была очень популярна в кругах городских жителей. Конечно, он не рассчитывал, что Микаэль, рожденная и живущая далеко от простецких низин, однако искренне мечтающая хотя бы просто познать их, узнает незамысловатый ритм. Но реакции и вовсе не последовало. Вонгола непонятливо глянул через плечо, взглядом упираясь в коричневое отполированное дерево. Преодолевая странную тревогу, Джотто сглотнул, развернулся и, опасаясь, открыл дверь, так медленно, будто издевался сам над собой.       Микаэль спала. Она уснула, зажавшись в угол кресла и прижав к себе книгу, обложку и название которой парень не смог разглядеть, разве что непонятные ему иероглифы. Сердце моментом опустилось вниз и в то же мгновение вернулось на свое место, восстанавливая напрасно потрепанную секундным волнением душу. На фоне недавнего разговора все это показалось критично страшным, но это всего лишь воображение Примо сыграло с ним жестокую шутку. Время было еще не позднее, но череда сегодняшних эмоций подразумевала, что Микаэль вымотается очень рано. Джотто не знал, что на самом деле чувствует младшая Адьюкато, и речь идет не о чувствах сентиментальных и возвышенных к нему, хотя и здесь он боялся зарекаться наверняка. Парень размышлял над словами девушки в самом начале, о ее мыслях на счет происходящего. Возникал вопрос о том, насколько много она знает и насколько ее мнение субъективно при всей невозможности судить широко. Самое время подумать об этом, но никакого желания не было. У Джи уже, скорее всего, прошел заключающий осмотр, и он в полной готовности сидит на кровати, ругаясь на медлительность босса, во дворе, совершенно точно, уже стоит готовая к отправлению карета, а Джотто здесь. Рядом со спящей красавицей, цвет волос которой отдает золотом в тусклом свете пробивающихся из-за расходящихся туч лучей солнца. Юбки ее платья лежали в кресле вокруг нее, словно пушистое облако; вьющиеся, мягкие на вид волосы закрывали оголенные кроем платья плечи, а руки, кажется, из последних сил прижимали к груди эту злополучную книгу со странными закорючками, будто это было то единственное, что удерживает девушку в этом мире. Даже грустное зрелище, с какой-то стороны. Но увлеченный этой умиротворенной картиной, Вонгола не заметил, как подошел и опустился на корточки, чтобы рассмотреть лицо девушки поближе. Он скользил взглядом по чертам ее лица, запоминая линии и мельчайшие детали, как это делает художник. Немного еле заметных веснушек на переносице, длинные и густые ресницы, яркая, но очень маленькая родинка чуть выше верхней губы справа, пухлые приоткрытые губы. Они неожиданно сомкнулись в ровную линию, и Джотто моргнул, поднимая взгляд и устремляя его в смущенные глаза проснувшейся Микаэль. Бледные до этого щеки налились румянцев, изумруд в глазах маняще и пугающе одновременно блеснул, да так, что Вонгола не удержался на ногах и в ту же секунду, когда правый носок свела судорога, упал на подкосившиеся ноги.       — Джотто! — она, все еще смущенная и плохо осознающая свое положение, соскочила с кресла, оставляя в стороне учебник по японскому языку и опускаясь на колени рядом с осевшим Вонголой.       Попытки задать элементарный вопрос на подобие «все ли в порядке?» заканчивались на поспешном вдыхании воздуха в легкие. Микаэль, не до конца понимающая, что Джотто делал в ее комнате, ужасно перепугалась, когда он неожиданно рухнул, пусть и совсем не с высоты полета.       — Ногу свело, — по-ребячески выпалил парень, сжимая ноющую щиколотку и глупо улыбаясь. — Простите за вторжение, мисс Микаэль. И за мое положение…       — Не неси чепухи… — совсем тихо выговорила девушка, опустив голову и спрятав глаза за тенью волос.       Блондин махнул головой, но этот жест остался незамеченным, и тогда на его губах появилась улыбка, печальная, но такая правильная. И он не мог ничего сказать, и слова вымолвить не получалось. Будто острые когти схватили его за горло, заставляя лишь из последних сил дышать. Джотто медленно приблизился, пальцами убрал мешающие волосы девушки за ухо и невесомо поцеловал ее в уголок губ. Это больше походило на ожидание разрешения продолжить, но парень изначально не собирался заходить дальше. Быть честным с самим собой он посчитал гораздо более разумным действом, нежели увлечение чувством. А то самое честное «я» говорило Вонголе, что нужно хотя бы извиниться, все равно он не знает, что говорить и делать дальше. Это противное оцепенение сломало Примо, словно он был мальчишкой.       Парень уткнулся носом в шею девушки, вдохнул сладость ее волос, заставляя Микаэль краснеть и с силой стискивать зубы, чтобы ни проронить ни звука. Он вычертил носом линию от злополучной точки на шее вниз и обессиленно коснулся лбом плеча. А Адьюкато сгорала от смущения, потому что все, что она сейчас чувствовала, было для нее впервые. Все тело будто стало тяжелее, и хотелось бессознательно пуститься в объятия неге, но напряжение и внутренний голос грубо заклинали не двигаться. Микаэль краснела от ощущения дыхания Примо, от его тепла и просто от того, что он рядом. И мысли при этом были самые запредельные, как будто она была не то отступницей, не то заколдованной девицей. Все шло по задуманному сценарию автора какого-то романа, хотя происходило на самом деле весомо больше. Ведь все это мешалось с ныне присущей тревогой, которая охватила девушку после столкновения в коридоре. От того ли Микаэль ощущала все еще более четко?       Она запустила длинные пальцы в блондинистые волосы Джотто, замершего у ее плеча, и, поддаваясь непреодолимому желанию, аккуратно потрепала их. Эту мягкость она полюбила еще в день, когда дотронулась до шевелюры совершенно случайно, будучи прижатая к груди Вонголы, и сейчас девушка чувствовала неописуемое успокоение. Внезапно вся чувствительность сошла на «нет», Микаэль даже не уловила переломный момент, и теперь казалось, что этот по-своему материнский жест был именно тем самым, что требовалось Вонголе в эту секунду. Его же словами говоря, она готова была провести вечность с ним в таком неудобном положении. Даже есть с улицы уже слышится ржание лошадей и недовольный тон компаньона Примо.       — Вам пора, дон Вонгола — шепотом проговорила Адьюкато, выпуская пальцы из волос и намеренно задевая тыльной стороной ладони щеку парня.       — Нет, — отрезал Джотто, тут же поднимая голову и ловя руку леди, — я пришел сюда за тем, …       — Я, кажется, говорила, что не прошу обо всем рассказывать, — Микаэль посмотрела в глаза парня совершенно серьезно, но с такой радушной улыбкой на губах, что блондину пришлось вновь задуматься, насколько близко к победе подошла внутренняя светская львица в душе девушки. — Я очень рада, что просто могу быть рядом в такие моменты и продолжать верить в Вас.       — В «тебя», — чуть погодя, ответил он и тихонько усмехнулся. С улицы снова послышался недовольный говор Арчери, из-за чего и Джотто, и Микаэль пришлось тут же оглянуться в сторону приоткрытого балкона. — И ты, похоже, права.       Неглубокий и короткий поцелуй на прощание пришлось разорвать после очередного ржания лошадей. Превозмогая боль во вновь схватившей спине, Вонгола поднялся, громко выкрикнул недовольное «Иду!» в адрес Джи и, поклонившись, вышел, оставляя довольную Адьюкато сидеть на полу посреди раскиданных обручами юбок и недоумевать, а осталась ли его реплика услышанной.       Всю дорогу до особняка Вонголы Джотто вертелся на месте, ибо никак не мог усесться так, чтобы спина его не беспокоило. При любом красноречивом взгляде Арчери в сторону босса, последний едва подавливал желание высказать все самое пакостное и грубое, что он думал о нем, но всякий раз прикусывал язык, твердя себе, что тот жест был необходим. Страшно подумать, какая истерика могла охватить Примо, а главное, чем бы она могла закончиться в плохом случае. Когда-то давно Джи по пьяни сказал, что при случае выбьет из босса всю дурь, но, признаться, Джотто не ожидал, что в один прекрасный день все случится настолько дословно. Стоило спросить Арчери, доволен ли он, однако парень, наверняка, о том разговоре ничегошеньки и не помнит. Слишком давно это было. Даже хочется сказать, что и неправда.       Время близилось к ночи. Совершенно чистый закат перелился в темно синее небо, усыпанное белоснежными звездами. После чаепития с сестрой, Микаэль допоздна сидела на кафельном полу балкона, укутавшись в теплое одеяло, и смотрела на эти самые звезды. Даниэль же, как вернулась от сестры, сразу легла спать. Оливьеро ей так ничего и не рассказал, поэтому уснула она безо всяких дурных мыслей в ожидании нового такого же тяжелого дня. А сам Каваллоне Примо закрылся в своем кабинете еще после того, как отбыл Джотто. Уже после разговора с ним он решил, что срочно напишет письмо Кварто с просьбой об отступлении. Он пока не понимал, к чему это, ведь если дон Адьюкато так отступил, то дело с мертвой точки не сдвинется. Но в то же время, если он пойдет на пролом, все может закончиться еще более плачевно. Доставкой короткого сообщения занялся Лео. Оливьеро подошел к мальчишке самолично, что делал очень редко, поэтому он воспринял дело со всей серьезностью и ответственностью. Его птицы Тумана были как раз пригодны именно для таких случаев, хотя и неистово выматывали. Леонард уже отправил двух таких за последние пару часов: послание хранителям и письмо Кварто, на случай, если они все еще не встретились. С хранителями все было очень просто, потому их точное местоположение было отмечено на настольной карте Каваллоне, а с доном Адьюкато пришлось очень долго думать. Сейчас мальчишка сладко посапывал на диванчике в кабинете Каваллоне Примо, дожидаясь ответа хоть одного из адресатов. Лео был полностью уверен, что ответ придет, по крайней мере, от хранителя Тумана Каваллоне, и уверенность эта оказалась заразной. Оливьеро быстро сдался и наказал мальчику ложиться спать в его кабинете, чтобы в случае необходимости быстро отправить ответ.       Конечно, письмо от хранителя Тумана Каваллоне пришло неожиданно быстро, брюнет даже не успел прикончить бутылку вина. Самым удачным оказалось то, что в этом же письме был и ответ Кварто, и значило это то, что люди, посланные Каваллоне на встречу с Адьюкато, миссию свою удачно выполнили. Вопросом были действия других хранителей Каваллоне и Шимон, посланных на миссию разведки и оцепления территории, но пока они так же отображаются на карте, все было относительно нормально. Босс Адьюкато рвал и метал, видно это было даже из черных букв на желтоватом листе бумаги, однако отступить он согласился и выразил благодарность за вести и за помощь. Это означало, как минимум, спокойную ночь и для разведчиков всех трех семей, находящихся в оцеплении, и для Оливьеро. Он самому себе улыбнулся, считая ненужным писать что-то в ответ, поэтому решил поспешить в кровать, но прежде, не будя мальчика, отнес его к матери, искренне поблагодарив ее и встретившихся слуг дома за заботу. Таки настроение у молодого человека пусть совсем немного, но поднялось.       Примерно в это же время Вонгола закончил рассылать информационные письма семьям-союзникам. В них парень разве что предупреждал и просил быть осторожными на определенной территории. И только в Джиглио Неро он отправил особое послание с завуалированной просьбой вооружиться. Это было личное письмо Секондо, в котором парень больше рассказывал о своих плохих предположениях и истинных тревогах, но именно такое обычно и становилось отправной точкой и для потомственных боссов Джиглио Неро. Они было очень вкрадчивы и догадливы; это был совершенно иной уровень, нежели интуиция Вонголы. Да и кольца Маре, которыми обладает семья, по определению несут в себе нечто, предрасположенное к предсказываниям, которыми с такой чистой благоговейностью занималась Сепира. Словно красная нить, которую женщина однажды завязала на мизинце Джотто, все еще вилась и вилась, охватывая и кольца Вонголы, и кольца Маре. И то, что сам Вонгола Примо принимал и запечатлевал в своем сердце. Все так, как матушка Судьба и прописывала. В это письмо, скрепя сердце, Джотто выложил все эмоции, которые могли помешать ему уснуть, а потому оставшуюся ночь он проспал мирно и почти без тревог.       И только утром…       Он вскочил в холодном поту, когда в ушах сквозь сон внезапно зазвенело, и болезненно прорычал, чувствуя, как медленно-медленно расслабляются мышцы на спине. В том глухом звоне он отчетливо слышал голос Микаэль, но в эту минуту зудящая боль перебивала любые попытки вспомнить, что она там говорила. И сон Джотто совершенно не помнил. Мог только сказать, что это было что-то очень неразборчивое и определенно пугающее, ведь сердце у парня билось так, словно было готово выпрыгнуть из груди. Вонгола не находил себе места, чувствовал непонятный страх и желание исчезнуть по щелчку собственных пальцев. Совершенно точно, не самый хороший сон, в котором мог бы привидеться любимый человек.       — Босс! — дверь в комнату Примо была буквально сорвана неприметным человеком в черном костюме, в лице которого Вонгола узнал одного из внутренней охраны дома. — Беда!       Первой новостью в шесть утра стало вражеское вторжения на территорию Вонголы, о котором буквально только что охране доложил Спейд. Сказано было, что хранители в большинстве своем, исключая Джи Арчери, уже выдвинулись навстречу противнику и велели парню доложить о ситуации боссу семьи. Пока он говорил, Джотто поспешно одевался и слушал о потерях, нервничая все больше и больше. Мысленно он сопоставлял точки на карте: откуда пришел враг, с какой стороны находится поместье Шимон, в какую сторону направились и как разделились хранители. Продумывая малейшие детали, Вонгола сразу искал и пути быстрой победы, и способы безопасной для окружения схватки, и варианты отступления, такого, чтобы не пришлось оставлять особняк. Зная о ситуации только образно, Джотто предполагал худшее, надеясь на лучшее. И искренне верил, что Козарта это наступление обошло стороной.       Разбивая на своем пути оконное стекло, в комнату влетела стрела. Она была направлена точно в голову уже собравшегося выходить Джотто, и если бы не треклятая интуиция, она попала бы по назначению. К сожалению, парень поздно сообразил, насколько его действие, произведенное скорее на автомате, было ошибочным. Неаккуратный, но острый наконечник черкнул парня по щеке, когда он только-только отклонился, и с противным звуком пронзил череп стоящего у двери бедняки, словно гвоздем, прибивая его к двери и заливая деревянную поверхность и пол темной кровью. Примо замер на месте с вытянутой рукой, как будто все еще пытающейся поймать эту несчастную стрелу, и в то же мгновение стиснул зубы, давясь злостью и беспомощностью. Он уже ничего не мог сделать, даже примитивно извиняться было бессмысленно и больно. Парень заметался от дьявола к ангелу, и еле устоял на ногах, вспоминая, сколько раз он не только не мог спасти, но и самолично убивал. Стоило в очередной раз взять себя в руки, чтобы жертв не было еще больше. К тому же эта стрела определенно несла в себе вызов, личное сообщение: врагу нужен был не кто иной, как сам Вонгола Примо собственной персоной.       Парень отправился наугад, в место, куда его интуитивно вело пламя. После того, как он зашел в чащу, добраться до места столкновения оказалось очень просто: Спейд умело и старательно орудовал пламенем и отвратительными иллюзиями, с сумасшедшим огнем в глазах сметая на своем пути человек по десять за раз. И Асари оказался с ним в паре очень кстати, видимо, решил на всякий случай проследить, чтобы и без того неконтролируемый моментами Туман не заигрался.       — Наш босс упоминал, что Вы очень изворотливы, дон Вонгола, но я и подумать не мог, что настолько, — краем глаза заметил как один из группы людей, которая, кажется, сдавалась под очередным напором Спейда, выпрыгнул из самого пекла, преодолевая выбитых из колеи хранителей, и шустро забрался на дерево, задерживаясь на толстой ветке. — Кстати, мои соболезнования тому бедняжке. Не в то время и не в том месте оказался, — мужчина плавно поднял руку, отдавая своим людям приказ на отступление.       Угетсу непонятливо и в то же время испуганно глянул на Вонголу и поймал уничтожающий взгляд, которого видеть явно не хотел. Сжимая рукоять меча и смотря вперед на склонившихся, как один, противников, Дождь отступил в сторону дома.       — Спейд, — шикнул Джотто, разжигая пламя настолько, насколько его ярость позволяла. Вонгола не знал, куда девать бесконечную злость и в какое дерево и кого именно стоит впечатать. Деймон счел нужным исчезнуть, смиряя босса незаметным для него взглядом исподлобья. — Вы хотели меня видеть, господин..?       — Вам не нужно знать мое имя, — мужчина соскочил с ветки так же быстро, как и забрался на нее. В полете он успел отдать несколько знаков руками, после которых люди за его спиной разбежались, кто куда, и за эти же считанные секунды достать нож. Этот человек приземлился в полуметре от Вонголы, но Примо даже глазом не повел, так же внимательно рассматривая мужчину из ровной и неподвижной стойки. И когда нож вместе с резким выпадом болезненно уперся в живот, Джотто лишь прикрыл глаза. — Моему господину очень не понравилось, что Вонгола прознала о наших планах.       — Я не заботился о том, чтобы ему это нравилось, — не медля, ответил Джотто и снова открыл глаза, опуская их на герб Вонголы и замороженные руки мужчины.       — Как жаль, что Вы допустили ошибку, — совсем тихо проговорил мужчина и боязливо, но уверенно глянул на руки, ноги и лед, поднимающийся от земли стремительно и беспощадно.       На секунду потухшее пламя Посмертной Воли снова засияло с новой силой. Джотто сделал несколько шагов назад и огляделся, выискивая настоящего врага. Ледяная фигурка никого не сковывала, а лишь странным образом стояла посреди зеленой травы, непонятно откуда взявшейся. Еще по пути сюда Вонгола заметил, что находится совсем не в том лесу, который по плану окружает его поместье. В свое время, во время тренировок, прогулок, парень исходил его вдоль и поперек. Знал каждую травинку, каждое деревце, каждый сучок и торчащий из-под земли корень. Но сейчас Вонгола словно находился где-то далеко от поместья, он чувствовал себя заблудившимся ребенком. К слову, очень раздражающее чувство, особенно вперемешку с не утихшей злостью.       Словно щелчок в голове, и Джотто резко развернулся, содрогаясь от занывшей спины. Тут же в дерево за его спиной прилетел метательный нож с завязанным на рукоятке клочком бумаги. Парень едва ли успел уклониться, чтобы снаряд не прилетел ему в бок, однако рубашка была безвозвратно испорчена.       — Хочу сказать спасибо за то, что предостерегли дона Адьюкато, — снова послышался уже знакомый голос, и мужчина снова показался на той самой ветке, на которой сидел минуту назад. — Если бы не письмо с просьбой об отступлении, нашему отряду пришлось бы вернуться к главным силам на подмогу, и к своей основной цели мы бы так и не приблизились. Вы были оч…       Именно в этот момент знакомая до боли стрела, овитая красным светом и глубоким недовольством, прилетела ему в голову, сбивая того в дерева, словно утку, в которую так надежно прицелился умелый охотник. Совершенно спокойный взгляд Примо обошел человека, упавшего замертво, и косо посмотрел в сторону, откуда прилетела стрела. Через широкий тоннель между кронами деревьев Джотто видел лишь два окна особняка, а потому, судорожно выдохнув, сорвал с ножа огрызок бумажки, быстро пробежал янтарным взглядом по двум коротким строчкам и до боли в костяшках сжал кулаки.       «Пламенный привет от сестричек Адьюкато», — пронесся в его голове гробовой голос лежащего под несчастным деревом мертвеца. И сегодняшний сон, словно волна ледяной воды, ударил в голову. Царапина на щеке противно заболела, заставляя вспомнить вчерашнее мимолетное прикосновение ладони Микаэль к этому месту, и зазвенел женский молящий о помощи голос.