С красной строки

      Вонгола вернулся в особняк сразу же после того, как спалил дотла иллюзию, в которой оказался. Деймон всегда был шутником, на чьи шуточки парень смотрел сквозь пальцы, но сегодня, даже принимая во внимания обстоятельства созданной иллюзии, хранителя Тумана хотелось разорвать на куски. То, что автором сего леса, который доныне окружал дом, был Спейд, Джотто понял не сразу. Бесчисленное количество иллюзионистов, помимо последнего, плохо влияло на осознание блондином реальности, от того и было то ужасное ощущение потерянности. Примо не сомневался, что иллюзионист знал, что делает, но его раздражало поведение хранителя. В обычный день Вонгола бы не обратил внимания на косой взгляд в свою сторону, хотя и в этот раз он почувствовал только непонятное, несопоставимое с ситуацией давление. Джотто даже объяснить своего чувства на тот момент не мог; его, правда, просто раздражала то короткое мгновение, которое на деле было ничем.       Томно и бесцельно вышагивая по коридорам особняка, Вонгола пытался думать. Эта несчастная записка оказалась не только вестником ужасной новости, но еще и уточнителем некоторых особенно важных обстоятельств, не говоря уже о словах того человека, про главную цель. Наверняка ясно было только то, что команда под названием «Главные силы мафиозного альянса» на каком-то повороте повернула не туда, и так уже не в первый раз. Было совершенно точно понятно, что все развивалось по продуманному сценарию вражеской семьи, и тут, ты хоть убейся с неоправданными протестами, ничего уже не исправишь. Это была глубокая-глубокая яма, на дне которой оказалось болото. Барахтаться было бесполезно, ибо затянет еще сильнее. После стрелы в его комнату, Джотто понял, что его смерть противнику была так же необходима, как воздух. Именно в момент, когда чересчур острый наконечник сначала черкнул его по щеке, а потом, словно нож по маслу, вонзился в череп охранника, оказавшегося рядом по трагически неудачному стечению обстоятельств, Примо сообразил, что ошибка на пути разгадывания логической задачки была колоссальной.       По дому носились слуги, комкая в руках белые простыни для раненых. В доме Вонголы их было не очень много, поэтому приходилось таскать большими кучами. После того, как Джотто пересекся с пятой служанкой, ему стало дурно. Парень не знал точную численность пострадавших, но из разговоров охранников при входе в особняк услышал, что среди раненых были подчиненного каждого из хранителей семьи. Кажется, даже парочка людей Спейда пострадала. Сбивала с толку каждая мелочь, начиная с того, что еще вчера утром он мило беседовал с Козартом. И разговор с Микаэль, который всплывал в памяти уже не в первый раз… Может быть, как и сказала, она не хотела, чтобы ей все рассказывали, но это надавило на Примо с новой силой. Джотто всегда считал взгляд зеленых глаз младшей Адьюкато дурманящим и по-своему гипнотизирующим, и вчера он сумел добраться до закоулков души парня с самой неожидаемой стороны, исподтишка.       — Босс, — окликнул встретившийся в коридоре мужчина, и Вонгола поднял строгий взгляд, — все хранители, кроме Джи Арчери и Лампо Бовино, ожидают Вас в гостиной.       Джотто на секунду задумался, вспоминая, отдавал ли он подобный приказ, но в итоге особо заморачиваться по поводу самоличных действий хранителей не стал. Общее собрание все равно нужно было провести, и чем скорее, тем лучше.       — А… да, — Примо кивнул, коря себя за несобранность. — Я скоро буду, — он поспешно развернулся в сторону лестницы, по которой только что спустился.       Странное дело, блондин непонятным образом растерял концентрацию и как будто забыл, насколько оперативно ему нужно сейчас действовать. Он не знал, на что обратить внимание первым делом, притом осознавая эту нелепость. Казалось, что даже тогда, давным-давно, когда семья впервые оказалась в критическом положении, все было как-то иначе — легче, что ли. Остановившись на полпути к своему кабинету, парень сделал несколько глубоких вдохов и выдохов, приводя мысли в порядок; медленно поднял голову, взглядом останавливаясь на последней двери коридора, как будто все свои мысленные утверждения направляя на нее. Вонгола усиленно сводил отрывочные мысли и догадки в одну единую цепь, от которой будет отталкиваться на этот раз. Если записка врага не приманка, и сестер, на самом деле, украли, в доме Каваллоне уже должно твориться сумасшествие. Наверняка, Оливьеро уже в полной готовности и отправил извещающее об этом, скоростное письмо в Вонголу и, вероятно, в Шимон. Отчего-то Джотто сомневался, что Каваллоне Примо решился оповестить об этом происшествии Кварто, но если оно так и было, то все шло почти гладко. Любые действия со стороны Адьюкато могут плохо кончиться и для противника, и для альянса. Это будет нечто очень похожее на взаимное уничтожение, без какой-либо выгоды для обеих сторон. Рассуждая дальше, хотелось верить, что Шимон это нападение не коснулось, а, принимая во внимание цель закончившегося недавно спектакля, вера была не безнадежной. Письма из Каваллоне должны прийти Джотто и Козарту почти одновременно с разницей, быть может, минут в десять-пятнадцать. Эти минуты, на которое письмо в Шимон задержится по ясным причинам расстояния между особняками, сыграют Вонголе на руку. Как минимум, это позволит подготовить лошадей для выезда и отправить весточку в Джиглио Неро, их помощь может оказаться очень кстати. Потом быстрый сбор людей, полностью невредимых и способных сражаться, и моментальный выезд к особняку Каваллоне с заездом в поместье Шимон. Если его математическое «я» Джотто не обманывает, то они прибудут в Каваллоне как раз к тому времени, как Оливьеро сорганизуется. Сейчас и Вонгола точно поставил перед собой цель — полное уничтожение.       И после очередного глубокого вздоха, Примо направился к своему кабинету, с точным знанием, что там его уже заждались.       — Он мог еще что-нибудь сказать, — ураганом ворвавшись в свой кабинет, с упреком проговорил Джотто в адрес сидевшего на подоконнике Арчери и широкими шагами прошел к столу.       Поначалу Джи отреагировал лишь тяжелой усмешкой, которую Вонгола даже не понял, а чуть позже угрюмо, даже зло, развернулся и посмотрел на друга.       — Ты все равно его не слушал: отчаянно пытался понять, где оказался, — фыркнул хранитель, спрыгивая с подоконника и обходя диван. — Спейд снова за свое.       Блондин тихо цыкнул, узнавая первые нотки песни, которую собрался завести Арчери. Относительно давняя история, которая никак не оставляет Джи в покое, уже успела принести немало проблем нервам Вонголы Примо. И чрезмерно сильное давление со стороны хранителя Урагана на этот счет было одной из этих проблем. Этот парень чертовски суров, когда дело доходит до врагов, но стоит зайти речи о предателях — Джи становится и вовсе неумолим.       — У него есть свои на то причины, — совершенно неожиданно для самого себя ответил Джотто и на секунду замер, словно снова обдумывая и свое раздражение по отношению к хранителю Тумана, и слова красноволосого. — Я просил его защитить поместье, и он сделал это, своими методами.       — Глупые отмазки, — раздраженно продолжил Арчери, подхватывая паузу босса. — Прекрати его оправдывать! Ты прекрасно знаешь, что ошибаешься и верно идешь к тем истоптанным граблям!       — Хватит, Джи! — не выдержал Вонгола и ударил по столу, опускаясь в кресло. — У нас сейчас есть проблемы гораздо важнее выходок Спейда.       Знает он, знает. И про грабли знает, и про то, что за ними находится, но, при всем своем уважении к семье и Арчери, принимать это наотрез отказывается. К тому же сейчас, действительно, есть то, что требует гораздо большего внимания. Смотря на искренне недоумевающее лицо Правой Руки, захотелось тихонечко взвыть, снова прокручивая все в голове; однако времени на это катастрофически не хватало. На внешний подоконник присела большая птица, окутанная знакомым пламенем Тумана, и Джотто кивнул сам себе, подтверждая недавние размышления. Легким, но принудительным тоном Вонгола попросил хранителя впустить птицу, забрать одно из писем на ее лапке и вслух зачитать содержимое. Не то, чтобы он ожидал услышать что-то новое, но удостовериться во всем ему обязательно было нужно. Пока парень готовил лист бумаги для письма в Джиглио Неро, Арчери с явным нежеланием и скрытой детсадовской обидой, что его практически заткнули, сделал все, как было сказано. Долго раздумывать, какой из конвертов нужно было брать, не пришлось, потому что оба были подписаны, пусть и очень коротко, но сомнений в том, что «V» — это «Vongole», а «S» — «Shimon», не возникло. Птица, словно выдрессированное животное, в чем лично парень сомневался, наклонила головку и упорхнула обратно в окно. И, пораженный такой манерностью, Арчери на автомате склонил голову в ответ. Выполняя просьбу босса, он раскрыл письмо и без ожидания какого-либо подвоха вслух прочел три слова, а после испуганно замер, словно не понял обычного утверждения. Вчера Джотто чуть ли не поднял панику из-за плохого предчувствия, а сегодня Джи не знал, что чувствовать и как реагировать на то, что предчувствие сбылось.       Секундная тишина прервалась поспешным шуршанием бумаги и скрежетом пера о шершавый лист, и Арчери перевел взгляд на подозрительно спокойного Вонголу. Он быстро что-то написал, оставил печать пламени и тут же поднялся, в то время как Джи все еще осмысливал ситуацию.       — Какого…? — начал он севшим голосом и подорвался с места, тот час же расплачиваясь за необдуманные действия. Парень схватился за бок, чуть ли не пополам сгибаясь из-за режущей боли, и обессиленно вновь сел на диван.       Джотто остановился, мельком смотря на время и морщась. На счету каждая секунда, но он, прежде всего, человек с чувствами и черта с два оставит друга в непонятках да еще и в таком состоянии.       — Тот человек передал мне послание от Аркана Секондо, — Джотто грустно улыбнулся, присаживаясь рядом и подставляя плечо, чтобы Джи смог опереться. — Ты убил беднягу как раз в тот момент, когда он собирался раскрыть все карты. Мне удалось понять только то, что их главной целью является не Адьюкато, Аркана определенно боится их силы. Скорее всего, план о похищении они придумали тогда, когда узнали, что Кварто с людьми отправились на разведку лично. Узнай он о положении дочерей, он бы даже не дернулся и ни в коем случае не подверг бы их еще большей опасности, — говорил Примо, уже когда Арчери оперся и был готов подниматься.       — Но что…? — зарекся Джи, но обреченный красноречивый выдох босса его остановил на полуслове.       — Точно сказать не могу, но меня дважды чуть не убили, — блондин поднялся вместе с другом. — Сейчас поговорим об этом, ребята ждут внизу. Времени очень мало, поэтому объясню все в фактах.       Секунды скоропостижно сливались в минуты, они же — в часы. Как и обещал, Джотто говорил коротко и очень-очень быстро. Он четко поставил перед каждым хранителем его задачу, и, как ни странно, возражений не имели даже Деймон и Алауди. Последний приутих после упоминания Даниэль, а Спейд, кажется, подсознательно почувствовал, что одно его лишнее движение, и головы ему не сносить. К тому же хранитель Тумана по большому счету никаких указаний и не получил: только лишь жесткий и в то же время молящий взгляд в свою сторону. Десятиминутное собрание закончилось единогласным решением, что медлить нельзя. И единственный, кто был недоволен оставленной ему участью, оказался раненный Джи. Он уже был готов запротестовать, но под натиском строгого заключения босса и приободряющей улыбки Асари, парень сдался. Кроме того, в особняке все еще оставались люди, включая тех, кто сражать не может не по каким-то обусловленным причинам, а по определению. Если предположение Примо, что главной целью является все-таки Вонгола, верно, то все еще существовала вероятность очередного нападения. Мизерная, но она была; и на такой случай оставшимся людям нужен был кто-то, кто возьмет на себя роль управляющего.       А стрелка часов продолжала наматывать круги по циферблату и буквально только что перевалила за полдень. На улице нещадно жарило солнце, и даже холодный морской бриз не спасал от непостоянного, но жестокого светила. Именно сегодня на небе не было ни облачка, и Сицилия медленно плавилась под яркими лучами. Это был самый обычный жаркий день, каковых на острове в конце мая и летом огромное количество. К тому же такая погода была ожидаемой, особенно после того, как вчерашний ливень к вечеру сменился чистым голубым небом. Будний день, в который люди делали то, что должны были: просыпались, завтракали в кругу семьи, шли на работу. Торговая площадь была, как обычно, шумной; городские улицы все еще опасными, таившими в своих закоулках карманников; лес таким же душным. День, который, по сути, ничем не отличался от остальных трехсот шестидесяти пяти. И Даниэль, уже давно давшая волю эмоциям, никак не могла понять, почему для нее и ее сестры этот день с самого утра был подобен аду. Девушку охватил ужас уже тогда, когда она проснулась. Сначала это, конечно, было подозрительно хорошее настроение, потом непонимание того, где она находится; а потом страх после взгляда на лежащую рядом связанную по рукам и ногам Микаэль. Мысли, которые завладели сознанием старшей Адьюкато в тот момент были настолько страшными, что она, пытаясь окликнуть русоволосую, никак не могла и слово вымолвить, потому что голос сел до такой степени, что кроме измученного хрипа ничего не выходило. Каково же было облегчение, когда до женского слуха дошло сонное мычание. Словно гора с плеч упала. Даниэль оказалась на грани нервного срыва — второго в ее пока еще короткой жизни. Но это минутное спокойствие не меняло того факта, что старшая Адьюкато все еще не понимает, где они с сестрой находятся, почему связаны. Конечно, логически предположить можно было, но, как известно, в критическом и паническом состоянии мозг соображает туго, просто пуская картинки с наихудшим из того, что успел придумать. Руки и ноги затекли, и каждое движение приносило массу неудобств, поэтому даже встать и осмотреться не представлялось возможным. Да и едва ли что-нибудь бы вышло, не будь бы веревок: страх сковал Даниэль похуже любой материальной цепи. Все, что было доступно взгляду шатенки, это маленькая комнатушка, которая освещалась только лучами солнца, пробивающимися сквозь листья деревьев и окно. Она была пустой и настолько грязной, что Адьюкато постоянно чихала из-за количества пыли. То глупое чувство шутки, которое она никак не могла преодолеть, и растущий с каждой секундой страх душили ее, оставляя в еще более безоружном состоянии. Хотя, казалось бы, куда уж больше: шатенка даже не ощущала на стопах туфлей. С другой стороны, о каких туфлях могла идти речь, если что на ней, что на ее сестре были ночные одеяния. Ей оставалось только кое-как сесть и забиться в угол, совершенно не понимая, что ей следует сейчас делать.       За дверью, сквозь шум посторонних голосов, послышались тяжелые приближающиеся шаги, и шатенка неосознанно вжалась в стену, пугливо смотря то на дверь, то на Микаэль и умоляя неведомые силы, чтобы последняя не проснулась именно сейчас. Никогда еще Даниэль не чувствовала такой паники, мир вокруг нее словно замер, кончик каждого ее нерва щекотливо трясся, а воображение рисовало картины по определению не очень позитивные. Когда шаги стихли, переставая глушить посторонний шум и, размеренно шагая, отбивать медленный ритм сердца, из-под двери, на месте маленькой щелочки света, взгромоздилась широкая тень, и Адьюкато закрыла глаза, пытаясь спрятаться от этого ужаса. А дверь тем временем бесшумно открылась, разгоняя по комнате еще больше пыли, и, словно это был совершенно другой человек, совсем не соответствующий размерам тени, в комнату вошел мужчина.       — Доброе утро, мисс Даниэль, — неожиданно высоким голосом произнес он. Сердце девушки в этот момент пропустило несколько ударов, а веки дернулись. — Если Вы пытаетесь притвориться спящей, то зря стараетесь. Ваша специфическая аура сдает Вас со всеми потрохами.       Оставалось только понять, о какой такой ауре этот человек говорит. Но, признаться, после этого высказывания у Даниэль совершенно отпало желание противиться его воле. Лучше она все равно сделать этим не сможет, а так, хоть немного смотря на ширящееся море эмоций свысока, она может примерно понять, что происходит.       — Кто Вы? — тихо спросила она, поднимая голову и устремляя взгляд потемневший глаз на все еще спящую Микаэль. Хотела бы она заглянуть в глаза человеку, напротив нее стоящему, но, вспоминая об упомянутой им, так называемой, «ауре», горазда она была разве что в ноги ему смотреть.       — Сомневаюсь, что это должно Вас интересовать, — совершенно серьезно, без каких-либо эмоций и интонаций, произнес он и подошел к ближе.       Тогда что-то непреодолимое и жгучее внутри заставило ее поднять взор. Наивная мысль, проскользнувшая в ее голове, что ей удастся посмотреть на незнакомца с яростью тысячи народов, испарилась, словно ее и не было. Холодный взгляд мужчины отбил у Даниэль даже желание пытаться что-то понять. Гнетущее давление, которое она могла сравнить только с давлением отца во время последней ссоры после помолвки, накрыло ее, сковывая все тело. Пытаясь вернуть обладание над своей концентрацией, Адьюкато все отчетливее чувствовала, как хотела сдаться. Даже когда мужчина присел рядом с ней на корточки, как бы ровняясь, она лишь угнетенно и болезненно закусила губу.       — Зачем все это? — проглатывая беспомощность, Даниэль судорожно выдохнула и совсем немного расслабилась, обмякшим телом съезжая ниже по стенке. — Если вы Аркана, тот поступок ваш настолько низок, что не даст вам достигнуть вашей цели…       — Если бы мы были той самой «Аркана», о которой Вы говорите, мисс Даниэль, мы бы не занимались этим, — брезгливо ответил незнакомец. — Эта организация, о которой Вы говорите, скорее всего, уже направила основные силы к месту собрания. Быть может, даже Вонгола Примо со своими людьми и Адьюкато Кварто вместе с ними уже мертвы. А может, и больше… — он заморочено покачал головой, все еще не выражая никаких эмоций. А Адьюкато слушала и понимала, что это больше похоже на какое-то недоразумение. Бессмыслицу, чистой воды выдумку. Никак не ложащиеся друг рядом с другом краткие факты не имели вообще никакой связи и доли правды, просто потому, что это было как минимум нелогично. — Недаром все же слухи ходят о… — и мужчина резко встал, разворачиваясь на сто восемьдесят градусом и мигом вылетая из комнаты, захлопывая и защелкивая на внешний замок дверь.       — О.? — сама для себя переспросила Даниэль, но общаться ей оставалось только с пустотой, и слава Богу.       Скорее всего, на интуитивном уровне заморачиваться над этим она не стала. Когда дверь хлопнула, девушка освободилась от внеочередной тяжести и неожиданно почувствовала неописуемую легкость в теле, только вот двигаться все еще не могла, потому теперь мешало не что иное, как материальные веревки. Она нервно посмотрела в сторону окна и судорожно выдохнула накопившийся в легких воздух. До сих пор ей ничего не было понятным, кроме факта того, что их с Микаэль похитили, однако после слов незнакомца, который даже непонятно зачем приходил, шатенка приутихла. Легкость, вероятно, появилась из-за того, что более или менее на уровне сумасшедших догадок Даниэль могла составить картину того, что случилось. Аркана, которая была упомянута, Примо Вонгола и отец — уже знакомый конфликт. Другое дело, что мыслительные процессы все равно происходили из рук вон плохо.       Тихий всхлип снова вернул в суровую реальность, и Даниэль испуганно обернулась к Микаэль, наконец, замечая, что она уже пришла в себя, а лицо, ее полностью мокрое от слез, прикрывают упавшие локоны длинных волос.       — Я говорила, что ненавижу мафию? — почти шепотом, заикнувшись на середине вопроса, спросила русоволосая, сворачиваясь калачиком настолько, насколько это было возможно, и закусила губу. Слезы не останавливались, из-за чего волосы неприятно липли к лицу, а Микаэль ничего с этим делать не пыталась вовсе.       — Мы с отцом состоим в мафии. Человек, в которого ты умудрилась влюбиться, — босс мафиозной группировки, — резко даже для самой себя ответила Даниэль, и виновато прикусила язык, не понимая, почему вообще это сказала. — Мне иногда кажется, что весь мир вообще это одна сплошная мафия…       Не то, что младшая Адьюкато хотела услышать, но именно то, что вздернуло ее и заставило подавить как минимум половину всех эмоций, что она испытывала с того самого момента, как пришла в себя. Она открыла глаза не так давно, а окончательно проснулась, когда незнакомый голос отчетливо сказал про отца и Джотто. По сути, это было единственное, чему Микаэль уделила должное внимание перед тем, как увязнуть в безумстве собственного воображения. Сейчас, убитая желанием по щелчку пальцев проснуться от дурного сна, она лежала без движения и без звуков, прокручивала фразу Даниэль. Обманет, если скажет, что не понимала этого и считала себя кем-то особенным, вне того, где родилась. Но некоторые вещи познаются слишком поздно, выталкивая из головы все лишнее и заставляя думать только о них. Эгоистичные мысли, которым нужно посвятить всего себя, чтобы раскаяться перед ними, чтобы измениться и, в конце концов, принять жестокую правду. Или же отказаться от нее окончательно, приняв смерть. Многие, наверное, решали, что им незачем жить, когда к горлу приставляли символический нож горькой правды. Так вот на миру и смерть красна. Но Микаэль, хоть и была отступницей, которая собиралась до конца защищать свое право мыслить, не имела столь категоричного нрава, поэтому, как и обычно, опять подчинится естественным законам жизни.       Шум в голове, судорога во всем теле, боль от перетянутых веревок, страх, непонимание, зарождающаяся ненависть к себе — все-все-все пришлось ограждать и сдерживать столько, сколько это физически было возможным. Младшая Адьюкато медленно перевернулась, превозмогая и убивая в себе себя же, и кое-как приняла сидячее положение. Прилипшие волосы неаккуратно легли по разным сторонам, когда девушка попыталась утереться о собственные плечи, вытягивая шею так, как это было возможно, и открыли заплаканное, покрасневшее лицо с нервно осматривающимися, кажется, постоянно блестящими глазами. Она просто не знает, как вести себя сейчас. Не знает, что ей чувствовать, во что верить. В голове у нее творился бардак, какого сама она еще не видывала и уж тем более не переживала.       — А если, как он и сказал…       — Этого не может быть, — твердо ответила шатенка, смиряя сестру взглядом. Микаэль удивленно, но с правдивым доверием во взгляде посмотрела на нее. — В противном случае, мы бы здесь не сидели…       Совершенно неожиданно для себя младшая Адьюкато начала радоваться, что оказалась здесь именно с Даниэль. Это была минутная слабость, полностью овладевшая расслабившимся сознанием, и девушка почти успела ей поддаться, и уголки ее губ даже приподнялись в улыбку, но…       Микаэль окончательно утеряла связь с реальностью. Она и проснулась-то без малейшего знания ситуации, а сейчас давящая атмосфера сковала ее окончательно. Непонятно откуда взявшиеся крики и ругань незнакомых людей, ворвавшихся в комнату в какое-то короткое мгновение; выстрелы со стороны двери, беспорядочное ржание лошадей на разный лад, выстрелы со стороны окна. Это началось слишком внезапно, появилось из неоткуда. Все тело начинало ныть из-за неудобного положения, голова заболевала от безостановочного шума. Хотелось плакать, но слез будто бы не было. Упуская то минутное счастье перед Даниэль, глаза Микаэль горели огнем, который был способен сжигать города, и в то же время в них с каждой секундой гасла надежда, что скоро все это прекратится. Было страшно, хотелось скрыться от всего, и невзначай она пискнула, давясь эмоциями и ненавидя себя, людей вокруг, мир, в котором живет, с новой силой. А все, чего она хотела, это чтобы все замолкло, ибо казалось, что сумасшествие с каждым мгновением начинало подбираться все ближе и ближе. Она не услышала слов сестры, обращенных ей, и склонилась, прижимая грудь к коленям и касаясь лбом пола, словно молясь тому самому Богу. Вопрос только, какому? И ему ли она посылала свои молитвы? Где был этот Бог, когда этот совершенно несправедливый план только начинал приводиться в исполнение? Все вокруг сейчас заимело смысл, который тут же опротивел младшей Адьюкато.       И тихий плач, словно эхом, застывшим в провальной тишине, разнесся по комнате, спотыкаясь о различные ткани. Несколько громких щелчков слились в один, по комнате разнесся угрожающий, незнакомый и в то же время близкий басистый голос. Со спины рук коснулась знакомая кожаная ткань в сочетании с холодным металлом, а спереди кто-то, отчеканив каблуками несколько шагов, опустился на пол, закрывая пути к единственному источнику света к этому укромному уголку.       — Вы двое… — хриплым голосом, будто бы только-только проснулась и встала с кровати, произнесла сидящая в шаге Даниэль, и ее сестра резво вскочила, глаза в глаза смотря на сидящего перед ней Козарта.       Сердце опустилось в пятки и тут же подпрыгнуло, стуча с новой силой. Она очень хотела развернуться, безумно хотела заглянуть в глаза человека, находящегося за ней, но ее сковало необъяснимое чувство веры и верности, как тогда, в парке. И как давно, казалось бы, это было, Микаэль все еще ощущала перед этим пугающее повиновение. Она смотрела то на опустившегося перед ней босса Шимон, глаза которого полыхали кроваво красным, то на перепуганный вид сестры, которая, как завороженная, смотрела на Вонголу, а это не мог быть кто-то другой. Именно в ее глазах она пыталась рассмотреть его, но и это стало бесполезным, как только старшая Адьюкато развернулась, почувствовав, что и за ее веревки кто-то принялся. Микаэль на секунду показалось, что, когда подошедший к сестре Алауди только-только коснулся ее рук, девушка вздрогнула и, лишь спустя какое-то время, решилась повернуться к своему спасителю.       — Не смей оборачиваться, — совсем тихо попросил Джотто и, освободив русоволосую от веревок и держа ее руки собственными, уткнулся лбом в ее шею. — Козарт выведет вас, у входа ждет Кварто. Не раздумывая и не медля, вы должны уехать отсюда.       — А как же…? — Микаэль дернулась, решив обернуться, но, закрыв глаза и прикусив губу, передумала.       — Как только все закончится, Примо, обещайте доложить отцу об этом, — строго проговорила Даниэль, стряхивая с запястий развязанные веревки и благодаря хранителя Облака Вонголы. Шатенка удивилась собственному тону, который оказался чересчур ровным, и с болью сглотнула полное отсутствие эмоций. Она не хотела видеть его. Не его она хотела бы видеть своим спасителем.       Отречено качнув головой, Микаэль открыла глаза и полным сомнения взглядом посмотрела на Козарта. Парню еще удалось застать этот разъяренный огонь в глазах, который сумел невообразимым образом подкосить его уверенность в себе. Он совершенно неожиданно вспомнил разговор с Вонголой о ворожее — это было в вечер, когда Микаэль отвезли в особняк Каваллоне, — а сам Джотто в это мгновение отпустил ее руки, отстраняясь, замечая странный взгляд Шимона и уже порываясь что-то сказать. Но неожиданно для всех со стороны Алауди послышался выстрел, который оглушил в первую очередь и без того запуганных леди. Этот выстрел послужил для Козарта моментом отсчета времени, данного ему на то, чтобы уйти с сестрами и вернуться в гордом одиночестве.       — Мы сделаем все в лучшем виде, мисс Даниэль, — напоследок отчеканил Вонгола и, поклонившись ушедшим, величественно поднялся. В этот момент и пламя его стало ярче, и следы крови на одежде, словно почернели. Это была ярость, которую Микаэль не должна была увидеть ни в коем случае.       А Козарт поначалу серьезно собирался девушек именно выводить, будто напрочь позабыл, сколько на пути сюда, в коридорах здания, лежит не только сильно раненных людей и трупов, но и сколько еще человек может выскочить из-за поворота с револьвером или чем-то еще хуже. Со слов Джотто и не только парень знает об их отношении к подобного рода вещам. «Неизбежно», — твердил он себе упрямо, но с джентльменским желанием уберечь слабый пол ничего поделать не мог. Решение пришло так же быстро, как шальная пуля обычно встречается со своим последним препятствием. Окно в конце коридора и хорошая ориентация Примо Шимон сочетаются в осознании правильности идеи, и парень, криво и боязливо усмехаясь, устремляет взор на сестер. Как бы грубо это не прозвучало, но Микаэль была в ужасном состоянии, и речь идет о состоянии внутреннем, потому что все эмоции были написаны у девушки на лице, как будто черным по белому. И Даниэль была потрепана не меньше. Ей, быть может, и удавалось, по меньшей мере, немного упокоить сестру, но самой от этого легче не становилось. Словно она забирала себе все тревоги, словно менялась с сестрой местами. Словно Земля. И сейчас лишь только по тому, как синхронно тряслись руки сестер Адьюкато, можно было сказать, что этот день невероятно изменит их: настолько, насколько это было возможно с их характерами.       Козарт внезапно осекся, прерывая себя на несвоевременных мыслях о пламени и скрытых силах, и, вежливо и виновато улыбнувшись, поторопил своих всегда прекрасных. Пока Даниэль на бегу недоумевала, в какую сторону в конце коридора нужно поворачивать, Шимон шустро создал поток красно-коричневого пламени на ладони, и почти в тот же момент это пламя охватило и его, и девушек, поднимая в воздух и позволяя беспрепятственно и наиболее безопасно покинуть вражескую крепость.       Сфера, окутанная несколькими строчками текста на странном языке, опустилась в нескольких десятках метров от дома, в лесу, недалеко от небольшого лагеря Адьюкато, который парень опознал по непримечательной и очень маленькой карете. Микаэль оступилась, стоило ему развеять пламя, и Козарту не хватило всего секунды, чтобы удержать ее от падения. Но, кажется, самой девушке было ровным счетом все равно, как она приземлилась. Все тело и без того болело настолько, что очередное неудачно приземление за весь сегодняшний день было ей нипочем. В ушах замерла тишина, в которой отголосками гулял голос Джотто, а руки отчаянно вспоминали его прикосновения, даже дыхание на шее, что разлилось по всему телу приятными мурашками. Она до сих пор невнятно понимала, что происходит; даже заплакать так и не смогла.       Шимон взволнованно посмотрел на Даниэль, но та только лишь уверенно кивнула на сестру, прося присмотреть за ней, пока сама она дойдет до отца. Люди вокруг уже засуетились, недалеко мелькнул Альберто, который вылез из засады, и теперь полный снисхождения и радости направлялся к вернувшимся леди. Тут же из-за кареты показался и сам Кварто. Это было сущим, но доселе необъяснимым удовольствием наблюдать отцовские объятия, в которых мужчина сжал свою старшую дочь. На секунду только Козарт расслабился, и, в конце концов, решил незамедлительно привести в чувство Микаэль.       — Не стоит, — он с лаской коснулся лица девушки, останавливая ее, когда та собралась обернуться на произошедший в особняке взрыв, и ободряюще улыбнулся, заправляя локон русых волос за ухо.       Адьюкато медленно перевела взгляд на босса Шимон, и взгляд этот был необычно пустым, совершенно не таким, что зацепил его несколько минут назад в комнате, а потом посмотрела в сторону, откуда слышала голоса родных ей людей, и неестественно улыбнулась.       — Спасибо, — тихо произнесла она, не поворачиваясь к нему вновь. Это все, что девушка могла сейчас сказать, и пусть Козарт даже этого не ожидал услышать. — Нужно вернуться… — словно утвердила Микаэль, прикусывая губу и пытаясь подняться.       Слабость одолела ее окончательно, и вся боль в мышцах, растянутой лодыжке и нескольких мелких ранках заиграла по-новому. От ощущения своей беспомощности стало и стыдно, и противно; она сощурилась, глотая слезы. Проводить параллели было не самым лучшим занятием сейчас, но Микаэль невольно заметила, что Козарт стал вторым и пока что последним человеком, который лицезрит ее истерику. Девушка чувствовала, что не хватает какого-то маленького толчка для того, чтобы пасть в глубины отчаяния и разреветься. Шок проник вглубь ее настолько, что все казалось ужасным сном, который никак не мог прекратиться. Как болото, из которого пытаешься выбраться, но увязаешь все больше — словно весь кошмар был только впереди.       Шимон судорожно выдохнул и кротко посмотрел в сторону Кварто, которого Даниэль удерживала рядом с собой, подавая Козарту время на блюдечке с голубой каемочкой. Вновь захотелось улыбнуться, извиняясь, но парень позволил себе лишь кривую усмешку.       — Я хотел бы много сказать, особенно из того, чего не смог сейчас сказать Джотто, но я просто верю, что ты останешься той, кто ты есть сейчас, — одной рукой он разжал ладонь Микаэль, а второй, достав из кармана небольшую элегантную заколку, вложил в трясущуюся руку украшение. Хотел он сказать, что не только Вонгола полюбил ее такую, какая она есть, но и он совершенно не хочет, чтобы это милое создание хоть немного изменило самой себе, но язык не повернулся. — Это обещание, ты должна вернуть это украшение с искренней — слышишь, с искренней! — улыбкой. Поняла?       Эти слова оказались толстой, крепкой веткой для страждущего, которую Козарт, сам того не осознавая протянул, и Адьюкато ухватилась за нее, за эти слова, скорее на инстинкте. Тем не менее, вернувшаяся в реальность, она смотрела на заколку полными удивления глазами, то ли пытаясь рассмотреть, то ли понять, зачем нужно это по-своему странное обещание. К чему он вообще заговорил о том, что Микаэль не должна измениться, если она и не собиралась? Она, правда, не поняла, что имелось в виду. Но ком в горле неожиданно исчез, и все эмоции в очередной раз приобрели новый цвет. После таких частых перемен и с ума сойти недолго, но именно они из раза в раз заставляли Микаэль жить, смотря на проблемы если не свысока, то с равного роста.       — Поняла, — шепотом ответила она и уже хотела продолжить, но Козарт тут же поднялся, окрикивая Адьюкато Кварто и сообщая о необходимости быстро покинуть это место.       Микаэль так и застыла на полуслове, смотря на поднявшийся в небо силуэт. И, когда судорога и онемение отпустило ее, дала и самой себе обещание: она должна исполнить это странное, но очень милое, на ее взгляд, обещание. Она должна в очередной раз поверить в Джотто, в Козарта и во всех, кто там остался. Только на сей раз, действительно, поверить и дождаться новой встречи. И для этого нужно было встать и идти дальше; к тем, кто сейчас ее ждал.