С красной строки

      Это было крайне редкое явление, когда Джи просыпался не просто с хорошим настроением, но и по собственной воле, а не потому, что его разбудил кто-то из слуг. Еще более редко в такие дни была солнечная погода, потому что чаще всего в моменты прекрасного расположения духа Арчери на улице всегда было пасмурно, что так или иначе портило атмосферу и предубеждение в том, что день пройдет на «ура». Однако именно этот жизненный момент под название «сегодня» совместил в себе все вышеперечисленное. Лежа в постели и краем глаз наблюдая за влетевшей птицей в открытое окно, которая очень откровенно мотала хвостиком на внутреннем подоконнике, Ураган Вонголы чувствовал, что сейчас ему просто лень что-либо делать. По определению, даже думать. Нынешнее умиротворение и совершенная пустота в голове заставляли верить в то, что сейчас все очень хорошо, что все произошедшее вчера — страшный сон и что, стоит встать ему с кровати, начнется еще один обычный день из жизни Правой Руки Вонголы Примо. Это почти правда, только вот в Вонголе сейчас все было не очень хорошо, вчерашнее не было сном, а день вряд ли будет обычным, хотя тут уж как посмотреть. Парень перевернулся со спины на живот и уткнулся лицом в подушку, что-то очень громко прокричав, но плотно сложенные перья, обернутые в мягкую ткань, благополучно этот крик проглотили.       Птица с подоконника резко вспорхнула и вылетела в окно, а на ее место запрыгнула дремавшая в углу кошка, которую Джи поначалу не приметил. Внимание он на нее обратил только тогда, когда она, потягиваясь, начала скрестись своими коготками по поверхности выцветшего из-за яркого солнца подоконника. Из-за непонятного звука он даже развернулся, а потом позволил себе удивленно уставиться на пушистое существо. Вчерашним вечером, когда остатки врагов, посланных в особняк Вонголы, были выгнаны с территории, парень снял эту кошку с дерева и, напоив молоком, отпустил восвояси, но, как приходится наблюдать сейчас, она так и не ушла. Ошибка Арчери была в том, что он поддался тому молящему взгляду и налил ей миску молока. Сейчас серая, с рыжими отливами, она гордо восседала на деревянной поверхности и c презрезрение смотрела на парня. И Джи даже поймал себя на мысли, что уже готов поссориться с этим животным, хотя и особо хороших отношений у них так и не сложилось. Точнее, вообще никаких отношений у них, в принципе, не было. Кошка смотрела на него, он смотрел на нее, еще секунда — и что-то произойдет… но Джи только зевнул, после чего поспешил подняться с кровати.       Стараниями Накла рана затянулась окончательно, оставив лишь неприглядный шрам. Впрочем, и он, по словам хранителя и доктора, должен затянуться через определенное время. Быстро надев брюки, наспех заправив рубашку, обувшись, парень покинул комнату, приласкав улегшуюся на солнышке представительницу вида кошачьих. Похоже, уходить она пока не собирается, что почему-то грело душу Урагана, поэтому и сам хранитель особо на ее скором уходе не настаивал. Сейчас следовало заняться более важными вещами и заботливо, как и полагается главному из хранителей Примо, удостовериться в том, что со вчерашнего вечера в особняке ничего не изменилось. Это касается, в частности, количество человек после выступления. Джотто с подчиненными вернулся вечером, и людей было несколько меньше, нежели то число, которое, подняв оружие за босса, выдвигалось навстречу врагу. Да и из тех, кто вернулся, часть была сильно ранена. Арчери до сих пор был недоволен тем, что его оставили на заднем фронте, присматривать на особняком, но всякий раз пресекал свою досаду осознанием, что здесь его оставили не напрасно. Как Вонгола и предполагал, нападения на, в буквальном смысле, почти пустующий особняк были не менее отточенные, чем-то, что творилось в основном месте сражения.       Первой комнатой на пути парня, в которую он был обязан зайти, принадлежала Джотто. После спасения сестер Вонгола вернулся не без ущерба для своего здоровья. И хотя сам он это накрепко отрицал, его болезненный вид и тугая осанка, которые были заметны невооруженным глазом, говорили сами за себя. Как оказалось чуть позже, у Примо была сильно травмирована спина. Арчери тут же перекрестился, когда узнал об этом, и неохотно вспомнил его дружеский жест, когда приводил парня в его нормальное состояние. Похоже, элементарное «переборщил», о котором красноволосый задумался сразу же после того, как шандарахнул Джотто по спине в тот день, было самым невинным названием для этого недоразумения. Впрочем, сам Вонгола после наказов доктора в сторону Правой Руки и слова не сказал, сославшись на сильный удар об стену, когда вследствие вражеской атаки его отбросило в сторону. Узнать правду Джи почему-то не торопился, кроме того, сейчас ему это точно не грозило, потому что комната босса пустовала. Вообще-то, было еще кое-что, что не оставляло хранителя Урагана в покое, и это тоже касалось исчезнувшего непонятно куда Джотто. После возвращения он был темнее грозовой тучи, а лик его, за которым в свое время последовал Арчери, словно утратил свой благоговейный блеск. Естественно, попытки узнать, что именно произошло, успехом не увенчались. Даже расспросы других хранителей, что были подле босса последнее время, ничего не дали, потому что парни точно так же совершенно ничего не понимали, хотя мельком и упоминали, что Джотто потускнел после встречи с каким-то незнакомым им человеком. В любом случае, очень трудно оценивать ситуацию, не наблюдая ее собственными глазами.       Из уст встретившихся по ходу обхода дома служанок Ураган подтвердил свои догадки: Вонгола спозаранку засел в своем кабинете, повелев его не беспокоить. От них же он узнал, что буквально только что к воротам поместья подъехала карета с гербом Адьюкато, и прибывшая мисс Микаэль де Адьюкато Кварто ожидает, когда к ней выйдет кто-то из хозяев.       — Оповестить Примо? — уточнила девушка и уже собралась бежать к кабинету Вонголы, но Арчери отрицательно махнул головой, дав понять, что это ни к чему.       На том и распрощались, и Джи поспешил к гостье, цели визита которой были пока не ясны. Хотя, парень просто все еще не очень активно с утра соображал.       Микаэль по-своему прекрасна. Не во зло Джотто, но при определенных обстоятельствах, не люби он Даниэль, парень за ней бы приударил. Но сейчас единственно, что приударяло не только за всеми, но и по всем, это было слишком яркое солнце. Арчери даже ахнул, когда вышел за пределы холодных стен особняка и с сочувствием посмотрел на сдержанно поклонившуюся леди с ее корсетом. Кажется, при сем замечательном лике, чувствовала она себя так, словно вот-вот задохнется.       — Рад Вас видеть в целости и невредимости, мисс, — натянуто улыбнулся Джи и, склонив голову в ответ, быстро поравнялся, замечая, как легким жестом руки девушка раскрывает веер. Поздоровавшись и с Кастиэлем, стоявшем позади своей госпожи, он заметным кивком указал извозчику в сторону конюшни — от греха подальше, в тень. — Пройдем в дом?       — Даже не представляете, с какой радостью, — сдавленно проговорила русоволосая и согласно кивнула, забрав у Кастиэля какую-то папку с черным переплетом и отдав ему веер.       Какая хорошая идея пришла Анне в голову сегодня утром: собрать волосы. Пусть с шеей ей так и не удалось толком ничего сделать (не считая широкий коллар из жемчуга, который все равно так и не сумел закрыть всех следов удушения), девушка чувствовала хоть какой-то холодок на открытых частях тела. Правда, корсет при всем при этом никто не отменял, поэтому Микаэль сейчас чувствовала, насколько нечем ей дышать. Утешало только то, что планировки современных особняков, построенных из камня, держали внутри прохладу, и Адьюкато рассчитывала на эту особенность архитектуры как никогда раньше.       Особняк огромен и прекрасен, как в сказке, — так подумала девушка, еще стоя у входа и наблюдая размах сего строения. Внешний вид был совершенно иной, нежели притерпевшиеся три этажа и два крыла дома Адьюкато. Дом Вонголы напоминал чуть ли не замок, не столь огромный, но не менее величественный. Из-за большого свободного пространства вокруг размеры казались еще больше, даже создавалось впечатление какой-то пустоватости. И внутри он был, скажем, простоват, но со вкусом; каждая деталь завлекала совершенным отсутствием громоздкости, так и звала подойти поближе, рассмотреть. И если снаружи царствовало нововведение романтизма, то внутри господствовала строжайшая классика, зато какая! Как бы то ни было, мимолетные мысли и восторг Микаэль по поводу архитектуры быстро сменились выраженным на лице блаженством, стоило пройти чуть вглубь дома и окунуться в овеянный прохладой воздух. Показалось, что облегченно выдохнули все трое, ушедшие из-под солнца. Набрав в легкие воздуха и медленно его выдохнув, освобождая под корсетом место, девушка сама для себя решила, что задерживаться с передачей документов не стоит. По крайней мере, пока она отчетливо помнит, что к чему. Джи даже поинтересоваться целью визита не успел, как Микаэль сама ему обо всем доложила. Серьезный и понимающий в то же время кивок Арчери ждать себя не заставил.       До кабинета дона Вонголы шли молча. Кастиэль постоянно косо посматривал на леди, с которой приехал и то и дело как-то взволнованно хмурился, что заставляло и хранителя Урагана более внимательно присматривать за девушкой. Вопрос, откуда столько волнений отпадал сразу. Совершенно точно, дело было не в том, что дворецкий сомневался в памяти госпожи и боялся, что она перепутает или забудет все, что должна передать Джотто на словах. Хотя вероятность и такого поворота была. А вообще, парня, как и Кастиэля, все-таки довольно сильно волновало то, что вместо Кварто на деловую встречу поехала его дочь, которая только вчера пережила шок, от которого вряд ли успела оправиться. Она, однако, держалась бодрячком, и даже виду не подавала, что что-то не так. Но человек, постоянно живущий в подобном потоке событий, не только мог себе представить, какой это стресс, но и по порядочку назвать признаки не очень хорошего осознания реальности. Прострации — так это можно было назвать. Что до Микаэль, то стоило обратить внимание хотя бы на ее хорошо скрытые от рассеянного взгляда, но не укрытые он внимательного взора Джи синяки под глазами. При этом, вопрос о том, почему все же приехала именно она, а не ее отец, парнем даже не поднимался. Как-то автоматически все свелось к вынужденному отсутствию из-за приготовлений к скорой свадьбе старшей дочери.       После двух лестниц, нескольких поворотов и стука в однотипную со всеми другими на этаже дверь, хранитель Урагана Вонголы учтиво улыбнулся, попросив дать ему пару секунд, и скрылся за этой самой дверью, даже не дождавшись ответа. Пока Микаэль и Кастиэль обменивались непонятливыми взглядами, из-за двери слышались и кашель, и недовольное ворчание; и девушка, сама того не поняв, чуть дернулась вперед. Наверное, если дверь именно в эту минуту не открылась бы, она бы сама со страхом дернула за ручку, пренебрегая элементарным приличием.       — Простите за ожидание, мисс Микаэль, — Арчери раскрыл дверь, пропуская вперед гостью и ее сопровождающего, и вошел сам.       — Доброе утро, — Джотто улыбнулся привычной для девушки улыбкой, встретив ее почти у порога, поверхностно поклонился и оставил на ее руке легкий поцелуй. Вид у парня был помятый, и дело было скорее во взъерошенных волосах, явной усталости на лице, а не в каких-то других внешних признаках. Да, именно в одежде: Микаэль долго не могла понять, что ее смутило поначалу, но чуть позже заметила, что пуговицы на рубашке застегнуты не совсем правильно, сдвинуты на одну вниз, оттого и такой странный вид. — Не ожидал увидеть Вас так скоро, мисс. Как Ваше самочувствие? — с прежней улыбкой произнес Вонгола, легким жестом указав на диван. Недоразумение с одеждой пришлось заметить после несильного удара Арчери по макушке, поэтому пока девушка обходила обитый кожей диван, Вонгола пытался как можно незаметнее и быстрее исправить положение. Как бы неприятно ни было, под оценивающим взглядом Кастиэля.       Насколько теплое чувство разлилось в сердце Микаэль, точно сказать не может даже она сама, но именно после него у девушки предательски подкосились ноги. Положение спас диван, к которому русоволосая уже успела подойти, поэтому ее запланированное падение было не замечено. Утро, которое Джотто назвал добрым, для Микаэль было ужасным, отвратительным и невыносимым, и дело совсем не в неожиданно жаркой погоде, не в долгой дороге, не в плохом самочувствии… хотя вот с самочувствием все было труднее. Сегодня девушка проснулась очень рано, и стоило открыть глаза, как ее окатило эмоциональной волной вчерашнего дня. Стало одновременно страшно и больно, паника одолела остуженную голову, все ссадины и синяки разом закололо. После сна младшая Адьюкато полностью, до мельчайших деталей, вспомнила то, что с ней вчера происходило, и это проникло так глубоко в ее сознание, что добрые несколько часов она просидела в своей кровати, обнимая колени и боясь сомкнуть веки и погрузиться в сон снова, чтобы доспать законные часы. И до сих пор Микаэль чувствовала себя ровно так же, как и утром, только вот сказать об этом сейчас она ну никак не могла. Ни уткнуться носом в колени и зареветь в голос, как когда-то, ни слова вымолвить. Конечно, Кастиэль, сопровождающий свою младшую хозяйку сегодня целый день, определенно заметил нечто неладное, но ни о чем спросить не осмелился, что очень радовало Адьюкато. Это был один из самых близких для нее людей, но, совершенно точно, не тот, кому бы она хотела открыться настолько. С самого того момента, как в комнату пробрались солнечные лучи, она только и думала о предстоящей поездке в Вонголу и, несомненно, планировала раскрыть все карты перед Джотто. Она искренне верила в то, что рядом с ним ей станет хоть чуточку спокойнее.       — Я в полном порядке, — мягкой улыбкой ответила Микаэль, отведя взгляд в сторону и начав раскрывать папку в своих руках. — Что важнее… — и она замолчала, так и недоговорив мысль, потому что даже не знала, как бы деликатнее задать свой вопрос. А не ранен ли сам парень? Как он себя чувствует? Чем все закончилось, на самом деле?       Какая непродуманная и неумелая ложь, — про себя заметил Вонгола, обращая внимание сначала на элегантное ожерелье, а потом на яркие синяки на шее; тем не менее, улыбка с его губ так и не пропала. Не поворачивая головы, он посмотрел на Джи, чтобы он заметил; потом мельком перевел взгляд на дворецкого из дома Адьюкато и кивнул компаньону. Джотто сидел на расстоянии буквально десяти сантиметров от девушки, с самого начала преследуя цель не только ознакомиться с тем, что передал дон Адьюкато, но и просто сразу оказаться радом с леди. Когда пару минут назад Джи вошел в кабинет и прояснил ситуацию, Примо никак не мог понять, рад он был приезду девушки или, наоборот, удивлен и, отчасти, разочарован. Разочарован не в том, что Микаэль посетила его дом, а в том, что его душевное состояние было отнюдь не тем, в котором можно было общаться с дамой сердца. Здесь он сделал ошибку, которую до определенного момента не замечал: если это, действительно, дама сердца, с ней не только можно, но и нужно было поговорить о проблемах, грызущих изнутри. На этом строятся отношения и, в частности, доверие. Никто не любит, когда что-то сначала умалчивают, а потом немо тычут этим в лицо, предполагая, что оппонент если не всеведущий, то обладатель наиточнейшего шестого чувства. Другое дело, конечно, это честь и ответственность, которыми парень не планировал загружать младшую Адьюкато, но это, скорее, палка двух концах, нежели достойное оправдание.       Разговор по делу завязался сам собой. Точнее, возник из ничего, когда Микаэль, перебив только что собравшегося говорить Вонголу, раскладывая на столе бумаги, затараторила о насущном. Девушка говорила строго по теме, заданной ей Кварто, четко, с выражением, но так быстро и отстраненно, словно этот текст был вбит в ее голову конструктивным гипнозом, а мысли ее, на деле, далеко отсюда. Это можно было сказать по слегка трясущимся рукам, подрагивающим плечам, дрожащим губам, пустым глазам. Она перебирала взглядом строчки на бумагах, что-то показывала изящными длинными пальцами, ровно и четко говорила, а Джотто не только не слушал, лишь делая вид, но и ждал, когда эта ее установка сломается. Ненароком он вспомнил про размышления о двух борющихся в Микаэль началах, и сейчас с опасением склонялся к тому, что «светская львица» медленно подбирается к победе, охотясь на невинность из глубин души. Не известно, как именно он определял это для себя с такой поразительной точностью, но была какая-то чуйка, которая немного, но все-таки отличалась от всеизвестной интуиции Вонголы.       Воцарившееся совершенно внезапно молчание дало понять, что лимит исчерпан, завод механических часов кончился. Краем глаза Джотто заметил замешательство стоящих за спинкой дивана мужчин и еще раз, но уже более настойчиво глянул на друга. И прежде чем Кастиэль успел полностью произнести имя девушки, решив уточнить, все ли в порядке, его плеча коснулась рука Урагана Вонголы. Джи, конечно, тот еще грубиян от случая к случаю, но в требующих того ситуациях, да и в повседневной жизни в общем, умеет проявить деликатность. Поэтому после короткого оповещения о скорой подаче чая, он в компании дворецкого Адьюкато закрыл дверь с той стороны, щелкая замком так громко, что девушка даже не сдержала испуганного заикания.       — Прости, прости меня… — тихо произнесла Микаэль, наконец, не выдержав, согнувшись над своими коленями и уткнувшись в них носом. А Джотто, изначально знавший, что все к этому придет, лишь ласково улыбнулся. Если бы Адьюкато смогла увидеть эту улыбку, то, наверняка, больше бы не повторила ни одного извинения, которые исходят из ее уст в никуда. — Прости… прости, — но она повторяла, словно в агонии.       Сначала его пальцы легко коснулись оголенных плеч, проводя ими незамысловатую дорожку вниз по руке, безвольно опущенной на мягкую ткань юбки, потом, спустившись до ладони, его рука целиком накрыла руку Микаэль, сжимая с силой. Женщины — очень эгоистичные создания, но именно мужчины делают их такими, какие они есть. Неправдой будет, если сказать, что Микаэль так привыкла к успокаивающим жестам Вонголы, что просто хотела почувствовать их еще раз, искупаться в тепле и сладких речах, но совсем небольшая доля истины в этом была. Да, ей нужен был человек, который выслушает ее после всего, и избалованность ее заключалась именно в том, что не подойдет, кто угодно. Нужен был именно он, который тоже, наверняка, пострадал, заимел множество проблем. Но больше никто не подходил, больше никто не мог оказаться на его месте.       — Микаэль, — шепотом позвал Джотто. Он выждал буквально три секунды — три мучительно долгих секунды, которые длились чуть не вечность для совсем замкнувшейся девушки! — и свободной рукой чуть в сторону отодвинул журнальный столик, на котором в беспорядке были разложены документы из папки Адьюкато. Потом выдохнул почти весь воздух из легких, напряг мышцы и опустился на пол, опираясь на одно колено. — Посмотри на меня… прошу тебя, Микаэль, — второй рукой он очень аккуратно коснулся влажной щеки леди, большим пальцем невесомо стерев слезы.       Она плакала, бесшумно и горько. Осознавала свой эгоизм, корила свою слабость, но не могла остановиться. Даже стыдилась поднять голову, встретиться с чистейшими голубыми глазами. В них не отражались пороки. Никогда. Не потому что глаза лгали, потому что у Джотто не было пороков; его глаза не могли врать. Они смотрели насквозь, задевали самые скрытые нити сознания, а Примо умело за них тянул, как нити за нити. Микаэль тонула в его лазурном взгляде, но именно сейчас не могла позволить себе этого; чувствовала, что не достойна. Как будто она предала его. В конце концов, почему бы не взять себя в руки и перестать быть в глазах Вонголы ни на что не способной девочкой, которая только и умеет, что плакать и ждать утешения. Избалованный ребенок, недостойный даже конфеты. Как она могла вырасти такой, когда ее в детстве и не баловали? Откуда это нахальное клянченье внимания, что за ребячество?       — Да почему же ты терпишь мое поведение?..       Расточительство. Она не это хотела спросить; точнее, это она совсем не хотела спрашивать. Потому что Джотто свой дал ответ на этот вопрос.       — А ты меня проверяешь? — недрогнувшим голосом спросил он, и девушка замерла и сжалась, замкнулась в себе настолько, насколько это было позволено.       Ну же, Микаэль! Подними глаза, перестань прятаться, твое терпение настолько ангельское, что погубит тебя. Когда вместо хотя бы немного обдуманных фраз начинает говорить душа, понимаешь, насколько плохо твое положение. Верный путь в лечебницу.       — Нет… нет-нет, — хоть и не хотела говорить то, что все же сказала ранее, не сразу поняла, насколько это может ранить человека, так честно пытающегося успокоить. Она безумно боялась увидеть разочарование, однако голову подняла, будто бы намереваясь начать оправдываться. И вот чего она точно не ожидала, так это врезаться в это глубокое понимание, плещущееся в его взгляде, словно море. В один момент стало так стыдно, что даже спрятаться теперь не представлялось возможным, хотелось просто исчезнуть. — Я, правда, не хотела… Джотто, прости меня, прости, пожалуйста, — совсем переставая сдерживать слезы, Микаэль закрыла ладонями рот и соскользнула с дивана на пол, садясь на колени и утыкаясь носом в грудь Примо.       Они просидели так без движения не меньше четверти часа. Только лишь вначале Вонгола умудрился пересесть спиной к дивану и облокотиться, и каким-то образом вышло так, что Микаэль оказалась почти у него на коленях. Зареванная, дрожащая то ли от эмоций, то ли от беспомощности, она сидела, как обычно окруженная своими юбками, прижимаясь к парню с такой силой, будто хотела влиться в него, слиться с его бесконечно большой душой. А Джотто все это время гладил ее по распущенным с легкой руки волосам, придерживая за талию. Парень не сказал ни слова. Ему и нечего было говорить. Соврет, если скажет, что понимает ее чувства, но недоговорит, если так просто заявит, что не может ее понять. В голове эхом проносилось бессознательное «не меняйся», а перед глазами, отражающими только невменяемое спокойствие, металось ожидание. Некомфортная духота в комнате совсем не чувствовалась, но жар тела Микаэль Джотто ощущал даже там, где она его не касается. Как бы ни плоха была по сути своей ситуация, ему казалось, что это самый прекрасный момент за всю прожитую им жизнь. Вчера он мог потерять ее, а сегодня, пусть и такая, запутавшаяся, она сидит рядом и ищет в тебе то, что может спасти ее. Это до умопомрачения приятное чувство, когда ощущаешь себя нужным. Дело остается за малым: не слишком возгордиться.       Когда Адьюкато немного отстранилась, Вонгола в полной мере ощутил, насколько промокла его рубашка в том месте, куда она утыкалась лбом. Вязкое и неоправданное чувство обиды попыталось взять верх над блондином, но парень остался непреклонным. Он лишь посмотрел на русую макушку и сглотнул внезапно подошедший к горлу ком. Ее дрожащие пальцы стискивали ткань рубашки, громкое дыхание как будто разносилось по всему телу, и казалось, что они даже дышат сейчас в унисон.       — Успокоилась? — спросил он тихо добродушно и перекинул русые волосы через плечо. — Если ты еще раз извинишься, я не знаю, что я с тобой сделаю, — на выдохе произнес он и, ловким движением перехватив лежавшее рядом, на полу, украшение, показал Микаэль заколку из ее волос, заставляя девушку почти бесшумно стукнуть зубами и сомкнуть губы. — Тебе Козарт ее дал? Она всегда казалась мне очень красивой.       Русоволосая чуть отодвинулась, не поднимая головы, выпрямила спину, разжала задеревеневшие от судороги пальцы и постаралась насухо вытереть глаза, растирая красные круги.       — Взял с меня обещание, что я верну ее, улыбаясь, как улыбалась раньше, — севшим голосом произнесла Микаэль, убирая локон за ухо.       — И как оно? — усмехнулся парень, откладывая украшение обратно на пол, и тут же протяжно продолжил: — у этого парня странные методы, скажу я тебе.       — А ты не видишь? — намеренно подняв интонацию, Адьюкато напряглась. — Вчера вечером так спокойно было, а сегодня мне кажется, что жизнь никогда не станет прежней. Я проснулась с единственным вопросом: как я вообще с ума не сошла?       — Все-все, успокойся, — он почесал затылок, неуместно усмехнувшись, пытаясь чуть поменять положение и вновь обнимая Микаэль, чувствуя, с какой силой бьется ее сердце. — Просто нужно кому-то высказать все, что накопилось. Ты не справишься с этим в одиночку, как бы сама того не хотела.       И она рассказала все с того самого момента, с которого начинаются ее собственные воспоминания. Никакого давления со стороны Вонголы даже не потребовалось, как будто она просто ждала момента, чтобы начать свой рассказ. Упомянула девушка и о том, как она проснулась в карете, еще когда сестер только-только везли в то место. Как почувствовала леденящую сталь у подбородка и услышала щелчок револьвера, как ее чуть не задушили, пытаясь заставить успокоиться и замолчать. Все эмоции, которые она испытывала и тогда, и сейчас. Она рассказывала все так, будто это были не воспоминания, а то, что происходило сейчас, прямо перед ее глазами. Голос моментами сходил на хрип, но тут же восстанавливался после короткой передышки, глаза упрямо смотрели куда угодно, но не на Джотто, словно все еще боялись столкнуться с его взглядом; однако сам Вонгола не переставал держать девушку за руку и таки пытаться остановить ее метающийся взгляд. На самом деле, как-то не заметно для самого себя, Примо втянулся в эти мгновения откровений и перевел разговор в свою историю. Естественно, он говорил исключительно том, что не только могло, но и должно было быть услышано Микаэль: ни о каких глубинных делах Вонголы, которые в полной мере раскрыли себя в произошедшем инциденте, парень не упоминал. Сам об этом в который раз хорошо задумался, но держал язык за зубами.       Этот разговор нужен был им обоим, чтобы расслабиться, чтобы разогнать сомнения и попытаться забыть все, как страшный сон. Этого, конечно, не произойдет, ведь Микаэль правильно сказала, что жизнь прежней станет вряд ли, но теперь была небольшая вероятность, что она будет максимально похожа на ту, что была еще пару недель назад. Почему-то девушка улыбнулась, хотя на душе все еще было противно от самой себя и дурно от истерических эмоций. А заметивший такую невинную улыбку Вонгола лишь облегченно вздохнул, потому что никаких лишних вопросов Микаэль так и не задала. Конечно, еще не вечер. Она не только спросит, но и допросит при надобности, но сейчас никакого желание заботиться об этом не было. Снедаемые тоской и неловкостью, они сидели в тишине, опять и снова мысленно прося друг у друга прощение за слабость и не имея возможности ничего с этим поделать. Только Джотто это быстро надоело, и не только это. У парня бывают моменты, когда становится наплевать на все, включая свою мафиозную, и не только, гордость, достоинство. То, о чем, если задуматься, Джи печется сильнее, чем сам Вонгола Примо. Он перетянул Микаэль к себе на колени, тут же платясь удобным положением и мысленно взвывая от боли в схватившей спине. Не самая удачная травма, которую можно было получить; особенно хорошо это стало ясно, когда доктор намекнул на большее. Мол, «все не так плохо, раз вы, Примо, можете ходить». В тот момент, признаться, дыханье у парня-то перехватило, только вот сейчас казалось, что ради еще нескольких минут рядом с леди он был готов и ноги свои отдать, хоть на отсечение. Чрезмерная и ненужная жертва, которой не суждено сбыться, зато какая романтика!       Микаэль совершенно не сопротивлялась, словно все еще была под действием рассказа. С другой стороны, Джотто больше склонялся к варианту, что русоволосая просто очень сонная и плохо соображает. После ее рассказа о том, как сегодня утром она проснулась еще до рассвета и так и не смогла больше заснуть, становилось ясно, что после такой нагрузки с самого утра желание выспаться совсем не мудреное. Это не значит, что Вонгола позволит себе чего-то лишнего, ни в коем случае. Парень хоть и мог позволить себе чего-то лишнего, поначалу введя в заблуждение, но никаких странных целей он не преследовал. К тому же, это как еще один способ лично убедиться, что синяки на шее девушки, большая часть которых все же скрыта ожерельем, были не слишком серьезными. Наверное, только в этот момент он понял, насколько его злость вчера была поверхностной. Знай он обо всем в минуты вторжения на вражескую территорию, у него точно окончательно бы снесло крышу.       — Давно хотела сказать, ты в обычном состоянии и с посмертной волей — два совершенно разных человека, как будто близнецы с разными характерами, — подхватывая мысли Вонголы, произнесла девушка, оценивающе осматривая позу со своей стороны, в которой оказалась, и отчаянно краснея.       Однако же, когда руки Джотто потянулись к застежке коллара, она добровольно приподняла волосы, как бы помогая ему в задуманном. Сомнительно, что она все-таки окончательно соображала, что происходит.       — Все возможно, — загадочно произнес блондин, понизив тон.       Жемчуга отправились вслед за заколкой, ложась рядом красивой волной. Джотто улыбнулся своим словам, ненароком задумываясь о раздвоении личности, а потом шумно выдохнул и посмотрел на Адьюкато. Растертые красные глаза не выражали ничего, кроме опустошенности, словно в своем рассказе она полностью выложила душу. Горячая от духоты бледная кожа, припудренные щеки: макияж хоть и был почти невесомым, но Джотто все равно был в замешательстве, как с ним можно ходить по такой жаре? Таки мужчинам не понять женские замашки, особенно связанные с красотой. Яркие от природы губы немного потрескались, но привлекательность их никуда так и не исчезла. И Примо оторопело тряхнул головой, и взгляд его стал серьезнее. Синяки на шее поистине были ужасными. Не столько сильными, сколько именно отвратительными, и из-за этого Джотто чувствовал такое унижение, которое не испытывал никогда прежде. Хотел он дотронуться до посиневшей кожи, но так боялся, что даже поднять руку не смог, а Микаэль стала той, кто расстроился из-за этого недоразумения в виде страха и даже огорченно вздохнул. Она сама приложила ладонь к синякам, желая скрыть их, и отвернула голову, чувствуя неудобство и смущение.       — Знаешь, я… — начал было Вонгола, но замолк под неожиданно суровым взглядом.       — Ты ранен?       Адьюкато спросила это так внезапно, что Примо, и правда, показалось, что он не понял вопроса из-за утерянной нити повествования. Только после нескольких секунд тщательного обдумывания своего ответа, он сомнительно повел плечом и напрягся.       — Не так сильно, чтобы тебе нужно было об этом переживать, — улыбнулся парень, но под пристальным взором Микаэль то и дело чувствовал, что улыбка вот-вот сползет на «нет». — Ушиб спины, это не смертельно.       За секунду взгляд смягчился, а в выражении лица мелькнула обида. И после этого Джи будет говорить, что у Джотто настроение быстро меняется? Ну, уж нет. Вставал вопрос, как разбавить атмосферу, возвращая младшую Адьюкато в этот мир с концами, вытаскивая ее из сонного царства и восстанавливая разрушенный контакт? У парня имелся на сей момент всего лишь один метод, который мог оказаться слишком резким и неуместным, однако Микаэль была не единственной, кто чертовски устал. И в плане перегруженности эмоциями, и в том, что хотелось, наконец, почувствовать себя ничем не обремененным. Поэтому, естественно и единственно, придумывать ничего более разумного он совершенно осознанно не стал. Пожалеет, но это лучше, чем ничего.       — Ты — копия своего отца… — шепотом произнес Джотто прямо в губы неестественно удивленной Микаэль, притянув податливое тело ближе.       Адьюкато чувствовала усталость, но спать, как думалось Примо, совсем не хотела. Это, скорее, были последствия эмоциональной разгрузки, и сейчас в голове царила самая необыкновенная палитра мелких прихотей. И то, к чему умело клонит Вонгола, входило в этот незамысловатый список. Кажется, именно этого ей в какой-то мере очень сильно не хватало. Мисс изменилась до неузнаваемости, хотя все же оставалась толика скорби и боли, но разве не это обязанность Вонголы Примо, избавить мисс от сего недоразумения?       Потребности в мелочах приходят со временем, и сейчас подошло время очередной. По мнению Джотто, его слова были не услышаны, только вот Микаэль, на самом деле, искренне задавалась вопросом, чем это она, такая жалкая, похожа на своего отца. В тот же момент девушка наступательно припала к его губам, увлекая в поцелуй. Он должен был быть долгим и томным, до бабочек в животе, до тряски в коленях; но к великому сожалению момент упоительного блаженства закончился чересчур быстро. Вонгола попытался отстраниться, словно молния шарахнула его в голову, и с ярким наслаждением посмотрел на дрожащие, такие сладкие губы. Момент, когда ее руки успели спуститься к его бедрам, был упущен, но женские пальчики так сильно сжимали затекшие ноги, что парень уже был готов к синякам.       — Обязательно нужно было вспомнить моего отца сейчас? — русоволосая проговорила это зло, пытаясь приблизиться и вновь поймать в плен возлюбленные губы, еще раз отдаться этом недоброму ощущению счастья, но ни одна из ее попыток успехом так и не увенчалась. Ровно в ту же секунду Джотто отстранялся, заставляя разыгравшуюся леди ловить губами все еще горячий воздух.       — Этот опасный взгляд, — начал он, когда все же приблизился и поймал голову за подбородок, нарочито задевая губы своими, — этот кроткий нрав, который никак не уживается с твоим гуманизмом… — Вонгола прикусил нижнюю губу Микаэль, запустив пальцы в ее взлохмаченные волосы и начав перебирать русые волны. И снова: почти прикосновение, почти поцелуй, но… — Ты будешь жалеть об этом.       И зеленые глаза Микаэль распахнулись, сметая только-только появившуюся пелену азарта и будто-то бы возвращая в этот мир. Она вопросительно и с опаской посмотрела в голубые глаза, даже чуть нахмурившись, но двинуться не посмела.       — Нет…       — Черти в твоих глазах пляшут только из-за переизбытка эмоций, — перебил блондин, касаясь пальцами щеки девушки и чувствуя, как слабеет ее хватка на его ногах. Он смотрел прямо в голубоватую зелень ее глаз, удерживая между губами буквально пару миллиметров. Даже одно неловкое движение могло закончиться очередным упоительным поцелуем, но они оба сидели неподвижно. — Слишком легко поддалась соблазну… а я ведь мог воспользоваться, — его шепот звенел в ушах, словно это были единственные звуки во всем мире. Не существовало ничего, что могло бы отвлечь. Только дыхание и его голос.       Адьюкато пробрало до дрожи откуда-то из самых глубин ее тела, и она судорожно выдохнула застоявшийся в легких воздух, чувствуя, как сильно начал давить корсет.       — Но ты не воспользовался, — ответила она, проглатывая гласные и с нелепым страхом закрывая глаза.       Его усмешка прозвучало где-то ниже, гораздо ниже, чем нужно, и тогда Микаэль почувствовала, как на ее шее, прямо на месте одного из синяков, сомкнулись его губы. Джотто так старательно прикусил мягкую кожу, что русоволосая вскрикнула от неожиданности. Перед глазами снова становилось мутно, а в голове, как и говорил Вонгола, с еще большим азартом начинали плясать черти. Эмоции переполняли, а сердце стучало так громко и сильно, что готово было вот-вот остановится. Но с каждым мгновением через стену желаний пробилось то самое здравое и тяжелое, которое сковывало и заставляло Микаэль опасаться ситуации все сильнее. Джотто отстранился, уже хотел было вернуться к истязанию любимых губ, но девушка, чувствуя накативший стыд и осознавая неловкость ситуации, резко опустила голову вниз, неожиданно нежно черкнув носом по носу парня. И тогда на его губах заиграла такая добрая, такая ласковая, привычная улыбка, что увидевшая ее краем глаза Микаэль чуть не расплакалась.       — Я пленник твоих желаний, моя милая Микаэль, — своим бархатным тенором проговорил блондин, лишь немного приподнимая ее голову за подбородок и касаясь губами ее лба. — И не сделаю ничего, чего бы ты ни хотела… — Вонгола произнес это с непонятной горечью, но девушке стало немного спокойнее, хотя сердце все еще билось как бешенное. Слишком большое количество воздуха отказывалось выходить наружу, как будто что-то мешало. Легкий поцелуй в губы, почти невесомое касание рук талии, оповещающее о необходимости встать, и Адьюкато осторожно пересела с колен Вонголы рядом. — Думаю, ты не будешь против навестить Козарта? Я буду готов через четверть часа, — наконец осведомил блондин и сам поднялся, на этот раз целуя Микаэль в макушку. С такой искренней любовью и неподдельной заботой, словно это был ритуал.       И картинно обидевшись поспешному решению, поджав к себе ноги и обняв их юбкой, она коротко выдала:       — С радостью.       Джотто оставалось улыбнуться. Так он и не сказал того, чего хотел, но упущение это должно стать лишь стимулом для того, чтобы двигаться вперед.