С красной строки

      — Примо со щетиной таким зрелым выглядит… — шепнула девушка на ухо своей подруге и тихонько засмеялась, невольно краснея.       — Тише ты, тише! — ответила вторая, шустро оглянувшись, а потом в момент схватила подругу под руку и убежала из гостиной за угол.       В зале повисла тяжелая тишина, хотя шорох платьев служанок из коридора все еще слышался. Асари посмотрел в след девушкам самым что ни на есть добрым и снисходительным взглядом, после чего откинулся на спинку кушетки и перевернул уже десятый лист толстенной отчетности. По синякам под глазами смело можно было сделать вывод, что не первый рассвет он встречает в компании этих нерадивых бумажек, и это будет совершенно правильное суждение. После инцидента с Арканой и разнесшейся по округе новости о его окончании дел и проблем появлялось все больше и больше, и Угетсу, как истинный друг и верный хранитель своего босса не мог оставить его с этой бедой наедине. Работы было беспросветно много, и это только из связанного с окончившимся инцидентом. У Джотто в кабинете до их пор лежали стопки бумаг их тех, которые парень не успел закончить за последние две недели.       Нарушая воцарившееся молчание, он шумно выдохнул, а сидевший напротив хранитель Урагана Вонголы внезапно прыснул от смеха и громко, заливисто и абсолютно искренне засмеялся в голос.       — То есть без щетины я еще и незрелым выгляжу? — Джотто устало и раздосадовано покачал головой, оборачиваясь в сторону убежавших девушек. — Эй-эй, мне ведь уже двадцать пять…       — Вот умора! — ударив кулаком по коленке и согнувшись пополам, чтобы отдышаться, Джи отчаянно пытался взять себя в руки, но его категоричные попытки выходили ему самому боком. — Напомни, Джотто, сколько ты не брился?       У Вонголы дернулась бровь, а Угетсу старательно сдерживал укоризненную улыбку в адрес своих друзей.       — Три дня, Джи, — процедил блондин и снова развернулся к захламленному столу, терпеливо отложив от себя серый конверт в сторону Асари и подняв уставший взгляд на Арчери буквально на мгновение. Красноволосый тоже оказался в числе тех, кто посчитал недопустимым бросать друга в беде, только вот такие его всплески эмоций делу вообще никаким образом не помогали. Он все еще еле-еле сдерживался, чтобы не разразиться новым приступом смеха, а Джотто оставалось лишь раздраженно браться за следующее письмо. — С того самого момента, как мы втроем бродим по особняку с тучей писем от союзников, докладов от разведки и сводками по Аркане. А если ты еще хоть слово скажешь, я оставлю все это добро на тебя с Лампо, отправлю Асари спать, а сам уеду к Микаэль.       — Она тебя испугается, — помахивая бумажонкой и слезливо улыбаясь, деловито проговорил Джи.       — Не слушай его, Примо, — спокойным тоном произнес Угетсу, складывая несколько листов в стопку и уравнивая ее по краям. Отчет, бывший в его руках уже с полчаса, отправился на пол к остальным документам, прочитанным за сегодня. — Но ты, и правда, можешь немного отдохнуть и заняться своими делами, в конце концов, из нас троих именно ты, считай, вообще не спал. Иди, а мы с Джи закончим, — успокаивающе улыбнулся хранитель Дождя, кивая на восхваляющий взгляд Примо.       Эти слова стали для Арчери хорошим пинком, чтобы, наконец, успокоиться и недовольно посмотреть на друзей поочередно. Угетсу только на вид веселый дурачок, но на деле поддеть может и безобидными фразами, и аурой убийцы, когда это надо.       Закончили тем, что Джотто таки ушел спать. К Микаэль, как грозился, он, конечно, не поедет, потому что выделенное ему на отдых время скорее для того, чтобы привести мысли в порядок, но никак не расслабиться. Три дня Примо вместе с двумя своими хранителями корпел над бесчисленной документацией, однако с места ничего так и не сдвинулось. К примеру, в свой адрес он получил множество писем о просьбе обеспечить защиту альянсом, но проблема в том, что отвечать на них было не в его компетенции. Вонгола, как оказалось, сильно прославилась в этом столкновении, и оттого многие приняли его за предводителя сформировавшегося альянса. Отсюда и путаница. В такой ситуации следовало бы наведаться в Адьюкато, но помимо этих писем были отчеты, которые требовали более срочного ответа. Поэтому письма приходилось откладывать в сторону и возвращаться к ним еще какое-то количество раз. Трудно сказать, как долго эта морока еще будет продолжаться, и еще труднее нормально сосредоточиться.       — О, — Джи нахмурился, разглядывая очередной конверт, — тут от Джиглио Неро письмецо.       — Джиглио Неро? А чего оно в этой куче забыло? — Асари удивленно наклонил голову в сторону, но от больших комментариев решил воздержаться. Мало ли, кто из посланцев мог перепутать стопки. — Оставим его до возвращения Джотто, если оно от Секондо, все равно открыть не сможем.       И Арчери лишь растерянно кивнул, убирая плотную бумагу в карман рубашки.       Наверное, прошедшие дни были самыми скучными и спокойными на наличие внешних конфликтов за всю мафиозную жизнь. Ничего ровным счетом не происходило. После того, как шумно отгремела свадьба Каваллоне Примо, мафиозный мир как будто всем скопом слег на дно, давая государству то ли передохнуть, то ли соскучиться. Однако это не значило, что все процессы резко прекратились, это было лишь затишье перед бурей, что ощущалось терпким ароматом в воздухе. За действиями Арканы в их сложном и коварном плане по захвату власти последовало множество разногласий во всех отраслях жизни на территории всей страны. Продолжались странные убийства, на первый взгляд никак не связанные, и, на самом деле, совсем не относящиеся к поверхности мафии, участились грабежи. Никто даже не думал, что таинственная организация под названием «Аркана» сумела зайти так далеко. Причем все, что они успели натворить, вряд ли могло датироваться даже последним годом, на это требовалось гораздо большее время. Оставался только один вопрос: почему никто ничего не замечал настолько долго, что в итоге ситуация стала реально критичной? Почему никто не обратил внимания на смерти некоторых важным персон не только мире мафии, но и в обычной аристократии? Сложная задача, окончательное решение которой теперь зависит от правительства. На днях Адьюкато Кварто попытался копнуть глубже, чтобы понять, с чего все началось, но стоило мужчине понять, что дело завязано с людьми, вышестоящими, он сразу умыл руки и велел всем побочным семьям прекратить какие-либо разбирательства для полной передачи расследования правительственным органам. У каждого члена альянса осталось лишь то личное, о чем государству знать необязательно, и самой загруженной в итоге оказалась именно Вонгола. Хотя, признаться, дону Адьюкато доставляло массу удовольствия, что эти молодые ребята переживают то, что, по плану, должен был бы переживать он со своими хранителями. Только вот когда Джотто таки приедет с отчетом о проделанной работе, мужчине будет не до шуток.       Восток уже стремительно темнел, когда Оливьеро закрыл книгу и послал Себастьяна за чаем для него и для его супруги. Свою часть работы парень закончил еще утром, в тот же момент быстро оторвал руки от стола, боязливо поглядывая на выровненные стопки бумаг, и с поднятыми руками вышел из комнаты, словно в спину ему смотрел дуло заряженного револьвера. Потом весь день парень провел за книжкой, которую ему посоветовала Даниэль еще в день свадебной церемонии, и как раз сейчас собрался уделить время и самой девушке. Она же после тяжелого рабочего утра, которым донна Каваллоне помогала молодому боссу, под предлогом плохого самочувствия ушла в свою комнату и не появилась даже на обеде. Ее поспешное решение помочь с остаточной документацией было скорее желанием не оставаться в одиночестве в большом доме, который снова стал казаться ей чужим. Но в итоге лишь одна эта бессонная ночь вывела ее из равновесия так, словно она впервые в своей слишком правильной жизни нарушала собственный распорядок дня, начиная режимом сна и заканчивая правильностью и своевременностью питания.       Комната ее была пуста. Когда Оливьеро открыл дверь, вместо приветливой улыбки на его лице появилось явное недоумение. Он удивленно осмотрелся по углам комнаты, а потом раздосадовано опустил взгляд на поднос. Когда Себастьян передавал боссу, так называемый, полдник, он и словом не обмолвился, что Даниэль в комнате нет, и вряд ли с его стороны это была какая-то очень смешная для прислуги шутка. Да и девушка не обязана ежеминутно сообщать о своих передвижениях… Каваллоне усмехнулся и покачал головой, коря себя за мысли не совсем демократичные, которые время от времени забирались в его голову. Единственное, что оставалось, потратиться на поиски супруги. В ночь перед свадьбой они поговорили, и, казалось бы, разговор этот должен был стать последним разговором об их отношениях в целом. «Если тебе есть, что сказать, то говори это сейчас», — тогда шатенка сказала как-то так, и брюнет принял это за должное, действительно, попытался сказать все. Однако ничего толком высказать ему так и не удалось. Сейчас, вспоминая свои слова, ему даже казалось, что это было не больше, чем попытка скрыться от суровой правды. Они не любят друг друга и никогда не полюбят, а несчастные попытки дона Каваллоне привить себе какую-то злосчастную эмоцию сделают только хуже обоим, правильно Даниэль сказала тогда. Легко жить по принципу «стерпятся — слюбятся», трудно изменить свою жизнь и сознание для того, чтобы этот принцип стал основополагающим. До сих пор парню было, что сказать, но его преследовало чувство, что если, в конце концов, он полностью откроется, утратится и спонтанное, но таки крепкое доверие.       А Даниэль вот уже полчаса гуляла по берегу моря. Об этом пляже, как ни странно, узнала она ни от хозяина особняка, ни даже от слуг дома, а от сестры, которая пару недель назад, будучи на эмоциях, рассказала о своей прогулке с Джотто. Шатенка знала, что поместье Каваллоне находится на самом севере острова и очень близко к морю, но, признаться, даже не задумывалась, что море достаточно близко и дойти до пляжа можно не просто пешком, но и без каких-либо серьезных усилий. Фатальная ошибка, которая могла стать роковой при определенных обстоятельствах.       Одна из многих, если быть точной. Оливьеро был не единственным, кто метался из угла в угол в собственном сознании и хотел что-то изменить, но даже не пытался ничего предпринять. И разговорами по душам тут не поможешь, просто выдать все накопленные эмоции будет и мало, и бессмысленно, никаких результатов это не принесет. К тому же, не факт, что после такого крика души состояние улучшится и станет хоть немного легче. Не просто так, вернувшись в особняк Каваллоне после похищения, девушка снова чувствовала себя отрешенно, в окружении чужих стен. Ясное дело, так просто к новому дому не привыкнуть, проживи ты там хоть месяц, хоть два, но тем днем Даниэль словно впервые видела уже знакомый сад, первый раз шла по коридором; даже выделенная ей комната казалась чужой, а лежащие в ней личные вещи лишь заставляли неприятно хмуриться. Не очевидно, но эта сильная на первый взгляд леди была той еще трусихой, которая одновременно хотела сделать все, чтобы помочь своей семье, и всеми силами держалась за привычный образ жизни, ничего не хотела менять. Сколько бы пререканий у нее не было с отцом, она любила его и такие ссоры больше жизни. Любила после них заходить к сестре и за чашечкой чая обсуждать какую-нибудь забавную сплетню, о которой случайно обмолвился отец. Каким наслаждением было всякий раз прятаться на балконе, когда Адьюкато Кварто планировал что-то втайне от своих дочерей, а потом упорно изображать неподдельное удивление и в то же время ликовать в душе, что отец не узнал о маленькой вылазке. Даниэль чаще делала это за компанию с сестрой, которая знала и того меньше о происходящем в доме, но какое же удовольствие это доставляло, кто бы знал. А иногда старшую Адьюкато даже тешил факт, что ее отец, истинный мафиози, всеми уважаемый и признаваемый человек, так просто был обведен вокруг пальца собственными дочерями. Пусть это была шутка воображения, но пока для девушек это было единственной правдой, все казалось очень забавным и даже заставляло собой гордиться. И насколько же Даниэль все еще была ребенком?       Чему-то улыбнувшись, донна Каваллоне разулась, шустро стянула с бледных ножек чулки и, оставив все на песке, подобрала юбки. Взглядом, полным неуместной решимости, она зашла в воду, готовясь к тому, что ноги окутает холод Тирренского моря. Однако окончившаяся весна, так же как и начавшееся буквально вчера лето, были достаточно жаркими, чтобы прогреть воду, потому девушка даже не заметила, как зашла в море по щиколотки. Взгляд ее в ту же секунду потускнел, оставляя после прежней решимости тлеющие уголки нежности, а сама она отстранённо посмотрела под ноги. Вода была теплая, наичистейшая, и у Даниэль ненароком проскользнуло желание поплавать. Сейчас уже лето, пусть и только его начало, но какое может быть лето без забав у моря, тем более, когда живешь на омываемом с четырех сторон острове.       Из двух дочерей дона Адьюкато самой разбалованной была все же старшая. Отец уделял ей больше времени ввиду обстоятельств, ее больше учили, больше ей позволяли. Она могла попросить что угодно без зазрения совести, другое дело, что не всегда она себе это позволяла, а если и позволяла, не всегда получала желаемое. Из-за такой черты характера иногда у Даниэль появлялись совсем маленькие, сиюминутные желания, и, например, сейчас, ей хотелось громко-громко закричать, словно это могло помочь ей хоть немного освободиться от тяжелого душевного груза. Но одномоментно ей еще больше захотелось выйти из воды и уйти вот под то дальнее дерево, что было почти у самой лестницы, и сесть под него, уткнувшись носом в коленки. И девушка стояла и думала, почему бы так и не поступить? Никто же не увидит, никто же не узнает, а давать хоть небольшой ход эмоциям законом не воспрещается.       — Ну и, что я как маленькая, — с отрешенной укоризной произнесла шатенка и зашагала в сторону берега, расплескивая взмахами ног воду. Чувствовала она себя так себе, и больше, чем уткнуться себе в коленки, ей хотелось повидаться с сестрой и помаяться с ней дурью. Ирония судьбы такова, что поначалу и всегда она запрещала себе чрезмерно расслабляться с Микаэль, а теперь дико по тем коротким мгновениям скучает.       Со стороны лестницы прогулочным шагом брел Оливьеро, убрав руки в карманы и осматриваясь, будто очутился здесь впервые. Даниэль даже не напряглась по поводу того, как много он мог увидеть, и насколько то, что она делает и как выглядит, позволительно. И кто вообще придумал этот странный стереотип, что самым неприкосновенным местом дамы являются щиколотки? Самым чистым, самым невинным; часть тела, которая должна быть сокрыта от взгляда противоположного пола. В любом случае, кажется, девушки не было слишком долго, раз сам дон пришел за ней. Даниэль еще раз накрутила ткань себе на руку, поднимая юбку еще чуть выше, и сделала очередной взмах ногой, опять расплескивая воду в разные стороны.       — Если ты и впредь будешь так внезапно исчезать, то я, чего греха таить, свихнусь, — Каваллоне Примо заговорил так внезапно, что сердце Даниэль опустилось в пятки, а руки схватила судорога, разжимая ладони. Девушка оглянулась, боясь, что юбка могла опуститься в воду, и быстро выскочила на берег, все еще осматривая полы платья. Оливьеро выглядел расслабленным, каким Даниэль не доводилось видеть его уже очень долгое время. Уж не известно, оттого ли, но и она сама почувствовала себя чуточку спокойнее. Девушка пусть и на автомате, но приветливо поклонилась, скрывая во взгляде вину, вернулась к оставленным вещам и опустилась на теплый песок. — Ты нормально спустилась? Я и думать забыл, что там такая крутая лестница. Давно тут не был.       — Как видишь, живая, — усмехнулась чуть ли не загробным голосом и пропела Даниэль, смотря на прилипший к влажным ступням песок. — Голова начала болеть, и я решила прогуляться. Извини, что не предупредила.       — Да ты и не должна мне о каждом действии отчитываться, — Каваллоне повел плечом и обвел горизонт панорамным взглядом.       С моря дул освежающий ветер, совершенно не спасающий от назойливой духоты. Вода была тихой, и лишь от места, где совсем недавно находилась Даниэль, отходила мелкая рябь. В небе из стороны в сторону кружили чайки, крича что-то свое, а со стороны подножия скалы слышался шорох листьев. Девушка выбрала не самое хорошее место, чтобы избавиться от головной боли, но, определенно, самое подходящее для внутреннего умиротворения. Что может быть лучше, чем глубокий вдох соленого воздуха? Особенно, когда вдыхаешь его для того, чтобы он понапрасну не бил в нос.       — Закончил с работой? — спросила она, обращая на себя внимание, и парень опустил рассредоточенный взгляд.       Оливьеро любил простые движения. Простые женские движения, за которыми наблюдаешь спокойным, принужденным взором, но не потому, что чего-то выжидаешь, а потому, что эта простота привлекательней любой соблазняющей улыбки. Даниэль уже обулась и спрятала ножки под юбки, и сейчас она, чуть склонившись и опершись одной рукой на песок подле себя, на пальцы второй руки лениво накручивала локон волос. Ничего такого, просто жест, который неосознанно может делать любая девушка, когда задумается. Так же постоянно делала и дама его сердца в прошлом… но только лишь в прошлом. Необыкновенная мелочь, которая для дона Каваллоне была и есть маленькой драгоценностью. Никогда раньше парень толком не задумывался о своем прошлом, но были такие моменты, так называемые «накатило», от которых становилось по истине дурно.       — Да, — кивнул он, проходя ближе к линии берега и опускаясь рядом с девушкой, — почти сразу после твоего ухода. Рассортировал оставшееся по папкам и ушел из кабинета.       — Навсегда?       — Ох, если бы, — он засмеялся, подхватывая усмешку супруги. — Нужно бы теперь собраться и доехать до дона Адьюкато, чтобы отдать отчетность. Я мог бы оставить это на тебя, что скажешь? — осторожно поинтересовался парень, косо посматривая на собеседницу и незаметно улыбаясь.       А Даниэль в непонятках уставилась на него, как бы переваривая предложенное и пытаясь сообразить, что из сказанного хорошо, а что плохо.       — Нет, я, совершенно точно, не против наведаться домой, но, думаю, о делах с отцом говорить все равно придется именно тебе, — ее брови медленно поползли вверх, пока сама девушка наблюдала явный ступор брюнета. Но когда она тихо засмеялась, недоумения в глазах Оливьеро словно и не было: — Ладно-ладно, думаю, тебе нужно немного передохнуть…       Нелепость своих же слов Оливьеро понял не сразу. Гонимый подсознательным желанием угодить супруге, он забылся, и этот прокол, наверняка, стоил ему некоторой чести. Со стороны это могло выглядеть, будто он пытается откровенно перекинуть свои обязанности на Даниэль, или же, и того хуже, попросту не хочет видеться с Адьюкато Кварто. А отдохнуть, действительно, стоит, но главная проблема в том, что в такой ситуации и не знаешь, как лучше отдыхать и расслабляться. Пожалуй, Каваллоне был бы не против пропустить стаканчик, другой вместе с мафиози своего поколения, позабавиться самыми простыми и даже деревенскими развлечениями, однако у этого вида отдыха были свои минусы.       — Ох, пока не забыл. Дон Ши…       — Зачем смотреть куда-то в будущее, если мы живем сейчас? — внезапно Даниэль покачнулась и резко опала на колени парня, чем сбила с мысли, заставляя удивленно распахнуть глаза на совершенную безвременность прозвучавшего вопроса. Однако продолжать говорить о приглашении Козарта на «репетицию», как он сам написал, своего юбилея парень не стал, и, пока девушка неустанно вертелась, чтобы улечься поудобнее, Каваллоне смотрел на неё с уже согревшейся снисхождением улыбкой. — Эгоизм — не такая уж и плохая черта, когда дело заходит о счастливо прожитой жизни, заботиться о себе свойственно всем. А мы, вместо того, чтобы наслаждаться данным, мучаемся в душевных бессмысленных терзаниях. Живи сейчас, улыбайся сейчас. Ты можешь умереть уже сегодня. Сердце остановится во сне, или парализует дыхательные пути, — Даниэль говорила медленно, пытаясь распробовать на вкус свои же слова, словно заядлый маньяк-убийца, и на мгновение Оливьеро стало дурно. А она вглядывалась зелёными глазами в темнеющее небо, не подавая никаких внешних признаков наслаждения ситуацией. — Можешь утром заснуть и захлебнуться в ванной или за завтраком подавиться косточкой из рыбы. Поскользнешься на влажном кафеле, когда пойдёшь к своему кабинету, или неудачно упадешь в нем и ударишься об угол стола.       Как бы то стыдно признать не было, у парня даже ком в горле встал, и где-то внутри зародился противный, склизкий червячок недоверия.       — Теперь мне страшно находиться с тобой в одном доме. Алауди бы с радостью покопался в делах, которые взяли начало из твоих мыслей, — саркастически заметил он, на что в ответ получил серьезный взгляд молчаливого гнева.       — Я серьезно.       — Я тоже, Алауди любит такое, — деловито кивнул парень и добродушно улыбнулся, а Даниэль отвела слегка поникший взор обратно в небо. — Не могу сказать, что ты не права, но…       — Боже, почему всегда есть какие-то «но»? Надоело! — она уже зарвалась вскочить, но в итоге лишь перевернулась, подперев голову рукой, и зло уставилась в море. — Вы что, оправдания себе ищите?       Эта причудливая злоба, охватившая девушку полностью, как с неба свалилась. И была она до того чудной, что Даниэль затылком чувствовала, что Оливьеро ей ни капли не поверил. Ох, да еще бы он ей поверил, особенно, когда самой ей с трудом верится в сказанное. Девушка откровенно противоречила самой себе. Сначала говорила о положительных чертах эгоизма, а уже через пару мгновений вспылила на элементарное «но» и назвала это «оправданием». Наверное, сейчас был один из тех моментов, когда из старшей Адьюкато вылезала ее женская непостоянная, вечно чем-то недовольная натура. Ей хотелось немного поразмышлять, она даже позволила себе развязать язык, но сейчас это показалось до ужаса необдуманным действием и чрезмерно глупым желанием. До того, что хоть красней от стыда.       — Ой, да брось, — Каваллоне засмеялся, что и стало последней причиной для смущения девушки. — Давай на чистоту. Ты, когда соглашалась на брак со мной… неужто, не думала о благополучии своей семьи? — парень сделал легкомысленную паузу, запустив пальцы в мягкие женские волосы, а Даниэль ощутимо замерла. Ее будто охватила судорога, и она вжалась в ноги Оливьеро. — Понимаешь, ты можешь сколько угодно говорить о прекрасности эгоизма, что нет ничего плохого в том, чтобы желать себе счастья, но тебя поставили перед фактом, и твое желание быть счастливой в то же мгновение подверглось опасности.       Даниэль не поворачивалась, теперь она искала себе оправдание. Как легко, оказывается, разрушить доверие и внешнее понимание. Стоит только заговорить о насущном, так волнующем сердца. Еще труднее держать себя в руках, когда ты, вроде бы, предприняла попытку открыть человеку сердце, полное чувств и чуточки мечтаний, а твои мечты размазали о стену суровой реальности, где чувство проигрывает долгу. И ты это понимаешь, ты делаешь все, чтобы исполнить порою ненавистный долг, но, когда ставят перед правдой, ты сдуваешься, будто нагрешила всеми возможными способами.       — У меня не было выбора. Отец бы заставил, хочу я того или нет. Не ты, так кто-то другой.       — Я как раз об этом, — парень отмахнулся так, словно вел совсем не к этому суждению, и быстро продолжил: — А почему именно ты? Я могу показаться сейчас грубым, но наш словесный с Кварто договор не обговаривал имя его дочери. Почему не Микаэль? Где был твой эгоизм, когда тебя поставили перед фактом? К тому же со стороны Кварто было бы разумней выдать замуж именно младшую дочь, а старшую на крайний случай оставить в качестве своей преемницы.       — Так, — Даниэль резко развернулась и поднялась, заставляя Каваллоне удивленно смотреть на распавшуюся прическу и переосмысливать сказанное. — Во-первых, дон Каваллоне, некоторые слова из Ваших уст в определенной ситуации могли бы звучать как оскорбление, поэтому позволю себе посоветовать Вам: следите за языком. Во-вторых, решение отца я считаю правильным, а то, что Вам, синьор, было все равно, кого из нас брать в жены, многое о Вас говорит. И, наконец, в-третьих, — шатенка поднялась на ноги и, отряхнув платье, продолжила говорить, теперь уже гневно смотря на Оливьеро, — при всем уважении, это была и есть взаимовыгодная сделка для семей, а не для меня или Вас лично. Не хочу напоминать Вам о положении Каваллоне по отношении к Адьюкато, потому что могу показаться в таком случае чересчур самонадеянной, но прошу не зариться на вещи, которые вряд ли Вам будут доступны.       Прозвучало, как объявление войны. Треск, который в ту же секунду послышался со стороны ветхих деревьев, был треском окаменевшей цепи моральных кредитов. Казалось, только что миссия «взаимовыгодный брак» потерпела полное фиаско, и чуяла Даниэль, что теперь ничем это не исправить. Хотя и фиаско, скорей уж, потерпел не сам брак, а спокойное существование в водовороте событий дома Каваллоне.       Оливьеро смотрел на девушку самым безэмоциональным взглядом, на который было способно его властное эго босса мафиозной группировки. С таким же взглядом он однажды усмирил Джотто, Даниэль помнила это очень хорошо, и из-за этого по ее коже пробежала волна мурашек. В обычном дружелюбном общении парня прочитать легче легкого, но когда автоматически включается режим «босс», лоб, на котором обычно все написано, словно покрывается плотным панцирем. Даже желание понимать собеседника пропадает. Ты просто прогибаешься под унижающим взглядом, который смотрит тебе в душу; становишься бессильной пташкой.       За морем сверкнула молния. Неудивительно, сегодня днем и сейчас вечером было достаточно душно, чтобы рассчитывать на ночную прохладу с дождем и грозой. Оливьеро так и не сказал ни слова, а Даниэль, не выдержав такой атмосферы, извинилась и ушла. Что будет дальше, как они будут общаться впредь — этого она не знала, и в нынешнем состоянии знать не хотела. Хотела домой, к сестре, к маленьким скандалам с Анной, к строгому, но такому доброму взгляду отца. Хотелось прийти в свою комнату, броситься на кровать, обнять подушку и помечтать об очередной прогулке с любимым человеком, а не вот это вот все.       В это же время, ровно в ту же секунду, когда за морем сверкнула молния, и эхом от нее разнесся раскат грома, где-то в особняке Вонголы с дивана упал Лампо. Ребенка разбудили, и теперь ребенок недоволен, и в частности тем, что прибирающиеся в комнате служанки над ним тихо посмеиваются.       — Ну-фу-фу, какой никчемный хранитель Грозы, — приторно протянул Спейд, закинув ногу на ногу и вольно раскинувшись в кресле.       — Какой невоспитанный хранитель Тумана, — в ответ протянула сидящая рядом Елена и моментально подскочила, чтобы помочь свалившему Лампо.       Сегодня девушка очень удачно разбавляла мужскую компанию хранителей Вонголы, которые по воле случая ближе к вечеру все оказались в особняке. Не было, правда, Джотто и Джи, но, кажется, мужчин это мало волновало. Каждый в особняке знал, что пытаться понять внезапные исчезновения этой парочки если не бесполезно, то весьма рискованно. Да и, в конце концов, они могли просто засесть в чьем-нибудь кабинете за бутылочкой чего-нибудь крепкого. В этом случае, тем более, к ним лучше не лезть, ибо босс может приказать сделать что-то слишком из ряда вон выходящее, а Арчери, в это же время, откровенно выскажет все, что о вас думает. И выскажет-то не в сердцах, а на полном серьезе, и жалеть об этом на трезвую голову не будет.       — Что нового в церкви, Накл? Синтоистские монахи еще не приходят ставить свечки? — Спейд важно обвел взглядом хранителей, поочередно заострившись сначала на Асари, а потом на Накле и от каждого из них получив воображаемую оплеуху. — Видимо, нет. Что ж, очень жаль.       — На работе думал, что успел соскучиться по тебе, — послышалось холодное замечание Алауди, наливающего чаю в свою чашку. — Спешу себя обрадовать: показалось. А теперь скройся, пожалуйста. Не заставляй меня ненавидеть это место.       — Любезность из всех дыр, — тихонько буркнул Лампо, усаживаясь обратно на диван под заботливым взглядом Елены, благодарно кивая ей за помощь и двигаясь в уголок, чтобы уступить ей место.       Девушка ласково улыбнулась, поправляя платье на ногах, и заинтересованно осмотрела каждого из хранителей. Казалось, она не видела всех уже достаточно долгое время, чтобы поразиться тому, как сильно они изменились. К тому же, в ее отсутствие Вонгола пережила небольшое потрясение и основательную влюбленность своего босса.       — Джотто всегда так делает. Как все соберутся, так у него масса неотложных дел, — недовольно проговорила она, разливая чай по оставшимся пустыми кружкам. Алауди позаботился лишь о себе, чем явно заставил блондинку сдерживать рожицы, но чего только не сделаешь для давних друзей. — Сегодня и Джи с ним пропал. Вот и поболтали…       — Синьорина очень заинтересована любовными делами нашего босса, не так ли? — Накл благодарно кивнул. Он отложил в сторону библию спустя пару мгновений раздумий над тем, стоит ли закладывать страницу, и приступил к ароматному напитку. Стоило заметить, что из женских рук все выглядит благотворнее.       — Полагаю… — Деймон уже хотел сострить на тему любовную, но был перебит предметом своего обожания еще быстрее, чем додумал свою мысль:       — Будет тебе, Накл, — засмеялась блондинка. — У меня своих любовных дел по горло.       — Но ты была бы не против познакомиться с дамой сердца Примо, уж не отрицай, — заносчиво фыркнул Спейд, отвечая на предыдущую фразу укоризненным взглядом. — К слову, не одна ты. Джотто лишь представил нас на свадьбе Каваллоне, но и пообщаться было бы неплохо.       Эта парочка продолжала обмениваться красноречивыми взглядами и резкими на слух, но причудливо нежными по содержанию фразами еще какое-то время, прежде чем с улицы послышался очередной раскат грома, а за ним и полил дождь, как из ведра. Обстановка, в отличие от тем разговоров, не менялась, отнюдь, сегодняшний вечер оказался необычайно успокаивающим, полным легкости и улыбок. Первым это, конечно, отметил Асари, который еще утром вместе с боссом и его компаньоном корпел над кучей работы. Как раз в силу этого за вечер он почти и слова не сказал и, как отметил Лампо, постоянно клевал носом.       Этим же сейчас занимался и Джи. Три почти бессонные ночи и несколько бутылок крепкого алкогольного пойла на голодный желудок уговорили организм Арчери, что пора если не поспать, то точно прилечь. И, слава богу, когда это решение подоспело, рядом оказался Примо, иначе бы Ураган Вонголы сейчас прихрапывал в дверном проеме балкона своего кабинета. Джотто тогда как раз шел из душа после крепкого сна, которым он умудрился проспать с утра до самого вечера, и планировал узнать у друга, что из дел осталось. Но картина, которая предстала перед парнем в кабине, вопросов не оставила. По крайней мере, Джи был не из тех, кто надирался до уровня искусственной неровности в рабочее время. Вонгола долго размышлял, оставить Джи страдать, чтобы потом было в чем упрекнуть, или смиловаться, и, естественно, милосердие взяло верх. Именно поэтому парню мало когда удается ответить на сарказм резкой шуткой о минувшем. Сейчас же состояние дел почти не изменилось, так и не выбрав место дислокации, Вонгола попросту перетащил друга на диван в его кабинете, а сам устроился за его столом, желая найти «что-нибудь интересненькое». Самым веселым оказалась борьба со спящим Ураганом, который, то и дело, стоило Вонголе начать рассматривать бумаги на столе, начинал упорно что-то ворчать.       — Джотто, нет, — сонно пролепетал Арчери в очередной раз и перевернулся на другой бок, обнимая что-то, чего Вонголе увидеть было не суждено.       — Джотто, да, — ровным тоном ответил парень в тишину и перелистнул страницу книги. Ничего дельного из работы найти ему не удалось по ряду причин, но возможность почитать книжечку, раскинувшись в кресле друга и вольно закинув ноги на его стол, он не упустил. К тому же, не может же он бесцеремонно взять и уйти, оставив Правую Руку в такой «беде».       На улице уже с полчаса лил дождь, а читать Вонголе все так же не надоедало, хотя, признаться, в суть и сюжет книги он не вчитывался и попросту убивал время, прячась от каких-то обязанностей. На деле, он не подозревал, что с работой окончательно разобрались еще тогда, когда он спал, и так же не подозревал, что именно сегодня все хранители семьи волшебным образом оказались в одном месте в одно время. Ему даже не икалось, когда молодые люди в гостиной добрым словом поминали своего босса, а потому чтению мог мешать только природный шум, к которому также относился и храп Арчери.       Обескураженно вздохнув после сухой сцены с поцелуем, Джотто с хлопком закрыл книгу и отложил ее в сторону аккуратно сложенных стопок: Джи любил порядок, это можно было сказать, посмотрев лишь только на его стол. Он пальцами одной руки коснулся щек, спустился к выбритому подбородку и еще какое-то время гладил его, как мудрые старики заботливо гладят бороду. Сегодня, когда он посмотрел на себя в зеркало, внутри зародилось противное чувство отвращения и, в конечном счете, довольство собой в том плане, что воздержаться от поездки в Адьюкато было правильным решением. Совершенно верно подмечено было Джи: Микаэль испугалась бы, увидев это непонятное подобие призрака. С другой стороны, это совсем не меняет того факта, что повидаться с прекрасной дамой сердца ему все еще хочется. Ах, да еще бы! Сколько слов не сказано, сколько времени потеряно, сколько писем не написано — кто бы знал! И, казалось бы, как просто все исправить, но Джотто сидел и грешным делом думал: «завтра будет день — завтра будет пища». Одним словом, обленился.       — Нет, Джотто… — снова фыркнул Арчери, но на сей раз остался лежать в позе эмбриона.       А Вонгола перевел скептический взгляд в сторону дивана, и бровь его медленно поползла вверх.       — Да что ж тебе там снится, бесстыдник, — он укоризненно покачал головой и поднялся, решив наведаться к кому-нибудь из друзей. Стоило поговорить не со спящим овощем, а с трезвомыслящим человеком. С Деймоном, например. Или с Алауди — это совсем на крайний случай.       Вонгола уже представил, как тихо преодолевает препятствия комнаты в виде поворотов у стола, дивана, шкафа, порожка у двери, и поэтому четко следовал запланированной траектории движения. Удачно — не то слово. Дождь за окном стал стучать сильнее, и, даже если что-то из идеальной пирамиды на столе Арчери все же упало бы, до него этот шум бы не дошел. Но Примо, действительно, прошел очень тихо, однако ж, скорее, из-за завладевших им моментально раздумий, нежели из-за желания остаться незамеченным. Замечтавшись, парень переступил злосчастный порог, открыл дверь, и взгляд его волной прошелся по оказавшемуся напротив человеку. Промокший до нитки, Каваллоне Оливьеро стоял и вопросительно хлопал глазами, в упор смотря на хозяина дома. Это было взаимное замешательство, инициатором которого стал Джотто, совершенно не понимающий, когда Каваллоне Примо успел приехать, и почему ему об этом не доложили, однако быстрее в себя пришел все-таки брюнет. Под до сих пор удивленным взглядом он выровнялся, одернул вымокшую одежду, полностью развернулся к Вонголе и с мольбой в глазах поклонился:       — Я идиот, Джотто. Помоги мне.       Оливьеро появился как гром средь ясна неба, и это было почти правдой. Только что, вместе с Лампо, с дивана свалился и Джи, и теперь отборным матом пытался выяснить, что происходит, а Джотто тем временем серьезно размышлял над состоянием своего здравого ума и светлой памяти.