С красной строки

      Микаэль осматривала непривычно полный кабинет с высоты своего роста, стоя за отцовским креслом, так спокойно, что за пронзительностью и хладнокровием ее взгляда было невозможно разглядеть нежную натуру женщины. Со стальным спокойствием она выдерживала тяжелые удивленные, иногда насмешливые и неприличные взгляды присутствующих и лишь изредка, когда того требовала ситуация, вступала в диалог тем или иным способом. Люди, которых она видела на этом импровизированном званом обеде и которым дарила выдержанную и строгую улыбку, были представлены ей впервые, но больше девушку удивляло то, что они, присланные правительством из Неаполя, просто находились здесь.       Утром Кварто сообщил прислуге особняка, что в обед Адьюкато принимает важных гостей, и все активизировались. Не раз были такие «срочные» собрания, поэтому слуги привыкли работать в быстром темпе, причем каждый раз дону Адьюкато оставалось только гордиться своим персоналом за устроенные приемы, каких бы размеров они не были. Однако, привыкшие к персонам аристократическим и не больше, в этот раз слуги даже подумать не могли, что дом их хозяина посетит представитель правительства. И, уж тем более, Микаэль даже не подозревала, что отец попросит ее на этой встрече быть в качестве его компаньона, сославшись на отсутствие всех шести хранителей в доме. Не выспавшаяся, напуганная, путающаяся в мыслях девушка чуть не разревелась наедине с Анной, когда осознала, какая ответственность вот-вот свалится на ее плечи. И в чувство ее привели не слова горничной о вынужденной мере, а только то, что она чуть не взболтнула про бессонную ночь. Кто бы знал, как тогда заколотилось ее сердце: то ли от сладких воспоминаний, то ли от того, что еще бы чуть-чуть, и их с Джотто маленькая тайна стала бы всеобщей.       Последняя улыбка выдалась самой трудной и ненатуральной, правда, Микаэль уже не задумывалась, поверили ли в нее гости дома или улыбнулись в ответ исключительно из приличия. Под конец полуторачасового собрания все они казались ей заевшимися дяденьками, которые только и делают, что сидят в своих широких, обитых красным бархатом креслах и похлебывают вино из большого позолоченного бокала на толстой ножке. Засомневаться заставляло лишь то, что выглядели они все довольно молодо, необычно стройно и достаточно статно и, при своем-то статусе, проделали долгий путь с континента. Но, несмотря на эту самую малую долю приятного впечатления, стоило двери в кабинет закрыться, как улыбка с уст девушки пропала, глаза устало закрылись, а сама она вздохнула настолько глубоко, словно то было накопившееся за эти полтора часа напряжение.       — Это был первый и последний раз. Никогда больше, — сердито сказала она, все еще стоя на своем месте, за креслом отца и не опуская на него взгляда. Еще какое-то время она стояла, но, снова оглядев кабинет и вспомнив приевшиеся лица, Микаэль нехотя прошла к дивану и аккуратно присела на край. — Не собираешься провожать их? Такие гости… — саркастически протянула она.       Взгляда Кварто ей увидеть не удалось, хотя ничего нового, помимо лютой раздраженности, она бы там и не нашла. Микаэль знала, что, если она, ничего не понимающая в делах мафии, аристократии и, уж тем более, государства, так устала слушать и пытаться вникнуть в сложные конструкции, то ее отец, понимающий все до последнего слова, осознающий важность, переваривающий информацию, чтобы тут же выдать ответ, был буквально насмерть забит этой беседой. Никогда она еще не видела отца таким уставшим, а потому и сейчас старалась не смотреть на него, боясь сочувствующим взглядом высказать неуважение.       — Ты молодец, — броско произнес Кварто, опираясь на подлокотники своего стула, и, заставляя его скрипеть под собой, поднялся с места. — Если бы я вчера знал, что эти бестолочи заявятся, не отпустил бы Альберто, — он сказал это с горькой усмешкой, проходя мимо дочери, и благодарно поклонился на ходу, коснувшись ее плеча.       Когда дверь за мужчиной закрылась, Микаэль устало откинулась на спинку дивана и сжала пальцами переносицу. Все, что она сейчас услышала в этом кабинете, за его пределы выйти не должно, а потому и успокоиться после всего она решила здесь. Наверняка, даже обсудить все с Джотто ей не удастся, ибо ее знания сейчас как папка с гифом «совершенно секретно». Жару поддавала и путаница в голове, спровоцированная сонливостью и полным ступором. Девушка мало того, едва ли понимала, с чего бы выбор отца пал именно на нее, так еще толком никаких выводов для себя не могла сделать. Даже Кастиэль, обыкновенный дворецкий с некоторыми навыками убийцы, больше подошел бы на роль компаньона и сыграл бы ее в несколько раз лучше. Не принижая его способностей, именно этот парень имеет рекорд по самому длительному стоянию на одном месте и самой добродушной улыбки, когда она от него требуется. А еще каким-то магическим образом ему удается понимать все от первой буквы до последнего вздоха беседы, делать сумасшедшие выводы и давать дельные советы. Нельзя за это не любить управляющего домом, он же такой душка!       …На самом деле, девушка всем сердцем надеялась и верила, что отец сделал все ровно так же, как и она: выслушал господ и забыл. Выводов она особо не сделала, но отчетливо понимала, что идти на предложенный шаг для семьи — это полное сумасшествие, которое приведет, как минимум, к уничтожению. Как бы смешно из ее уст это не звучало, но мафия на то и мафия, чтобы чинить свои порядки, а не помогать правительству и вершить кровавые революции.       Делать было нечего. Еще сидя в кабине, Микаэль услышала ржание лошадей и быстрый цокот копыт сначала по каменной дороге, а потом по земле. Их Величества покинули территорию поместья, а вместе с ними ушло и плотное напряжение из беспокойного сердца. Девушка посидела на диване еще какое-то время, а потом поднялась и, на ходу расправив платье, направилась в столовую. Несмотря на небольшой перекус, который она позволила себе в течение обеда в честь сегодняшней встречи, в желудке было пусто.       В коридоре было тихо, как никогда. Словно сам дом только-только приходил в себя после взбучки. Микаэль прекрасно понимала, что не одна она была на нервах последние пару часов, с того момента, как узнала имена гостей. У всех были разные причины, но вот, например, две горничные, которых девушка встретила на лестнице, выглядели запуганными, словно загнанные в угол зайцы. Молодая Адьюкато даже снисходительно улыбнулась и обменялась с девушками несколькими фразами, поблагодарив их за помощь с подготовкой обеда. После короткого обмена любезностями, служанки, казалось бы, как-то похорошели и быстро убежали по своим делам, оставляя Микаэль наедине со своими мыслями. Хотелось бы высказать всем свое уважение и благодарность за проделанную работу, потому что это было что-то невероятное, но лучшим подарком каждому из персонала сейчас будет кроха свободного времени. Так же, как и для самой Адьюкато. Наверное, она бы не отказалась сейчас с кем-нибудь прогуляться и непринужденно поболтать, только вот доспать отобранные часы сна хотелось гораздо сильнее.       — Этот Герман невероятно противный человек, — послышался отцовский голос, когда Микаэль шагнула к дверному проему в обеденный зал. Она усмехнулась так, чтобы ее никто не услышал, и быстро вернула себе беспристрастный вид, заходя в помещение. — Еще раз спасибо за помощь, милая, — заметив дочь, Кварто улыбнулся, а стоящий рядом, и очень кстати, Кастиэль поклонился.       Девушка поклонилась в ответ.       — Подай чай, пожалуйста, — непривычно низким голосом произнесла она, сама себе удивляясь и слегка хмурясь. В любом случае, не растерявшись, она прошла к столу и присела на крайнее место, ближе к углу. Дворецкий не заставил себя ждать и ушел почти сразу, выслушав и пожелание дона, а потому, как только она осталась в помещении только с отцом, посмотрела на него незамедлительно и обеспокоенно. В темно-зеленых глазах, почти спрятавшийся под нависшими веками и непривычно блестящими под светом люстр, совершенно не стесняясь, девушка хотела найти ответ на свой единственный вопрос: — Адьюкато ведь не собирается вступать в эти разборки?       Теперь Кварто так же сел и вступил в диалог взглядов. Одно его выражение лица, серьезное и совершенно спокойное, давало все ответы Микаэль, однако мужчина не мог ответить сразу исключительно из-за того, что желал немного подразнить дочь. Джотто как-то сказал, что она полная копия своего отца. Спустя какое-то время девушка примерно поняла о чем шла речь и почему, в то время как все говорят о ее сходстве с матерью, парень упомянул про отца. Немного, может быть. Сейчас же она вспомнила недавние слова дяди о ее взгляде, тяжелом и завораживающем. Мгновенно сопоставила все, что могла, и внутренне продрогла, ловя себя на желании сейчас же спрятаться от пронзительного взора мужчины. Пусть строит из себя самовластную мадам сколько угодно, ей не победить того, от кого она этого набралась.       — Конечно, нет, — без эмоций произнес он и, в конце концов, сам отвел взгляд, устремив его в другой конец стола. — Если бы мы были на континенте, приказ монарха был бы неоспорим, но нам чертовски повезло.       — Приказ монарха? — бровь Микаэль медленно поползла вверх. — С каких пор мафия слушается монарха? И с каких пор монарх посылает за мафией своих придворных?       — А с каких пор ты так трепетно относишься к мафии? — Кварто вскинул плечами и рассмеялся.       И Микаэль уже было открыла рот, чтобы ответить, но так и замерла, опуская голову и смотря в пол. Она мысленно вернулась на несколько фраз назад, понимая, что ни к этому хотела привести разговор, и нахмурилась.       — Вздор! — громко заявила она, а вместе с тем послышался хлопок дверью. Пока Микаэль недоумевала приподнятому настроению Адьюкато Кварто, Кастиэль прошел тихо, как призрак, расставил чашки и разлил чай, поставил тарелку с пирогом и, порезав его, разложил куски по блюдечкам, оставил пузатый чайник с заваркой и, поклонившись, вновь поспешил удалиться. — Я трепетно отношусь к своей семье, к людям, с которыми росла в одном доме; то, что все это — и есть мафия, меня волнует в последнюю очередь. Совсем другое дело, что даже мое глупенькое существо понимает, насколько может быть опасна подобная вылазка. Помогать правительству в объединении государств, да еще и когда народ против! Это же безумие! — девушка несдержанно ударила по столу, делая выводы прямо во время своей речи и напрочь не заботясь об их праведности.       — Все-все, спокойно, — шатен отмахнулся и пригладил зачесанные волосы. — Я же сказал, Адьюкато не сыграет в этой революции никакой роли. Если я правильно вижу, сегодняшний разговор произвел на тебя впечатление, — он стал серьезней и, подумав немного, приступил к чаю. — Однако позволь кое-что прояснить. Правительство, точнее монарх, не имеет никакой власти над мафией только потому, что мы, по сути, преступники. Не вдаваясь в подробности, так оно и есть. Только вот никто не говорил, что монарх обязательно честный и не может попросить помощи у преступного мира, чтобы запугать народ. Обычная политика, которой пользуются все правители. Также именно из-за этого подобные нам синдикаты правительством только лишь называются «опасными», никакой реальной охоты за нами не ведется. Нам повезло еще больше, потому что Сицилия, хоть и входит в состав королевства, не просто отдельный регион по бумагам, но еще и по расположению плохо доступный. Будь мы на материке, монарх бы пытался запугать нас и устранить в случае неподчинения его «просьбе», — он пожал плечами, словно говорил о вещах простых и обыденных, а Микаэль смотрела на него большими глазами, как будто впервые в жизни услышала о преступности, как таковой. — Это все очень сложно и неприятно, поверь мне. И совсем не хочется обсуждать это, — он сделала глоток чая.       Микаэль долго сверлила отца недовольным взглядом и вполне себе удачно игнорировала и остывающий чай, и растекающуюся вишневую начинку пирога, но ее молчаливое упрямство никаких плодов не принесло. Впервые ей захотелось разобраться в чем-то подобном полностью, а ей дают от ворот поворот. И последняя сказанная Кварто фраза однозначна подразумевала что-то типа «я не хочу обсуждать это с тобой», что, говоря на чистоту, было обидно.       Чай и несколько кусочков пирога она решила забрать с собой в библиотеку, потому что чем дольше она находилась сейчас рядом с отцом, тем больше было ее желание спросить что-то еще, и тем меньше она хотела оказаться под раздраженным взглядом. В какой-то момент она поняла, что следует уединиться со своими мыслями, еще раз поразмышлять над всем, что услышала сегодня, почитать, да и просто дождаться Джотто, который ночью зарекся, что сегодня днем или вечером обязательно посетит особняк Адьюкато, чтобы, наконец, отчитаться по документации. С другой стороны, ей было бы неплохо удалиться к себе в комнату и доспать недостающие часы сна, чтобы на худой конец не обзавестись еще и синяками под глазами, но Микаэль никак не могла отказать какой-нибудь романтичной книжонке и вишневому пирогу.       Дом потихоньку отходил от, по истине, незваных гостей. Суматоха на кухне прекратилась, когда была вымыта последняя тарелка; Кварто облегченно вздохнул, стоило ему перечитать оставленные бумаги и убедиться в безопасности его отказа; разведка облегченно выдохнула, когда их люди вернулись с осмотра территории. Такая короткая и незначительная, казалось бы, встреча, а последствия от нее были шумными и весьма противными. Дон Адьюкато даже приказал своим людям проверить и перепроверить местность на предмет правительственной слежки, а то мало ли, чего в голову людям взбредет, чтобы заставить других впрягаться. Мужчина больше всего боялся, что эта встреча была отвлекающим маневром для чего-то большего. Например, если бы монарх, который, как Кварто упомянул раньше, не спешит избавляться от преступных организаций, все же решил показать, кто тут главный.       Гоняя по дну бокала остатки вина, шатен думал о чем-то своем, игнорируя совершенно все, что происходило вокруг него. В комнату вошла Оливия, предупредив, что собирается немного убраться, но даже это не заставило подняться его с места. Сейчас он был глубоко в своих мыслях, и едва ли что-то могло его потревожить. Смотрел на единственную общую фотографию на своем столе, и черт знает, тосковал ли он по прошлому, или вглядывался в свое блеклое отражение в стекле, словно пытаясь найти в этом отражении прежнего себя. Кварто точно знал, предшествующие события изменили его не только как человека, но и как босса. Дон Адьюкато, шедший по тропе наибольшего сопротивления всю свою жизнь, четко понял, что отныне он будет становиться все тише и незаметнее. И это, отнюдь, не желание залечь на дно, не его личное решение, что Адьюкато, как мафиозная семья, мертва. Это его чутье, которое подсказывало, что перед очередной бурей в деятельности должно быть затишье.       Адьюкато Кварто знал, что не дождется внука. И дело было только лишь в его жизненном опыте, который, посредством долгих битв, страшных афер, горячих чувств, говорил мужчине о многом. Это, конечно, не интуиция Вонголы, но мужчина привык верить своим предчувствиям. И подсознательно он уже понял и принял, что затишье в семье закончится именно на нем. Вопрос состоял лишь в том, кто начнет бурю?       Скрепя сердце, Дон Адьюкато признал, что по всем правилам кресло босса должна занять Микаэль. Признал он это очень давно, когда однажды Альберто решил позаниматься вместе с девочкой и случайно заставил разжечь ее пламя. Это было чистейшее, наивнейшее, никем не тронутое святое Небо. Помимо этого, буквально только что мужчина задумался, что его бы устроил наследник с характером, подобным характеру Микаэль. Человек здравомыслящий и имеющий силу вспылить и высказать свою точку зрения вопреки негласным законам вышестоящего звена. Младшая Адьюкато так же идеально подходила на роль представляющегося мужчине босса потому, что в чем-то она была похожа на него. Сколько бы он видел сходств между своей покойной женой и их дочерью, нравы у девушки были кроткими. Как бы она не прикрывалась женственностью, лаской, доверчивостью и простодушием, у нее сформировался характер далеко не простой. Правильна будет фраза «у нее ангельский характер и дьявольское терпение», но и ангелы бывают падшими.       У Микаэль материнские глаза, но отцовский взгляд — настойчивый, пробирающий до мозга костей, доминирующий. Кварто давно заметил, что, порой, не может смотреть ей в глаза, даже когда сам включает этакую функцию убийства взглядом. Если бы девушка сама того хотела, если бы занялась подготовкой к креслу босса, она стала бы главой, которой мафия еще не видела. Не заметил он, как, строго воспитывая одну дочь, вторая, выросшая без его внимания, стала той, кто по характеру был непреклонен.       Однако Микаэль не хотела ни быть боссом, ни участвовать в мафиозных делишках, и даже ничего слышать о мафии, а это, в свою очередь, было даже не на первом месте. Того, чтобы кресло босса заняла младшая Адьюкато, не хотел сам Кварто. Не хотел, чтобы та властная часть, в конце концов, сожрала простое женское сердце. В свое время через это прошла и донна Адьюкато, перебираясь из крестьянской части общества в аристократию. У нее, конечно, умело получилось совместить светскую львицу и заботливую женщину, но вот Микаэль лучше просто остаться мечтающей девушкой. И пускай, отчасти, это и было эгоистичное желание мужчины.       Даниэль бы прекрасно смотрелась в кресле босса только потому, что Кварто воспитывал ее практически лично и научил ее всем тонкостям своего дела. Помнится, в детстве она и сама, стараясь подлизаться и угодить, твердила, что живет только ради мафии и хочет продолжить дело отца. Конечно, мужчине это нравилось, но, на самом деле, он никогда не собирался сажать в кресло босса дочь — девушку, женщину. А сейчас, когда Даниэль была замужем за человеком, который устраивал именно дона Адьюкато, о кресле босса для нее не могло быть и речи. Браки, заключенные при католической церкви, не расторгаются, как гласит церковь. И Кварто всем сердцем верил, что Оливьеро и Даниэль идеально друг другу подходят, причем и духовно, и дипломатически, как бы грубо для отца это не звучало.       И все же хорошо, что жизнь супругов Каваллоне по максимуму остается в их доме.       На самом деле, Кварто уже давно был морально разбит и не то, что не мог, не хотел вести семью дальше. С каждой минутой все сильнее мечтал о том дне, когда сможет переложить свои обязанности на плечи юнца-наследника. Эгоистично? Не то слово. Если вдуматься, Адьюкато вся эгоистична настолько, что, поразмыслив, хочется оборвать все концы с этой семьёй. И все это замечают, смотрят наглому самолюбию в глаза, но покорно прощают и старика Кварто, и его дочерей, и хранителей. Прощают потому, что так всем жить легче.       — Пап! — Кварто от неожиданного возгласа и громкого удара по столу даже дернулся в кресле и пораженно поднял голову перед собой. — Я что, приведение, что меня никто не замечает?       Даниэль, наконец, заметив ответную реакцию отца на свои действия, приосанилась и посмотрела на него с высоты своего роста, в то время как Кварто усиленно напрягался, чтобы понять, как он мог упустить момент появления девушки.       — Извини, — заплетающимся языком произнес мужчина, удивляясь неразборчивости своей речи. — Извини, — повторил он громче и отчетливее, — немного задумался, — дон Адьюкато постарался улыбнуться, но в голове накрепко засела мысль, что эта его заторможенность — медленное лишение разума. — Давно приехала? — он поднялся и, следуя примеру дочери, прошел к дивану. Размышления о наследнике оставили свой след, и мужчина решил, несмотря на то, какая бы у Даниэль не была цель визита, провести этот разговор, вероятно, очень короткий, наравне.       — Буквально только что, — ответила шатенка, придерживая платье и присаживаясь. — Я даже почти никого из слуг не видела. А те, кого видела, смотрели на меня, как на призрака. Что у вас тут происходит?       Кварто пропустил тихий смешок, но с ответом подождал, и только после замученного взгляда дочери поспешил все объяснить.       — К нам приезжал посол из правительства. Кажется, на материке снова что-то планируется, и кто-то очень сильно хотел, чтобы мое имя фигурировало в списках, — он покачал головой, усевшись и откинувшись на спинку дивана, невероятно удобного, как ему показалось сейчас. — Я отказался, — добавил мужчина, предупреждая будущие вопросы. — Я пока не настолько умалишенный, чтобы собственноручно рыть себе могилу.       Наверное, Даниэль выдохнула так громко, что вместе с ее вздохом осел весь дом (в очередной раз!), а мужчина добро улыбнулся, хотя опасения его до сих пор не были удовлетворены. Если подумать, не удивительно, если большие шишки по правде захотят убрать Адьюкато. Это люди старой закалки, у которых даже представление о преступной организации не такое, какое у современных людей. Стране не выгодно греть под крылышком тех, кто затормаживает развитие народа, не правда ли?       Девушка намеренно выждала паузу, давая отцу додумать свою мысль и дожидаясь осмысленного взгляда в свою сторону. Таких новостей она не ждала, и от того даже не знала сейчас, как лучше себя вести. Самой ей потребуется немало времени, чтобы обдумать произнесенные только что слова.       — Что ж, — она поднялась, чем заставила мужчину вопросительно сузить глаза. Он даже не подозревал, какой у него сейчас подозревающий взгляд, словно он усиленно искал в Даниэль что-то инородное, не принадлежащее этому дому, — я привезла заверенный договор со стороны всех семей. Осталась твоя подпись, и альянс будет окончательно сформирован, — шатенка игнорировала взгляд мужчины всеми силами. Снисходительно улыбнувшись не то самой себе, не то Кварто на его подозрительный взгляд, она склонилась и оставила легкий поцелуй на отцовской, совсем немного щетинистой щеке.       — Даже до ужина не останешься? — Кварто усмехнулся.       — Оливьеро ждет меня дома, — она неряшливо отмахнулась, и шатена как будто передернуло. Никогда раньше у его старшей дочери не выскальзывало таких простых жестов, как этот. Она всегда считала, что это неутончённо, а порой и может оттолкнуть окружающих. — К тому же, в скором времени к тебе придет дон Вонгола. Сейчас он с Микаэль, если я правильно поняла, — девушка загадочно улыбнулась, выложила из рук папку прямо поверх оставшихся документом на рабочем столе дона Адьюкато.       — Джотто? — в очередной раз Кварто остался удивлен словами старшей Адьюкато, но на этот раз серьезно призадумался. Неужели голова его была забита настолько, что он не услышал совершенно никакого ржания лошадей, скрипа карет, разговоров? И размышляя над этим, дону Адьюкато было уже не до шуток на счет старости. От слова «совсем». — В любом случае, спасибо за это.       И, ничего не ответив, девушка поклонилась и вышла. Ноги были ватные, голова словно набухла, и все мысли превратились неприглядную кашу. Кареты донны Каваллоне и дона Вонголы встретились на перекрестке дорог и подъехали к дому Адьюкато одновременно. Джотто сразу оповестил Даниэль, что хотел бы сначала повидать Микаэль, и предложил девушке пойти с ним, но старшая Адьюкато, даже при том, что соскучилась по сестре, и хотела бы провести с ней немного времени, подсознательно была не готова к этой встрече. И так до сих. Вонгола, наверняка, сказал Микаэль, что приехал не один, и она совершенно точно ждет сестру, но шатенка даже сейчас искала повод, чтобы свернуть с главного коридора к выходу и уехать, никому ничего не говоря. Все равно, казалось, этот дом на сегодня выдохся и больше не готов принимать гостей. Даже таких, которые раньше здесь росли.       В интонации отца сегодня было то, что чуть ли не заставило Даниэль поежиться. И думая об этом сейчас, она вспоминала, как Оливьеро сказал ей перед свадьбой, что она изменилась. С усмешкой, меланхоличной и почти доброй, она могла бы согласиться, однако Оливьеро едва ли мог сказать, изменилась она или нет. Не он — не тот, кто знает ее без году неделю и опирается исключительно на свои наивные представления о людях по первому мнению. Дон Каваллоне известен своей жестокостью и черствостью в определенных кругах, но с людьми, расположенными к нему с позитивом, относится как к родным. Так же и старшая Адьюкато — известна утонченной натурой и строгостью, но наедине с собой… такую Даниэль, которой она является по правде, знает лишь один человек, нерешительный, грубый и думающий настолько долго, что Даниэль уже успела выйти замуж. И эта мысль постоянно сводила ее с ума, а порой и заставляла неистово беситься на себя и на окружающих. Собственно, причиной, по которой Даниэль не хотела видеть сестру, было именно то, что на данный момент она была готова сорваться на первого подвернувшегося ей человека. Нервы ни к черту, а девушке уже до безумия осточертела обстановка, в которой она живет в добровольно-принудительном порядке. Она может встать и уйти с гордо поднятой головой, но не может оставить все как есть.       С утра погода изменилась. Если до полудня солнце ласкало теплыми лучами, то сейчас похолодало, и на улице трудно было находиться хотя бы без легкого пледа. Даниэль таки вышла к воротам, но в последний момент, когда уже кивнула кучеру, сидящему за лошадьми ее кареты, резко свернула на дорожку, ведущую к саду и, выкрикнув короткое извинение, побежала по каменной выкладке. Девушка не любила, когда ей не уютно, но и предать Микаэль даже такой мелочью она не могла. Младшая Адьюкато отличается чувствительностью и может надумать себе невесть что, когда поймет, что старшая сестра, после недельной разлуки даже не захотела сказать ей элементарное «Привет». Но на самом деле, предала бы она не столько Микаэль, сколько саму себя. И именно она навыдумывала бы себе кучу оправданий, когда сестра ее подулась бы немного и с улыбкой на лице забыла. Совесть — дама непостоянная, как начнет грызть, так и не отпустит. Даже того, кто считает, что с ней не водится.       Даниэль направилась в сад на автомате, даже не думая, что Микаэль могла быть в другом месте, но, как ни странно, совершенно точно угадала, где находится сестра. После поворота на задний двор сразу прошла к беседке, уже вдохнула, чтобы начать говорить, даже почти улыбнулась, но, стоило остановиться в арке и заглянуть в крытое местечко, как сиюминутно замерла и глаза в глаза уставилась на Джотто. Девушка не сразу поняла, что к чему, поэтому была готова спросить, где же Микаэль, однако, буквально доля секунды, и ее взгляд опустился ниже голубизны глаз Вонголы, ниже его смущенной улыбки. Русоволосая, укрытая пледом, о котором совсем недавно подумала и Даниэль, лежала у Примо на коленках, а его рука заботливо, словно скрывая от шума, лежала на ее волосах. И черт знает, для кого эта ситуация была внезапнее: для Джотто, который ненароком решил, что сейчас что-то будет, или для Даниэль, которая хорошая знала о взаимных чувствах сестры и дона Вонголы. Хотя шатенка больше разочаровалась, чем удивилась. Устроить себе внутренний конфликт, а потом признать, что сама судьба не даст девушкам поговорить.       — Еще раз добрый день, мисс Даниэль… — Джотто сказал это с явным угнетением, все еще ожидая чего-то из ряда вон выходящее, но девушка даже слов подходящих не могла найти.       Короткие гляделки закончились тем, что она, опустошенно вздохнув, тихо засмеялась и посмотрела на парочку с материнской добротой в глазах. Еще больше пораженный парень даже не заметил, как Микаэль сжалась под пледом и из ее рук выпала книжка, которую она до этого прижимала к себе. Зато Даниэль разглядела мелкие движения сестры со всеми подробностями. Смогла заметить, как она буквально на мгновение нахмурила брови и поджала губы, а потом спрятала под пледом и нос.       — Добрый, — отсмеялась она и прошла на противоположную лавку беседки. Не зря она была самой любимой у младшей Адьюкато: в любое время года здесь невероятно свежо, а уж тем более ранним летом, когда цветут и пахнут вьющиеся вокруг столбов разноцветные розы. — Расслабься, — девушка отмахнулась, закинула ногу на ногу и уперлась одним локтем в коленку, смотря прямо на Джотто, — мне, конечно, интересны ваши отношения, но у Микаэль и без того язык не завязывается, когда она говорит о тебе.       — И Вы не против? — опасливо произнес Вонгола, явно неготовый к такой душевности.       Шатенка повела плечом и опустила взгляд на упавшую книгу, а потом, после недолгого молчания, потянулась за ней. Только в этот момент до нее дошло, что она резко отказалась от всех фамильярностей к человеку, который и старшее ее, и выше по статусу. Интересно, а могла ли она позволить себе это? С другой стороны, сейчас, когда он — дон, а она — донна, в плане статусов все было очень даже равно.       — По законам интеллигенции, я, как старшая сестра, должна дать тебе по шапке. Но, также как старшая сестра, я не наблюдаю ничего плохого. И я знаю тебя, как хорошего человека — она мимолетно искоса глянула на название книжки и положила ее по другую сторону от Примо. — Не сомневайся, если бы я была против, ты бы даже не знал, что у меня есть сестра.       Джотто передернуло от одной только мысли и, якобы дружелюбной, улыбки, что появилась на губах девушки, когда она, положив книгу, поднялась и напористо коснулась его плеча. Впервые он почувствовал опасность от Даниэль, пусть эта опасность и была на уровне ревнивой угрозы. Если не вспоминать сейчас то, что произошло ночью, чтобы лишний раз не впадать в прострацию эмоций, было даже немного странно слышать от старшей Адьюкато подобное. С момента приезда Примо на территорию Адьюкато, Вонгола только и успел, что коротко поцеловать Микаэль в щеку, сесть рядом и вмиг превратиться в своеобразное ложе девушки. Все было очень быстро и без слов, хотя отказываться от такой чести Вонголе не представлялось возможным: сонливость девушки — исключительно его вина.       Пока Даниэль сидела рядом на корточках, именно на том месте, откуда подняла книгу, и гладила Микаэль по волосам, нарочито обходя стороной руку Вонголы, Джотто смотрел на нее сверху вниз и грустно вспоминал вчерашний визит Оливьеро. Как раз грустно и сочувственно; правда, кому он сочувствовал, сказать было трудно. Этим вечером блондин понял, что в плане общения с дамами дон Каваллоне полный профан, как бы грубо это не звучало по отношению и к нему, и к его жене. Однако после рассказа парня о произошедшем, Джотто не мог не отметить, что и Даниэль чересчур напористая там, где можно было бы поступиться и молча уйти. А вот сейчас Вонгола должен был бы придержать коней и закрыть лавку мыслей, чтобы не лезть в чужую жизнь. Его долг — помогать друзьям, где-то советовать, где-то предостерегать, но ситуация немного подводила.       Донна Каваллоне еле заметно улыбнулась и, убрав локон со лба сестры, нежно поцеловала ее в висок, а потом медленно встала и, лишь махнув рукой на прощанье, зашагала из беседки. Словно поступилась и промолчала, причем так неожиданно и несвоевременно, что Джотто это взбесило.       — Оливьеро вчера вечером был у меня. Мы выпили, поговорили… — сказал он на пониженных тонах.       Но Даниэль, пусть и остановилась, ни слова в ответ так и не сказала. Да и ее остановка была не больше, чем простое проявление внимательности к собеседнику. Хотя, признаться, Джотто почувствовал, как атмосфера достаточно резко накалилась, и девушка нерасторопно дернулась.       — Рада была повидаться, — не поворачиваясь, она присела в поклоне. — Передавайте привет Микаэль, Примо. Не хочу ее будить.       И после этого она, в самом деле, поспешила уйти, принуждая Вонголу сомнительно смотреть ей вслед.       Разговор вчера между боссами был коротким. Да и говорил больше недовольный Джи, которого разбудили, и Оливьеро, который за три круга по комнате снес столько мебели, сколько в кабинете Вонголы Темпеста по плану быть не должно было. Джотто соврал, когда сказал, что они выпили, потому что пил только он, внимательно слушая: впуская все в одно ухо и выпуская через другое. Просто Оливьеро был совсем нежданным гостем, и Вонгола, как бы того не хотел, сосредоточиться не мог, а потому большинство информации пропустил мимо ушел, в чем готов раскаяться. Тем не менее, его легкое отношение к сложившейся ситуацию не означало, что из того немногого, что уложилось в памяти, парень не мог сделать выводы. И сейчас, когда он смотрел в улыбающиеся, но полные боли и лжи глаза Даниэль, эти выводы своеобразным образом подтверждались. Оливьеро и Даниэль вряд ли когда-нибудь уживутся, и виноваты в этом будут оба. Сколько бы не пытались помириться, сколько бы не хотели найти общий язык. Они разные, как огонь и вода, да притом еще и постоянно меняются местами. Уже на помолвке в доме Адьюкато Вонгола совершенно точно знал, что рано или поздно его старый добрый друг заявится с подобной проблемой. Слишком хорошо Джотто знал Даниэль и Оливьеро по отдельности, чтобы наивно верить в их сыгранный брак.       — Мм… — Микаэль снова перевернулась и постаралась сильнее натянуть на себя плед, хотя его уже и вовсе не хватало. Такая беззащитная, такая спокойная и вряд ли задумывающаяся о некоторых глубинных вещах, которые терзают парня. Такая любимая и беспредельно красивая; та, которую хочется оберегать от всех печалей, тяжелых дум и волнений. Самая прекрасная девушка в мире. Она с трудом открыла глаза, заспанные и помутненные дремой, и еле-еле улыбнулась, что стало похоже на обыкновенную реакцию на хороший сон. — Джотто, — протянула она, привлекая внимание, и подняла руку к щеке парня, холодными пальцами почти неосязаемо провела по ней несколько линий, притягивая Примо к себе. Свободная рука настойчиво растирала глаза, словно выдергивая из сна и заставляя смотреть на ее мир трезво, — я люблю тебя… — и как она только успела произнести это в самые губы, когда Джотто уже склонился и утянул ее в глубокий поцелуй? Хотя это не было очень-то важно, потому что эти три слова просто заставили Вонголу вернуться его личный мир и оставить терзающие его вещи в стороне.       Конечно же, младшая Адьюкато не знает, что несколько минут назад здесь сидела Даниэль. Даже не знает, что она была в поместье, потому что Вонгола ничего не успел ей об этом сказать. Она просто захотела произнести эти безумно важные слова, чтобы вернуть романтичную атмосферу и в очередной раз обратить внимание Примо к себе. Те слова, которые меньше, чем полдня назад, сделали ее не только самой счастливой, но и предрешили кардинальные изменения в ее жизни.