С красной строки

      Тихим августовский утром, когда солнце только-только начинало освещать потухшие во мраке ночи города и леса, Джи, с сигаретой в зубах и в весьма простой позе незаурядного романтика, сидел за столом над раскрытой книжкой, страницы которой перебрались ветром последние десять минут. До книги ещё не успели добраться первые солнечные лучи, поэтому ее кое-как освещал тусклый свет почти сгоревшей свечи. Пепел сигареты, которую Арчери не трогал с момента, как захватил зубами, накопился прямо продолжением сигареты, пока его мысли были устремлены в бесконечность. Бесконечностью в данном контексте можно назвать только одно — количество дел в семье по возвращении Джотто, а час его прибытия был уже критически близок. Поездка Вонголы изначально не была достоянием общественности, об этом знал только узкий круг людей в лице хранителей Вонголы и близких друзей Примо. Однако, как это часто бывает, кто-то что-то неосторожно сказал — услышала прислуга, а если услышала прислуга — знать об этом будет весь остров. Вычислять, кто и когда что-то по неосторожности ляпнул, Джи не имел никакого желания, тем более что Джотто в своём ответном письме на сию новость ясно дал понять, что его это не волнует. К тому же, цель его поездки не была тайной по своему определению, это были всего лишь небольшие переговоры на материке. Так или иначе, раз теперь об этой поездке знала вся мафия, полагалось по прибытии виновника сего переполоха устроить хотя бы скромный званый ужин, чтобы поделиться с друзьями по ремеслу новостями. Именно нежелание так нагружать свой ещё недостроенный особняк и заставило Джотто не оглашать свой отъезд.       Как и предполагал Арчери, день прошел в суматохе. Приказ «готовить зал и дом к гостям» был отдан прислуге еще ранним утром, когда Джи выходил за кофе и на его пути показался дворецкий, явно посчитавший этот день испорченным, раз первым, кого он увидел, был Ураган Вонголы. Впрочем, хоть суматохи было и много, но прошла она быстро и практически для красноволосого незаметно, хотя бы потому, что весь день парень прогонялся за Лампо. Собственно, за своим увлекательным занятием он даже пропустил возвращение кареты босса, а посему увиделся он с другом только вечером. Сложная эта штука — воспитание. Быть может, именно поэтому семья Бовина и поставила крест на своем нерадивом наследнике. С одной стороны, парень их понимал: воспитывать пятнадцатилетнюю ходячую белую горячку не то, что трудно, — просто невозможно. Но с другой стороны… Джи, определенно, сказал бы родителям Лампо пару ласковых.       А в зале заиграл вальс, сопровождая за горизонт солнце и встречая круглую луну. Джотто все никак не мог найти Микаэль. Мало того, что он был полностью уверен, что Джи отправил ей приглашение, так ещё и Даниэль совершенно точно сказала, что её сестра, без сомнений, посетит этот вечер. Несмотря на то, что он так же был уверен и в самой Микаэль, в голову закрались сомнения и страхи. А что, если она разлюбила его? Ведь и переписку они прекратили достаточно давно… Насколько велика вероятность такого исхода событий? Ее настолько смутило его долгое отсутствие? Или она просто устала, подумала и поняла, что все эти чувства навязаны ей самим Примо? От таких мыслей, от их потока сердце замирало, Джотто никогда не думал, что способен на такую паническую трагичность. Где осанка дворянина, где самоуверенность, где, в конце концов, интуиция! Черт возьми, почему интуиция не могла дать Джотто на все прямые ответы?! Вонгола даже не понимал, в бешенстве он или в печали.       А вот и кончилась музыка, хотя гости, которых было не так уж и много, но достаточно, что Вонгола сумел в них потеряться. Минут десять после окончания бурного вальса Джотто ходил из стороны в сторону, то и дело оглядываясь на каждое платье, а после шестого его и вовсе посетила мысль, что слишком много девушек крутятся вокруг него. Были времена, когда ему это льстило и очень нравилось, но сейчас, когда среди всех разноцветных, но таких одинаковых юбок он не может найти ту самую, единственную, это наводило усталость. Парень уже имел честь поговорить почти со всеми девицами, которые тем или иным способом угодили в круг его разговора с Оливьеро и Даниэль. Сумел он так же узнать, что каждая из девиц была бы весьма признательная, если бы Джотто стал им парой на этот вечер или хотя бы пригласил на один единственный вечер. Вонгола всегда считался первым парнем на деревне, но ему казалось, что слухи о том, что он занят, должны были разнестись по всей Сицилии. Если только, конечно, не произошло чего-то, о чем Примо не знал.       И вот, снова: в сознание закралось сомнение. Все, кто знают Джотто давно, уже смело могли бы говорить ему о том, что он размяк, как сухарь в горячем чае. Но парень был искренне всем благодарен, что они держат язык за зубами. Он, конечно, это знает, но слышать правду от другого человека явно не горел желанием.       — Угомонись, — Козарт появился буквально из толпы этих самых юбок и положил руку на плечо другу. — Ты чего весь, как на иголках? Потерял чего? — Шимон кивнул на ближайший диванчик, вместе с этим захватив у официанта с подноса два бокала с шампанским.       — Потерял, — Вонгола быстро выхватил у друга бокал и опустошил его, в следующую же секунду оставив этот бокал на подносе у другого официанта. — Ты не видел Микаэль? Я ждал её раньше всех, но сейчас я не вижу только её.       Козарт явно замешкался, но когда он уже хотел ответить, пришлось обратить внимание на изменившийся взгляд Примо, устремленный в сторону лестницы. А по ней спускалась она, та, которую он ждал. Собранные волосы, платье цвета василька с прилегающими рукавами на приспущенных плечах, аккуратное колье, а чуть ниже, на груди, до боли знакомая Джотто брошь, которая держала лёгкую шаль. Она была прекрасна, а нестандартный ее фасон наряда, на который обратили внимания многочисленные представительницы женского пола, лишь подчеркивал ее красоту, линии женского тела, которые имел право видеть только Джотто, как он сам себя убеждал. Единственное, что было не так — молодой человек, который шёл по правую руку от младшей Адьюкато. Как показалось Примо, он слишком нагло держал её под руку и слишком слащаво улыбался окружающим, в то время как девушка отстраненно оглядывала зал.       — Это ещё что? — Вонгола помутнел в ту же секунду, завидев зрелище, не поддающееся его пониманию, но уже через мгновение снова воспрял духом, выпрямился и ровным шагом направился к лестнице.       Козарт чувствовал себя виноватым во всем, что сейчас происходило, и на то была явная причина. Он отчётливо помнил, как месяц назад Микаэль появилась у него во дворе, последовавший после этого разговор, слезы и бесполезные попытки привести девушку в чувство. Он был единственным из её окружения, кто знал о личности этого молодого человека и о происходящем в общем. Дон Шимон не раз думал написать Джотто письмо, но каждый раз Изабель забирала у него перо и увлекала за собой, чтобы не позволить боссу сделать огромную ошибку.       — Здесь нет Вашей вины, босс, — Белла внезапно появилась у него за спиной и взяла Козарта под локоть. — Вы третье лицо, которое не имеет никакой власти над происходящим. Сохраняйте благоразумие, — она смотрела в сторону Джотто, будто бы ожидая его действий, когда Микаэль со своим новым кавалером спустится. Именно кавалером — Изабель знала. Но, спустя несколько минут наблюдения, развернулась и потянула парня в сторону хранителей.       — Ты предлагаешь мне бросить друга, если ему разобьют сердце?       — Я предлагаю Вам смотреть на ситуацию трезво. Если мисс Микаэль любит дона Вонголу, все разрешится без вашего вмешательства. Сейчас ни Вы, ни Шимон не должны вмешиваться, иначе ситуация не ограничиться потерей Вашей чести, жертв будет достаточно для того, чтобы верха Сицилийской мафии поругались и устроили бойню. Вы лучше меня знаете, что такое мужская честь. А я хорошо знаю, что значит для леди предательство, — «к тому же для такой, как Микаэль», — добавила Белла и, украдкой глянув на босса, который никак не хотел уделять ей внимание, разочарованно вздохнула.       Джотто был не из тех людей, кто делает выводы без детального изучения ситуации. Он был не из тех, кто намеренно оскорблял людей без видимой на то причины. И, тем более, совсем не из тех, кто полагает на эмоции, когда они бьют в голову. Вонгола привык детально во всем разбираться, прежде, чем устраивать ту или иную сцену выяснения отношений, однако… Однако сейчас, се, чего ему хотелось, вмазать оппоненту со всей имеющейся у него силой. Слава Богу, благоразумия у парня было достаточно, что умеренно выдохнуть воздух из легких, успокоиться настолько, чтобы услышать, как бьется его сердце, — бешено, конечно, но не это главное, — и четко различить стук своих каблуков по выложенной плиткой полу. Вроде как, подобие умиротворения возымело над парнем верх, а посему он даже сумел гостеприимно улыбнуться. Ровно и целенаправленно он подходил к лестнице, не думаю ни о том, что он скажет, ни о том, что вообще произойдет после его приветствия. Слишком тяжелые мысли для того, кто усилием воли полностью освободил разум от эмоций за какие-то несколько секунд. Вопросов, конечно, было уйма, но всему свое время.       — Джотто! Сколько лет, сколько зим! — это был нынешний сенатор Сицилии. Вонгола узнал его не сразу, а когда узнал, вопросов появилось в три раза больше, чем было. — Мафиозные разборки тебя ещё не погребли под собой? У меня друг от этого умер, — с сарказмом заговорил парень и протянул руку для рукопожатия.       — Соболезную, — ядовито улыбнулся Вонгола, но руку в ответ не протянул, лишь посмотрел на предложенное рукопожатие как на оскорбляющий жест. Парень прекрасно понимал, насколько заметно из него сочится сарказм и хамство, но поделать с собой ничего не мог. По крайней мере, оставить у парня под глазом фингал уже не хотелось. — Добрый вечер, мисс Микаэль, — блондин поклонился и оставил лёгкий поцелуй на её руке. Она поклонилась в ответ, но не ответила. Лицо её было словно каменным, не выражающим эмоций, но глаза смотрели на Вонголу то ли вопросительно, то ли с молитвой, правда, Джотто пока не понимал, что именно он должен сделать. Да что там, он вообще ничего не понимал. Преследовало чувство, что он попал в параллельную вселенную. — Мы с Вами давно не виделись, а Вы выглядите все так же прекрасно, — блондин не отпускал ее руки, намеренно пытаясь разговорить.       — А ты все не женат? Часики-то тикают… — сенатор перехватил инициативу, после чего оказался под подавляющим своим недовольством, красноречивым взглядом Вонголы Примо.       — Моя помолвка сорвалась, — он отпустил руку Микаэль, так и не дождавшись от нее ни слова, даже после паузы после вопроса брюнета, и учтиво, насколько это возможно, пожал плечами, не отрывая взгляд от девушки. — Кажется, невеста предпочла мне другого мужчину…       Микаэль дернулась, и вопрос в её глазах сменился тоской, смешанной с раздражением, и Вонгола позволил себе надменно усмехнуться. Зрительный контакт между ними был прервал, а в сердцах обоих закралась самая ужасные и гнусные в мире эмоции: отчаяние вперемешку с ревностью и ненавистью.       Джотто посмотрел на собеседника. Только сейчас он обратил должное внимание на него. Жгучий кареглазый брюнет по своей жгучести уступающий только Оливьеро, и то не факт: Джотто не разбирался в парнях. Большой, во всех пониманиях этого слова, совершенно точно выше Вонголы на полголовы. Этого человека Примо помнил щуплым и таким же высоким парнем, который совершенно не понимал, что от него хотят. Он, сын предыдущего сенатора острова, повстречался с Джотто как раз в Палермо в здании правительства. Парня, видимо, привели смотреть, чем он будет заниматься по жизни, а он шарахался ото всех, как от приведений, и выглядел, мягко говоря, ущербно. И кто же знал, что он, как ему и положено, правда станет сенатором. Да еще и таким, от которого, от одного взгляда, будет дергаться глаз.       Именно на этой мысли, которая пришла в голову блондина ни с того, ни с сего, он понял, что пора поумерить пыл. Мафия и правительство, конечно, организации совершенно разные, не соприкасающиеся друг с другом, буквально как два государства, но разруха между ними может привести к чему-то совсем ужасающему.       — Что привело правительственного чиновника ко мне на вечер? — парень жестом пригласил к столу и повел гостей за собой.       — Да вот, моей невесте пришло приглашение, и я решил, что должен её сопроводить, — брюнет жестом маменькиного сыночка откинул прядь прилизанной шевелюры, которая блестела от кремов для укладки, но все равно рассыпалась, как и терпение Джотто. — Кстати, то, что ты уезжал из страны, оказалось неожиданным. Куда же тебя занесло? Наверху все всполошились от мысли, что Вонгола собирается захватить мир.       — Вот оно как, — бровь Примо изогнулась после первой фразы, и он вопросительно взглянул на девушку, которая всем своим видом давала понять, что не слушает разговор. А потому парень пошел с козырей, считая свой будущий вопрос просто идеальным для того, чтобы Микаэль сказала хоть что-то: — И давно вы помолвлены?       Возникла неловкая пауза. Краем уха Джотто услышал голос Даниэль в глубине зала, как в другой стороне разбился бокал. Было такое чувство, что все его чувства обострились, а народ вокруг замолчал, только вот длилось это недолго. Украдкой он посмотрел на младшую Адьюкато, а через секунду перевел взгляд в другую сторону, на проходящего мимо Арчери. Сейчас, что бы не сказал кавалер девушки, Вонгола не услышит. Он ждет исключительно ответа Микаэль. Он искренне надеется, что услышит ее голос спустя два с лишним месяца хотя бы в такой обстановке, напряженной и явно не приходящейся по вкусу никому из участников беседы.       — Мы не помолвлены, — как колокольный звон в поле, эхом пронесся ее голос, и Джотто уже мысленно праздновал свою победу над обстоятельствами.       — Ох, дело времени, моя милая, — отмахнулся парень, а Примо перевёл уже победный взгляд на него, — в скором времени мы закончим обсуждение с твоим отцом, и все встанет на свои места       Микаэль остановилась, позволяя своей руке безвольно выпасть из хватки кавалера, и глубоко вздохнула.       — Во-первых, единственное, что должно встать на свое место, это Ваши мозги, господин сенатор, — чуть громче установленного тона проговорила она и отступила на шаг назад, чтобы оказаться на одинаковом расстоянии что от Джотто, от своего сопровождающего.       Большая часть окружения обернулась, и в их числе оказались супруги Каваллоне. Даниэль мгновенно закончила беседу, которую вела до сих пор, и кивнула Оливьеро, что нужно узнать, в чем дело. Еще чуть дальше свою беседу прекратил и Козарт, но мысленно отказался смотреть на то, что сейчас происходит и произойдет. До этого момента, в принципе, никто и не обратил внимание на появление Микаэль де Адьюкато Кварто, пусть она и спустилась по парадной лестнице по желанию сенатора, чтобы привлечь внимание к своей персоне, поэтому сейчас многие из новых наблюдателей удивленно переглядывались и переговаривались с целью узнать, что происходит.       — Что? — пораженно переспросил парень и обернулся. Его лицо озарила гримаса злости и недовольства, а Микаэль и вовсе смотрела на него неприступным и равнодушным взглядом.       — Во-вторых, — продолжала она говорить на повышенных тонах, чтобы ее слышало большинство окружающих, — я не Ваша, а называть меня милой в таком контексте имеет право лишь один человек. Вы ведете себя неподобающе для представителя такого высокопоставленного чина и рискуете лишиться чести, стоит мне лишь захотеть. И в-третьих, многоуважаемый господин сенатор, — Микаэль чуть наклонила голову и взглянула на парня из-под опущенных ресниц, и взгляд этот был настолько гневным, что ее зеленые глаза приобрели темный, болотный оттенок и сверкнули так зловеще, что даже до Джотто дошел неминуемый, убийственный посыл, — когда это я сказала Вам «да»?       Даниэль в буквальном смысле разинула рот, не ожидая от сестры такого напора. Даже дон Каваллоне позволил себе ахнуть, но быстро позаботился о том, чтобы прийти в чувство самому, и вернуть супругу к здравому осмыслению ситуации.       — Твой отец сказал мне «да».       — Молодым негоже ссориться, — Джотто попытался вступиться, однако по большей части его волновалась не сама ссора, а то, что она происходит на виду у всех, и то, что ее зачинщиком стала Микаэль. «Нейтралитет» в подобных недомолвках — вот главное правило Вонголы, однако сейчас Примо чувствовал, что, допусти он продолжение сцены, проблем и недопонимания впоследствии будет еще больше. Притом, образующиеся претензии будут обращены не на семью, а лично на него. И они будут не от кого-то, а от Микаэль. Сейчас, услышав реакцию Микаэль на его невинный вопрос, который выступил главным раздражителем, Джотто понимал, что виноват-то, на самом деле, он. — Я могу предоставить вам уединенную комнату… — он на мгновение закрыл глаза рукой, но через долю секунды был вынужден их открыть из-за звонкого звука пощечины. Не сразу, но он понял, что это сделала Микаэль.       Про себя он ужасался, что упустил эту картину из виду. Казалось, звук соприкосновения ладони с мужской щекой разнесся по всему залу. В прочем, не просто казалось: действительно, после этого жеста единственными звуками были звуки оркестра и отголоски немой ярости Микаэль де Адьюкато Кварто. Вонгола проклял себя за свой азарт, проклял нерадивого сенатора и чуть ли вслух не выругался. С его стороны, как со стороны любящего мужчины, все сложилось идеально, на данный отрезок времени; но вот со стороны дона уважаемой семьи — все было категорически плохо.       — Уединитесь с медсестрой, раз дон Вонгола пообещал предоставить Вам комнату, — Микаэль растирала атаковавшую руку, не давая ей разболеться. — Щека может покраснеть, а в таком виде Вам не стоит показываться в правительстве. Высмеют, — девушка поклонилась, зло посмотрела на Примо и направилась обратно к лестнице, гордо, не подавая ни единого признака бестактности, выстукивая шаги каблуками. Не так она себе представляла этот вечер. И пока Джотто совершенно не отдавал себе отчета в том, что будет происходить дальше, Микаэль громко хлопнула дверью. Слишком громко, что после этого звука в голове остались хоть какие-то мысли.       Переполненная эмоциями, младшая из сестер Адьюкато просто шла туда, куда вели ее коридоры. Она изначально не следила за тем, как и куда идти, толком не смотрела под ноги, рискуя упасть, даже не обращала внимания на проходящих мимо других мафиози — видимо членов семьи Вонгола, — и слуг. Она игнорировала все вопросы в свою сторону и, тем более, думать забыла, что особняк Вонголы устроен несколько иначе, нежели дом Адьюкато. Здесь больше коридоров, больше дверей и больше людей. Если ее родное поместье и большинство домов мафии, в которых она успела побывать, были предназначены в основном для шести хранителей и самой кровной семьи, то дом Вонголы строился в качестве убежища для большинства мафиози семьи. А потому, естественно, что дом был в десятки раз больше и запутанней. И Микаэль знала об этом, ибо Джотто уже рассказывал о своих грандиозных планах, в исполнение которых слабо верилось даже ему самому, хотя бы потому, что он был не уверен, что строительство закончится в скором времени. Девушка знала, что, стоит ей забрести в определенный отдаленный угол дома, как она перестанет встречать на своем пути и слуг, и членов мафии. Адьюкато знала, что в момент, когда она решит остановиться, она пожалеет и обо всем сказанном, и обо всем сделанном. А в первую очередь она пожалеет, что ушла.       И она остановилась. Быть может, когда она прошла достаточно для того, чтобы заболели ноги, или в тот момент, когда объемный ком переживаний подкатил к ее горлу, заставляя еле сдерживать слезы и чувствуя необходимость выговориться. Микаэль оглянулась со слабой надеждой в сердце и потухшими от отчаяния глазами, что увидит что-то знакомое, но едва ли. Пустой и темный коридор, в котором даже не было дверей и настенных украшений, лишь только одна свеча на каждые два метра. Микаэль сообразила, что, скорее всего, зашла на необустроенную территорию. А вернее, это даже что-то из тех скелетов в шкафу, которые есть у каждого босса мафии.       Девушка прислонилась к стене под одной из свечей и сползла на пол, поджав под себя ноги. Говорят, одиночество и тишина — хороший повод подумать о своих поступках, и сейчас, как ни странно, были все декорации для хорошей встряски мыслей. Можно было долго думать о том, как такое вообще возможно, что в определенной части известного дома нет ни одного намека на присутствие тут людей, но сейчас девушку волновало это в последнюю очередь. Ей не хотелось думать о том, что привело к сегодняшнему дню и к нынешней ситуации, ей не хотелось представлять, чего она ждала от Джотто, когда он увидит ее в компании другого мужчины. Она не понимала, почему ей так обидно и больно, и в то же время Микаэль не понимала, как войти в положение Вонголы. Парень, наверняка, был растерян не меньше, чем сейчас она.       У нее было полное осознание того, на что она способна эмоционально, знала, что ее терпение, которое всеми считается ангельским, таковым не является. Она понимала, что за всю ее жизнь ее собственные ожидания от того или иного поступка или действия еще ни разу не оправдывались. С огорчением Микаэль заметила, что все это время плыла по течению, хотя когда-то давала себе установку плыть против него. Она все еще сдерживала слезы, хотя ком в горле становился все больше, а мыслей и способности понять, что делать и как жить дальше, все меньше. Она даже не понимала, есть ли смысл волноваться о том, что скажет отец и как отреагирует Джотто. Ищет ли он ее сейчас? Много ли у него вопросов, как он поступит?       Всей душой она проклинала свою нерасторопность и благословляла исключительный здравый смысл, которым обладает Вонгола.       Девушка сняла свою брошку с платья и внимательно на нее посмотрела. Наверное, у нее это была единственная полноценная собственность. Казалось бы, в этой броши хранились все те воспоминания и переживания, которыми она дорожила больше всего на свете. Эта брошь была для нее символом спокойствия и защиты и никогда не позволяла владелице терять веру в саму себя. Хотелось бы в это верить.       — Она нравится тебе? — послышался голос из тишины, и девушка медленно подняла голову, нехотя отрываясь от разглядывания переливающихся камней. Джотто глубоко вздохнул, и на его губах появилась снисходительная улыбка. Присев на одно колено, чтобы быть с девушкой на одном уровне, он так же посмотрел сначала на брошь, а потом заглянул ей в глаза, потерянные и такие же полные отчаяния, какими он видел их в зале перед ее уходом. — Ты очень удачливая, знаешь? — парень обратно пристегнул брошь, поспешил подняться и поднять за собой Микаэль, крепко держа ее сначала за руку, а после за талию. — Посмотри влево.       Она на мгновение нахмурилась, не понимая, что должна увидеть в пустом коридоре, вдаль которого уже смотрела довольно долго. Однако, стоило ей повернуться, Микаэль поняла, что на деле, в стороне, где она усилием чужой воли видела мрачный коридор, открывался вид на развалины. Девушка поняла, что даже сама она сидела не на полу, а на побитых камнях, которые, непонятно каким образом, еще не обрушились. И больше всего перечисленного, вместе с обманом зрения, пугало то, что это был второй этаж, и она сидела в метрах пяти от обрыва.       — Что… — русоволосая инстинктивно прижалась к парню и с ужасом посмотрела на разбросанные глыбы камней и бетона. В голове огромной массой водрузился другой вопрос: в какой момент она вышла в недостроенную часть? Почему она этого не поняла и как получилось так, что она была полностью уверена в обратном.       — Я говорил тебе, что особняк не достроен, — Примо посмотрел себе под ноги, удивляясь, как девушка могла идти на каблуках и не упасть, если ровным данный пол можно назвать только после бутылки чего-то крепкого. Он поднял ее на руки, чувствуя на себе все еще испуганный и удивленный взгляд, и пошел прочь отсюда. За поворотом Вонголу ждали несколько человек, которые, завидев босса, облегченно вздохнули, а сам Примо лишь кивнул им, видимо, таким образом, разгоняя по своим рабочим местам. — Ты попала под иллюзию Деймона. Недостроенная часть особняка замаскирована, по крайней мере, на время различных приемов. Мои люди сообщили, что некая обворожительная леди бессознательно бродила по коридорам и зашла на закрытую территорию, а Деймон это подтвердил.       — Почему меня не остановили?! — вспылила Микаэль и, осознав, что находится в весьма неудобном для себя положении, потребовала отпустить ее.       — А ты кого-то слушала? — Вонгола заинтересованно глянул на Микаэль, вскидывая бровь. Отпускать он девушку, конечно же, даже не думал до момента, пока они не вернутся к ровным полам и застеленным ковром.       Микаэль хотела было возразить, но поспешно признала, что, разгуливая по коридорам в поисках того, не знаю чего, игнорировала буквально всех, кто к ней обращался.       — Почему просто не перекрыли переходы в эту часть дома, — недовольно себе под нос буркнула Микаэль и все-таки обвила шею парня руками и уткнулась носом в его плечо.       — Слишком проблематично, — парень удовлетворенно усмехнулся, чувствуя горячее женское дыхание. — Сюда обычно никто не ходит. Да и я даже подумать не мог, что сегодняшний вечер закончится таким путешествием.       — А он закончился?       — Для тебя — однозначно, — Вонгола, наконец, сделал последний осторожный шаг, прежде чем посмотреть под ноги и увидеть выложенный плиткой пол. Он развернулся, чтобы удостовериться, что развеянная иллюзия восстанавливается, и с достоинством отметил, что Деймон постарался на славу, создавая ее. — Куда бы Вы хотели пойти, мисс Микаэль?       А Микаэль молчала. Она подняла голову и так же осмотрелась, чтобы понять, где они, только вот из-за того, что иллюзия уже успела восстановиться, она снова не понимала ровным счетом ничего и даже не знала, следует ли просить Джотто опустить ее. Куда бы ей сейчас хотелось, она тоже не знала. Если и было такое место, то оно было за пределами особняка. Девушка прекрасно понимала, что за последним вопросом Примо стоит несколько иная его формулировка: «Где бы тебе было комфортно поговорить?». Но если речь, и правда, идет об этом, то ответ — нигде. Адьюкато прекрасно знала, что разговора не избежать, но она до сих пор не понимала, что она хочет от него услышать и что может сказать сама. Да что там, смотря назад, Микаэль вообще не понимала, как довела ситуацию до такого.       — Мы можем сейчас уехать куда-нибудь? — на всякий случай спросила она, предполагая отрицательный ответ.       — Это будет не очень уместно. Ты и так устроила переполох, если после такого исчезну и я из всеобщего поля зрения, пойдут слухи, — Вонгола пожал плечами и аккуратно опустил Микаэль, но все-таки призадумался над вопросом.       — Да какая уже разница, — шепотом проговорила она и опустила голову, скрещивая руки на груди. Она сделала шаг за Примо, как только он направился в противоположную сторону той, в которую смотрел.       Джотто мельком глянул на Микаэль с явным желанием согласиться с таким небольшим протестом, но решил все-таки отложить чистосердечное признание дня так на три. Да, именно. Он давал себе три дня на то, чтобы собраться с мыслями, собраться с чувствами, и сказать самые главные слова в его жизни. Три дня на то, чтобы добиться желаемого совершенно законными способами. Три дня, чтобы придумать настолько победную гримасу, чтобы сенатору это снилось в страшных снах. И это решение было, отнюдь, не сиюминутным, это мысль, которую парень вынашивал все два месяца, которые пробыл за границей. Однако…       — Согласен, никакой, — Вонгола убрал руки в карманы и махнул запыхавшейся служанке, которая бежала им навстречу. Микаэль только сейчас поняла, что она, и правда, доставила Джотто массу неприятностей, а остальным тучу ненужных переживаний. — Передай Джи, что больше не о чем волноваться. И попроси принести два бокала под вино ко мне в кабинет, — обратился парень к ней, кивнув на поклон.       — А что с сенатором? — осторожно уточнила Микаэль, после того, как Джотто остановился и обернулся к ней.       — А что с ним? — недоуменно переспросил Примо. — Ты волнуешь? Я, как и обещал, — он преднамеренно выделил эти слова, а Микаэль съежилась, — предоставил ему комнату и попросил нашу медсестру позаботиться о боевом ранении. Но он попытался убить меня взглядом и уехал, кстати, судя по всему, на карете Адьюкато, — парень немного задумался, но не стал заострять на этом внимание.       Уж не известно, чего Вонгола ждал в ответ на свои слова, но девушка вздохнула слишком облегченно для той, кто остался без личного экипажа.       Шаг за шагом, поворот за поворотом, Микаэль шла за Джотто молча, словно приведение. Так же тихо, как и чуть ранее, с одной лишь разницей: сейчас она пыталась слышать и слушать все, что говорят вокруг. Голова, конечно, как и в тот раз, была забита совершенно другим; она чувствовала себя провинившимся ребенком. В ней мешались чувства радости из-за того, что Вонгола вернулся, осознание вины из-за случившегося и один единственный вопрос: а в чем именно она, собственно, виновата? Не она нашла себе жениха, вопреки любви к Примо, не она заставила его идти на этот вечер в её компании и, уж тем более, не она вела себя, как свинья, чтобы заслужить оплеуху. Она до сих пор не могла даже для себя самой решить, насколько правильно она поступила и что теперь может делать, а что нет. Насколько необходимым было после разговора с отцом еще месяц назад и новости о предстоящей помолвке ждать возвращения Джотто, чтобы дотянуть все до критической точки? Неужели, она сама не могла четко обозначить свою позицию отцу? С другой стороны, она и обозначила. Наверное, в тот вечер весь дом, который, по воле случая почти пустовал, слышал ее весьма нескромный отказ, а громкий хлопок дверью в отцовский кабинет, наверное, переполошил всех существующих в подвале мышей.       Микаэль ни разу не видела возлюбленного злым. Раздраженным, уставшим, недовольным, но не злым, даже не обиженным, и прерывать эту белую полосу обстоятельств она не особо то и хотела. Но сейчас был именно тот момент, когда ей казалось, что, вопреки всем нежным жестам и снисходительности в ее сторону, Джотто зол. Даже тот факт, что она боится идти ближе к нему, чем сейчас — а шла она позади, на расстоянии не ближе метра, — не давал ей покоя.       — Подождешь меня здесь буквально пятнадцать минут? — совершенно неожиданно Джотто остановился, открывая дверь своего кабинета и пропуская девушку вперед. Микаэль все еще не проронила ни слова, а лишь постаралась в темноте ночи разглядеть очертания кабинета, в котором была всего один раз. Она даже покраснела, невольно вспоминая все происходившие тут разговоры, и размякла, снова чувствуя себя полностью под защитой. — Мне нужно показаться гостям, а то…       — Пойдут слухи? — Адьюкато усмехнулась тому, насколько серьезно парень думает сегодня об этом.       Он засмеялся.       — Я хотел сказать: «…а то они отправятся искать меня», — Джотто приобнял девушку за талию и поцеловал ее в макушку. — Не скучай, я быстро, — он щелкнул пальцами, и один яркий и очень быстрый огонек зажег все свечи в комнате, а тепло мужских рук вскоре пропало, и следом захлопнулась дверь.       Хотелось бы повториться: одиночество и тишина — хороший повод подумать о своих поступках, и Микаэль посчитала, что самое время попробовать заняться этим во второй раз. Она так подумала, но желание размышлять о чем-то у нее совершенно точно отсутствовало. Хотелось просто оказаться в объятьях самого дорого человека и молча слушать его дыхание и биение сердца.       На кофейном столике между диванами уже стояли два бокала и открытая бутылка вина, и девушка про себя отметила, что прислуга в Вонголе чересчур шустрая. Слегка сощурившись, она посмотрела на горящее пламя ближайшей свечи, обвела ровным взглядом все помещение по периметру и обратила свое внимание на некий алый отсвет на стене. И этот цвет был настолько красивым, что, пожалуй, мог сравниться только с цветом волос Козарта. Отсвет этот был от бутылки вина. Рядом с ней тоже стояла свеча и, казалось, ее пламя было в несколько раз красивее, нежели пламя остальных. Впрочем, все это лишь игра света. Микаэль присела на диван спиной к двери, уперлась локтями в коленки и придвинула к себе свечу. Завороженная пламенем она бесстрашно поднесла к нему руку, и была уже почти готова затушить фитиль пальцами, как в детстве, когда они играли с Даниэль, но в какой-то момент снова необузданный страх атаковал ее сердце, девушка шарахнулся и прижалась к спинке дивана. Сердце забилось чаще, дыхание на мгновение перехватило, а в голове пронесся оправданный вопрос: с чего бы такая реакция и на что? Со стороны это, наверняка, выглядело так же смешно, как и в ее представлении. Микаэль воспроизвела у себя в голове сцену, когда сама смогла зажечь пламя. Свое собственное пламя, как это мог делать Джотто, ее отец… Быть может, это ее напугало?       Что же, стоило вернуться к реальности, перестать дурачиться и думать о ненужных в данную минуту вещах. С последними переживаниями девушка, казалось, совершенно перестала мыслить здраво. Все-то ей казалось пугающим и подозрительным, кабинет Вонголы Примо непонятным образом удручал и не давал расслабиться, хотя сейчас бы совсем не помешало закрыть глаза и погрузиться хоть на минутку в сознание, ни о чем не думая. И если глаза она закрыть могла, то опустошить сознание — нет, но в то же время она так же не могла подумать о своих поступках, проанализировать произошедшее. В который раз за сегодня она пытается это сделать? В который раз за последний час?..       «Начнем сначала», — пронеслось в ее голове, словно стирая бессмысленные размышления последних минут, и девушка, моргнув, снова принялась осматривать помещение. Микаэль находилась в кабинете Вонголы Примо — одного из известнейших личностей не только в определённых кругах, но и во всей Сицилии. Джотто был хоть и прекрасным человеком, которого девушка, несмотря на все камни в своём огороде, любила всем сердцем; он — мафиози. Младшей Адьюкато сразу становилось не по себе, когда эта мысль приходила в её голову во время совместных прогулок, во время их любовных встреч. Микаэль вообще за руку ловила себя на мысли, что думает об этом слишком часто, и как бы сильно она не воздыхала по Джотто, с каждым разом она чувствует смутное чувство отторжения. Ей это не нравилось. Не нравилось настолько, что хотелось плакать от беспомощности, вспоминая, что самые насыщенные моменты в её жизни появились исключительно после знакомства с этим человеком. Но сейчас, с раздумьями приходит осознание: чтобы стать счастливой, нужно перебороть свой страх и отвращение к мафии. Нужно стать независимой в своих решениях, научиться оценивать ситуацию, говорить «нет». Как бы грустно это не звучало, Микаэль должна признать себя не просто дочерью Адьюкато Кварто, она должна признать себя мафиози. Но разве это возможно?       Говорят, что красота требует жертв, но жертв требует любовь. И не всегда эта любовь получается красивой.       Микаэль закрыла глаза, стараясь все-таки очистить разум и не думать ни о чем. Однако сосредоточиться ей удалось только на тех же мыслях, которые приходили ей до этого. А в другой момент её окутало тёплое чувство и перед закрытыми глазами, в темноте, появился еле заметный оранжевый силуэт. От испуга Микаэль вжалась в спинку дивана сильнее и широко раскрыла глаза, но ничего так и не увидела.       — Я с ума схожу, — сама над собой усмехнулась она, хватаясь за голову в немом ужасе. А появившаяся неожиданно мысль осталась на подкорке головного мозга, привлекая в спектр эмоций еще и тревогу.