Быть человеком

      Так легко потеряться среди незнакомцев — в чужом городе, в чужой стране. Никто тебя не замечает, никому нет до тебя дела. Ты никто, очередное лицо в толпе. Но так сложно потерять себя. Ведь даже сбежав ото всех, отгородившись от всего мира, по-прежнему остается один извечный спутник и свидетель — ты сам. И он никуда не денется, даже если пытаться притвориться невидимкой.       Но это не было моей целью. Я хотел себя найти — свое место в этом мире. Или убедиться в том, что его нет. Я не знал, куда идти и что делать. Я просто собрал рюкзак и сел в автобус, который увез меня из Смолвиля, из Канзаса. А потом на попутку, поезд, корабль… Много было дорог, но я не строил маршрут. Я просто двигался вперед. Туда, куда несли меня ноги или очередной дальнобойщик. Иногда я задерживался где-то на пару дней или неделю. Что-то видел лишь мельком. Но порой оставался на месяц или два, находя работу и жилье. Я не задумывался где я и что делаю. Самая простая физическая работа, чтобы прокормить себя. Самое дешевое жилье на оставшиеся крохи. А иногда ночи под звездным небом — там, где нет ни души. Новые места, новые ощущения, чужой язык, которого я не понимал, другая жизнь. Но это было здорово. Это здорово и сейчас. Быть путешественником, быть скитальцем, быть простым человеком. Я не Кларк Кент, не Супермен — я Джон Доу*, до тех пор, пока не решу, кем мне стать окончательно.       Джону по плечу любая работа и испытания, но он, все же, человек. А мне не всегда удавалось им оставаться в полной мере. Я отказался от полетов, своей скорости и пытался сдерживать силу, но, все же, прекрасно понимал, что этого недостаточно. Хотя мир вокруг и стал медленнее и обширнее. Я смотрел на него не сверху вниз, а снизу вверх. Возможно, впервые. Я наблюдал. Как плавно и обыденно течет жизнь. Как рутина заполняет каждый день. И как каждый новый день похож и не похож на прошедший. Я переплыл океан, наблюдая, как лазурные воды чернеют и вновь становятся прозрачными. Я пересек пустыню, задыхаясь днем и замерзая ночью. Я поднялся в горы — туда, где среди белого снега и черных камней стоит одиноко буддистский храм. Я вдыхал чистый воздух, стоя среди вековых сосен, и смог огромного мегаполиса-муравейника. Я видел тысячи лиц незнакомцев — с разным цветом кожи и глаз, в разной одежде и с разным положением. Кто-то носил пошитый на заказ костюм и ролекс, а кто-то лишь набедренную повязку. И мне казалось, что этому не будет конца. И я не смогу объять весь этот мир. И мне всегда будет его мало. И время перестало существовать. И я в нем потерялся. Потерялся до тех пор, пока не понял, что готов сделать выбор. Готов перестать быть Джоном Доу. Готов обрести себя. И как только я это решил, сразу стало легче. Я понял, что на этом мой путь окончен, и единственная дорога, что лежит передо мной сейчас — дорога к дому.       Собрав вещи, которых у меня, как и всегда, было лишь на рюкзак, я закрыл хилую дверь своей съемной коморки, натянул на голову бейсболку и отдал ключи седовласому мужчине, что сидел во внутреннем дворе и курил кальян. Я попрощался жестом, он выпустил струю дыма. Вот и все, осталось лишь одно дело.       Выбравшись из лабиринта узких улочек, я направился в самый центр туристической жизни Марракеша. Пестрый, жаркий, пряный город, он останется в моей памяти именно таким. Зашел в сувенирную лавку и выбрал открытку. Местных денег осталось немного, и я купил что-то еще — колоритное, небольшое. Маленький подарок — единственный за все время моего путешествия. Билет на самолет — в один конец. Вылет в полдень. Я не спеша выпил маленькую чашку крепчайшего кофе в ближайшем кафе. Наслаждался его ароматом и всеми теми запахами, что мешались в единый плотный восточный «смог». Мне не было грустно, но я знал, что буду вспоминать прошедшие месяцы с теплотой. Все, чтобы не приключилось со мной, дало то, что теперь привело меня к определенному решению. Дало мне опыт и понимание — что я теряю и что нахожу, становясь тем… Кем бы в итоге я не стал, я никогда не забуду ту маленькую жизнь, которую прожил Джон Доу. Я достал телефон, открыл свою страницу в ЖЖ** и написал: «Все когда-то заканчивается. Вот и мне пора вернуться домой. Мое путешествие почти что окончено. А значит и эта маленькая жизнь в огромном мире. И мой короткий рассказ о ней. Дом, милый дом. Эта фраза становится важной только когда ты слишком долго там не был, и когда наконец-то переступаешь его порог».       Я подумал еще немного, но не стал продолжать. Экран погас, и я убрал телефон в карман. Нащупал там открытку, достал ее, повертел в руках. Черными чернилами вывел несколько слов на ее обороте. Все, пора. Открытка упала в почтовый ящик, я устремился в сторону аэропорта, в заочной схватке обогнать ее.       Полет был длинным, тягучим, но я привык, что теперь время это мерИло моей новой жизни. И совсем не так, как-то было раньше. Я бы мог взмыть ввысь, пронзить воздух и поспорить с ветром. Я мог бы уже сегодня сидеть на кухне рядом с мамой и пить чай с яблочным пирогом. Но пока только скучал в самолетном кресле и боковым зрением следил за тем, как белые кучевые облака проплывают под брюхом нашей железной птицы. Я помнил, какие эти облака на ощупь, знал, как высоко они находятся над землей, и как массивны и полы, когда оказываешься рядом с ними. И этого не понять в полной мере с моего места теперь. А мне больше, наверное, никогда этого не почувствовать. Еще пару часов и Нью-Йорк — целая вечность. А потом еще дорога через пол страны до родного штата. И я еще не решил, как собираюсь ее преодолеть. Пересесть на другой самолет или же немного освоиться, привыкнуть к знакомым пейзажам и добираться по земле. Медленно, но верно. Нет, я еще не решил. И мне казалось, что я тяну время нарочно. Принятое решение так условно, пока его не озвучил и не начал воплощать его в жизнь. Да, жизнь. Что делать мне со своей новой жизнью? Ведь делать, что-то надо. И об этом тоже стоит подумать. Благо, времени на это у меня предостаточно.       Нью-Йорк встретил меня холодным дождем, серым низким небом и такими же серыми, упирающимися в него, небоскребами. Это определенно не мой город. Такси, желтыми кляксами, отражались в мокром асфальте, гудели наперебой, стараясь перекричать городскую шумиху. Люди-тени, люди-муравьи. Мне ужасно захотелось заткнуть уши и закрыть глаза, провалившись тишину и мрак. Я так отвык от этого. Но даже это не помогло бы мне избавиться от всего того, что приходилось в себе подавлять. Нет, это не мой город.       Я не стал задерживаться в нем — перекусил, проверил расписание, купил билет, и вот — я снова в пути, скоростной поезд увозит меня подальше отсюда и поближе к дому. Это будет долгое путешествие — я сам так решил. Перрон остался позади, и постепенно бетон и железо сменились зеленой живой природой. Я достал телефон, открыл свой ЖЖ, с последнего моего поста здесь появилось много сообщений. Я пробежался по ним вскользь, на несколько ответил. Но одно заставило меня задуматься. «Майкл К.» писал мне уже не раз, но я упорно не мог заставить себя ему ответить. Просто вопрос, который он мне задавал из раза в раз не находил ответа. Что ж, стоит подумать теперь и над этим. Я коснулся экрана там, где высветилось его сообщение, и смартфон услужливо явил мне набор букв и цифр. Пришлось подбирать слова.

***

      Мама встретила меня теплыми и такими родными объятьями. На ее глаза, как всегда, навернулись слезы. И от этого разрывалось сердце, а меня мучило чувство вины, что я опять оставил ее одну так надолго. — Вернулся, — сказала она эмоционально и уткнулась мне в плечо. Я легко обнял ее, потому что крепче не мог, поцеловал в макушку. Когда она чуть успокоилась, добавила и еще одно слово. — Голодный?       Ну что еще ждать от мамы? Именно этими двумя словами она всегда меня и встречала. Да, я дома. И другого у меня нет. Другого мне и не надо.       Пока я ел, мама смотрела не меня с любовью и ничего не говорила. А мне было неловко. Сколько времени я отсутствовал? За временем я и не следил. Только пытался припомнить сегодняшнюю дату. Мама, будто прочитав мои мысли, заговорила. — Хороший же ты мне подарок сделал под Рождество. А я уже тебя и не ждала, — слукавила она. — Думала, так и останешься где-нибудь в Гималаях или Каире. — Я не был в Гималаях, мама. — Неважно, — она отвлеклась на минуту, пока заваривала чай. — Тебя ведь так долго не было. Больше года прошло. — Правда? — удивился я. — Только одно меня успокаивало — твои открытки и редкие звонки. Я знала хотя бы, что ты жив. — Мама, — вздохнул я. Конечно, говорить в очередной раз, что со мной вряд ли что могло произойти, было бесполезно. Мама это прекрасно понимала, но никак иначе не могла описать свое волнение. — Я могла утишаться лишь тем, что раз тебя так долго нет, значит, твое путешествие проходит… интересно, — немного запнулась она. — Да, было интересно и познавательно, — улыбнулся я. — И ты нашел, что искал? — Возможно.       Мы оба помолчали. Лишь секундная стрелка в другой комнате и еле различимое пыхтение остывающего чайника мешало этой тишине. — Знаешь, что я искал, мама? — Себя? Свое предназначение? Смысл жизни? — И это тоже. Но, прежде всего — как стать человеком. — Но ты и есть человек, Кларк, — легко возмутилась Марта. — Всем только так кажется. И тебе тоже, мам. На самом деле, это не так просто. Всю свою жизнь я учился контролировать и сдерживать свои силы. Благодаря тебе и папе, у меня это получается. Но это не значит, что у меня их нет. Я не знаю, что такое слабость и боль, что значит чувствовать себя плохо или быть не в состоянии что-либо сделать… почти не знаю, — оговорился я. — Я другой, и все для меня иначе. Я не могу это объяснить так, чтобы ты действительно поняла. А ты, как бы не старалась, все равно не сможешь понять. — Я могу, дорогой. — Нет, не можешь, — я вздохнул и улыбнулся. — Но это не важно. Я хочу, чтобы теперь для меня все стало проще. Я не смогу никогда стать обычным, нормальным, человеком, но попытаюсь им быть. Я не буду больше вмешиваться в катаклизмы, спасать людей, останавливать преступников. Мне будет непросто. Но я хочу прожить свою жизнь, не деля ее на две диаметрально противоположные. Я хочу быть кем-то одним. И я решил, что Кларк Кент подходит мне больше. По сути, им я и был все это время. Возможно, кто-то скажет, что миру нужен Супермен, но я не соглашусь с этим. Этот мир существует уже тысячи лет, и просуществует еще столько же. Он как-то обходился без меня и прежде. А у меня самого всего лишь одна жизнь, и я хочу ее прожить по-своему. — Так значит отныне просто Кларк? — Да, мама. Кларк Кент и никто иной. — И ты не передумаешь? — ее голос все равно был немного недоверчивым. — Я очень постараюсь. — И ты не будешь жалеть?       Я встал, подошел к маме, положил руки ей на плечи и поцеловал: — Нам всегда приходится о чем-то жалеть. Когда делаешь выбор, есть вероятность, что он неверный. Но если его не делать, то и нет возможности двигаться вперед.       Марта положила свою руку поверх моей, а к другой прижалась щекой. — Я горжусь тобой, сынок.       Другого она сказать и не могла.       Рождество прошло в уютном уединении — только мы вдвоем и любимый яблочный пирог, на этот раз щедро приправленный корицей. Ничего другого мне и не хотелось. К нам не часто наведывались соседи, а я сам очень редко выбирался в город. Находились дела по дому и на ферме. Мужские руки всегда нужны в хозяйстве, и мне нравилось, что я полезен в таком незамысловатом деле. А по вечерам я включал свой старый компьютер, нажимал кнопку «Соединение» и с умилением слышал это давно забытое звучание-скрежет, будто сломанного телефона, прежде чем оказаться в «Сети». «Высокие» технологии здесь в пригороде Смолвиля.       После того, как я ответил на письмо Майкла К., у нас завязалась переписка, которая вылилась в итоге в то, что я начал писать.       Мама как-то спросила, чем Кларк Кент теперь намерен заниматься, ведь не собирается же он просидеть на ферме до старости. И я рассказал ей о том предложении, что мне поступило.       Майкл К. оказался Майклом Каванетти, редактором одного из Нью-Йоркских издательств, который находился в поисках молодых дарований и новых имен. Публицистика и художественная литература сейчас переживали не лучшее время, а Майк задался целью откопать непризнанные таланты. Однажды, блуждая в сети, он наткнулся на блог некоего Джона Доу и увлекся им. Ему показалось, что помимо хорошей речи и подачи информации под соусом собственных переживаний, наблюдений, выводов, читается все легко и ненавязчиво. И сама идея «Записок путешественника» в современном мире показалась ему интересной. Из этого могла выйти неплохая книга. И он сделал предложение. Но Джон Доу долго не выходил на контакт. Только когда была поставлена точка, и блог почти что закрыт, от Джона пришло письмо. — И что же? — спросила мама оживленно. — Я не сразу, но все же согласился. Мне показалось, что это в определенном смысле мой шанс. Я ведь для этого и хотел стать журналистом. Хотел писать. Правда, не думал, что какой-то блог в интернете возведет меня сразу в ранг «писателя», — я засмеялся. — Ну, полно тебе. У тебя есть талант и способности. Уверена, что книга станет популярной. — Но ты ведь даже не знаешь о чем в ней речь. — Я знаю тебя, мой мальчик. Мне этого довольно. — Мне не светит нобелевская или пулицеровская премия, но гонорар я все же получу. Это невесть какие деньги, но с чего-то надо начинать. — Думаю, это прекрасное начало, — мама обняла меня за плечи.       Я тоже надеялся, что новая жизнь Кларка Кента пойдет по другому пути. Я не рассчитывал на успех и признание, но это определенно прокладывало мне дорогу в том направлении, по которому я хотел идти. Я распечатал черновой вариант и принес маме «для критики», сказав, что еще четверти, пожалуй, не хватает. Мне было очень волнительно, несмотря на то, что плохой реакции я и не ожидал.       Она с упоением читала два вечера подряд, а на третий только и сказала: — А почему в конце написано — какой-то «Джон Д.». — Это псевдоним. Мой псевдоним. — Разве он тебе нужен, Кларк? Ты ведь решил больше не быть двумя людьми одновременно. Странно ты начинаешь свою жизнь.       Мама, мама — как же она всегда бывает права.       За день до нового года я отправил весь материал Майклу Каванетти, подписавшись своим именем. Очень символично как-то вышло. Теперь от меня уже ничего не зависело. Оставалось лишь ждать и надеяться. Мама уговорила меня пойти отметить праздник с моими школьными друзьями, что еще оставались в городе или приехали сейчас погостить домой. Но я чувствовал среди них себя как-то неуютно, поэтому еще до того как пробила полночь я вернулся домой. Мама уже спала.       Я закрыл дверь и пошел к себе. Не стал включать свет, а просто сел напротив окна и задержал взгляд на звездном небе. Я подумал, что где бы не находился человек, в какой точке мира, а есть то, что невидимой нитью всех объединяет. Стоит только взглянуть вверх. Так и я, где бы не находился весь прошедший год, всегда был под присмотром, и, наверное, несмотря ни на что оставался Кларком. Наверное, я никогда не исправлюсь. Но пока было достаточно и того, что Кларк Кент снова явил себя миру открыто. Звучало это глупо и смешно. Кларк, которого знали в Смолвиле отличался от того, что жил в Метрополисе. Он был вполне обычным и непримечательным. Но не тем неуклюжим и неловким парнем с легкой сутулостью и в больших очках. Правда, именно о нем сейчас думал я. Мне, скорее всего, внезапно захотелось не стать им, а очутиться среди тех людей, что его окружали. Перри Вайта, Джимми Олсена, но больше всего рядом с Лоис Лейн. О ней последнее время я предпочитал не думать, решив, что вместе с Суперменом «умерла» и всякая надежда на взаимность. Но, я не мог не признать и то, что я лишь питал беспочвенные иллюзии на этот счет ранее. Лоис сразу же предпочла Супермена против Кларка Кента, и было бы странно, если бы все случилось наоборот. Казалось, чего проще — откройся ей и ты получишь желаемое. Но меня такое не устраивало. Я не верил в то, что чувства Лоис к Супермену настоящие. Она была влюблена в образ, в силу, в загадку. За всем этим она не видела человека. А человеком был Кларк, которого она никогда не замечала. Но несмотря на это, я не мог запретить себе думать о ней хоть изредка или чувствовать то, что чувствовал. Расстояние и время должны были изгнать из моего сердца эту зависимость, но только ее притупили. И теперь — в эту тихую, зимнюю, звездную ночь, Кларк Кент думал о той, что однажды и, быть может, навсегда похитила его сердце.