"Вязы"

       СеХун с самого детства знал, какой путь выберет.    Юноша любил планировать, сколько себя помнил, и не выносил, когда кто-то пытался решать что-либо за него. Он принимал советы родных и близких, прислушивался к ним, но финальный выбор всегда делал сам.    Решение заняться медициной пришло к юноше ещё в средней школе, и с тех пор он упорно шел к своей цели.    Молодой человек не обладал особым человеколюбием, и потому в качестве будущей специализации выбрал самую жутковатую – патологоанатомию.    Эта область казалась студенту одной из самых интересных.    И пациенты отличались редкостным спокойствием и сдержанностью.    Конечно, это смотрелось несколько цинично, но, в итоге, это и вправду оказалось одной из причин, по которой СеХун и выбрал направление.    В команду ЧунМёна юноша попал неожиданно, но вполне естественно. Глава их небольшого коллектива сразу пришелся по нраву мрачноватому молодому человеку: выходец из интеллигентной семьи, лидер обладал тем самым внутренним светом, который, подобно маяку, держал коллектив вместе.    Они сдружились моментально, а внеучебные занятия вроде проектов сплачивали их ещё больше.    Студент с нетерпением ждал начала именно этого приключения: сама идея заброшенной гостиницы привлекала его. СеХун любил страшные истории, которые приятно щекотали нервы, и «Вязы» казались подходящим местом для того,чтобы развлечься.    И отель явно его не разочаровал.    Красота, пришедшая в полный упадок, всегда вызывает чувство глубокого сожаления, а это место казалось квинтэссенцией сего.    Они с ЧунМёном направились на третий этаж, но, к сожалению, там не оказалось других комнат, кроме номеров. Видимо, административные помещения располагались на первом этаже.    Что ж, ничего страшного: интерьер этих спален вполне можно было использовать для фильма.    Всего тут было двадцать восемь номеров: с триста первого до триста двадцать седьмого. Входы в них располагались вдоль коридоров, которые симметрично расходились от главного, подобно паучьим лапкам.    Комнаты разнились лишь по размеру; интерьер был практически идентичным. Некоторые помещения выглядели так, будто их покинули в спешке, не успев собрать свои вещи: на кроватях, на полу и в шкафу всё ещё хранилась одежда, а в вазах стояли засохшие букеты.    Двое студентов выбрали триста пятый номер – один из ближайших к лестнице.    Эту комнату когда-то занимала супружеская пара, если судить по двуспальной кровати и мужских и женских вещах, которые были оставлены здесь,чтобы покрыться вековой пылью.    Дверцы шкафа были распахнуты, позволяя видеть платья, брюки и рубашки, развешенные внутри. На кровати лежали скрипка, смычок и стопка нотной бумаги, пожелтевшей от времени и замахрившейся на краях. На ночном столике покоился стакан, покрывшийся плотным налётом, смыть который, скорее всего, никогда не получится. Письменный стол был весь завален бумагой, испещренной записями, сделанными до того мелким почерком, что разобрать это можно было лишь с помощью лупы.    Под стулом небрежно валялись вечерние туфли на каблуках. Из-за пыли было сложно определить их цвет, но одно можно было сказать с уверенностью: их хозяйка вряд ли оставила бы такую обувь, если бы только обстоятельства не заставили её.    В номере была настолько тяжелая и спертая атмосфера, что, ЧунМён, войдя сюда, первым делом раскрыл окно, которое поддалось с трудом.    Свежий морозный воздух ворвался в помещение, подняв облачка пыли. – Знаешь, это всё так интригующе, – вымолвил лидер их команды, задумчиво глядя из окна наружу. – У меня возникла полная иллюзия, что эти постояльцы всё ещё здесь, и они вот-вот войдут через эту дверь. Впечатление было стопроцентным, если бы не пыль и запустение.    Его друг кивнул, подойдя к письменному столу и наклонившись над ним.    Листки, испещрённые мелкими мушиными буковками, были раскиданы по полированной поверхности в беспорядке.    Молодой человек аккуратно дунул на верхний, подняв настоящую пылевую бурю. Сам текст от этого не стал понятнее, но юноша смог рассмотреть странные следы на пожелтевшей бумаге.    Круглые бесцветные кляксы с разводами...    Могли ли это быть... Слёзы?.. – Похоже, она была поэтессой, а её супруг – музыкантом, – вымолвил ЧунМён, указывая ладонью на скрипку. – Интересно, что заставило их бежать отсюда, бросив свой багаж...    СеХун, отойдя от стола, задумчиво поджал губы. – Меня занимает другое, – протянул он. – Помнишь, мы читали про эту гостиницу? В статье было написано,что после серии загадочных случаев «Вязы» потеряли популярность, никто не приезжал сюда, и потому владельцы бросили здание. Из этого можно сделать вывод, что к семидесятым тут не могло быть ни одного гостя. В таком случае, почему в этих комнатах столько брошенных вещей? – Может, остались от тех времен, когда заведение процветало? – пожал плечами его товарищ. – Хотя ты прав: странно, что этот багаж не переслали владельцам.    Будущий патологоанатом согласно хмыкнул. Подойдя к ночному столику, он осторожно выдвинул ящик и присвистнул от удивления: внутри лежала фотография.    Студент аккуратно взял её двумя пальцами. Это оказалась не карточка, а какая-то тяжелая пластина, на которую было нанесено изображение.    На фото была снята семья из трёх человек: отец, мать и дочь.    Глава семьи отличался солидным телосложением, гусарскими усами и бородкой клинышком. Мать, облаченная в мешковатое платье и шляпку с опущенными полями, держала в руке какой-то прут. Дочь, сидевшая в кресле, притулившемся между родителями, безжизненно глядела куда-то вдаль. – Посмотри-ка на это, – СеХун повернулся к другу. – Я очень сомневаюсь, что это – привет из семидесятых.    ЧунМён взял пластину и повертел в руках. – Да, точно, – склонил голову он. – Скорее, двадцатые. Техника фотографии это подтверждает. – Ничего себе, – будущий медик поднял тонкие брови. – И каким же образом эта вещица тут оказалась? Мне трудно предположить, что туристы возили с собой антикварное фото... – Но на этом сюрпризы не заканчиваются, – глава группы подошел ближе и повернул пластину изображением к собеседнику. – Вглядись повнимательнее; видишь, насколько очертания фигур и лиц родителей размыты? – Действительно, – отметил СеХун, спрятав руки в карманы куртки. – А вот дочь получилась очень четко. Это из-за различного расстояния от них до камеры?    ЧунМён вздохнул, кладя фотографию на кровать. – К сожалению, нет, – проговорил он. – При тогдашнем уровне техники, изображения получались размытыми, потому что для того, чтобы сделать кадр, нужно было на долгое время замирать в одной позе. Дыхание, инстинктивные мышечные сокращения давали эффект размытости, что мы и видим на этой карточке. Девушка вышла более отчетливо из-за того, что не дышала. – Что?! – его соученик с отвращением посмотрел на пластину. – Ты хочешь сказать, что они запечатлели тут труп? – Это не было необычным в начале двадцатого века, – пожал плечами лидер команды. – Тогда фотографии не были столь доступны, как сейчас, и зачастую люди, сталкиваясь со смертью кого-либо из родственников, шли в фотоателье и организовывали съёмки,чтобы иметь хотя бы одно изображение безвременно ушедшего. – Жуть какая, – СеХун снова взял в руки фото. – У неё глаза открыты... Странноватая практика. – Иногда горе толкает людей на непонятные и подчас дикие поступки, – философски заметил ЧунМён, отходя к письменному столу. – В такие моменты никто не вправе кого-либо осуждать.    Второй юноша, ничего не ответив, продолжил рассматривать карточку, поднеся её близко к глазам. Через минуту он, ахнув, медленно повернулся всем корпусом к товарищу. – Помнишь, ты минут пять назад предположил, что жена была поэтессой, а муж – музыкантом? – полушепотом вымолвил он. – Так вот, мне кажется, всё наоборот: эта штука в её руке – смычок.    И молодой человек кивнул на лежавшую на кровати скрипку. – Не может быть.., – ЧунМён тяжело оперся о стол, не замечая, что тотчас запачкался. – Это те самые люди?.. Но... Как?    СеХун бережно положил пластину на место и задвинул ящик. – Я, конечно, не стану утверждать со стопроцентной уверенностью, – произнёс он, потирая ладони одну о другую, – но это кажется вполне логичным, разве нет? Семейная пара, потерявшая дочь, отправилась в поездку, чтобы найти в себе силы жить дальше. Они остановились в этом отеле,о чём свидетельствует и одежда, которая ну никак не тянет на моду семидесятых, и скрипка, и фото – одно из их самых дорогих сокровищ.    Глава коллектива шумно сглотнул и опустил голову.    В номере воцарилась абсолютная тишина, поглощавшая всё вокруг. Казалось, эти люди словно ожили, как и воспоминания о них. Листки со стихами на письменном столе едва слышно зашелестели, а струны скрипки натянулись, издавая характерный звук.    И тут в комнату влетел ЧанЁль, моментально разрушив чары. – Там МинСок, – выпалил рослый юноша, тяжело дыша. – Это... Упал. Ему плохо. Нужна помощь.    СеХун, коротко кивнув и бросив: «Показывай дорогу!», устремился к двери.    ЧунМён с готовностью заспешил за ним, нащупывая во вместительном внутреннем кармане куртки бутылку с минеральной водой. ***     Лу Хань присвистнул, оглядываясь вокруг.    Всё-таки он поступил правильно, решив забраться подальше: эта комната была самой шикарной во всем отеле! И более того, её когда-то занимал первый человек этого заведения.    В кабинет директора можно было попасть только через административное помещение – комнату с тесно составленными столами, за которыми когда-то работали клерки.    Дверь, ведущая в святая святых, была тяжелой, добротной, некогда украшенной позолотой. Конечно, теперь от этого великолепия не осталось и следа: всё потускнело.    Но для фильма это и было нужно.    Сам кабинет был большим, помпезным и перегруженным мебелью: исполинские стеллажи, заполненные запыленными и заплесневелыми томами, гигантские кресла с высокими спинками и резными ножками, секретеры с потрескавшейся полировкой, разбитое зеркало в тяжелой раме, висевшее прямо под картиной батальной сцены, покосившийся буфет с отвалившимися дверцами, содержимое которого – бутылки с, судя по их форме, коньяком – рассыпалось по полу, рухнувший наземь шкаф...    И посреди всего этого – огромный дубовый стол с тумбами.    Воздух в этой небольшой комнатке был пропитан пылью и затхлостью, а через окно, находившееся как раз напротив входа, проникали лучи солнца, слепившие глаза.    Моргнув несколько раз, китаец решительно двинулся вперед и, подняв шпингалеты, с трудом раскрыл створки. В заброшенный кабинет тут же ворвался морозный воздух, и пропитанная плесенью атмосфера показалась вполне терпимой.    Одобрительно кивнув, юноша развернулся и не смог сдержать крика.    В похожем на трон кресле с высокой спинкой и вычурными подлокотниками сидел человеческий скелет.    Молодой человек нервно сглотнул, а потом, махнув рукой, рассмеялся: скорее всего, это пластиковый муляж. Кто-то из искателей приключений, пришедших в отель до них, посадил сюда это чудище, чтобы создать удачный кадр. Или испугать своих впечатлительных последователей.    Лу Хань сделал шаг вперед и, наклонившись вперед, начал с любопытством рассматривать скелет.    Он был облачен в костюм, который, несмотря на запыленность, явно когда-то стоил недешево. Из нагрудного кармана торчало пенсне, а на костлявом запястье виднелись наручные часы. – Интересная задумка, – фыркнул студент, включая запись и направляя камеру на «покойника». – Боюсь-боюсь, ребята!    Зажав камеру между ладонями и держа её в статичном положении, юноша начал быстро оглядываться, ища что-нибудь такое же эффектное.    Собственно говоря, сгодился бы каждый угол этого помещения: кабинет был буквально пропитан ощущением заброшенности – внезапной, неожиданной, резкой и печальной.    Студент снова перевел глаза на фигуру в кресле и ахнул: пустые безжизненные глазницы смотрели прямо на него!    Лу Хань медленно опустил камеру. Он был готов поклясться, что череп был повернут налево!    Молодой человек нахмурился, неотрывно глядя на это жуткое зрелище.    Может, в этот муляж встроен какой-нибудь механизм? Может, он неверно запомнил, и так всё и было? Может, ему показалось?    Скорее всего, одно из трёх.    Ведь привидений не существует.    Китаец отступил на два шага и ударился поясницей о подоконник. Вздрогнув, он провел рукой по лицу и громко выдохнул.    Ладно. Пустяки.    Нужно сосредоточиться на фильме и выкинуть из головы все эти глупости.    Лу Хань, бросив последний боязливый взгляд на скелет, обошел кресло справа и, включив запись, направил объектив на стеллаж с книгами.    Некоторые тома были просто запылены, остальные же покрывал слой плесени, от которой исходил характерный запах сырости. – Жаль, что видео не передает этот волшебный аромат, – хихикнул студент, приближая корешки книг и пытаясь прочитать надписи на них. – Но и одной картинки достаточно. Крис точно будет доволен!    Юноша медленно двинулся вдоль полок. – Все фолианты довольно солидные, – прокомментировал он. – Тут явно не жаловали бульварщину в мягких обложках.    Он повернулся, чтобы пройти на другую сторону комнаты, и непроизвольно бросил взгляд на скелет.    И его глаза вновь встретились с чернеющими мёртвыми впадинами. – Черт возьми! – китаец потряс головой. – Так. Спокойно. В него просто вмонтированы датчики движения, вот и всё.    Но иррациональный страх, возникший глубоко в душе юноши, не отпускал его сердце, стискивая его в ледяных пальцах.    Лу Хань быстро поспешил прочь отсюда. Он, не оборачиваясь, вышел из кабинета и захлопнул тяжелую дверь.    Из холла доносились голоса его соучеников, и студент, вздохнув с облегчением, помчался туда.