Мне нравится, как ты целуешься.
— Именно эти слова не давали мне покоя больше всего. После того, как Егор вышел из спальни, меня всего будто парализовало. Я был не в силах шевельнуться, просто смотрел на дверь, что только что закрылась за ним. Губы растянусь в сумасшедшей улыбке. Звук тикающий часов, и пение только что пробудившихся птиц действовали на нервы. Сбивали с мысли и очень раздражали. Собравшись с силами, я поднялся и сел на край постели. «Интересно, думает ли он обо мне? Будет ли помнить то, что произошло?» — Неужели он отнёс меня сюда? — вслух продолжил размышлять, рассматривая обстановку, — Я точно помню, что уснул на диване. Судя по всему, я находился в его комнате. Взгляд упал на встроенный в стену шкаф, с пятью полками. На всех стояли кубки, лежали медали и грамоты, за разнообразные достижения в спорте, учёбе или ещё где. В отличие от меня, Егор всегда был социально адаптирован и приспособлен к общению с людьми. Хоть все и видели его порой как засранца, но всё же уважали. На лице непроизвольно появилась улыбка, ведь когда-то я ему даже слегка завидовал, ненавидел в какой-то степени. Ведь у него было всё: красивая внешность, деньги, популярность, ум… Никогда бы не подумал, что однажды случайно увидев слёзы, сверкающие в лучах солнца, я полюблю его. Да и кто бы мог подумать, что однажды мы вместе будем пить дорогой алкоголь, у него на диване, на брудершафт? Да о чём это я вообще? Он поцеловал меня. Меня, человека, которого он никогда не замечал в школе и вдруг, случайно, встретил! Можно сказать, что мы едва знакомы. От такого количества мыслей, голова стала трещать пуще прежнего. Тяжко вздохнув, я встал на ноги и, как можно тише, зашагал к двери. Не удержавшись, я прихватил по дороге одну из фотографий Егора с его стола. Что-то вроде трофея. Из зала доносились шорохи, словно кто-то ворочался в постели. Так и есть, это был он, сладко спал на диване, тихо посапывая. Мягкими, мерцающими в лучиках солнца, волнами, его белоснежные волосы изящно ложились на легка острые черты лица, а и без того бледная кожа, при свете дня казалась ещё более бледной. Плавные линии губ, чья форма всегда поражала меня своей красотой и необыкновенностью. — Так и манит меня, чертовка, — шёпотом фыркнул я, отвернувшись от спящего красавца. Неважно. Всё так же сохраняя осторожность, я подошёл нему. «Такой милый, когда спит. Он кажется таким беззащитным.» Я хотел было разбудить его, сказать, что ухожу, но застыл на месте. «Если я поцелую его, он проснётся?» Сердце сразу же забилось быстрее, то-ли от страха, а может быть и от любви, а может всё вместе. «Такой шанс выпадет раз в жизни, да?» Егор повернулся и лёг на спину, словно слышал мои мысли и всем своим видом показывал, что только «за». От неожиданности я слегка попятился назад, но волноваться было не о чем, он всё всё так же мирно спал. «Так будет удобнее цел…» Лицо загорелось пламенем стыда, я похлопал себя по щекам и отвернулся. «О чём я вообще думаю? Идиот. » Шаг назад. «Но, такой шанс…» Тяжело вздыхаю, сажусь на колени и тянусь к нему. Всё тело дрожит, сердце выскакивает из груди. А что если проснётся? Что тогда? Он будет трезв. И я тоже. Даже не оправдаться. Не смотря на всё это, я всё ближе и ближе к его губам. « Будь, что будет. Если проснётся, скажу правду» — решительно в мыслях утвердил я, но всё же остановился, встал с колен, повернулся и ушёл.***
Уже идя по улице я стал понимать то, какой я всё-таки придурок. У меня был шанс вновь вкусить запретный плод. — Трус… — шепнул я, смотря себе под ноги. «Сегодня такой солнечный и необычайно яркий день,» — подумал я, таким образом отвлекая себя от мысли о своём возлюбленном. Медленными шагами, устремив свой взор в небеса, что слепили не хуже солнца, своим насыщенным голубым, я шёл по парку. Когда-то давно в этом парке я переживал свои самые счастливые дни, в компании своей мамы… Это был столь же яркий и солнечный день воскресенья. Мы с мамой по традиции выбирались на природу, где устраили уроки живописи. Уже в детстве было понятно, что я копия мамы практически во всём. Соответственно, в пристрастии к искусству живописи тоже, потому, моя мама купила мне небольшой этюдник и стала возить меня по разнообразным живописным местам, где мы писали акварельные пейзажи. — Мам, я ведь хорошо рисую? — опустив руку с кисточкой и вместе с ней взгляд, тихо зашептал я. — Рома, ты чего? — удивлённо спросила мама, устремив свои большие зелёные глаза в мою сторону. Стройная женщина, не высокого роста с прямыми и длинными волосами, угольно чёрного цвета. Её улыбка всегда излучала нежность и ласку, она была приветлива и заботлива. Такая чистая и светлая, с глазами цвета весны. Мой отец всегда гордился тем, что у него такая жена. А я всегда был рад тому, что у меня такая мать. Я доверял ей всё. Она была единственной, кому я верил… Я надулся, лицо покраснело от злости и обиды. Сжав свои маленькие кулачки, закусив губу и еле сдерживая слёзы я заныл: — Алиса сказала, что мои рисунки ничто, что она может в сотни раз лучше, — сквозь зубы зашипел я. Мама присела рядом со мной, приобняла за плечи, рукой отодвинула прядь волос с моего лица и с такой неописуемой нежностью сказала: — Запомни простую истину: если твои рисунки смогли вызвать у кого-то улыбку на лице и растопить чьё-то сердце, значит они уже прекрасны. Я люблю твои рисунки и тебя, я горжусь тобой, сынок. Она обняла меня, прижала к себе и почему-то заплакала. — Я верю в тебя, Рома, и ты верь в себя. Не слушай никого, кто говорит, что ты не сможешь. Помни, я всегда с тобой… Я всегда тебя поддержу… Глаза наполнились слезами. Тогда она уже была больна и знала, что ей осталось совсем немного. Почему она оставила меня? — Роман и Анналиса! — кричала моя мама, грозно сложив руки на груди, — Я требую, чтобы вы оба немедленно подошли сюда и послушали меня! Если мама называла нас полными именами, то у нас было два варианта: либо мы что-то натворили и она собиралась нас ругать, либо мы что-то натворили и нас собирались ругать. Зная это, мы не спеша, подталкивая друг друга вперёд в стиле «иди получай первый, нет ты иди», шли к ней. Когда мы подошли вплотную, она присела на корточки, и достала две маленькие коробочки. — Я хочу, чтобы вы пообещали мне кое-что. Она дала каждому из нас в руки эти самые коробочки и, с улыбкой, продолжила: — Откройте их. Алиса и я послушно открыли крышечку и увидели там медальоны. Мы с недоумением посмотрели на неё. — Они парные. Пообещайте мне, — продолжала говорить она, — Что никогда не бросите друг друга. Хорошо? Дружно кивнули головой с сестрой, всё так же не понимая, что происходит. — Вот и славненько. Алиса? — Да? — Позаботься о Роме, — с усмешкой сказала она. Алиса кивнула ей в ответ и они вместе засмеялись. Я же покраснел и опустил глаза в пол, прижав заветную коробочку к груди. Я был счастлив. — Когда я выросту, я выйду замуж за братика, тогда мы будем всегда-всегда вместе! Не понимаю как оказался на скамейке у озера, однако, скитаюсь я уже как минимум час. Слёзы стекают вниз по щекам. Почему я вспоминаю именно это и именно сейчас? Я встал со скамейки. Лебеди всё так же плавают тут? Дождь лил как из ведра, все родственники столпились у чёрного гроба, плакали, кто-то что-то говорил о том, какой была прекрасной женщиной моя мать. Мой отец тоже плакал. Лишь я один стоял с каменным лицом. Я смотрел на гроб и повторял лишь одно: «Это сон, это просто сон, сейчас я проснусь и всё будет как прежде!» Меня пробило лишь когда гроб стали опускать в яму. У меня началась истерика, Алиса еле оттащила меня от ямы, крепко обняла и не отпускала до тех пор, пока мы не оказались дома. Алиса легла спать вместе со мной, обняв меня. — Братик, всё будет хорошо. Ведь у тебя есть я. А мама всегда будет с нами, вот тут, в сердце.***
Немного отойдя от воспоминаний я прибавил шагу и пошёл в сторону дома моей сестры. «Стоит извиниться за своё поведение, да и вещи там мои. Боже, я просто сказочный долбаёб и истеричка. Можно было и раньше додуматься о её чувствах, да и я же знаю, что с ней нельзя пить.» Тёмные переулки, подворотни и хрущёвки. Запах алкоголя, битое стекло и куча мусора. Это лишь краткое описание пути, который нужно пройти, дабы дойти до жилого комплекса, где проживает моя сестра. Заходя в какой-то тёмный, несмотря на яркий день, двор, я ускорил шаг. Тут всегда царит хаос. Постоянные драки, кражи, даже убийства и изнасилования. Этот двор я называю «переулок 90-х». Только тут люди, что застряли в этом лихом десятилетии, могут раскрыть весь свой потенциал. — Эй, поцык! — окликнул, по всей видимости, меня, кто-то позади. «Прямо жопой чуял, зря я тут пошёл.» — Вы мне? Обернувшись, я получил сходу по лицу от какого-то быдлососа. Из носа тут же хлынула тёплая, густая кровь. Я бросил свой разъярённый взгляд на мудака, что ударил меня. — Еба! — завопил он, дико смеясь, — Какой ты хлюпик. Слушай, а ты ваще это, пацан же, да? А то вдруг баба, чо тогда, зря ударил. Буквально минута и вокруг меня уже несколько таких же отбросов. По их виду сразу можно было сказать, что они пьяны в стельку, а воспитанием не сильно блещут. — Что вам нужно? — задал я тупой вопрос, понимая то, насколько я попал. — Да так, ничего особенного, просто отдыхаем тут с пацанами и тут ты, — заговорил самый высокий из них и кивнул тому, что ударил меня. Секунда, и я снова получил, но на этот раз в живот и с ноги. От удара я закашлял и скрючился, схватившись за живот. Вся их компания начала смеяться. Противный смех, напоминающий смех гиены. — Ты оскорбляешь наши чувства своим пидорским видом, — схватив меня за длинную чёлку продолжил крепыш, — Эмарь ебаный, — чуть ли не плюнул он мне в лицо этими словами. — Пошёл нахуй, — зашипел ему в ответ я. Злость начала переполнять меня и литься наружу. Как же я ненавижу, когда меня называют эмо. Хотел было я дать волю эмоциям и дать отпор, но тут же получил бутылкой пива по затылку. В глазах начало темнеть, я свалился на асфальт, уже чувствуя стекающую по волосам кровь. «Чёрт, как же больно…» Их не особо напрягло то, что я практически замертво упал, это очень позабавило всех, двое похлопали по плечу своего друга и активно стали колотить меня ногами. Дальше я не помню, что было. Меня поглотила темнота.***
— Рома! Рома! — тряс меня кто-то. Знакомый до боли, в прямом смысли этого слова, запах одеколона ударил в голову и я открыл глаза. Расплывчатый силуэт, который стал более явным, когда перестал меня трясти. Образ ангела во плоти явил мне себя, для меня лицо Егора стало, по непонятным причинам, предзнаменованием того, что я умер. В его синих глазах читалось явное волнение. «Откуда он тут?» — Рома! — эхом раздалось моё имя в исполнение Егора, после чего я опять провалился в бездну.