"Прости, Отец, за боль твою"

— Я так люблю тебя, сын, — прошелестел голос Люциуса, сидящего на корточках перед Драко в полумраке. Было что-то дьявольское в его улыбке, когда он смотрел на хрупкое, тонкое тело парня, дрожащего как осиновый лист, понимающего, что отец одержим неким неизведанным для него чувством. Руки мужчины нежно легли на лицо Драко. Настолько нежно, насколько возможно, будто он самая дорогая в мире ваза, которую ничего не стоит разбить одним неловким движением… — Мой Дракон, — слетело с его губ прежде, чем он притянул к себе мальчика. Тот опустился на колени перед отцом, поравнявшись с ним, понимая, что ему некуда деваться. Казалось, время остановилось. Его вообще не существует, есть только эти двое, и весь мир вертится только вокруг них, для них. Глаза отца… Большие зелёные глаза, в которые можно провалиться, как в бездну, такие манящие. — Мой Дракон, — повторил Люциус. Он притянул лицо Драко ближе к своему, заставив последнего задрожать ещё сильнее, и… накрыл губами губы сына. В эту секунду мир раскололся на части, на множество осколков, которые уже никогда не собрать; свет стал тьмой, которую не зажгут миллиарды огней. Тяжело дыша, Драко оторвался от мягких и столь желанных губ. Его колотило от дрожи, но он заставил себя вымолвить: — Отец… отец, что происходит? Что ты делаешь? Но Люциус будто не слышал его. Он запустил одну руку в волосы сына, а второй взялся за его талию. Напряжение в воздухе можно было резать ножом. Слегка надавив на голову Драко, Малфой-старший вновь притянул того к себе. На этот раз поцелуй был настойчивей, влажные губы нежно, но крепко впились в губы парня, который ответил взаимностью. Почувствовав это, язык мужчины проскользнул в рот Драко, вырвав у того неконтролируемый стон… Драко широко открыл глаза, всё ещё тяжело дыша. Он понял, что лежит в своей постели; яркая полная луна за окном слепит глаза и освещает смятые чёрные шёлковые простыни, на которых он спал. Одеяло наполовину съехало на пол, оголяя одну ногу и торс слизеринца, слегка покрытый испариной. «Не может быть», — пронеслось в голове, — «Отец…» Он лежал на спине и никак не мог прийти в себя после дикого сна, вызвавшего настолько смешанные чувства. Драко заметил, что возбуждён. Всё ещё не сумев собрать мысли воедино, он запустил руку под одеяло и крепко схватился за свой эрегированный член. «Мой Дракон…» Так отец практически никогда не называл его. Рука прошлась по стволу вверх-вниз, дыхание участилось. «Мой Дракон». Глаза Люциуса и его одержимая страстью улыбка. Движения руки стали беспорядочными. «Мой Дракон». Его влажные губы и язык, бесстыже проникающий внутрь. Контролировать происходящее уже было нельзя. Драко закусил губу и обильно кончил, терзаемый ещё такими яркими обрывочными картинками своего сна. С губ срывались глубокие выдохи, грудь его тяжело вздымалась, сердце неистово колотилось как у марафонца, добежавшего до финиша. — Папа, — прошептал он и тут же запнулся. Высвободив руку из-под одеяла, он резко сел, пытаясь прогнать остатки сна и понять масштаб настигшей его трагедии: запачканные спермой одеяло и простыни, одышка, горячий опускающийся член, его собственное сбившееся дыхание… Нужно ли продолжать — всё было очень плохо. «Что я сделал? Что вообще происходит?» — мысленно вопрошал он у ночи. Если бы кто-то мог видеть его в ту минуту, тут же направил бы в Министерство сову с письмом о парне, подозреваемом во всех смертных грехах, ибо Драко выглядел так, будто швырял Авадой направо и налево, а потом вдруг осознал, что всех вокруг убил. «Как же это?.. Отец… Это же… невозможно…» — он ещё раз попытался проиграть в мыслях сцену из своего сна. Воспоминание о Люциусе, небрежно накинувшего шёлковую рубашку и проводящего рукой по волосам сына, заставило отозваться ноющей болью где-то внизу живота. Сомнений не было: всё это возбуждало Драко. Юноша пребывал в шоке от осознания того, что он хотел своего отца. Позже, взяв палочку и произнеся очищающее заклинание, он повернулся на бок, и беззвучно заплакал. Ему было больно, страшно и стыдно за то, что с ним происходило, но это действительно происходило, и это нужно было принять. Можно было бы поспорить с тем вожделением, которое так внезапно обрушилось на него, свалить всё на неадекватный сон и банальный недотрах, потом забыть всё это и никогда больше не вспоминать… Но было одно «но». Как бы отчаянно он не хотел вытрясти из головы это наваждение, он не мог отрицать того, что когда-то давно… — Иди ко мне, мой сын, — улыбнулся Люциус, притягивая к себе восьмилетнего мальчика и коротко целуя в уголок его губ, — Тебе уже давно пора спать, но, так уж и быть, мы не скажем маме, что ты так поздно лёг, — мужчина подмигнул. Картинка сменилась. Лето перед первым курсом. Драко падает с метлы. Ощутимо и больно. Он проехался боком по земле добрых метров пять, прежде чем смог остановиться. Ссадина от бедра и до плеча. Перепуганный отец подбегает к нему и прижимает к себе: — Мой Дракон! Мальчик мой, как ты? Ты меня так напугал, — тонкие длинные пальцы исследуют рваные участки кожи. Мягкий поцелуй в лоб: — Не делай так больше, ладно?.. Ещё одно воспоминание. Отец пьян. Да так, что еле стоит на ногах, опираясь о стену подземелья. Северус закатывает глаза: — Нет, Люций, в таком виде ты к Лорду не отправишься. — Ты не понимаешь! — блондин настойчиво с озорной улыбкой пытается втолковать «этому непонятливому профессору», тыча в него пальцем, — Мне есть, что ему рассказать! И показать. — Ага, и дыхнуть на него не забудь, — парировал Снейп. Он понимал, что Малфой-старший прикалывается по пьяни, и это даже немного его забавляло. — Неееет, — протянул Люциус, сдвинув брови, — Зачем дыхнуть? Он же не почувствует. У него же носа нет, — на этих словах он прыснул от смеха и зашёлся в каком-то странном гоготе так, что следом захохотали и Северус, и Драко, стоящий рядом с отцом, контролируя, чтобы тот не упал. — Ахахахахах, носа нет, понимаешь, — прошипел Малфой, еле ворочая языком, — Я знаааю, чего у него ещё нет, прикинь? — А давай не при ребёнке, — посмеиваясь, попытался вразумить его профессор. Люциус перестал хохотать и огляделся, стараясь сфокусировать взгляд на Драко и посмотрев на того так, будто в первый раз видит. — Дык какой же это ребёнок, Сев? Ты посмотри на него, — Люциус расплылся в гордой ухмылке, — Это же мой сын. — Серьёзно? — наигранно удивлённый голос Снейпа. — Посмотри, это моя копия. Посмотри, какие скулы, — мужчина неаккуратно проехался ладонью по лицу Драко, который устало улыбался ему, — Это — моё полное отражение. — Это — твоё худое отражение, — заметил Северус. — Отстааань! — голос Люциуса стал похож на рёв. Он схватился за талию сына и крепко притянул его к себе, поставив рядом: — Этот несносный мальчишка, ком… кое… коим ты его называешь, настоящий Малфой, — опьянение мужчины подходило к своему пику, он действительно с трудом контролировал речь и плохо соображал. — Я готов весь мир положить к ногам… Хлопок прервал малосодержательную речь блондина. — Люциус! — в дверях показалась ошарашенная и возмущённая Нарцисса. — Шухер, нас спалили! — заржал Снейп, махнув ей рукой. — Аааа… бляяя…, — радости Люциуса не было предела, хотя радоваться в тот момент отнюдь не стоило, — Дрог... дорогая... Драко, приобнимающий отца, который до сих пор держал свою руку на его талии, успел с улыбкой сказать: «Ма, зато Я трезв», прежде чем началась злостная тирада о том, как они вообще успели «так нажраться» и «почему ты, Северус, не следишь за количеством выпитого»… Драко как сейчас помнил мёртвую хватку мужчины на своей талии. Картинка вновь сменилась. — Ты понимаешь, что так надо? — недовольно произнёс Люциус за шторкой в то время, как Драко пытался втиснуть себя в маггловские джинсы, — Там магглы кишат на каждом повороте, мы не должны отличаться…. — Аййй, чёрт! — Что? Что случилось? — Ничего, блин, если не считать того, что ты останешься без внуков! — гневно отозвался юноша. В недоумении Люциус заглянул в примерочную, застав там сына, пытающегося что-то сделать с молнией. — Я, блин, яйца прищемил этой херней, она ещё и заела. — Дай помогу, — руки Люциуса потянулись к ширинке… Драко вдруг ясно ощутил на себе те прикосновения, когда отец… «помогал» ему с молнией, касаясь того, чего касаться он не должен был… Внизу живота вновь заныло, и парень проклинал себя за то, что в его голове сохранилось столько воспоминаний о мимолётных прикосновениях отца, его поцелуях, объятиях… Оказалось, что всё это спустя время вылилось в то, во что вылилось, — в пульсирующий член и мокрые простыни. В навязчивую идею. Он хотел отца. Он жаждал тех прикосновений каждой клеточкой своего тела. Он изнывал от возбуждения и… плакал. Плакал от бессилия, ибо чувства, обуревавшие его сознание, оказались настолько сильными, что заглушить их не способны ни одни чары. Он с горечью понимал, что всё теперь будет иначе.