Вся прелесть в непостоянстве

Любовь — это то, что запрещает слова и речи.

***

Не существует добрых, плохих, хороших.

Не существует милый, прекрасный, злой.

Есть только два типа людей, не больше:

Твой человек и человек не твой.

— Отдай! — А ты отбери, — смеётся она и уворачивается от своего преследователя, и тот, запнувшись об диван, приземляется на пол своей пятой точкой. Она не может перестать улыбаться, посмеиваясь над его попытками поймать её. Он такой неуклюжий. — Какой же ты тут сладкий карапуз, — ещё с большей умилительной улыбкой она всматривается в потрёпанную фотографию, где её Павел Аркадьевич бегал по двору с беззубой улыбкой на лице и штанишками в руках, — Так бы и съела, — промурлыкала она, протянув ему руку, чтобы помочь подняться. Ты поднимаешь меня раз за разом, родная. Я уже устал оступаться, но ты не устаёшь протягивать мне свою ладонь. — Я и сейчас аппетитный, — он в один миг встаёт на ноги и за талию прижимает свою плутовку к себе, успевая одним движением отобрать злосчастную фотографию, — Не видишь, как всё говорит во мне: съе-е-ешь меня, — нужно притянуть её ближе, ещё ближе. — Заманчивое предложение, — она прикусывает его нижнюю губу и не прерывает зрительный контакт, который потерял всякий намёк на двусмысленность и говорил об одном: здесь и прямо сейчас. Он знает этот прекрасный редкий взгляд. Совершенно не церемонясь с пуговицами на её блузке, одним ловким движением он расправляется с ними разом, и подобное умение приводит к разным вопросам, но ответ на них лучше получить позже… — Эй, вы двое, — слышится голос Кати из гостиной и приглушённый смех Дениса, — Ещё не забыли о нас? Между прочим, здесь ещё лежат целых два альбома, наполненных до отказа умилительными фотографиями полуголого мальчика, который, видимо, никогда в жизни ничего не стеснялся. Он бросает взгляд в сторону коридора и, скрепя зубами, наблюдает за тем, как девушка ловко ускользает из его рук и со всех ног бежит в гостиную. — Прости, но меня ждёт десерт. Он отказывается принимать это за весомую причину, чтобы прерывать то, что они толком и не успели начать. — По некоторым из них видно, что и по сей день он сохранил привычку хвастаться своим достоинством, — ей нравится издеваться над своим братишкой, что время от времени прожигает её не самым добрым взглядом, который обещает, что расплата будет. И не заставит себя ждать. Как хорошо. — Скоро и до твоих фотографий дойдём, сестричка. Обещаю, вы все услышите от неё фразу из разряда: как это тут оказалось? — злорадствует Паша, на груди которого устроилась его племянница. Лёжа на спине, он время от времени заигрывал с ней. Так как умел. В свойственной ему манере. Ей нравятся такие вечера. Всё началось как-то само собой: их позвали — они пришли. А затем приходили каждую пятницу, не спрашивая разрешения, ведь знают, что их ждут. Они собираются у четы Крыловых и просто проводят время вместе. Без какой-либо цели, какого-то замысла. Только разговоры и смех, который так нужен после тяжёлых рабочих будней. Значит это и есть счастье? — Нет-нет, Ольга. Дяде ещё нужны уши, поэтому не старайся так упорно их оттяпать, — он легонько щёлкает её по носу и тут же целует, чем вызывает у малышки радостное хихиканье. — Вы только гляньте! Он уже успел обворожить мою дочь! Всё-таки ты способен очаровать любую девчонку, — констатирует Денис, чем вызывает у всех дружный смех. Любую. Только теперь ему это ни к чему. Она не перестаёт наблюдать за ним, не веря до конца, что неосознанно становится свидетельницей таких перемен. Раньше его приводила в ужас одна просьба, мысль о том, чтобы нянчиться с детьми. Ведь дети такие… особенные другие. За те два месяца в Париже он ни разу не сидел с племянницей наедине. Потому что это не его обязанности; Потому что дико страшно смотреть на них, не то чтобы брать на руки.Потому, что в первую очередь ему страшно подводить таких беззащитных существ. Подумать только, как сильно они повзрослели за эти месяцы. Она — неосознанно, он — старательно. Ведь она — его путеводная звезда, за которой он продолжит следовать, куда бы она его не завела. Он не может подвести её Возможно, однажды он собьётся с пути. Но он знает наверняка, что она протянет ему руку. Не даст заблудиться. Он улыбается своим мыслям и вдыхает полной грудью морозный воздух. Она поправляет ворот его пальто, которое она так любит, а затем их пальцы сплетаются. Так просто. Так естественно. Ее хрупкая ладонь согревается в его. Время замирает, и хочется, чтобы так оно и было. — Я счастлива, — сказала она. Он слышал эти слова ранее. От временных, односекундных, неизбежных и мимолётных. И принимал это как должное, ни во что не ставя эти слова. Но так, как произносит их она, он готов слушать до скончания времён и дольше. Хочется держать её за руку и больше не отпускать. Это ни с чем несравнимое чувство. Как там говорил Брэдбери? Держаться за руки так, чтобы не различить, есть в них движение или нет. Когда просто держишься за руки — этим всё сказано. И чтобы ни случилось, он не отпустит её руки.

***

Океан влажных от возбуждения человеческих тел перешел в хаотическое движение — танцевали пого. В зале душно, жарко, а оживлённая толпа окружила со всех сторон, безостановочно подпрыгивая в такт оглушительным гитарным аккордам, звучащим из колонок. Даша, увлеченная музыкой, прыжками и попытками отбиться от неизвестного наглеца, жаждущего усадить ее себе на плечи, не заметила, как толпа оттеснила ее от Паши и бросила в самый центр особенно неистовых ценителей прекрасного. Дышать становилось всё тяжелее, и чувствовалось легкое головокружение, причиной которого являлось выпитое вино. Ему долго пришлось уговаривать её посетить один из тех клубов, где он был постоянным гостем, и она до сих пор не понимает, как у него это получилось. Вдруг музыку будто бы отключили. Тело ослабло, а ватные ноги грозили вот-вот подкоситься, в висках застучало, а перед глазами поплыли фиолетовые фигуры. Она бессильно оглянулась в попытке отыскать его, но знакомое лицо так и не увидела. Всё вокруг стремительно теряло свои краски и фактуру. Внезапно из тьмы вынырнул молодой человек, протягивающий тонкую ладонь. Собрав последние силы в кулак, она сделала шаг навстречу мужчине и потеряла сознание. Очнулась она уже на улице, и первым, что она увидела, были знакомые глаза, что светились теплотой и обеспокоенностью. — Как ты? — он осматривает её со всех сторон, будто бы проверяя, цела ли она. — В порядке, — автоматически, не думая, ответила всё ещё не до конца пришедшая в себя девушка. — Не уследил за тобой, — покачал он головой, — В следующий раз и на метр от себя не отпущу, — в улыбающемся голосе читалось такое неприкрытое и такое колоссальное облегчение, что девушка, ощущая его руки на талии, поежилась от удовольствия. — Я только «за». Она взяла его ладонь в свою и предложила прогуляться, так как перспектива вернуться в то душное помещение не представляла никакого удовольствия. Они удобно устроились в парке, на одной из скамеек, желая насладиться приятным летним воздухом. На её плечи опускается его пиджак, который она с удовольствием примеряет на себя. В подобных мелочах у него так естественно получается проявлять заботу о ней. Чего не замечает он, но замечает она. Он только начал рассказывать очередную притчу, смысл которой, конечно же, как всегда переврал бы, но вдруг их отвлекает громкий возглас: — Какие люди, — хихикающее сборище девушек, которые, видимо, находились не в самом трезвом состоянии, остановились в нескольких метрах от них. — Здравствуй, Паша, — вышла вперёд одна из них, — Давно не виделись. Она долго ждала этого дня, когда наконец-то наберётся смелости сможет высказать ему всё в лицо. Присмотревшись к миловидному личику, он смутно начал припоминать эту особу, что потребовало от него немало усилий. Кажется, он распрощался с этой дамой по стандартной схеме: в тот же вечер, когда «соблазнил» её, не дожидаясь утра. — Давно, — согласился он, ловя вопросительный взгляд Дарьи, не зная, что делать: объясниться сейчас или отложить всё на потом? — И надеюсь, что такие встречи больше не повторятся. — Я смотрю, ты не изменяешь себе. Всё такой же хам и всё такой же бабник, — едко парировала девушка, бросая взгляд на Дашу. Помнится, она в первый же час их знакомства вообразила себе любовь до гроба, что привело его тогда в замешательство. Естественно, после их краткосрочного романа, она ещё долго пускала о нём грязные слухи, дабы хоть немного задеть его, что, естественно, у неё не вышло. — Думаю, ты должен помнить некоторых девочек из моей компании, из которых каждая услышала твою знаменитую фразу про миллион роз, — некоторые из девушек активно закивали головой в подтверждение, — И сколько ты собираешься с ней развлекаться? Час, два? Всю ночь? Ведь на большее ты не способен. Они оба ошеломленно переглянулись — мало того, что она так бесцеремонно прервала их уединение, так ещё и успела создать своё ошибочное представление об их отношениях. — А что вам, собственно, надо? — ледяным тоном поинтересовалась Даша.     Так хочется поставить эту выскочку на место не словами, а ногой с разворотом справа. — А впрочем, — она не даёт ей и слова сказать в ответ, — Мне это совершенно не интересно. Поэтому читайте по губам: наши отношения  вас не касаются, проваливайте. — Значит, он имеет тебя на постоянной основе? — она переводит свой взгляд на Пашу, — Твой моторчик ещё работает при таких нагрузках? Удивительно. Даша растянулась в жутковатой ухмылке, отчего кровь в его жилах застучала с невероятной скоростью. Ох, этот прекрасный взгляд в её исполнении, который указывал на то, что в любую секунду могла сорваться смертоносная молния. Он не сомневался, что сейчас она уложит эту выскочку на лопатки, но и не собирался её останавливать. Наоборот, Паша чертовски любил в ней эту необузданность и не мог не получать удовольствия от подобных сцен. — Какие сегодня яркие звёзды. Совсем как в ту ночь на крыше, помнишь? Он тут же ощутил всё безумство её замысла, предвкушая его, но спокойным, будничным тоном переспросил: — Ты про тот раз, когда?.. — Да, именно про то раз, когда я надела твоё любимое платье, и не надела твоё любимое бельё, — она перебралась к нему на колени, а он с трудом подавил желание прижать её к себе ещё ближе, — Я помню, какое впечатление на тебя произвёл сей факт… Дамы хотят представления? Они его получат. Он и представить не мог, что в ней пляшут куда более опасные демоны, чем в нём. И это прекрасно. — Можешь не продолжать, — он утыкается своим носом в её шею, вдыхая любимый аромат, которым он пропитан насквозь, — Подобное повторилось и в ту ночь, в Сербии, — хрипло вторит он ей, скользнув рукой по её ноге, которую та играючи расположила между его собственными. — Сумасшедшая была ночь, — согласилась она, теребя пуговицы на его рубашке, — Ты тогда на мне и живого места не оставил. А на Мальдивах? — он ловит каждое её слово, приходя в такой же азарт, как и она, от их представления. А ещё больше забавляло не их шоу, а то впечатление, что они произвели на этих выскочек. — Это нечестно, Даш, — прервал ее Паша, ухмылка которого теперь стала не бывало грязной, — Я должен был упомянуть тот случай. — Не ворчи. Помнится, ты так «соблазнил» меня тогда, что мне было больно ходить дня четыре, не меньше, — она без всяких стеснений расстегнула пуговицу на его рубашке. — А чего ты хотела? — смеётся он, — Уж больно сильно я люблю, когда ты со мной в одной постели. Не могу противостоять этой зависимости, — наклонившись к ней, добавляет, — Не хочешь повторить тот марафон прямо сейчас? — он демонстрирует своё неприкрытое восхищение ею и своим вопросом заставляет её щёки вспыхнуть алым пламенем, а тех особ сорваться с места и оставить их наедине. Кажется, они бормотали что-то несвязное про извращенцев и об отсутствии каких-либо нравственных устоев. Нашлись судьи. Стоит им отойти на приличное расстояние, как двое тут же заливаются искренним смехом. — Мы никогда не были на Мальдивах, — переведя дыхание, произносит Паша. — Как и в Сербии, — кивает она в ответ, — И ничего у нас не было на крыше. Эта плутовка раз за разом сводит все его попытки быть благоразумным на нет. — Эти удручающие факты необходимо исправить, — выдохнул он, поудобнее устраивая её на своих коленях. — Звучит заманчиво, — что-то подсказывает ему, что говорит в ней сейчас красное полусладкое, а не голос разума. Но сейчас это не должно их тревожить. — Дарья, ты просто маленькая проказница, — он нежно целует её, не в силах больше сдерживать себя. Ведь чувствовать её — его новый природный инстинкт, в котором он нуждается ежесекундно. — Мне кажется, — она отрывается от него, — Они всё ещё смотрят на нас. — Тогда не будем разочаровывать публику, — он вновь целует её, страстно упиваясь этими мгновениями, а она перестаёт дышать, лишь крепче обхватывает его талию бёдрами. Кажется, его слова про «здесь и сейчас», вполне могут стать реальностью. Та компания так и не осмелилась подойти к ним снова, чем ни капли не расстроила тех двоих, что с пользой провели время и наедине. И был переплетающийся смех, и было шоколадное мороженое в крошечном кафе, на которое они случайно наткнулись, и был до нитки промокший пиджак, который прикрывал от дождя двух самых сумасшедших влюблённых в эту ночь, и было так тепло в объятиях друг друга. В эту ночь он поклялся себе, что покажет ей весь мир, если она того пожелает. И было так восхитительно осознавать, что эта ночь одна из тысячи предстоящих.

***

По вечерам они целуются,  Вечерима, љубе се, златним Когда волшебно фонари  када светиљка стасита На незнакомой лунной улице  на улицама непознатим Подобны бликам от зари.  личи на одсјај расвита Она мирно посапывает у него на плече, прижавшись к нему, хотя обещала, что будет бороться с дремотой до конца. Одной рукой он обнимает её, а другой держит книгу с поэзией любимых поэтов, с творчеством которых он периодически знакомит её. Он улыбается и ни капельки не сердится за такой невинный проступок. По вечерам на ветхой лавочке  Вечерима, настарој клупи Они листают впопыхах  листају журно, пред понорима, Влечения небесный справочник,  привлачења небеских приручник скупи, Любовью изданный в томах.  објављен љубављу, томовима. Несмотря на то, что в его силах было предложить ей безбедное существование без какой-либо работы или высокой должности, от которой она ежедневно отказывается, девушка не перестаёт ходить на работу и выполняет свои обязанности на ура, что, по его мнению, тоже было необязательно. По вечерам в сени красавицы —  Увече, у сени, уз лепотицу — Слегка задумчивой ольхи —  јоху замишљену, ноћима — Они друг к другу прикасаются,  они једно друго дотичу, Читая по глазам стихи.  читајући стихове, очима. Он аккуратно, стараясь не разбудить, накрывает её пледом и сам устраивается поудобнее рядом, конечно же, в её объятиях. Если бы несколько месяцев назад ему сказали бы о том, что он будет счастлив так, как счастлив сейчас — он бы принял этого человека за обкуренного обдолбыша и тут же выставил бы его из отеля. Но он счастлив, чёрт возьми, счастлив настолько рядом с ней, что всё плохое в его жизни до неё кажется каким-то сном, нет, кошмаром, который он постепенно забывает. Более того, уходит не только боль, но и давние раны, что иногда давали о себе знать приступами агонии, что выливались в его неконтролируемое поведение — затягивались. И дело не только в ней, но и в нём тоже. Она научила его принимать не только счастливые дни, но и самые грустные, мрачные. А он, как уже говорилось, отличный ученик. Крадут они у ночи-стражницы  Краду од ноћи-стражарке фини Печальных звёзд пролитый свет.  сјај тужне звезде, пре свих. По вечерам им снова кажется,  Вечерима, њима се опет чини Что Бог, конечно же, поэт. да је Бог, наравно, песник. Бог, наверное, поэт… Раз сочинил такую неповторимо сказочную историю. Её — мечты, и его — спасения. Надеюсь, всевышний, ты позволишь нам самим написать конец нашей истории?

***

— Ты — труп. Она перепрыгивает через диван и направляется в след за убегающей рыжей бестией, которая сполна должна ответить за содеянное. Как вдруг в проёме гостиной её ловят такие знакомые, сильные руки. Слышится, как захлопнулась входная дверь. — Даш, спокойно-спокойно, — пытается он утихомирить свою строптивую каратистку, — Не принимай всё так близко к своему сердечку, — иногда его русский доканывает её своими формулировками предложений. — Не защищай её! Она заслужила это, — она старается обойти его, но он не даёт ей ускользнуть. — Заслужила порицания, а не хук справа, — декламирует он и, резко подняв её над землёй, закидывает себе на плечо. — Поставь меня, ненормальный, — она бьёт его по спине, чем вызывает у него приступ смеха. Сколько дней прошло с того момента, когда она действительно делала ему больно, нанося удары? — Как скажешь, — он усаживает её на край стола, а ей становится дурно оттого, что читается в его глазах — Вот. Поставил. — Эта бессовестная особа всем нагло наврала о том, что мы здесь, видите ли, поголовно заболели эпидемией гриппа, — она старается говорить серьёзным тоном, — И теперь у нас не менее недели больничного. — Ну и чудно, — он покрывает её шею поцелуями, спускаясь вниз к её плечу, — У меня уже много идей на счёт того, как наиболее продуктивно провести это время. — А как же работа? — предпринимает она последние попытки сопротивления, но чувствуя его прикосновения, его поцелуи, отчаянно боится нарушить эту близость. Ты зажигаешь меня. Её руки скользнули под край его свитера, огладили теплую кожу. Она знала, как отзывался его организм на её прикосновения. И это завораживало. — А что мы делаем сейчас? Работаем над нашими отношениями, — его пальцы перемещаются по её спине, а его бедро помещается у неё между ног, рука скользит за коленом и вверх, прижимая ближе к себе, продолжая неистово целовать её лицо, губы, и остаётся только послать к чёрту весь остальной мир. Воздух лишён всякого кислорода, когда они рядом друг с другом. И стоило ли так долго бежать в противоположные стороны? Он упивается ею, каждым её стоном, взглядом, поцелуем. И отчего ему всё мало и мало? А отчего ей нужно всё больше и больше? Он не врал, когда бесчисленное количество раз говорил ей, что он лучший. Нежность в нем не была обреченной, сила — подчиняющей. Он уверенно, твердо ласкал ее кожу, целовал, переняв власть над ее губами и языком, и забирал всякую нужду требовать большего. Он не посмеет дать её меньшее. Где-то на затворках подсознания периодически всплывает мысль о том, что счастье быстротечно ещё о многом нужно поговорить, о многом нужно рассказать, но опять-таки не сегодня. Не сейчас, когда они так чертовски правильно прожигают ещё один день вместе. Мы сгораем друг в друге, милая. Мы сгорим.

***

— Счастливая ты, — мечтательно произносит Юля, — Счастливая до неприличия. Даша скептически приподняла брови и отвела взгляд, но не стала ничего отвечать. Вместо этого, она выдержала небольшую паузу и лукаво улыбнулась. — Только счастьем своим ты ни капельки не умеешь пользоваться, — Юля кивает головой в сторону ванной, откуда доносился слегка фальшивый баритон, — В твоей власти такой мужчина, а ты не то, чтобы о шубе обмолвиться хоть словечком, ты о выходном попросить боишься. Тяжело вздохнув, Даша на секунду задумалась о том, как бы в сотый, но в последний раз объяснить подруге, что она не намерена так нагло пользоваться положением её начальника. Отчего-то у неё не получается называть его своим парнем, что приводит его в раздражение, а её в негодование. — Он не вещь, чтобы им распоряжаться, — она наливает чай в его любимую большую кружку, которую теперь он хранит только дома, — А тем более его возможностями. Не забывай про то, что теперь мы живём за его счёт, а этого уже предостаточно. Вопрос о месте жительства когда-то должен был возникнуть. Выбор был велик, что сразу привело к проблемам. Найти компромисс в поиске жилья оказалось непосильной задачей, из-за которой часто всё выливалось в ссоры. Отель? — «И каждый второй человек будет знать всё то, что происходит в нашей жизни» Остаться в их с Юлей квартире? — «Ты ещё предложи ей в нашей кровати спать для пущего эффекта.» Снять новое жильё? — Было самым оптимальным вариантом, который, опять-таки, породил кучу противоречий. Там, где хотел жить он — она принимала за дворцы для буржуев. Там, где хотела жить она — он принимал за хрущёвку, в которой не то, чтобы жить страшно, а одну ночь провести уже будет подвигом. После долгих разговоров оба сошлись на одном варианте, который, пока, устраивал всех. И пока Юля довольствовалась всеми удобствами его личного люкса в отеле, эти двое наконец-то могут почувствовать на себе, что значит делить не только общую постель, но и общий дом. Он давно забыл это слово, а она давно его не вспоминала. Но вместе у них как-то получается возвращать его в их жизнь. Она учит его печь любимые блинчики, а он её — не самым приличным словам на сербском. Она старается научить его принимать душ по отдельности, а он всеми силами старается научить её обратному. Она каждое утро готовит ему любимый кофе, а он продолжает читать ей перед сном любимые книги. Засыпать, просыпаться вместе; делить один завтрак на двоих; на перегонки бежать в душ, подставляя друг другу подножки на пути — всё это оказалось не таким страшным, как воспринималось вначале. Совместная жизнь — это не то, к чему они привыкли. С Майклом она всегда кочевала по отелям, ведь тому жмоту было жаль тратить деньги хотя бы на съёмную квартиру. А Павел и вовсе не имел привычки жить с кем-то под одной крышей вдвоём. Под «кем-то», подразумевая женский пол. Для них этот первый опыт, и, кажется, они всем довольны. Комфортно. Уютно. Тепло. Три слова, которые теперь так хорошо описывают их жизнь. — Ты ещё не рассказала ему? В мыслях — тысячу раз, а наяву — даже не пыталась. — И долго молчать планируешь? — Не знаю, — мрачно ответила Даша, — Я всё пытаюсь найти подходящий момент, но всё не получается. — Ты не момент найти не можешь, а храбрость, которой в тебе хоть отбавляй, подруга. Уму непостижимо, но она чертовски права. Иногда, но в самые редкие моменты, Юля бывает куда более мудрее, чем сама Дарья, что иногда приводит последнюю в изумление. Подруга права и ей просто нужно найти в себе смелость, которая будто испаряется стоит ему лишь заглянуть ей в глаза. — Пойду, пожалуй, — она встаёт из-за стола, — У вас, конечно, хорошо, но в новеньком люксе, куда лучше. И предчувствую, что скоро тебя позовут потереть спинку, поэтому мешать вам не хочется, — засмеялась девушка. С улыбкой на лице, но с притворно укоризненным взглядом она провожает подругу, чьи слова, впоследствии, оказались пророческими.

***

— Паш, не спи, осталось совсем чуть-чуть, — она слегка толкает его, видя, как молодой человек клюёт носом прямо за рабочим столом. — Я не управлюсь в одиночку, — объясняет она, — А до утра нужно составить все отчёты, иначе Элеонора Андреевна вышвырнет нас обоих из отеля. Было бы правильно упомянуть о том, что данная работа была поручена Павлу не менее трёх месяцев назад, но вспомнил он о ней, конечно же, в последний день, а если быть точнее, в последний вечер. Она вызвалась помочь ему не задумываясь, на автомате, потому что оба уже не знали, как справляться с трудностями поодиночке. — Меня-то понятно почему, — сонно мямлит он, — А тебя-то за что? — Ну как же, разве я позволю тебе уйти одному? Пропадёшь ведь, — озорно улыбнувшись, она щёлкает его по носу, чем приводит его в чувство, — Всегда хотела побывать на месте жён декабристов. — Что ж, значит с меня кольцо, а с тебя трое детишек, что скажешь? — в ответ произносит он, до конца не понимая, какое сильное влияние на неё произвела его шутка. Дурак Не шути так. — Ты забыл про эту стопку, гений, — она указывает ему рукой на то, что только предстоит ему осилить, — Поэтому меньше болтовни — больше действий. — Есть, мэм, — отдаёт ей честь и с новым приливом сил вновь погружается в работу, не замечая, каким чудным алым оттенком горят её щёки.

***

Над ними повисло огромное грозовое облако, и через короткий промежуток времени вновь раздался оглушительный гром, который вызвал ещё более радостную улыбку у двух безумцев. Проливной дождь обрушился на улицы города, никого не предупредив, и шёл не прекращаясь ни на минуту. Но тех двоих, что ютились под одним зонтом, как можно ближе прижимаясь друг другу, это ни капли не расстраивало. — А синоптики обещали «малые осадки», — сдавив смешок, произносит Паша, придерживая зонт поверх её ладони. — А мне обещали комфортные условия, — улыбнулась она, прижавшись к нему ещё ближе и стараясь идти с ним в одном темпе. Рука в руке. Всё как и должно быть. Они не помнят, кто первым предложил поехать за город и подышать свежим воздухом на природе, ведь июнь выдался поистине приятным и тёплым, что заставляло обоих мечтать о небольшом отдыхе. Свой выбор они остановили на небольшом загородном доме, принадлежащем его нынешней семье. Но так и взяла за правило судьба-злодейка иногда посмеиваться над ними. Проехав полпути, машина наотрез отказалась возвращать пару обратно домой. На все просьбы о помощи водители равнодушно проезжали мимо. А настигший ливень, от которого они укрылись под одним зонтом на двоих, что нашёлся в багажнике, и не думал останавливаться. Оба промокли до нитки, оба уже сбились со счёта, сколько времени они бредут по этой нескончаемой дороге, но обоим до коликах в животе смешно то от прыжков по лужам, то от общих шуток, что понятны только им. — Влюблённым море по колено, ведь так? — бодро, со сверкающей улыбкой произнёс он. Посмотрев на его улыбающуюся физиономию, девушка громко засмеялась, уронив голову ему на грудь. Этот человек до невозможности обаятелен, когда перефразирует известные поговорки на свой лад. Он непонимающе нахмурился от подобной реакции, но решил не придавать этому значения. Завидев вдали небольшой хостел, они ускорили шаг и ещё крепче переплели пальцы. Хозяин хостела источал такое дружелюбие и гостеприимство, что неожиданным гостям не составило труда наладить контакт и на время приютиться в довольно уютном номере. — Как думаешь, — всматривается она в обстановку за окном, — Надолго мы здесь застряли? С тобой, родная, этот вопрос меня не очень беспокоит. — Не знаю, — подходит он к ней, — А это важно? Спустя пару минут тишины, нарушенной только ливнем, барабанящем по крыше, Даша вдруг рассмеялась: — Элеонора нас убьёт. — Почему? С чего ты так решила? — непонимающе вскинул глаза Паша. Во взгляде у него долю мгновения мелькал ужас каждый раз, когда в одном предложении звучало имя его тёти, а значит и угроза здоровью. — Я обещала ей, что к вечеру мы вернёмся, и я помогу с приготовлениями к банкету, на котором твоё присутствие обязательно. Ведь это твой День рождения. Она месяц всё подготавливала, а теперь, когда она узнает, что все старания были зря… Осекаясь, Даша закрыла рот руками и захихикала. Бровь у него иронически поползла вверх. — Дарья, мне кажется, или вы были в сговоре с моими близкими родственниками? Она отвечает тёплой, но слегка уставшей улыбкой. — Какая разница? Ведь теперь ты застрял со мной здесь. — Да, застрял. И я чертовски рад, что застрял здесь именно сегодня, и именно с тобой. Она с удивлением поймала себя на мысли, что ежится под его взглядом: он умел завораживать, и по его глазам никогда невозможно было предугадать, что придет ему в голову в следующий момент. Так и сейчас: бодро подскочив со стула, он протянул ей руки: — Иди ко мне. Она почти сделала первый шаг ему на встречу, как вдруг решила остаться на месте. Они наедине, заперты в этом месте на неопределённая время, и конечно же, сегодня опять-таки не подходящий момент для их разговора, но если не сегодня, то неизвестно, когда она вновь соберётся с силами. — Выслушаешь меня? Он кивает, с подозрением всматриваясь в её лицо. Что-то не так. — Помнишь то письмо, которое мне прислали по почте несколько месяцев назад? Я ещё тогда сказала, что тётя интересуется самочувствием бабушки. Поймав его одобрительный взгляд, она продолжает: — Это письмо было не от тёти, — он вопросительно скидывает бровь, — Это письмо было с предложением о работе. Так уж вышло, что с большим спортом она распрощалась при не самых приятных обстоятельствах, а точнее из-за травмы. Но она добилась потрясающих достижений и побед, оставила после себя след, по которому её нашли одни очень заинтересованные ею люди, готовые предложить ей отличный заработок и интересную работу. — Меня просят стать тренером, — поясняет она, — Брать учеников, обучать их. Это серьёзная организация, цель которой воспитать настоящих чемпионов. — И почему ты так долго скрывала это от меня? Он знает, о чём спрашивать. — Поначалу, я надеялась, что они после первого же моего отказа забудут обо мне и оставят в покое, — она обхватила обеими руками кружку с чаем и уставилась в пол, — Но все эти месяцы они неустанно продолжают звать меня к себе. И, признаться, отказывать им раз за разом становится всё сложнее. Прохладная подушечка большого пальца слегка погладила ее ладонь, и Даша вложила свою руку в его. — Глупая, — она поднимает свой взгляд на него, и грудь у нее конвульсивно содрогается от короткого сдавленного смешка, — Но ведь это заманчивое, перспективное предложение, от которого нельзя отказываться. — Работа в Лондоне, — кажется, что-то даёт трещину, — И контракт на пять лет, — и скорее всего, трещит по швам их доверие. Молчала. Снова смолчала о таком важном в их жизни событии. Он всматривается в неё и пытается понять по её лицу, мимике, чего она желала добиться? — Когда ты возьмёшь за правило делиться со мной подобными вещами? — она больше не чувствует на себе его взгляда и его руки в её. — Но зачем мне было говорить тебе о том, чего бы даже не произошло бы? — Тогда зачем ты говоришь мне об этом сейчас?! — он оборачивается к ней, уже не сдерживая насмешки, — Что-то изменилось? — Я не знаю, — тихо отвечает она. Как ему кажется, это её самый любимый и самый простой ответ на все его вопросы. — Я просто хочу, чтобы ты знал обо всём. И как мы решим, так и будет, — с уверенностью заверяет она его, кивая головой. Всего несколько слов, а отрезвляют его лучше любого душа или кофе. — Прости, — он делает глубокий вдох, на долю секунды, прикрывая глаза, — Сарказм — это всё, что у меня есть, когда мне тошно. Тёплые руки сначала скользят вдоль его спины, а затем обнимают его за плечи. — Ты должна согласиться, — она замирает, — Это твой шанс, который нельзя упускать. — Но пять лет… и Лондон… — Пять лет? Подумаешь, тоже мне время. А Европа не так далека от нас, как кажется, — театрально поморщившись, заверил он её. Хочется предаться старым привычкам, топнуть ногой, рассердиться и всеми возможными уловками, хитростями отставить её возле себя, привязать к себе, как можно сильнее. Но… Он готов отпустить её на пять лет в другую страну? Нет. Он хочет, чтобы она была счастлива? Больше всего на свете. Тогда, как он может запрещать ей делать то, что ей нравится? Никак. И другого ответа быть и не может. Какое-то время она молчит, но неожиданно прыснув, с улыбкой отвечает: — Наверное, ты считаешь, что делаешь благое дело, уговаривая меня согласиться на эту работу? — на заданный вопрос она тут же получает утвердительный кивок и слегка обречённый взгляд, — Но своими уговорами… — запнулась она, неуверенная, как закончить предложение, и решила не заканчивать совсем, — Теперь я ещё больше уверена в том, что хочу остаться. Здесь и с тобой. — Но как же… — он готовится открыть глаза этой сумасшедшей на то, какую дверь она хочет закрыть перед собой, но его перебивают. — Тсс, — она снимает с себя насквозь промокшее платье, — Сейчас я хочу поздравить одного именинника, поэтому не мешай мне. Его взгляд чернеет, стоит ему только понять её замысел, а с пульсом творится что-то неведомое. То ли его вовсе нет, то ли он до невозможности быстр. — Через год, в семь вечера. Помнишь? Как о таком можно забыть? Тяжело вздохнув, Паша обернул ладонь вокруг ее запястья, упершегося ему в грудь. Подтянув Дашу к себе чуть ближе, ткнулся лбом в ее лоб, прикрыл глаза и глубоко втянул носом воздух. От нее пахло домом. Теплая, близкая и необъяснимо своя. Так не должно быть. И тем не менее, так и есть. Она медленно скользнула кончиком пальца по его кадыку к вороту его футболки. — И как мне сопротивляться тебе? Как сердиться-ругаться-бороться? Она улыбнулась — так, как он любил, как видел с первого дня их настоящего знакомства — и выдохнула ему в губы: — А это то, что ты действительно хочешь? И оба знают ответ на этот вопрос. Схватившись за ее талию, он пригвоздил её к стене с такой силой, что она вздрогнула от неожиданности, и с горячностью атаковал ее губы. Он всегда был энергичен, как на батарейках, но в подобных сценах его необузданный темперамент не знал границ.       Стиснув пальцы в его волосах, она выгнулась навстречу, подставляя шею его губам. С низким гортанным стоном он обхватил ее за талию и подтолкнул к дивану. Упершись в подлокотник, она не удержалась и рухнула на сидение, в последний момент успев подставить за спину руки. Он вновь и вновь вдыхает её, кончиками пальцев пытается ощутить её пульс, но чувствует, как чьи-то ловкие пальчики расстегнули его ремень и потянули молнию вниз. Дальше — бесконечные поцелуи, которых всегда будет недостаточно; объятия, без которых уже не уснуть, и без которых не хочется просыпаться. Стоило дождю спустя несколько часов прекратиться, двести второй номер тут же опустел, а на ресепшне маленького хостела остались лежать несколько банкнот с немалой суммой на них, и запиской, на которой красивым почерком читалось:

За приятное гостеприимство. И погромленный номер.

***

Направляясь в конференц-зал, он в который раз проверил, не звонил ли ему тот таинственный новый спонсор, про которого говорил Никита. Кто этот человек и почему он хочет связаться именно с ним, не уточнялось, да и его это особо не заботило. Больше волновало, смогут ли они сегодня попасть на вечеринку его друга по случаю новоселья. Или же она снова воспротивится и заставит его снова жевать этот безвкусный творог, который так полезен для вечернего приёма пищи. И почему он так легко поддаётся ей, стоит только этим карим глазам загнать его в угол? Он любил в ней эту доминантную черту, которая так часто господствовала в их отношениях. Подчиняться ей — было сродни лучшей участи, лучшему наслаждению, о котором он слышал от таких же влюблённых идиотов, каким являлся сейчас сам. Услышав знакомый голос, он тут же останавливается и разворачивается на сто восемьдесят градусов, в ускоренном темпе направляется к месту, откуда доносится шум. — Что здесь происходит? Мужчина средних лет с неприкрытой злостью поглядывает на горничную и потирает ушибленное лицо. — Ваша горничная совсем оборзела. Руки распускает, — со злостью в голосе выплёвывает он, — Место своё забыла, деточка? По правде, ему сейчас глубоко плевать на то, о чём кряхтит этот кретин, его больше заботит та, что тихонько стоит в стороне, и чьи щёки пылают от негодования и дикой несправедливости. — Ты в порядке? — проигнорировав возмущенного гостя, он бережно обнимает её за плечи и всматривается в её лицо, и видит Бог, если он уловит хоть какой-то намёк на то, что этот кретин позволил себе лишнего, от него и пустого места не останется. Она как-то неопределённо кивает головой, будто бы сомневается в собственном ответе. Гость, как и многие до него, не сдерживающие себя в недвусмысленных намёках на её счёт, но этот позволил себе куда большее, а чужие руки на своём теле она не привыкла терпеть. Пожаловаться? Как в прошлый раз? Можно, но неизвестно, что взбредёт в голову Паши… Сам же Павел уже всё для себя решил и знал, как поступить. Есть только одна причина, из-за которой она могла позволить себе подобное. Надо только выбрать правильный вариант: спустить этого мерзавца с лестницы или вышвырнуть в окно? — Слушай сюда, Казанова хренов, — смерив гостя презрительным взглядом, он продолжил, — Плевать на то, какую лапшу ты хотел мне повесить на уши, но мне не всё равно, что ты распускал свои волосатые ручонки, приставая к моей девушке, — последние слова он специально подчеркнул излишней интонацией, вперемешку с акцентом.  — Чтобы духа твоего здесь не было, — мужчина попытался возмутиться, на что получил удар в грудь, от которого повалился на пол, — Пошёл вон из моего отеля! Пробурчав, что-то наподобие угрозы и пообещав, что засудит и его и эту «уборщицу», он вылетел из номера за считанные секунды, под напряжённым взглядом серба. Он обречённо вздохнул и прикрыл глаза. Скорее всего, ему придётся очень долго и кропотливо объясняться с такими личностями, как совладелец отеля — Никита, а также с родной тётей, которая не упустит такой возможности, чтобы вновь пристыдить его. Но сейчас волнует не это. — Ты точно в порядке? — В полном, — кивает она, — Не привыкать к такому обращению со стороны посетителей. Ты точно уверен в том, что нужно было применять силу? — она переминается с ноги на ногу, беспокоясь о том, что снова причиняет ему проблемы своими выходками. — А что я, по-твоему, должен был сделать? Пожать ему руку за смелость? — саркастически протянул он, — Или предложить ему и другие экземпляры на выбор? — Прекрати, — она непроизвольно хмурится от подобных слов, — Может, просто нужно было его спокойно выпроводить? — предложила она, — Стоило ли так бурно реагировать? — Ты не понимаешь, — покачал головой Павел, — Не он первый и не он последний, кто будет приставать к тебе, а я не всякий раз окажусь рядом, чтобы прогнать таких уродов за шиворот. И это выводит меня из себя! — Позволь напомнить тебе, что я не беззащитная девочка и вполне способна дать отпор. — Как сегодня? — Как и сегодня. — Да пойми же ты меня, — взмолился он, — Я знаю, что ты у меня боевая во всех смыслах этого слова, но мне невыносима и мысль о том, что ещё сотни таких же упырей будут пожирать тебя своими глазёнками и лапать там, где им вздумается! — А что ты прикажешь мне делать? Я всего лишь выполняю свою работу! — Так смени её! — вскипел он, — Смени на ту должность, которую я так старательно предлагаю тебе день ото дня. И больше ни один наглец не посмеет притронуться к тебе. — Я не собираюсь… — она вдруг запинается и старается справиться с внезапно нахлынувшей тошнотой. Заметив, как девушке стало дурно, он тут же усаживает её в кресло и крепко сжимает её руки в свои. — Что с тобой? — Просто не очень хорошо себя чувствую сегодня, — глубоко дыша, она старается придти в себя, — Уже всё прошло, я в порядке. Он бросает на неё недоверчивый взгляд и прикладывает ладонь к её лбу. — Горячая ты какая-то, — качает он головой, — Поэтому на сегодня работа закончена. Не слушая возражений, он помогает ей подняться и, не выпуская из своих рук, выводит на улицу, чтобы увезти девушку домой, где сможет, как следует о ней позаботиться. Сегодня никаких вечеринок. Со здоровьем шутки плохи. Их провожают десятки взглядов, каждый из которых можно трактовать по-своему. Кто-то обеспокоен сложившейся ситуацией. Кто-то молча завидует таким отношениям. Кто-то просто ждёт не дождётся, чтобы рассказать об увиденном, превратив это в новую сплетню. Но вряд ли кто-то догадывается о том, что с завтрашнего дня поводов для новых сплетен найдётся предостаточно.