Ты думаешь: «Ну ладно, я всё понимаю, я готов к худшему», но всё равно цепляешься за надежду. Это-то и есть самое. Это тебя и убивает.
***
Ты долгое время
Считала наивно,
Что всё в этой жизни
Должно быть взаимно…
И годы наивность поправили мудро:
Не могут взаимны быть
Вечер и утро.
И радость и горе.
И правда и ложь.
Доверье и хитрость
Улыбка и нож…
Самодур. Болван. Этакий деспот, в своём выдуманном королевстве.
Признаться, он перечеркнул все её представления о том, как будут развиваться их отношения. Избавиться от неё после первого свидания? Вполне ожидаемо. Бросить после первой ночи? На которую, она ни за что не согласится.жаркого невинного поцелуя? Отнюдь, он рвёт все свои прежние стандарты.
— Это и был смысл притчи, что я человек незлопамятный, и вообще ко всем людям хорошо отношусь.
«А меня ты решил обделить своей добротой, гуманист хренов? »
— Павел Аркадьевич, почему вы меня уволили? — она готова открыть с ним дискуссию по поводу последних сказанных им слов.
Обратив внимание на эту статную фигуру, на этот волевой взгляд, который будто бы жаждет расплаты, он незамедлительно понимает, что стало причиной её далеко не праведного, по его мнению, гнева. Но перед выяснением отношений необходимо подправить одну деталь…
— Во-первых, мы должны соблюдать, какую-то субординацию, поэтому не Павел Аркадьевич, а Паша, — он довольно улыбается, посматривая на это сердитое личико, которое ещё вчера он так страстно покрывал поцелуями, — Павлик, Пашенька, — он на мгновение прикрывает глаза, представляя как она произносит его имя в порыве их безумства, отчего ему до дрожи в коленках хочется услышать это.
— И во-вторых, моя девушка, — и это, чёрт возьми, так оно и есть, — Не может работать какой-то горничной.
В душе закрадывается тень обиды на такие бесцеремонно унизительные слова в его исполнении. Это — её работа, которая не приносит столько радости и веселья, как его ничегонеделанье, но хоть немного помогает самоутвердиться в обществе. Её бросили, обокрали, унизили. Но она до сих пор здесь и старается изо всех сил доказать себе, что счастье ждёт её впереди. И она не должна оступиться, запнуться на пути к нему.
Запнуться об него, например.
— Я, конечно, не против, если ты хочешь надевать эту форму, но только для того, чтобы очень быстро её снять, — с придыханием произносит последние слова. Он в своём репертуаре, но что-то внутри у неё ёкает, стоит только этой маленькой зарисовке возникнуть у неё в голове.
— Павел…
Привычки берут своё.
— Па-ша!
Но он не собирается отступать.
— С чего вы взяли, что я ваша девушка? — она наклониласьчуть ближе к нему и тут же поняла, какую ошибку допустила. Перечить этим янтарным глазам невыносимо сложно.
— Но мы же вчера поцеловались?!
Откуда это искреннее удивление и недоумение на его лице?
И когда для него подобная мелочь стала признаком настоящих отношений?
— Во-первых, это ничего не значит, — передразнивает она его, но почему-то хочется прикусить себе язык, — А во-вторых, нельзя просто так взять и уволить меня!
— Хорошо, котик. Хочешь здесь работать — будешь здесь работать, — он принимает это за её желание быть поближе к нему. Хотя, в его голове есть масса других мест, где они смогли бы провести время.
— Спасибо.
Он тянется за заслуженным вознаграждением, но неужели он правда думает, что всё так легко получить в этом мире? Усмехнувшись, она разворачивается и оставляет его наедине с «Прохором», который куда больше заслуживает такого благоприятного расположения начальника.
Она даже успела успокоиться и поверить его словам, как выясняется, что этот гений превзошёл самого себя.
— И зачем было делать меня хаускипинг менеджером, а? Теперь все думают, что мы спим!
Ведь это даже не правда, но так унизительно, и так чертовски стыдно.
— Тебе тоже обидно, что это не так? — его фирменная усмешка уже красуется на лице.
Только представь, малыш, как легко ты мной манипулируешь, даже не переспав со мной?
— Присаживайся, — он похлопывает по кровати рядом с собой, а она понимает, что именно на это и надеялась это и предполагала.
— Да ладно, я всем скажу, что бы не торопили события. Просто ты хотела работать, вот и я…
— А Валентина Ивановна? Она ведь нормально справлялась, а теперь хочет уволиться.
— Ну и пусть увольняется! Найдём тебе другую Валентину Ивановну.
От его слов передёргивает. Он с такой лёгкостью решает судьбы людей, с таким легкомыслием с ними прощается, будто бы не понимает, что для них отель — это дом. Как и для него. Хотя, как он может понять такое?… А ведь он должен, чёрт возьми, понимать!
Довольно спорить с этим человеком, чьё непостоянство невозможно измерить. Она сама разберётся с проблемой, даже если придётся уволиться. Назло этому наглецу.
Но скорее всего, на сегодня он поставил себе цель довести её до глубокого шока или хотя бы до нервного тика. В тот момент, когда он оказался на их цокольном этаже, весь полный решимости и с цветами в руках, она была готова проклясть его за эту демонстрацию. И какого же было её разочарование удивление, когда прекрасный букет оказался способом загладить свою вину не только перед ней, но и перед другим человеком.
Одним простым, но элегантным жестом он заткнул всех недоброжелателей, вернул всё на свои места и поспособствовал возвращению расположения окружающих к ней. Как у такого проблемного человека, получается решать все неурядицы так легко и просто? Чёртовое природное обаяние.
Он бросает на неё обидчивый взгляд перед тем, как скрыться из виду, и в душе зарождается чувство благодарности, а в голове мысль о том, что необходимо извиниться перед этим человеком, которого она никогда не сможет разгадать окончательно. Но не в этом ли вся прелесть?
***
— Как видите, сохраняется положительная динамика, — произносит София, чертовски довольная подобным прогрессом, — И это доказывает, что мы движемся в правильном направлении.
Утренний брифинг по расписанию, ни на минуту раньше и ни на минуту позже. Павел удобно расположился в кресле напротив Элеоноры, испытывающий неприкрытую гордость за себя перед близкой родственницей. И было за что.
Во-первых, он не развалил отель, и даже более того: дела идут, как никогда лучше. Во-вторых, он всеми силами старается быть хорошим начальником, что, правда, не всегда получается, но это уже мелочи. В-третьих, он перестал быть легкомысленным Казановой и всецело счастлив с той, которую так долго добивался. И, в-четвёртых, он вовремя явился на брифинг.
— Что ж, приятно начинать утро с таких новостей, — Элеонора с Павлом, на лице которого виднелась ангельская улыбка. Племянник не скрывает того, что получает удовольствие от её слов, — Как дела обстоят в ресторане?
Сеня тут же начинает отчитываться о не менее благоприятной обстановке в «Victor», подчёркивая тот неоценимый вклад, который принесла Екатерина своей помощью, чему Галанова не может не радоваться. Сколько времени прошло с тех пор, когда дела отеля имели такую положительную тенденцию? Наконец-то можно похвалить этого хвастуна по заслугам.
Хвастун, вдоволь насладившийся речью Софии, сонно потянулся и зевнул. Внимание привлёк совладелец отеля, чей интерес был всецело сосредоточен лишь на одной молодой особе, что сидела рядом со своей матерью. Серб сочувственно усмехнулся другу. Видеть каждый день ту, от которой без ума по сей день — не самая приятная участь. Но в данной ситуации он бессилен. Пусть сами разбираются в своих запутанных отношениях.
После собрания его просит остаться Элеонора и наедине объясняет в подробностях о скором приезде одной дамы, которая нуждается в наилучшем приёме.
— Встретим, обогреем, а если понадобиться — звезду с неба достанем, — махнул рукой он, — Что-нибудь, да придумаем.
— Ты уже напридумывал однажды, — подмечает Галанова, — Напомни мне, что тогда было? Михаил оказался на операционном столе, а преступник так и не получил по заслугам, — охлаждает она порыв Павла, — Просто притворись, что можешь быть приличным человеком. Девушка серьёзная и требует серьёзного отношения к себе.
Наспех попрощавшись с Элеонорой, он быстро зашагал обратно в холл. Игнорируя голос Михаила, миновал ресепшн и остановился у барной стойки. Из головы всё не выходили последние слова Галановой.
— Не подведи нас и свою, — будто бы поперхнувшись, она запинается на последних словах, — Горничную.
Павел плеснул в стакан виски на два пальца и залил себе в горло. Если ему придётся носиться за очередной вип-гостьей, как второкласснику, то надо придумать, как делать это, по крайней мере, не вызывая лишних мыслей у персонала и у
неё.
— Не работа, а каторга, — логично заключил он.
***
Она выходит из уборной, время от времени поглаживая живот, и всё никак не может перевести дыхание. Чувство, будто бы её штормит из стороны в сторону.
Ни на чём невозможно сосредоточиться. От всего плохо, от всего накатывают приступы рвоты, а общее самочувствие и вовсе оставляет желать лучшего. Уже третий раз за день на неё находит тошнота, что лишает всяких сил не то, чтобы работу выполнять, а хотя бы ноги переставлять более-менее уверенно.
Облокотившись на подоконник, она старается собрать всю волю в кулак и приступить к своим обязанностям. Наверное, стоило сегодня послушать Пашу и остаться дома, но ведь она любит строить из себя несгибаемую леди. Теперь приходится пожинать плоды своего треклятого героизма.
И почему так плохо?
Вариантов много, но, скорее всего, отравление. Мысленно она принимается вспоминать всё то, что ела в последние дни. На завтрак — каша, на обед — овощи и мясо, ужин — только белок в виде творога, который он так не любит. Из обычного расписания выделялся лишь тот холодец, которым её угостила на днях Юля. Но подруга в полном порядке, полна энергии, как батарейка. Тогда отчего ей так худо?
— Дашка, — её подхватывает за плечи Юля, видя, что Даша чуть ли не теряет сознание, — Может, стоит обратиться к врачу?
С подругой творится что-то неладное, а ей порядком надоело в одиночку убирать номера.
— Может быть…- заплетается у неё язык, — Не знаю, как-нибудь загляну…
Как же хочется выпить одну из тех волшебных таблеток, что устраняют все неприятные симптомы, про которые она слышала в сказках в детские годы. Раз — и нет никаких проблем.
— Не как-нибудь, — не отстаёт от неё Юля, — А сегодня же. Или пойду и нажалуюсь Павлику. И по голове настучу заодно за то, что на работу тебя пустил.
— Не говори глупостей и не ябедничай, — она достаёт из небольшого кармана тюбик и извлекает небольшую капсулу, — Сейчас выпью это, и хотя бы тошнота пройдёт.
— Тошнота, говоришь? — прищурившись, переспросила Юля, в чьей головке тут же зародились беспокойные мысли, — Наводит на грустные выводы, однако.
Дальше следует совершенно немыслимое предположение, которое в одну секунду сводит все её попытки держаться на нет.
Нет-нет-нет.
Она, как ошпаренная, оборачивается и с каким-то неведомым раньше страхом, что понемногу начал закрадываться в душе, смотрит на подругу. Та лишь пожимает плечами, мол, не исключено. Но страх никуда не уходит, а наоборот ещё глубже пускает свои корни.
Она решает молча проглотить её слова и постараться больше никогда не вспоминать о них, пытаясь сконцентрироваться на одном: дойти до холла, а там до прачечной. Необходимо, как можно скорее добраться до Валентины и взять на сегодня выходной, иначе она и вправду потеряет сознание от этой слабости во всём теле; от этой головной боли в висках; от этого дурного самочувствия.
Пройдено лишь полпути, когда мир начинает терять свою яркость, чёткость, а ноги отказываются идти, приходится опереться на стойку ресепшна.
— Даш, тебе помочь?
Она мотает головой в ответ на вопрос Егора, а тот обеспокоенно оглядывает её. И с чего вдруг сегодня столько внимания к её персоне? Она в порядке. И всегда будет в порядке, если её не выведут из себя эти вечные расспросы об её самочувствии. Бог свидетель, если ещё один человек…
«А не залетела ли ты, подруга?»
Бред-бред-бред.
«Может, всё же сделаешь тест?»
Само предположение о таком до смешного ошибочно и никак не может, даже на секунду, стать реальностью в её голове. Такой исход невозможен. Она просто отравилась, и другой причины тошноты и слабости быть не может. Ей незачем понапрасну паниковать и волновать себя такими нелепицами, от которых ещё больше становится тошно.
А если?..
Её мягко и настойчиво тянет в темноту.
Нет, нет и ещё раз нет. Даже если на секунду предположить о таком исходе… Они не готовы. Ни он, ни она. И это нормально.
…Ребёнок?
Как много в этом слове. Как много ему нужно дать совершенно безвозмездно и искренне. Как много ответственности, как много…
Это должно быть ошибкой. Должно быть.
Разве они готовы к такому? В голове всплывают моменты их жизни.
Вот они в парке, где на перегонки соревнуются, кто первым добежит до ларька с мороженым. Победитель будет выбирать лакомство на двоих.
Вот он объелся блинов на завтрак и весь день провалялся на кровати с болью в животе. Соревноваться с Юлией было не лучшей идеей.
Вот она заперла его в душе, после очередной попытки затащить её к себе. Эта его маниакальная потребность в сексе, выматывает изо дня в день.
Вот они оба скрываются от Элеоноры в какой-то каморке, так как не успели доделать все отчёты к утру.
Вот он снова фальшивит, когда пытается пропеть «Knock… knock… knocking on heavenʼs door», а она изо всех сил подпевает ему из караоке зала.
И ещё много-много-много других дней, когда они сами вели себя, как дети.
Как, чёрт возьми, они должны быть готовы к такому?!
Перед глазами снова мутнеет, плывёт, а в центре сего апогея — он. В её любимом пиджаке и в своём любимом амплуа, что-то увлечённо объясняет собеседнику по телефону.
— Значит, пусть ещё докажет, что ты отец. Вот когда тест на отцовство подтвердится, тогда и паникуй, понял? А пока наслаждайся минутами свободы и безмятежности, дружище.
Он прячет смартфон в кармане брюк и направляется к той, по которой дико скучает, несмотря на короткие часы расставания.
— Что происходит? — она старается говорить твёрдо, спокойно, и, кажется, получается.
— Один дурак, по имени Иван, очень скоро может окончательно повзрослеть и боится этого до ужаса. Звонит мне, пла-а-а-ачется, бедняга.
— В двадцать восемь лет стоит хотя бы задуматься об этом, не думаешь?
— Как знать, — обессилено пожимает плечами, — Ну да ладно с ним. Лучше скажи, как долго ты собираешься работать, да и вообще стоять на ногах? И если ответ означает «больше двух минут», то я собственноручно вынесу тебя из здания и увезу домой.
Она не сдерживает улыбки. Некоторым может показаться, что он поверхностен. Многие его слова лишены всякого смысла или хоть капли серьёзности. Но он такой, какой он есть. Ведёт себя, как девятилетний пацан, у которого отняли сладкое, поступки его могут быть безумными или подлыми, а красиво говорить он умеет искусно.
Но с ней…
С ней он держит свои обещания; он изо всех сил старается быть серьёзнее; он отвечает за свои слова и поступки. И сейчас она безоговорочно верит в его «угрозы», от которых на душе становится спокойно и тепло. Ведь защитят, сберегут, позаботятся.
Сможешь ли ты при случае позаботиться об ещё одном человеке?
— Чего вылупился? Работой займись лучше, — усмехнувшись, отдёрнул он портье, что так внимательно наблюдал за ними.
Как сказать ему об этих глупых домыслах?
— Свожу тебя к врачу, — начал было он, но Даша тут же обвила руками его шею и уткнулась в его футболку, — Что случилось, малыш?
— Надеюсь, что ничего, — тихо роняет она. Он обнял её в ответ, но это было неважно. Откуда в ней столько беспокойства, тревоги, которая чувствуется в её напряжённых плечах?
Самый разгар дня, а в холле почти никого нет. И тем не менее, это не самое подходящее место для того, чтобы хотя бы намёками говорить о таких предположениях.
— Это из-за твоего самочувствия?
Может и да, а может, и нет. Как повезёт.
— Дарья, — повторил он, раскатывая имя по языку, — Вы немедленно сообщите мне, что с вами происходит или я…
— Юля предлагает сделать тест на беременность.
Голос тихий-тихий, а слова такие громкие-громкие, что словно оглушают его.
Даша пыталась вырваться, чтобы заглянуть ему в лицо, но он слишком крепко прижимал ее к себе. Ему нужно осмыслить, всё осмыслить…
Даже думать о том, чтобы снять руки с его шеи, отойти хотя бы на шаг, было страшно. Невозможно. Но он первым опустил ладони на ее бедра и мягко оттолкнул ее, тела их рассоединились. Её пальцы с его шеи скользнули ему на грудь.
Он отстраняется от неё, а ей сейчас так сильно нужны его объятия. Он как-то странно замирает, что не свойственно для него. Опустив взгляд вниз, остановился на её животе, но тут же вернулся к её лицу.
Он взирал на нее широко раскрытыми глазами. Его рот чуть приоткрывается, и ресницы начинают мелькать с поистине изумительной скоростью. Он моргает так часто, словно пытается убедиться в реальности происходящего.
Ты, должно быть, шутишь?
— Зачем?
Глупо задавать такой вопрос в его возрасте, но люди так любят оттягивать моменты, надеяться, хвататься за последнюю надежду, прежде чем она незамедлительно покинет их, оставляя на растерзание безжалостной реальности. Подобное, впоследствии, и губит.
Она терпеливо ждет и тщится придумать хоть слово, которое нужно будет сказать, когда он все поймет.
Ведь это только предположение… Почему я так отчётливо вижу испуг на твоём лице?.. И что мы будем делать, если вымысел станет правдой?
Он хватает её за руку, как сотню раз до этого, и она еле поспевает за ним. Они останавливаются возле уборной, и он наконец-то оборачивается к ней. Пора учиться отвечать за свои поступки.
Будь мужчиной, Павлик.
— Скажи своей Юле, чтобы притащила сейчас же этот тест, а заодно и себя.
Ты же ведь хотел правды и только правды?
Они безмолвно стоят, ожидая девушку, пока она не нарушает молчание:
— Вот смеху то будет, когда поймём, что зря паниковали, — шепчет она, поднимая взгляд на него.
— Да, да, посмеёмся, — слабо твердит он, пятясь к противоположной стене, словно, отведи он взгляд, она тут же исчезнет.
Ложь должна оставаться ложью.
Ему совершенно не хочется думать, размышлять и предполагать, что делать, если… Сейчас просто необходимо ждать и отдаться в угоду судьбе-злодейке. Именно так он и поступит.
Господи, в какой момент эта нелепая шутка Юли стала таким возможным будущим?
Коленки дрожат, как у первоклассницы, которая боится сесть на плечо старшеклассника, стоит только тесту оказаться у неё в руках. Оставшись в уборной наедине, она пытается в спокойствии провести процедуру, но руки дрожат, а зрение не может толком сфокусироваться на чём-либо. Там, за стеной, её ожидает та, которая будет рада любому исходу. Там, за стеной, её ожидает тот, кто не знает, что ему теперь делать при любом исходе.
У неё есть сколько угодно времени на то, чтобы всё осмыслить. Торопиться было абсолютно некуда, а пространство кругом приобрело такую чёткую резкость и яркость, от которой слегка закружилась голова. Маленькая кабинка оказалась вдруг до неприличия большой, и, казалось, что она не выдержит такого количества кислорода, разом наполнившего лёгкие.
Стоит ей только захлопнуть дверь, как две пары глаз тут же приковывают её своим взглядом.
Почему так долго, подруга?
Я сейчас сойду с ума, родная.
Да поможет ей Бог.
Даша резко выдыхает. Сердце падает в пустоту. Все ниже и ниже, следом за каждым предстоящим словом, что ей придётся сказать. Она слегка вымученно улыбается и произносит:
— Тест положителен.
А время спешит и проносится мимо.
И в этом оно бесконечно взаимно.
Как наша любовь
И как наша печаль,
Как ‚Здравствуй‘
Когда далеко до ‚Прощай‘…
