Вся прелесть в непостоянстве

Люди и созданы для того, чтобы мучить друг друга.

О чём я думаю? О падающих звёздах. Гляди, вон там одна, беззвучная, как дух, Алмазною стезей прорезывает воздух, И вот уж путь её — потух…

Не спрашивай меня, куда звезда скатилась. О, я тебя молю, безмолвствуй, не дыши! Я чувствую — она лучисто раздробилась На глубине моей души.

Он идёт слегка понурый, что заставляет её прибавить шаг. — Паша! Как не привычно произносить его имя. Это её самый первый раз, когда она наконец-то отважилась и переступила через преграду, построенную из собственной упрямости. Он тут же оборачивается, не веря до конца, что именно этот голос произнёс именно его имя, победоносно улыбается ей: — Оу, ничего себе! Ещё сегодня утром, я был Павлом Аркадьевичем, а сейчас уже Паша, — он надеется, что не переигрывает, — Как-то быстро у нас всё развивается. «С быстротой улиток, черепах, и кто там ещё медленно передвигается?» — Я это… — продолжай, коль начала, — Зря на тебя сегодня наехала, — теперь она учится признавать свои ошибки, а не требовать этого с него. — Не извиняйся, — как на тебя можно злиться? — Мне даже понравилось. Эта чёртвова улыбка и неуместные шуточки, которые так некстати в их разговоре. Разговор, который она начала первой, что было единичным случаем в их недолгой истории. — Ты можешь быть серьёзным? — вопрос на миллион, от которого зависит сорвёт ли он куш или проиграет всё. — Могу, — лицо, что лучилось озорством, в миг стало серьёзным, отчего сердце ушло в пятки, - Давай сегодня вечером, в девять, на мосту нашего отеля я буду серьёзным? — он взял её ладонь в свою. И снова, впервые, по-настоящему, — Придёшь? Эта наивная надежда проскальзывает в его вопросе. Он видит её сомнения, которые так хочется развеять навсегда. — Даш, — тихо-тихо, чтобы слышала только она, — Если ты придёшь, — я расцелую бога, когда встречу его, за подаренный шанс, — Я тебе обещаю, у нас всё будет по-настоящему, — мы будем пытаться, верно? — А если нет, то кому-то другому достанется этот нераскрывшийся сербский бутон, — не смог удержаться он. «У нас всё будет по-настоящему.» Искреннее желание или обман? Хочет ли он тех самых настоящих отношений с ней или новая уловка для одной ночи? Сможет ли этот человек в любой ситуации подставить своё плечо или бросит на произвол судьбы? Сможет ли он ответить за сказанные слова в будущем? Как бы она не старалась, до конца разобраться она не сможет. Нужно решать прямо сейчас. В омут с головой или по колено?.. Она смотрит вслед удаляющейся фигуре, и хочет посоветоваться с Юлей в этом вопросе, в глубине души, зная: чего бы не сказала ей подруга, она уже решила с кем проведёт сегодняшний вечер.

***

Мир кружится, кружится и не может остановиться. — Дашка! — счастливо завизжала Юля и кинулась на подругу с объятиями, — Я же говорила! Поздравляю! Счастли-и-ивая. «Счастливица», с улыбкой обняла её в ответ, но взгляд не отходил ни на миллиметр от человека, от которого так необходимо получить хоть крупицы какой-то реакции. — Что делать будете? — завертела она головой, бросая взгляд то на начальника, то на его подчинённую. Они снова проигнорировали ее. Мужчина выглядел обеспокоенно, а женщина напротив — раздражающе безмятежной. Казалось даже, что её забавляет смотреть на его отвисшую челюсть, на глаза, прикованные к ней, и на то, как он дрожит, словно осиновый лист. Да какого же черта?.. Взгляд его вновь остановился на животе девушки, и тень скользнула по его лицу. От Даши это не укрылось, улыбка ее сразу погасла. — Что скажешь ты? — она устала ждать его ответа, или хоть каких-то признаков эмоций. — Скажу, что рад, — слабо улыбнулся он, продолжая стоять на том же месте, и как-то странно глядел на неё, будто бы она была сделана из ваты. А ноги и вправду стали ватными, отказываясь держать её. — Многообещающий ответ, — она скрестила руки на груди, неосознанно переминаясь с ноги на ногу, — Так что делать-то будем, м? Будто бы войдя во вкус, она, взяв пример с Юли, решила поиздеваться над ним? Ведь, чёрт возьми, сейчас, он не просто отказывается решать, что делать сегодня или завтра, а просто отказывается думать. Не по своей воле, а по вине природного инстинкта мужчин, что приобретается с рождения. — Делать? Ему? Ей? Или им обоим? Он все еще плохо владел собой, поэтому первые связные слова вышли удивительно короткими. К ужасу и стыду Дарьи, в его голосе все ещё звучали все семь нот сомнений и страха. Девушка нахмурилась, но промолчала, прикусив язык. Как ей быть? — А что обычно делают в таких случаях?.. Больница, врач, осмотр? — Паша сглотнул и принялся внимательно осматривать собственную обувь, — Ведь надо что-то делать в таких случаях, верно? — наконец выдавил он, не поднимая глаз. В таких случаях, не стоят столбом и уж точно не ведут себя трёхгодовалым ребёнком, что и пару слов связать не может. Ему должно быть стыдно, но стыдно ей. — Ты пока решай, что и как делать, а я начну действовать, — заверила она его и негромко рассмеялась, будто бы чувствуя привкус истерики на языке, — Как соберёшься, присоединяйся. С деликатной вкрадчивостью добавила она, и развернувшись, оставляет его в одиночестве, прихватив Юлю с собой. Сжав кулаки с такой силой, будто и вовсе не переживая о том, смогут ли костяшки рук выдержать такого напора. Ощутив неведомый прилив сил, он срывается с места, желая убежать от этих до неприличия узких проходов, коридоров, что мешают не просто думать, а хотя бы осознать весь смысл сказанной ей фразой в начале. А она говорила, что-то потом? Бежит от неё, а не к ней. Ничего не напоминает? Лишь когда ладони ощутили шершавую, холодную гладь металлической двери; когда ноздри вдохнули этот привычный для улиц города смрад; когда пульс перестал отбивать свой ритм с этой доселе неизвестной обрывистостью. Только тогда он ощутил себя полнейшим трусом. Предательский смешок, солнечным зайцем рвущийся из горла. Ребёнок. Беременна. Не вопрос, а доподлинно известное утверждение, с которым не поспоришь, от которого не убежишь. Он уже успел набегаться с момента из знакомства. Да, он задумывался о детях ранее, порой обсуждая свои шансы встретить ту самую, что «для семьи», а не для секса, с бутылкой коньяка двадцатилетней выдержки. Двадцать девять лет, как-никак, а возраст обязывает. Но раньше мысли о детях были такими далёкими перспективами, которые не требовали особых раздумий, а скорее просились на хоть какую-нибудь графу в его списке «незаконченных дел». Поэтому теперь такие реальные перспективы приводит его в ужас, страх, отчаяние замешательство. Конечно, дети — это всегда хорошо, да… хорошо. И новость сама по себе хорошая, да… очень хорошая. Радуйся-радуйся-радуйся. В этой жизни, всё так чертовски непредсказуемо, что иногда заводит в самые дремучие места в подсознании, о которых он и не подозревал. Солидный возраст и не менее солидное состояние. Любимая девушка и безграничные возможности. По сути, всё идеально складывается для сегодняшнего события. Тогда почему он, чёрт возьми, так обезвожен-обездвижен? Ищешь причину — найдёшь. Разве можно было им даже задумываться о детях, когда он сам ещё ребёнокпосле полугода отношений?! Прекрасных, самых лучших, счастливых отношений в его жизни.Но теперь, к чему об этом судачить, раз результат на лицо — у него скоро будет ребёнок. Или два. Руки сжимают металлические перила ограды, нагревшиеся под ослепительным июньским солнцем, обжигая ладони. Господи. А что делать, если их будет два? Ему нужно всё разложить по полочкам, по своим местам, отталкиваясь от элементарных вещей, чтобы не сойти с ума. Надо подумать. Подумать о том, что всё, конечно же, было под контролем, а потом почему-то из-под контроля вышло. И вряд ли когда-нибудь вернётся. Волна жара и нетерпения, слишком внезапная и неестественная, прокатилась у него по груди и от неожиданности выдернула обратно в реальность. Трус. Жалкий трус. Не в этой роли он должен был предстать перед ней, перед этой рыжей бестией, перед богом, и перед её?его?их ребёнком. — Я искренне надеюсь, что сейчас ты вспоминаешь, сколько у тебя на счету средств и планируешь счастливое будущее, — ей и только ей, подвластно одной фразой, сказанной с переливающейся интонацией, вернуть его на землю грешную. Он опустил плечи и безнадёжно обернулся. Неудивительно, что сейчас она здесь. Видимо, уже успела пересечься с информаторами. — Чего тебе? Найти его ей удалось не трудно, ведь за столь короткое время далеко уйти он не мог, а самое ближайшее место, где можно без зазрения совести пожалеть себя в одиночестве — крыша отеля, с которой открывался один из лучших видов в этом городе. Определённо, он пришёл сюда не полюбоваться здешними красотами. А вот она, наоборот, с удовольствием понаблюдает отсюда за этим миром, что вертится, крутится и так любит удивлять. Да, несомненно, от последнего её брат с удовольствием бы открестился. Облокотившись на перила, она с привычной прямолинейностью решила растормошить это несчастного идиота, которому невдомёк — насколько ему повезло. — Ты — хорошо устроился в этой жизни. Непыльная работа, прекрасная семья, в числе которой тётя, что простит тебе все грехи этого мира, — она начала загибать пальцы, — Племянница, что души в тебе не чает. И сестра, готовая дать хорошего пинка, при случае, — у обоих вырывается едва заметная улыбка, — Замечательный друг, который не перестанет спасать тебя. Напряжённую тишину, наступившую после сказанных слов, она вновь нарушала первой. — Я, правда, не понимаю тебя, — она устала с ним нянчиться, хотя и не собиралась устраивать сцен, — Ты любишь её, она любит тебя, — будто бы по слогам прочла она, — Так почему она там, а ты здесь? Почему не носишь на руках ту, что скоро подарит тебе твоё дитя? Тут девушку снова осенило очередное откровение, и она прижала руку ко рту, надеясь, что сможет сдержаться и не задать этого вопроса, но все-таки сорвалась: — Ты не говорил ей? Он помрачнел еще более — не рассчитывал, что Катя догадается и об этом. — Господи, но ты ведь без ума от неё! Так почему ни разу не сказал ей, что любишь её? — захлебывалась она в своем волнении. И на миг кажется, что спросил его об этом голос той, которую он так подвёл сегодня. Он ухмыляется: «Потому что я трус, родная», — и закрывает глаза.

***

Он направляется вдоль коридора, выискивая взглядом нужный номер. В левой руке побрякивают ключи от машины, которые достал он неосознанно, по привычке, так, чтобы руки можно было чем-нибудь занять. Без стука, без каких-либо дурацких сомнений и страхов, которыми, как ему кажется, он успел переболеть за сей короткий срок, он открывает дверь и тут же находит её глазами, отчего ещё крепче сжимает правой рукой злосчастный предмет в кармане его брюк. Не медля больше не секунды, он направился к ней и тут же притянул к себе. Руки её были вытянуты, но ни малейшего напряжения в её теле он не чувствовал. Она обрывисто вдыхает свой самый любимый запах, без которого не уснуть, не проснуться, и старается не расплакаться. Хотя, в её положении это простительно. Не так ли? Ей нужна поддержка, нужна забота, нужны те слова, которые помогут ей не разочароваться в нём. Он чувствует, как сначала одна рука, а потом другая ложится на спину. Медленно, едва дыша, провел он ладонью по тёмным волосам. — Внизу ждёт тётя. Надо рассказать, обрадовать, — она слышит его и не верит. Не верит, что это все слова, на которые он способен сейчас. Но, видимо, нужно научиться смотреть правде в глаза. В душе закрадываются сомнения: а стоило ли? Она ждёт решительных действий, уверенных слов и хотя бы капли радости в его голосе, от человека, чей неуверенный взгляд пронзает острее любых стрел. — Это всё, что ты хочешь сказать мне? — спросила она, перевернув голову и прижавшись к его груди другой щекой. — На большее, пока, я не способен, — он выдыхает и разжимает объятия, — Я не хочу врать тебе, — этот зрительный контакт невыносим для обоих, — Я не чувствую себя счастливейшим человеком на свете, — одна фраза, а что-то внутри у неё разбивается, — Я не могу окончательно осознать, что через девять месяцев у нас будет ребёнок, у которого должен был быть куда лучший отец, чем я. Но давай решать проблемы, по мере их наступления? …Проблемы? Ей захотелось ослышаться или со всей силы кинуть эти слова обратно в него. Назвать происходящие сейчас «проблемами», мог только неисправимый придурок, которым, теперь она без сомнений уверена, он и является. Обида, переплетаясь с болью и гневом, пустили свои ростки, и придётся постараться, чтобы выдернуть их с корнем. Он не готов, а она снова напрасно надеялась. Она смотрит на него, с какой-то болезненной остротой, которая отдаётся у него на уровне солнечного сплетения. Он не может и не хочет его ощущать на себе, и будто бы услышав его, она опускает взгляд на их переплетающиеся пальцы и часто-часто моргает. — Пойдём, — он задорно улыбается, отчего подобная попытка подбодрить её, кажется ещё более фальшивой. Всё что она может сейчас, кивнуть ему в ответ и последовать следом. Несколько минут назад она думала, что совершила ошибку. Сейчас она знает, что поступила правильно. Задан правильный вопрос и получен не менее правильный ответ. С самого начала на большее она не должна была рассчитывать.

***

Мысленно он продумывает тысячи доводов и объяснений, которые помогут ему не спасовать перед той, что сидит напротив него и отбарабанивает какой-то ритм по столу, вглядываясь в окно. — Хм, не в тот раз, так в этот. Да, Павлик? — улыбнулась она и Павел энергично закивал, поддерживая шутку, — Читать нотации о правильном способе предохранения, не стану, — монотонными движениями, она помешивает кофе, — Взрослые, самостоятельные, и должны сами понимать всю серьёзность ситуации. По правде, Галанова подозревала, что рано или поздно все эти немыслимо сложные отношения, тех двоих, что сидят с ней за одним столом, приведут к сегодняшнему разговору в этом зале. Вопрос заключался лишь в одном: Не сбежит ли он? Не бросит ли его она? Первый, имеет все наклонности и все черты характера, которые могли поспособствовать ему придти к такому решению. Поддаться инстинкту самосохранения и сделать ноги. Вторая же, слишком горда, слишком загадочна даже для самой Элеоноры, которая до конца, так и не смогла понять, что представляет из себя эта девушка. Решить, что её племянник бездарь от бога и взять всё в свои руки — это могло быть одним из вариантов возможных событий, которым последовала бы Дарья. — Мы всё прекрасно понимаем, — он отважился на ответ, — Завтра? — мимолётный взгляд на девушку, что сидела рядом, — Да, точно. Завтра пойдём к врачу и всё узнаем, что да как… — голос его звучал хрипло, отчего Даша непроизвольно поёжилась. А чего она ещё ожидала от этого спектакля? Элеонора подозрительно вопросительно посмотрела на Дарью, ожидая, когда девушка скажет хотя бы слово в ответ, но та, будто не хотела вмешиваться в эту беседу, молчаливо устроившись на краю диванчика, спокойно наслаждалась вкусом ягодного чая. Её некая смиренность, отстранённость, наводила Галанову на не самые хорошие мысли. Всё ли хорошо с этой девочкой? Её глаза должны блестеть, а улыбка сиять, ведь впереди дни, о которых многие женщины мечтают с детских лет, а другие так и никогда не дождутся. Переведя взгляд на Павла, она ещё больше укоренилась в своём заключение, что горбатого — могила исправит. Осанка, вытянутая по стойке смирно; глаза, что нервно бегают по всему залу; старательные попытки выглядеть энергичным и бодрым, что походило на какую-то отвратительную игру второсортного актёра. И этот человек через несколько месяцев станет отцом? Павел чувствовал себя уже более уверено оттого, что ещё одна галочка в списке дел поставлена. Разговор на крыше помог ему мало-мальски отрезвить голову и понять, что от будущего никуда не деться, и строить его нужно начинать прямо сейчас. Вздохнув, Галанова помассировала переносицу и решила перейти к самому главному. — И когда у вас свадьба? — без дальнейших лишних вопросов, сразу к делу. Свадьба? Ах, да. Ещё и свадьба же. И как вообще он мог забыть об этом… — Жениться — это не моё. Разве, что на тебе? Улыбка Паши слетела с лица, и оно в свою очередь, словно обрадованное освобождению от фальшивой ноши, залучилось мягким светом зрачков. Слова из прошлого, что скоро станут их будущим. Набрав в лёгкие побольше воздуха, он не принялся перебирать всевозможные варианты ответа, но решил ответить так, как есть: — На самом деле, мы ещё не… — Свадьбы не будет, — перебивает она его. Спокойный голос, что как раз под стать её виду. — Нет? Почему? — он непонимающе всматривается в девушку, которая и бровью не повела, когда самолично рушила всё то, что он ещё не начал строить. Поставив чашку на блюдце, она с безмятежным видом, решила прояснить всю ситуацию, которую, по собственной воле, полно и целостно, видела лишь она. — Потому что, — короткая пауза — тень улыбки, — это был холодец. На столе оказывается знакомый всем предмет, на котором красовалась единственная полоска синего цвета.