all you need is hate

Очевидно то, что это зависть. Он завидует, потому что он никому не нравится - и никому и не может нравится. Он отвратительный; наверное, думает, что ему все должны в этой жизни. Посмотри, как он одевается. Запах, как от ведра мусорного. Он просто хочет быть таким же - хочет быть красивым, стройным, подтянутым. Да, просто хочет, чтобы все девушки на него смотрели. Вот и все. Да ему просто внимания надо. Думает, что он весь такой умный - на самом деле по ночам в подушку плачет от того, какой он урод. Все мечтает, как будет тусовать с крутыми парнями, девушку себе нормальную найдёт. Не-не, это чистой воды зависть. Возможно, Мин Юнги и завидовал. В такие моменты зависть поглощала его чёрной вязкой слизью, стекая по горлу. Подступала тошнота. Иногда ему даже хотелось плакать, хоть он и не мог; ему хотелось что-нибудь разбить, сломать и разорвать. Но с каждым разом это чувство становилось все слабее, замещаясь другими, ещё более вытесняемыми; ком становился все привычней, однако облегчения от этого не наступало. Все было стабильно плохо каждый раз, когда начинались чувства, все стабильно не заканчивалось, а просто временно меньше заботило его до следующего пика - конечно, никто не знал, что этот пик вообще наступал. Иногда, сидя на уроке, он ненавидел. Вся обстановка казалась ему жутким клише, плохой пародией с воскресной передачи, где были только плохие пародии. Его окружение было толпой глупых масок, и он сам был ещё одной глупой маской. Так они и сидели - школьники выводили математические иероглифы, а Юнги ненавидел. Как-то раз Сокджин поприветствовал Юнги около шкафчиков - Мин Юнги очень испугался, ведь Сокджин был запредельно близко. Тёплое дыхание попадало на сетчатку глаза Юнги, красивые плотные губы были в каких-то смешных пятнадцати сантиметрах от его лица, а Сокджин выглядел ослепительно. Все это создавало чрезвычайно стрессовую ситуацию, которую было тяжело пережить и о которой было сложно потом не думать. Присев на лавку около парка, Мин Юнги ещё долго думал об этом случае, хотя это было тяжело назвать случаем. Точнее, он старался не думать, но то странное вытесненное чувство настигало его влажным соленым потоком, Мин Юнги краснел, сам того и не осознавая, и вновь пытался отчаянно бороться. Отчасти он знал, что ему не выиграть, но из чести он все пытался переключиться на местность, на траву, на небо, но чувство все равно выпрыгивало на него, как зверь из засады, и ему опять казалось, что он чувствует руку Сокджина там, где ему меньше всего этого хотелось. Чем больше Мин Юнги успокаивал себя, тем больше чувство зависти уступало, чтобы отдать Юнги на растерзание другим, новым силам, которым он ещё не дал названия. Если зависть была похожа на тошноту, и давила грузом в несколько тонн, то новые чувства давали какую-то легкую, пьяную слабость. Когда они настигали его по ночам, он становился вялым, влажным и податливым. Его нервы не выдерживали, и он просто начинал ворочаться в кровати, пытаясь прогнать их. Но волшебного освобождения не наступало, и Мин Юнги пялился в потолок, пока под утро от бессилия не проваливался в сон. После таких испытаний он больше всего ругался, чаще всего пил кофе, тяжелее всего смотрел на всех и на свою жизнь в целом.