***
Следующий урок рун продолжался до обеда. Гермиона неохотно опустилась на место рядом с Малфоем, убедившись что она была далеко от него настолько, насколько это, вообще, возможно. Ножка парты упиралась ей в колено, но только это было самым лучшим способом, выразить всю неприязнь к нему. — Ты принесла домашнюю работу? — спросил он, нарушая их блаженную тишину. — Конечно, — ответила она, достав её из рюкзака и положив посреди стола. Малфой небрежно взял пергамент и взглянул на перевод. — Класс, — сказала Батшеда Бабблинг. — Сегодня мы проверим ваш перевод, а потом вы продолжите работать с другой частью текста. Началось обсуждение работы и трудностей, с которыми они столкнулись во время выполнения задания, лишь у Грейнджер и Малфоя было все безупречно. Справившись с проверкой, ученики принялись штудировать остальные страницы. Гермиона огляделась. Все вокруг активно беседовали со своими партнёрами. Она подумала, что если они будут сидеть молча, то привлекут внимание учителя, поэтому придвинула стул ближе и положила свой текст посередине стола. Спустя несколько минут напряжённой тишины, Драко указал на руну: — Это означает дом, как здание или дом, как определённое окружение, связанное с семьёй, уютом, чувством защищённости? — Как здание. Предложение переводится: «Дом после жаркого дня был холодным и мрачным». Он записал это аккуратным, круглым почерком. Наблюдая за этим, Гермиона вспомнила, что, то, как пишет человек, раскрывает его личность. Но она всегда думала, что это полная чушь, как и всё, принадлежащее профессору Трелони вместе с хрустальными шарами, чайными листьями и постоянными предсказаниями смерти тоже. Но то, как он писал… Бережно, под совершенным контролем. Его рукопись была настолько ювелирной, что хотелось вылить бутылочку чернил на неё. Драко действовал так же, — охраняя, держа все под надзором. Никогда не позволял никому видеть то, что он действительно чувствовал. Или, по крайней мере, ей так казалось. Урок вскоре закончился, и профессор дала детям гору домашнего задания. После короткого, но злобного разговора Грейнджер и Малфой согласились встретиться в библиотеке. Гермиона выбежала вслед за остальными учениками, которые со свистом вышли из кабинета, как только раздался звонок. Девушка не потрудилась придержать дверь для Малфоя и улыбнулась с мстительным удовольствием, услышав, как она захлопнулась прямо перед его лицом. Он был единственным на земле, кто мог бы рассердить Гриффиндорку только своим существованием. Быстро достигнув общей комнаты, девушка небрежно бросила пароль Полной Леди и вошла в гостиную, где уже сидели Гарри с Роном. Мягкой улыбкой она поприветствовала их и, избегая разговоров, побежала в свою спальню. Каким же облегчением для Гермионы было избавиться от этой Laekalia, ведь книга была безумно тяжёлой, и ученице казалось, что скоро у неё точно будет какая-либо травма спины. Ни одному здравомыслящему человеку, не пришла бы идея постоянно носить её с собой. Она привела свои волосы в порядок, глядя в зеркальце, которое ей подарила Лаванда, прежде чем спуститься обратно. — Как прошли руны? — быстро, пока подруга опять не смылась, спросил Рон. — Полагаю, ты хотел узнать как дела с Малфоем? — сказала Геромиона. — Ведь обычно вы не спрашиваете как у меня прошел урок, а вот вчера грозились превратить его внутренности в украшения. — Раскусила, — улыбнулся Рон, — надеюсь этот хорёк не обидел тебя, а то, я исполню свое обещание. — Великие слова, для такого маленького ума. — по-философски сказал Гарри, после чего получил от Рона подушкой в голову. — Ну ладно, каких слов ты ждешь, когда я не услышал о чем вы говорили. — О потрошении, Гарри. — сказала Гермиона, хватая подушку и плюхаясь на диван, рядом с ними. — И я не думаю, что Малфой успел сделать что-то достойное этого. Он почти не говорил со мной. — Хорошо. — сказал Рон, улыбаясь и откидываясь назад. — Я буду довольствоваться лишь злобным взглядом. — Да и, кроме того, мы просто не захотим выпотрошить Малфоя. — сказал Гарри. — Почему же нет? — удивился Рон. — Потому что Филч, вероятно, заставил бы нас убирать беспорядок. — сказал Гарри, кривясь. — Фуу, только представь! И трио отправилось на обед, споря о плюсах и минусах убийства Малфоя.***
— Знаешь почему я лучше чем ты, грязнокровка? Слова Малфоя сломали ледяную тишину, которая окружала их последние десять минут. Гермиона ничего не ответила, просто продолжала строчить. Эти занятия в библиотеке стали более скучными, чем уроки истории магии. Переводите, пишите. И все по кругу. С точки зрения Малфоя, если уж он застрял с грязнокровкой, то может попытаться получить от этого удовольствие. — Потому что я слизеринец, а ты гриффиндорка. — усмехнулся он. — Понимаешь, вы, гриффиндорцы притворяетесь храбрыми, но на самом деле просто глупы и не видите угрозы. Вы бросаетесь в опасность и умираете, а остальной мир должен сказать, что это было «героическим». Больше похоже на идиотизм. Он сделал паузу, чтобы увидеть эффект, который произвело его заявление на Гермиону. Она хорошо себя контролировала. Но в ее глазах вспыхнул сердитый блеск. Успех. — Более того, мы, слизеринцы, гораздо умнее. Хитрость, находчивость, рассудительность. Очевидно, лучшие. Он сознательно выбрал слова, связанные с интеллектом. Ему неохотно было понимать то, что она умна. И он также знал, что она гордилась этим. — Гордость — это еще одна возможность причинить вам боль. Гордость приходит перед падением. Гермиона надавила на перо, оставляя на пергаменте пятна чернил. Как будто этим она пыталась заглушить слова Малфоя, представляя, что бумага — это он. — И, конечно, я чистокровный волшебник, и ты не что иное, как… — Он посмотрел на нее, как на нечто грязное, противное, как обычно, прежде чем продолжить. — Поганая грязнокровка. Гнев, который закипал в ней, наконец достиг критической массы, и она взорвалась, ее глаза сверкнули. Интересно, подумал слизеринец, но слишком легко. — Просто заткнись, Малфой, ах, нет, эгоистичная свинья! Он вздохнул: «Такой неудовлетворительный комментарий. На самом деле, грязнокровка, я думал, что ты умнее. Эгоистичнаяя свинья — второсортная реплика», — издевался он. Она отбросила перо и вскочила с места, ярость исходила от нее, как языки пламени. — Малфой, заткнись! У меня совершенно нет желания делать этот проект с тобой, легче выпить Гной бубонтюбера, но просто хочу получить хорошую оценку на СОВ, так что закрой свой чистокровный рот, или я убью тебя, разорву твое тело на куски и скормлю его моему коту! — гневно прошипела Гермиона. — Я не знал, что у тебя есть кот. — удивленно сказал он. Она пристально смотрела на него, прожигая карими глазами его ледяные серебряные, но длилось это секунду. Она резко присела, ее пылающий гнев потух, она только поняла, что кричала, и её щеки запылали в румянце. Она взяла перо и начала что-то строчить, сохраняя задумчивое выражение лица. Через несколько секунд она заговорила. — Если ты действительно намного лучше, — начала она, чувствуя себя абсолютно искренней и все же слегка саркастичной, — у меня есть вопрос. Не могли бы Вы, мистер Малфой, просветить этого смиренного магглорожденного вашей бесконечной мудростью? — Конечно, обращайся, — неожиданно для себя ответил он, добродушно. — Объясни, почему чистокровный волшебник лучше грязнокровки? Ее вопрос был поставлен четко, аккуратно. Это звучало для Малфоя, точно так же, как задания, который вы находите на экзаменационном бланке, с несколькими отметками на полях и пятью или шестью строками ниже для вашего ответа. Но черт возьми, он не знал. Это было невозможно. Безумие. Он, Драко Малфой, староста Слизерина, сын одного самого влиятельного сторонника Темного Лорда. И не знал, почему Чистокровки были лучшими. Гермиона просто сидела, склонив голову над переводом, маленькая улыбка не сходила с её лица. Это был бой. Война слов — кто же перехитрит другого. Но он не может позволить ей выиграть. Но должна же быть причина, подумал он исступленно. Думай, Драко. Будь методичным. Это интеллект? Нет, потому что грязнокровка Грейнджер была, по крайней мере, такой же умной, как он. А Крэбб и Гойл были чистокровными и тупыми, как две доски. То же самое касается магического мастерства, было много грязнокровок, которые были лучше, чем чистокровные. И не было бы никаких физических различий. Так почему мы лучше? Проклятая грязнокровка! — подумал он, становясь злеё с каждой секундой. Снаружи Драко был спокойным, в точности, как айсберг, который, прежде чем пробить дыру в «Титанике», не выглядел угрожающе. Малфой должен знать ответ. Он должен был иметь ответы на все. Почему Драко никогда не понимал, что не знает? Он поклялся выяснить ответ. Единственный. Его отец — был слишком умен, чтобы планировать свою жизнь на простых предрассудках, таким же стал и сын. Он ненавидел Люциуса с ледяным отвращением, но тот никогда не ошибался. Гермиона все еще ждала. Он не мог придумать ложь, потому что Грейнджер поймет, она будто видит каждую мысль Драко сейчас. Черт бы побрал эту грязнокровку! — Я не хочу оправдывать наше превосходство над такой, как ты. — Он постарался наполнить голос всем презрением и отвращением, которые только были в его душе. Гриффиндорка посмотрела на него с недовольным взглядом: «О, пожалуйста, скажи мне, Малфой. Мне бы хотелось учиться у кого-то, кто умнее, чем я», — саркастически ответила девушка и злобно улыбнулась, вновь отворачиваясь к пергаменту. — Прекрати ухмыляться, Грейнджер. Выглядишь так, будто у тебя запор. — Как бы не так, Малфой. Драко не мог сказать ничего. Теперь все карты у нее. Грейнджер победила его в собственной игре. И она это знала. И он ненавидел ее за это. Гермиона сидела в довольной тишине, записывая переводы, в то время как он смотрел на нее, казалось бы, спокойно. Но внутри, он кипел от гнева. Как она посмела перехитрить его? Грязнокровка. Как она могла одолеть его? Ему пришлось придумать что-то, чтобы сравнять счет. Через несколько минут она закончила, торжественно написав последнее слово на бумаге. Ее самодовольная улыбка не покидала лица. Девушка свернула пергамент, вернула вещи в сумку и повернулась. — Подожди, Грейнджер. Она повернулась и посмотрела на него вопросительно. И задиристо. Ему хотелось придушить ее. Он не знал, что собирался сказать. Но встал с кресла и подошел к ней. Драко понял, в тошнотворном осознании того, что он все это время, не имел абсолютно ничего, что он мог сказать, чтобы победить. Она улыбнулась ожидая. — Что ты хотел, Малфой? Он уставился на нее: «Я не позволю тебе уйти, Грязнокровка. Возможно, ты выиграла этот бой, но я выиграю войну.» — В самом деле? Я даже не знала, что мы воюем. — Сказала она невинно, и повернулась, чтобы уйти. Конечно, она знала, что у них война. Она знала, что победила. И он не мог позволить ей этого. Не мог. Он схватил ее за предплечье, потянув к лицу, и впился в ее глаза своими, будто бы хотел её сжечь или заморозить. — Не ври мне, Грязнокровка, — прошипел он. Она вдруг нахмурилась и резко отстранилась, он взглянул на руку и увидел полумесяц вмятины на ее коже от его ногтей. Это ли он хотел сделать? Появились капли крови, ярко-красные, будто светящиеся. Вряд ли, но все же… почему он это сделал? Было ли это случайно? Или он так решил? Она посмотрела на него глазами, полными отвращения, повернулась и ушла. На этот раз не он остановил ее. У него было ощущение, что все пошло не так.