По ту сторону чемодана

«Спаси меня». Он произнес это так тихо, что сразу понять не удалось. Схватившись руками за штанину, он спрятал лицо. Яркие лучи солнца ослепляли — кто-то в соседнем доме открыл окно, отразив яркий свет. Персиваль медленно спустился на пол, облокачиваясь спиной о кресло. Ньют так и не поднял голову, лишь поудобнее вытянул ноги. Грейвс боялся лишний раз двинуться. Он взмахнул рукой, доставая из шкафа плед. Мягкий, цвета корицы с карамельными пятнами, он лег на Ньютона, скрывая его полностью. Саламандер ровно дышал, но все еще не отпускал из руки черную ткань брюк. Будто боялся, что его бросят. Fido. «Я доверяю». Солнце уже не светило в окна дома. Сквозь шторы все еще было видно теплый весенний вечер. Грейвс кинул взгляд на открытую бутылку, затем на потемневшие кудри. Рука мягко легла на талию, чувствуя под пледом мерное дыхание и тепло. Юноша не шелохнулся. Стоит ли что-то сказать? Он чуть откашлялся. — Знаешь, для кого-то в детстве быть волшебником — это радость, — Персиваль начал свой рассказ медленно, все еще пытаясь понять, что он может рассказать Ньюту. — Кхм… Для меня эта была такая же радость. Родители с детства, еще до школы, прививали мне интерес. Отец был мягок ко мне и, когда не видела Мерил, моя мать, а она много времени проводила в своем саду, выращивая травы, он давал в руки мне свою палочку. Колдовать мне не разрешали, хотя палочка относилась ко мне весьма снисходительно. Грейвс чуть улыбнулся и замолчал, вспоминая, как все же от нетерпения, когда папа отошел ненадолго за кофе, он тихо произнес над тонкой кипарисовой палочкой: «Lumos» И потом они вместе с отцом смотрели на то, как догорает кусок розового тонкого тюля, который совсем недавно был куплен ими в Нью-Йорке. — В мой первый день я не мог уснуть. С утра только обнаружили, что обод колеса на карете лопнул, поэтому родители отправили меня со знакомыми, которые жили неподалеку, (им пришлось сделать крюк, чтобы забрать меня). Мы спустились с родных мне гор Северной Каролины. Я наблюдал за тем, как мимо мелькали деревья, люди. И этот путь был очень долог. Три раза мы останавливались, что отдохнуть. Вирджиния, Пенсильвания, Нью-Йорк. Сами они ехали как раз в последний штат. Массачусетс был рядом, потому самому мне добираться не пришлось. И то, на гору мне пришлось забираться уже самому. Он вновь остановил свой рассказ. Персиваль не знал, уснул ли Ньют или же слушает. Мужчина чуть сдвинул ладонь ближе к бедру, ощущая под пальцами выступающую кость. — Я встал на гордиев узел, пытаясь уложить в голове, сколько волшебников, впервые оказавшись здесь, также стояли в предвкушении. Я осмотрел громадные фигуры, ожидая их решения. — Задумавшись, оказавшись в своих мыслях, Персиваль неосознанно распутывал золотые завитки волос на голове Саламандера. — Еще в детстве, по рассказам родителей, я ощущал, что попаду на факультет Рогатого змея или Буревестника. Мне не хотелось идти по стопам матери. Посмотрим правде в глаза — я скорее за что-то буду бороться, чем сидеть в тылу, врачуя раны. Кажется, именно эти мысли были прочитаны, ибо я не увидел сияющего камня, не услышал мощных взмахов крыльями. Но, к моей радости, и Пакваджи остался стоять на месте. Но по всему залу разнесся рев. Я был первым из студентов того года, кто услышал рев Вампуса. Еще много студентов после меня с таким же замиранием сердца проходили через это. А я все стоял и физически ощущал пронзивший меня рев. Все мое тело будто не могло прекратить содрогаться, не могло забыть те колебания в воздухе… Медленно поднявшись, чтобы не разбудить Ньютона, Грейвс взял его на руки и перенес в спальню. Покрывало вместе с одеялом приподнялись в воздухе. Не снимая ничего, мужчина уложил его и укрыл. Какое-то время он сидел недалеко от кровати, в кресле, наблюдая за спящим и в то же время смотря будто сквозь. За окном медленно накрывала ночь весь город. Зажигались фонари, люди выходили на балконы, закуривали и также о чем-то задумывались. Персиваль спустился на первый этаж, прошел через весь зал в маленькую кухню. На окне, рядом с вечноцветущим ирисом, подаренным ему в министерстве на тридцатилетие, стояло небольшое радио. Тихо играл джаз прогоняя все смутные мысли. Кажется, играл Эллингтон. Маленькое окно выходило на дорогу. Там, за окном, совсем другая жизнь. Не-маги всегда умели веселиться, пока волшебники пытались всеми силами защитить их от себя. Сейчас в каком-нибудь подвале играет настоящий, живой джаз, разносят алкогольные напитки, ведь пронырливый хозяин заведения уже успел заплатить полиции (каждый обходит сухой закон, как может). По радио объявили половину одиннадцатого и переключили джаз на классику. «Fur Elise» вновь начала нагонять тоску. На яркие краски в воображении будто вылили ведро ледяной воды. Не дослушав композицию, Грейвс выключил радио. В спальню он подниматься боялся, поэтому долгое время просто ходил по первому этажу. Совершенно легко, без помощи палочки, мужчина перенес книгу из кабинета в зал. Вздрогнув во сне, он проснулся. От падения всегда просыпаешься. Положив книгу на стол, он взглянул на время — без семи минут четыре. В зале все еще темно. Шея затекла от неудобного сна, спина тоже. И почему везде, кроме кровати, заснуть так легко? Осторожно разминая шею, Персиваль вновь взглянул на часы, но минутная стрелка почти не сдвинулась. Боясь разбудить Ньюта, мужчина осторожно поднялся по лестнице, но спальня была пуста. Одеяло откинуто, а постель все еще была теплая. Послышались тихие шаги по ступеням. Грейвс увидел лишь, как Саламандер с помощью палочки отпирает дверь. Рядом с ним стояло на двух ногах огромное черное существо. Ветвистые рога, будто ветви, простирались далеко, а с них свисали черные ошметки. Оно обернулось, взглянув огромными пустыми глазами, и тут же обратилось в тень Ньюта, стоило ему только отпереть входную дверь.