The Wolf Inside

Днями, неделями позже, Алекс все еще ощущал себя так, будто бы он гуляет под водой. «Я буду писать тебе каждый день», — говорит Джейсон, но не пишет, а его телефон находится в отключке, и Алекс по десять раз на дню слышит голос робота, монотонно сообщающий: «Абонент находится вне зоны действия сети». Все разваливается. Его успеваемость в школе падает. Он потерял свое место в команде по лакроссу, потому что не ходил на тренировки. Он больше не носит платья. Он больше не тратит годы, чтобы красиво уложить свои волосы утром. В первую неделю он проверял свой email-ящик каждые два часа, предполагая, что если Джейсон не может ему позвонить, то он даст о себе знать как-нибудь по-другому. Но он не пишет. Все еще не пишет. Алекс немногое знает об Арджентах — только то, что они тоже жили в Бейкон Хиллс когда-то, и уехали, когда Альфой Хейл был дедушка юноши. Именно тогда, как ему рассказывали, началась эта странная вражда между стаями, тогда Кэйт Арджент подожгла машину Дерека с ним внутри, и люди списали все на то, что у девушки просто какие-то психические отклонения. Возможно, она действительно была сумасшедшей и пыталась превратить их схватку в настоящую войну. Ардженты покинули город после этого происшествия, и Алекс понятия не имел, что Мэри Кормак когда-то принадлежала к их стае. Он не знал, что Джейсон состоит с ними в родстве. Сейчас Ардженты в Финиксе. Они стали сильнейшей стаей во всей Аризоне и, по всей видимости, они все еще ненавидят Хейлов. Возможно, из-за их крови и старых ссор, или потому что Дерек предъявил Кэйт обвинения, и, если бы не это, даже все деньги мира не смогли бы заставить Арджентов покинуть Бейкон Хиллс, а Джерард, конечно же, все помнит. Сначала все говорили Алексу не волноваться, потому что Джейсон, возможно, просто осваивается. У него новый дом, новая школа, новая стая, ему действительно нужно время. Никто не видел или не хотел видеть, что каждый чертов день причиняет Алексу боль. Он все время чувствует разрушающую его силу внутри. Он снова сидит один за обедом. Он знает, что друзья Джейсона отлично его воспринимают, или что он может вернуться к Ханне и Нолану и другим, или даже сесть к ребятам из команды по лакроссу, но все это кажется ему неправильным. Он не хочет никого обманывать фальшивыми улыбками и лицом крайней заинтересованности в разговоре, в то время как ему абсолютно наплевать. Он хочет быть один. Поэтому, когда кто-то однажды садится с ним за стол, и люди окружают его со всех сторон, он выглядит удивленным. Он поднимает взгляд и видит рядом с собой Шона, пялящегося на него, и Чарли с другой стороны стола. — Привет, фрик! — говорит Шон и его рот искривляется в противной улыбке. –Чувствуешь себя не так уверенно без своего парня, а? — Завали ебало, Шон, — Алекс так устал от всего этого дерьма. — Ты пахнешь как сучка, — Чарли наклоняется к нему и принюхивается. Алекс чувствует приступ паники совсем как тогда, когда он читал ту ужасную, извращенную записку. Он моргает, но перед его глазами все еще стоит это слово, написанное пятью разными людьми. СУЧКА. Он все еще слышит смех и поворачивается к остальным, произнося: — Вы тоже можете заткнуться. — Оу! — притворно вздыхает Шон. — Ты только посмотри, Чарли! Маленькая сучка становится грубой, когда ее никто не ебет. Что-то в Алексе словно начинает ломаться, но он останавливает сам себя. Хватит. Это мудачье хочет реакции? Оно ее получит. Алекс рычит, его когти мгновенно вылезают, и он бьет Шона по лицу. Он чувствует запах крови и видит царапину на щеке юноши, а потом встает и роняет Шона на пол. Сейчас волчица контролирует ситуацию, и она устала испытывать боль. Она выплескивает всю свою агрессию, копившуюся внутри годами. Алекс садится на Шона сверху и снова вонзает в него свои когти, на этот раз разрезав рубашку и оставив кровавый след на его груди. Другой рукой он хватает парня за волосы и поднимает его голову лишь затем, чтобы ударить ее о пол. Он смутно понимает, что вокруг них уже образовалась вопящая толпа детей. Чарли хватает его за горло и пытается оттянуть от Шона, выкрикивая: — Ты гребаный псих! Гребаный псих! Алекс едва ли может дышать, но он снова ударяет Шона головой о землю. Он хочет услышать, как его череп буквально разламывается на части. И в очередной раз, когда он замахивается, кто-то оттаскивает Алекса прочь. Он брыкается и рычит, почти обращается полностью, когда понимает, что это Дэнни. Тот самый Дэнни, который всегда его защищал. Дэнни толкает его к стене и прижимает весом своего тела. — Алекс, успокойся, просто успокойся. Хейл смотрит через его плечо. Джексон поднял Шона на ноги. Все лицо Шона в крови, но его раны уже заживают. Он выглядит шокированным и, может быть, даже отчасти напуганным, совсем как тогда, когда им было по 9 и они смотрели ужастик вместе у него дома. Затем юноша смотрит на Алекса и его взгляд буквально твердеет, источая ненависть. Алекс вздергивает голову и дерзко смотрит на него. Зрительный контакт прерывается, когда к ним подходят учителя, и Хейла ведут к директору. * — Это не ты, Алекс, — говорит Талия, отвозя их домой. Хейл отсранен на две недели за драку. Ему наплевать. Он пожимает плечами и смотрит в окно. — Я знаю, тебе больно, но… — Ты не знаешь, каково это, — Алекс злится. — Ты не знаешь, каково это — быть мной! Часть него понимает, что сейчас он разговаривает с Альфой, и он не имеет права говорить с ней таким тоном, но ему буквально нужно сказать это. Ему нужно, чтобы она знала. — Ты и понятия не имеешь, на что похожа моя жизнь! Ты не должна была позволить им забрать его у меня! Пальцы Талии схватились за руль настолько сильно, что костяшки побелели и каждая вена на руке напряглась, но она ничего не ответила. Она даже не кричит на него за все сказанное, и, по идее, должно было наступить облегчение — он ведь не получил наказание, но это не так. Теперь вообще ничего не имеет смысла. * — Мне было пятнадцать. Алекс поднимает взгляд на Дерека, который садится на пол напротив него. Он уже пробыл в тайнике несколько часов, там темно, но Хейл терпеливо ждал, сгорая от любопытства, кого же они отправят проведать его после того, как он пропустил ужин. Конечно, Дерека. — Что? — Мне было пятнадцать, — повторяет Дерек. — Кэйт была старше, разумеется. Мне было лестно ее внимание, — он вздыхает и вытягивает перед собой ноги. — Я никому не говорил о ней, потому что не хотел, чтобы у Кэйт возникли проблемы с отцом. Рассказал только Питеру, и он посоветовал мне трахнуть ее. Оу. Лицо Алекса искривляется. — У Питера была теория. По его мнению, дикарки восхитительны в постели, — говорит Дерек, морща носом, — Никогда, никогда не проси у него советов по поводу секса, хорошо? Не то чтобы Алекс планировал… — И да, у Кэйт действительно была репутация дикарки. Она ею и была, наверное, но я и не заметил, как она стала чертовой сумасшедшей! Как псих. Я думал, что мы просто немного развлечемся в машине… Ну, ты понимаешь, о чем я, но в следующий момент я уже заперт и словно в замедленной съемке вижу, как она кидает в открытое окно зажженную спичку. Алекс помнит, как Дерек пах дымом и бензином еще несколько дней, и как долго его кожа заживала от ожогов, ведь даже волкам может быть трудно исцелиться. — Мама сказала, что отношения между нами и Арджентами всегда были сложными, — Дерек встал и провел рукой по волосам. — И это была последняя капля. Джерард не смог принять тот факт, что мы не откажемся от обвинений в умышленном причинении вреда, и на заседании попытался напасть на маму в присутствии половины города. После этого уже ничего не помогло бы ему восстановить свою репутацию, и они уехали. Что до Кэйт, то она, вероятно, действительно больна, а ее отец использовал это против нас в течение многих лет. — Но почему? Почему они постоянно так поступают? — спросил Алекс. — Никто не помнит, с чего все началось. Вероятно, с чего обычно начинаются подобные споры — территория, — вздохнул Дерек. — Возможно, мы заняли часть их, а возможно, они часть нашей. В конечном итоге, это всегда приводит к войне между стаями. Мы старались подобного не допустить, регулировали отношения всеми способами, которыми только могли, но в ту ночь мама действительно подумала о том, что они пытаются разжечь войну. Перейти черту, от которой, в принципе, лучше держаться подальше.  — И что ты об этом думаешь? — Я не знаю, — ответил Дерек. — Я думаю, что Кэйт искренне верила в то, что мы уже находились в состоянии войны с ними, когда начинала подкатывать ко мне, и, возможно, она по-своему пыталась ее закончить. — Как будто бы ты не очень-то на нее и зол. Глаза Дерека загорелись желтым. — Я был. Поначалу. Я был зол, мне было стыдно. Стыдно за то, что я позволил кому-то так открыто играть мною. Но, в конце концов, я отпустил. Злость не помогает. Она не может быть твоим якорем, Алекс. — Я был зол сегодня, — Алекс придвинулся к Дереку, вновь севшему на траву. — Я знаю. — Но мне не за что извиняться, — юноша вздернул свой подбородок. — Не за что. Я ненавижу их. — Ты ненавидишь их или тот факт, что Джейсон уехал? — Тихо спросил Дерек. — Ответ «оба варианта» принимается? — Да, — Дерек обнял брата за плечи, — Да, принимается. — Он сказал, что будет писать мне каждый день, но не написал ни разу. Не написал вообще, — Алекс прикрыл глаза и ресницы его подрагивали. — Я даже не знаю, в порядке ли он, Дерек! Он живет в Аризоне со стаей сумасшедших оборотней, которые нас ненавидят, и я даже не знаю, в порядке ли он! Дерек прижимает его ближе к себе и ласково произносит: — Я уверен, с ним все хорошо. Ардженты… Они не все как Джерард или Кэйт, ясно? Мы можем и не нравиться им так, как нам хотелось бы, но они не плохие люди, Алекс. Мэри была членом их стаи, помнишь? — Я просто хочу поговорить с ним, — Алекс уткнулся в грудь Дерека лицом и прошептал: — Я скучаю по нему. Я так скучаю… — Я знаю, ты скучаешь, Алекс, я знаю. — Я так ненавижу это! Я ненавижу все это, — произносит юноша. — Я знаю, — Дерек просто крепко прижимает его к себе, словно желая, чтобы Алекс понял — что бы ни случилось, он рядом. * Недели обращались в месяцы, а Алекс все еще не знал ничего про Джейсона. Он больше не чувствовал боль, ее сменила пустота. Словно никто и ничего больше не может задеть его, сломать. Эта пустота стала его частью, его щитом, который он не снимал даже дома, а в школе и вовсе превратился в одиночку. Малия выпускается. Дэнни и Джексон тоже. Шон и Чарли, конечно же, настроили всю их компанию, состоящую из отборного дерьма, против Алекса. Но не то, чтобы это его особо беспокоило. Иногда он принимает их удары, иногда отвечает на них, иногда просто игнорирует. И много времени проводит в кабинете директора. Там же он встречает Алфи. У нее неоново-голубые волосы и куча пирсинга. Алекс не знал, за какое дерьмо она постоянно ошивалась в той же приемной, и спрашивать не особо хотел. Он просто согласился на ее предложение пропустить уроки однажды днем, и это то, как он нашел себя посреди переулка в центре города, выпивая водку с аконитом в компании подростков, несколько старше его. Это было немного опасно — он не знал никого из этих ребят, и периодически у него в голове мелькали мысли о том, что пойти с ними — чертовски плохая идея, но он чувствовал себя свободным с ними, поэтому демонстративно забивал на любые предупреждения разума. Он шумит, разбивая пустые бутылки от алкоголя о землю, курит дешевые сигареты, и вдоволь наслаждается своими страданиями, тем, какой он несчастный, злой и обиженный этой жизнью. Это заставляет его ощущать себя действительно свободным, более живым, потому что с момента, как Джейсон ушел, он был словно заперт в клетке под водой. В день, когда он чувствовал себя мальчиком, он целовался с Алфи на заднем сидении в машине Троя, пока Трой и другие пили, курили и смеялись. В день, когда он чувствовал себя девочкой, он целовался с Троем, а Алфи смотрела на них. Алекс чувствует, что поступает опрометчиво, но он также думает, что все держит под контролем. Впервые он принимает решения, а не просто стоит рядом, пока безумные и интересные вещи происходят вокруг. Теперь он не просто наблюдает со стороны. Он понимает — это его выбор, когда целуется с разными людьми, пропускает школу, напивается. А еще ему больше не нужно думать о специальности после школы, ведь он и так столько раз ошибался в выборе. Но какая разница, если благодаря этому его вселенная не разрушится снова? Никакой. Никакой, блять, разницы. Поэтому все хорошо. И это имеет смысл. Общаться с другими подростками теперь не так тяжело. Они старше его, но Алекс не думает, что это действительно представляет собой проблему. Они злее него, и это заставляет Алекса чувствовать себя лучше, когда он причиняет кому-то боль, потому что он знает — они все в одной лодке, они занимаются одним делом, и если он может быть похож на них, если может так же отталкивать духовную боль физической, если может причинять боль другим людям тоже, не только себе, то почему нет? Он хочет этого, ему это нужно. Он хочет быть одним из этих подростков. Он хочет, чтобы люди смотрели на него и знали, что ему нет дела ни до чего на этом ебаном свете! Он хочет окружить себя людьми, которые никогда не будут спрашивать его о том, чем он занимается, в порядке ли он, или давать обещания в стиле «все будет хорошо». Как? Как все вдруг станет хорошо? Что, Джерард Арджент вдруг забудет о том, что он ненавидит Хейлов и снова даст Джейсону видеться с Алексом? Вернет Джейсона домой? Нет. Или, может быть, найдется другой ребенок в Бейкон Хиллс или вообще где-нибудь в мире, кто будет таким же открытым и понимающим, как Джейсон Кормак? Найдется кто-то, кто поможет Алексу залечить свои раны и, блять, наконец принять себя? Нет. И Алекс не хочет никого другого. Он хочет Джейсона, но его желание никогда не осуществится. Поэтому он продолжает развлекаться с Алфи и Троем и другими, и просто кладет хуй на остальное. Дома он позволяет тревожным взглядам членов стаи скользить по нему; позволяет тщательно подобранным словам родителей превращаться в пыль; позволяет им обнимать его, но он больше не слаб. И никогда не станет таким вновь. Слабость только причиняет боль, и Алекс покончил с этим. Пять недель спустя их встречи с Троем, он теряет свою девственность в заброшенном железнодорожном депо в центре города. Это больно, он плачет. А после выкуривает достаточно сигарет, чтобы убедить себя, — это единственная причина, по которой его горло саднит, а глаза наполняются слезами.