The Wolf Inside

— Что же, — объявляет знакомый голос, — Я известен своими великими жестами и беспощадностью, но ты же не думаешь, что это все — жалкое клише? — Питер? — непонимающе взглянул на дядю Алекс. Это не мог быть Питер. Юноша просто хотел немного повеселиться, и Питер никак не вписывался в его сценарий. Где Трой? И еще один парень, с которым они зависали? Что происходит? Питер появляется в его поле зрения и до ужаса серьезным тоном спрашивает: — Кто-нибудь знает, где ты, щеночек? Не совсем… Алекс пахнет так плохо. Как рвота. А еще, может быть, чьи-то испражнения попали на его одежду. Алекс пытается осмотреться, но мир опять уходит из фокуса и его желудок снова начинает болеть. Как будто бы его снова тянет блевать. — Нееет? — Ты в туалете клуба «Джунгли». Симпатичный фальшивый паспорт, надо сказать. Достаточно правдоподобно, — Питер треплет племянника по бледной щеке. — Что… — у Алекса перехватывает дыхание, он чувствует, как подступает рвота, но перебарывает желание выплюнуть все свои органы. — Что ты делаешь здесь? — Один из твоих дружков позвонил домой, когда ты вырубился, — говорит Питер. — Тебе очень повезло, что я взял трубку раньше твоей матери. Джунгли? Да, Алекс помнит что-то с таким названием. Он так же помнит, как танцевал, виляя бедрами, рядом с каким-то парнем, купившем ему выпивку. И то, как потом он, этот юноша и Трой пошли вместе в туалет. То, что последовало дальше, Алекс не хочет помнить, потому что, кажется, он сосал чей-то член и он не совсем уверен, чей именно. Хейл слегка двинулся, пряжка его ремня зазвенела, ударившись о пол. Вот дерьмо. Похоже, он не только делал кому-то минет. И единственное хорошее в этой ситуации, что это не его первый раз. Алекс стонет от воспоминаний и закрывает глаза, а когда вновь открывает их, находит Питера, пристально смотрящего на него. — Мне хуево. — Неудивительно, — говорит Питер. Есть в его тоне что-то такое, что-то за гранью его обычных сардонических высказываний, и это заставляет живот Алекса скрутиться от вины. Он беспокоится, потому что думает, что не делал ничего хуже этого. Возможно, это от горя, но разве можно все всегда сваливать на это? Он настолько заебался страдать, что не хочет думать об этом и сейчас тоже. — На, выпей это. Алекс берет бутылку с водой и подносит ее к своему лицу. Запах приводит его в оцепенение, но Хейлу удается выпить несколько глотков, и он несказанно рад этому. — Ты много пил? — спрашивает Питер, снова выводя Алекса из некого транса, но его голос лишь обостряет муки совести юноши, и ему становится действительно плохо. — Или принял что-то? — Нет, — Алекс действительно постарался сосредоточиться на том, чтобы у него хотя бы прекратило двоиться в глазах, — Просто немного выпил, — он сглатывает. — И чу-уточку повеселился. — Повеселился? — издевательски повторяет дядя. — Повеселился, — говорит Алекс. Комната вокруг него снова начинает двигаться и кружиться перед глазами, и юноша просто хочет лечь на пол и поспать, но Питер крепко вцепился в него, заставляя принять сидячее положение. — Ты же знаешь, что такое веселиться, а, Питер? Ты же создан для веселья! — Оу, извини, что я не думаю, что вечер с моим семнадцатилетним племянником, который вырубился на полу в туалете в каком-то второсортном клубе, полном отбросов, приравнивается к походу в гребаный зоопарк. Алекс улыбается уголками губ, но даже это стоит ему больших усилий, живот снова скручивается от боли, и он чувствует себя так хуево, как не чувствовал никогда. — Мама убьет меня, да? Питер убирает волосы, прилипшие ко лбу Алекса, и осторожно гладит его по голове. — Нет, щеночек, она просто захочет узнать, почему ты попытался наложить на себя руки. Алекс сдавленно смеется несколько секунд, но потом до него доходит осознание — Питер не шутил. * Талия не ругала его и не кричала, хотя Алекс ожидал именно такой реакции на его выходку. Вместо этого, она дождалась утра и позвала Алана Дитона. Это унизительно. Доктор осматривает его, пока Альфа стоит возле кровати, изредка переглядываясь с Питером, облокотившимся на дверной косяк. Дядя провел с Алексом всю ночь, заставляя его пить как можно больше воды, меняя мокрое полотенце и ведро, когда мальчика все-таки выворачивало наизнанку. Утром же Дитон задавал стандартные вопросы о том, что он пил, как много, с кем он занимался сексом и как много их было, и что за синяк у него на вене на внутренней стороне локтя. Грудь Алекса сдавливает от страха. Нет. Это невозможно. Он не… –Что? — Алекс поднимает руку, чтобы посмотреть, но его голова падает на подушку в бессилии, — Что это? Дитон обменивается тревожным взглядом с Талией. — Это выглядит как место укола шприцом. — Нет, я не… — Я не делал этого? Предположим, он не кололся, но какого, блять, хуя синяк делает на его руке? Алекс знает, что Трой иногда употребляет, он видел его шприцы, ампулы с наркотиками самого разного содержания, не дающими его волчьему организму так быстро выводить наркотик из крови. Но Алекс не принимал. Он говорил «нет» каждый раз, когда Трой предлагал ему. Так откуда, блять, появился этот синяк? Он чувствует себя так, словно долгое время находился под ледяной водой. Господи. Если только он настолько сильно напился, что сказал «да» вчера, или Трой его не послушал и оставил его умирать на полу в туалете. Он действительно мог умереть. Алекс думал, что не может быть ничего хуже, но нет — вот она, волна страха, подкатывающая к горлу. — Эти твои друзья… — сквозь зубы говорит Талия. — Ты перестанешь с ними видеться. — Мам, я… — только пытается оправдаться Алекс. — Перестанешь! — зрачки Талии загораются красным, Альфа в бешенстве. Алекс и его волчица буквально забились в угол, слезы кололи глаза. — Мне жаль. — Да уж, блять, тебе должно быть! Алекс никогда не слышал ругательства из уст своей матери. Это напугало его еще больше, чем приказной тон Альфы. Он хочет плакать, но боится, что, если его мать увидит, она не успокоит его. — Талия, — тихо говорит Дитон, — Я думаю, будет лучше, если ты выйдешь на пару минут. Талия смотрит на Алекса, будто бы хочет еще что-то сказать ему, а затем просто резко кивает и уходит, громко хлопнув дверью. Дитон вставляет термометр в рот Алекса. — Я знаю, что ты понимаешь, насколько опасны наркотики. Я знаю, что ты понимаешь, насколько опасно пить настолько много, что ты даже не можешь помнить, что делал. Алекс кивает, чувство вины пожирает его изнутри. Дитон продолжает пронзительно смотреть на него. — Но, Алекс, я думаю, ты понятия не имеешь, но должен выяснить, почему ты подвергаешь себя такому риску. Это саморазрушительно. — Называй вещи своими именами, Алан, — тихо говорит Питер. Алан переводит взгляд на мужчину, и снова смотрит на мальчика. — Это самоубийственно, — продолжает за него Питер. Алекс поворачивает голову и смотрит на оборотней, ища понимания. — Нет, я просто был пьян. У меня не было бы… Если бы я был трезв, я бы ничего такого не сделал! — Тебе семнадцать, — говорит Питер, — Ты не должен напиваться до беспамятства! Ты не должен напиваться настолько, чтобы вдруг подумать — ах, иголка в вене и член в заднице, это же так замечательно, блять! Алекс вздрагивает. — Питер, — произносит Дитон, возвращая себе термометр. — Пожалуйста. — Ты хочешь вышвырнуть за дверь и меня? — приподнимая бровь, спрашивает Питер. — Если я посчитаю нужным, — спокойно отвечает доктор. — Алекс, — Питер подходит к кровати, его тон несколько смягчился. — Посмотри на меня. Мальчик неохотно переводит взгляд на дядю. — Ты понимаешь, почему мы так разозлились? — глаза Питера горят голубым. — Послушай меня сейчас очень, очень, очень внимательно. Мы разозлились, потому что ты настолько наплевал на себя, что даже, блять, не замечаешь, что с тобой происходит, в кого ты превращаешься, — его тон постепенно повышается. — Ты член нашей стаи, нам не наплевать на тебя, а тот факт, что ты буквально этого не понимаешь, убивает нас. Алекс сглатывает, потирая синяк от укола. — Питер, я не хотел… — его голос дрогнул. — Но ты сделал, щеночек, — говорит Питер, отворачиваясь от Алекса, — Ты сделал. — Прости, — шепчет юноша. — Не извиняйся передо мной, Алекс, — произносит Питер, — Извиняйся перед тем ребенком, которым тебе стоило бы быть. * Вся стая в курсе происходящего. О, конечно, они знают! Алекс не был уверен: возможно, это Талия запретила любые разговоры о том, что с юношей происходило, или им просто нечего было ему сказать, но все разговоры — даже самые оживленные — умирали, как только Алекс появлялся в комнате. Даже Мэтти молчал, хотя у него всегда было свое мнение по любому вопросу. Стайлз, для которого, в принципе, не существует запретных для разговоров тем, ввалился в его комнату этой ночью и, плюхнувшись на кровать, внимательно посмотрел на Алекса. –Ну, на что похожи наркотики? Алекс не знал, куда смотреть, сесть и вообще, что делать в такой ситуации. –Понятия не имею. Я уже был пьян. –Наркотики кажутся мне бессмысленными, — после некоторой паузы высказал Стайлз, — Я собираюсь выпить на свой День Рождения. Ну, знаешь, один бокал. Мой папа и другие все еще отстраивают свои дома, а я не думаю, что просто пойти в магазин и купить какую-нибудь бутылочку ликера будет так просто, ведь они все с этим вашим аконитом, — он закатил глаза. — Ты же знаешь, что отец работает в службе безопасности дяди Уильяма? Все его коллеги думают, что он исповедует какую-то религию, запрещающую ему пить, ведь он никогда даже пива не пробовал! Алекс думает, что, возможно, он был вне стаи слишком долго, поэтому Сталйз использует эту возможность поболтать с ним по максимуму, высказывая все, что накопилось за последние несколько месяцев. Но, вероятно, это просто Хейл забыл, насколько сильно этот юноша любит разговаривать. — Так что да, мой отец говорит, что я могу попробовать алкоголь. Но я уверен, что ему не очень понравится, если я еще и накурюсь. Алекс искривил рот в улыбке, выдавливая: — Да, ему не очень понравится. Он знает, что людям очень тяжело найти работу. Они буквально вышли из пустыни, поэтому их компьютерные навыки равны нулю, а работа, связанная с физической силой, действительно не для них, ведь они не отличаются крепким здоровьем и не могут поднять то, что с легкостью берет волк. Одна женщина работает кассиром в магазине, некоторые мужчины решили получать юридическое образование, а также устроились в клининговую компанию по очистке бассейнов, а Джон, отец Стайлза, начал работу в службе безопасности. И вроде бы все продвигалось хорошо, но большинство людей все еще оставалось нетрудоспособным. Тетя Клэр постаралась обучить их компьютерным технологиям, чтобы они могли работать в офисе семейного бизнеса Стаи Хейл, но это занимает большое количество времени. Большинство людей все еще боятся даже в город выходить или оставаться в одиночестве на рабочем месте. Лишь Лидия использует свою свободу настолько, насколько это возможно. Она работает в юридической фирме Лоры, и уже получила репутацию безжалостной и удивительно эффективной, поэтому даже самые опытные работники завидовали ее успехам. Она также параллельно училась в онлайн колледже, чтобы получить свою юридическую степень. Питер невероятно гордится ею. Стайлз тоже проходит онлайн-курсы в колледже, и он меняет их так же регулярно, как и свои носки, поэтому Алекс понятия не имеет, какую степень хочет получить юноша, но, на самом деле, Стилински преуспевает! Наверное, даже Стайлз не знает, в чем именно, но он выглядит счастливым. Но не сейчас. Сейчас он кажется более приземленным и отрезвленным, чем Алекс когда-либо его видел. — Почему ты сделал это? — спрашивает Стайлз, нахмурившись, и морщины проступают у него на лбу. Алекс качает головой и прикрывает глаза. — Я не знаю. — Когда я был маленьким, — говорит Стилински, — когда я еще жил с лисами, я думал, что здесь мое место. Я думал, что я один из них. Алекс кивает. — Но я не был, — продолжает юноша, — Я имею в виду, я был ужасной лисой. У меня даже хвоста не было! А тогда, когда Дерек подобрал меня, я был так напуган вами, ребята, что несколько дней даже думал, что мне стоит стать волком, — Стайлз скорчил пренебрежительную рожицу, — Но опять же, без хвоста! Алекс слегла улыбается. — Но даже когда я не был одним из вас, вы дали мне почувствовать себя на своем месте, — Стилински снова стал серьезным, — Эта стая, эта семья… Они сделали все для меня, сделали мою жизнь намного лучше. И я бы хотел сделать что-то для тебя, чтобы ты почувствовал себя лучше. — Слишком поздно, — шепчет Алекс, — Я проебался во всем. — Неправда, — говорит Стайлз, двигаясь ближе к Алексу, и берет его руку, — Ты все еще здесь, ты все еще в порядке, и ты все еще мой лучший друг. — Это Дерек твой лучший друг, — поправляет его Алекс. — Нет, Дерек — моя пара. Он не может занять обе позиции, это же конфликт интересов! Мне же нужно жаловаться моему лучшему другу, когда мой парень ведет себя как мудак, так что ты должен быть моим лучшим другом. — Тогда, скорее всего, твой лучший друг — это Питер. — Нет, — с улыбкой говорит Стайлз, — Питер мой дьявольский наставник. — Лидия? — продолжает спрашивать Алекс, но уже с улыбкой. — Моя богиня. –Что насчет Скотта? — улыбка Хейла уже не выглядит такой натянутой. — Мой брат, — важно отвечает Стайлз, — Почему ты продолжаешь называть имена? Ты не хочешь быть моим лучшим другом? — Я хочу, — говорит Алекс, но его голос дрожит, — Стайлз, я же действительно все проебал. Стилински разводит руки для объятий и, когда Алекс наклоняется к нему, захлопывает их, поглаживая друга по спине. — Да, но все хорошо. Все мы иногда проебываем то, что нам дорого. — Не так, как я, — Алекс утыкается в шею Стайлза, — Не так, как я проебал. Мама ненавидит меня и… — Мама не ненавидит тебя, — стальным тоном произносит Стилински, — Ты до усрачки напугал ее, Алекс. Она целый день плакала, я даже не знал, что Альфы могут плакать. Алекс дрожит, вина поглощает его с головой, он ненавидит себя еще больше. * В мастерской его мамы горел свет. Алекс открыл дверь и сел в кресло, опустив голову. Его родители стоят у верстака, Джеймс смотрит на него через плечо Талии, которую прижимает настолько близко к себе, что они буквально сливаются воедино. Юноша никогда не видел свою маму такой уязвимой, такой маленькой. Альфы, вероятно, все же не сделаны из стали. Алекс перевел свой взгляд на стену, ему потребовалось несколько мгновений, чтобы собраться с духом и начать говорить. — Прошлой ночью я впервые попробовал наркотики, но не алкоголь или сигареты, — он слышит мягкий хруст опилок под ногами, его мать поворачивается, но ни она, ни Джеймс не делают ничего, поэтому Алекс просто продолжает, — Я не знаю, как это произошло. Возможно, я согласился, или просто был настолько пьян, что не мог сказать «нет». Я давно знал, что Трой колется. Он слышит сердцебиения родителей, безумные, быстрые. — Я спал с ним с того момента, как мне исполнилось пятнадцать. Мы также занимались сексом с другими людьми, — его голос до предельного спокойный, а дыхание — запредельно громкое, он все еще не может перевести взгляд на родителей, — Я не помню, сколько их было. В большинстве случаев я был ужасно пьян. В мастерской стало так тихо, что Алекс может слышать, как искрится лампочка на внешнем дворе. — Я… Эм… Я делал некоторые вещи, за которые юноши покупали мне выпить или просто давали немного налички, — его щеки горят, а горло жутко пересохло, но он продолжает, — Иногда я садился в машины к незнакомцам. Мне очень жаль. Я не знаю, как я докатился до подобного. Краем глаза заметив какое-то движение, Алекс поднимает и поворачивает голову, а затем отец грубо ставит его на ноги. Юноша думает, что, возможно, его впервые ударят, и его дыхание перехватывает, но папа просто крепко обнимает его. — Господи, Алекс, — его голос звучит так разбито и сломлено. — Почему ты не говорил нам, насколько сильно был несчастлив? — Я не… Я не знал, что я был. Только сейчас, в этот момент, осознание накатывает на него огромным цунами, выбивая дыхание из легких. Но какая, к черту, разница? Его отец действительно любит его, ему легко снова поверить, что он нужен своим родителям, что дорог им, и, что самое главное, что ему нужна их поддержка. С его мамой все немного иначе. Когда она подходит к ним и встает рядом с Джеймсом, поглаживая Алекса по голове, его снова одолевают вина и стыд, ведь она не только его мать, она еще и Альфа, и перед ней он сильно накосячил. Его волчица хочет склониться перед ней, молить о прощении, а мальчик — чтобы она снова любила его. Алекс просто хочет снова быть ее маленьким сыночком, чтобы все снова казалось таким простым, а он не чувствовал себя таким подавленным и разбитым. — Мы со всем справимся, — тихо говорит Талия, — Все будет хорошо, Алекс. Он хочет верить ей до луны и обратно, но может ли? Как, если у него внутри словно ничего не осталось? Если все, что он ощущает, — пустота, которую нечем заполнить? Прошло так много времени с того момента, когда все было хорошо, что Алекс просто не помнит, каково это.