Ирония судьбы

Юри выключает плиту и снимает стеклянную крышку со сковородки. Душистый омлет — точно по рецепту Виктора — чуть-чуть оседает, сдувается, но пахнет так, что желудок сводит. Бекон, помидоры, сладкий перец, тёртая морковь и специи пряным облаком пара забираются в нос, и, кажется, Юри сейчас запачкает пол слюнями. Он улыбается, снова закрывает сковороду — пусть завтрак ещё потомится и не искушает уже две недели сидящего на строгой диете, до смерти голодного Юри, пока он мелко нарезает свежие укроп и петрушку. Хватит и одного искушения — наверху, в их спальне, снова поскрипывает кровать. Виктор не сдержался, решил почувствовать Юру сам. Что ж, вполне объяснимо. Юри бы и присоединился, если бы сейчас до пятен перед глазами не хотелось уплести кацудон за обе щёки. Ну, или хотя бы съесть этот ароматный яркий омлет. Хотя бы половинку. Хотя бы маленький кусочек… Юри собирает всю волю в кулак, чтобы отцепить голодный взгляд от прозрачной крышки, из-под которой на него насмешливо, почти издевательски глазеет омлет. Да, Юри ни о чем, кроме еды, сейчас думать не в состоянии. — Ничего, — говорит он, вновь принимаясь стучать ножом по разделочной доске. — Скоро я тебя съем, так и знай. На втором этаже почти неслышно хлопает дверь ванной. Юри измельчает зелень, и ему кажется, что это утро станет лучшим за последний год. Больше он не увидит скрытой тоски во взгляде Виктора. Больше не будет с беспокойством пытаться его подбодрить, когда у самого внутри всё сжимается при мысли об одном нахальном и милом грубияне, который едко бросается оскорблениями, а затем, зло сверкнув глазами и гордо развернувшись, уходит прочь. Горячий, запальчивый и непокорный Юра наконец здесь, в Хасецу. Наверняка распластался звездой по огромной постели и нестерпимо хочет есть. Юри вновь улыбается, потому что иначе сегодня просто никак. Он аккуратно делит лопаткой омлет на три равные части, выкладывает их на тарелки и густо посыпает свежей зеленью. В три стакана заботливо разливает прохладное молоко. Когда он поднимается наверх, держа в руках столик-поднос, Виктор как раз выходит из душа. Он ловит Юри прямо в коридоре, ловко обнимает со спины, и Юри торопливо просит быть аккуратнее, иначе все его утренние старания пойдут насмарку и рухнут на пол, и тогда он точно набросится на кацудон. — Тебе нельзя, — тихо смеется Виктор, уткнувшись носом ему в волосы. Они тоже ещё немного влажные. — Я думал, ты поднимешься к нам. Виктор ухватывает стакан молока и делает два жадных глотка. — А я думал, что умру с голоду, — честно признаётся Юри и мягко улыбается, откинув голову на его плечо. — Как он? Виктор облизывается и целует Юри где-то под ухом. Его губы холодные и влажные, и их тоже хочется поцеловать. По правде, он целовал бы их вечно. — Лучше не бывает, — отвечает Виктор, и Юри отчетливо слышит в его голосе облегчение. — Пойдем. Пожелаешь ему доброго утра, — улыбается он и мягко подталкивает Юри вперед, к едва приоткрытой двери. — Доброе утро! — бодро произносит Юри, шагнув через порог. Юра лениво поворачивает голову. Он лежит на спине, раскинув руки в стороны, едва прикрытый одеялом. Немного растрепанный и утомлённый, но такой красивый, что о собственном голоде Юри на мгновение забывает. Да, примерно таким он его и представлял совсем недавно. Произведением искусства. — Доброе, — отвечает Юра и, кажется, только сейчас замечает в его руках поднос. — А? Ты принёс поесть?! — сразу оживляется он, глаза его загораются точно так же, как у самого Юри горят последние полчаса при одной мысли о душистом омлете. Который он до сих пор всё никак не может съесть. Юра шевелится, подтягивает сползающее одеяло, охает почти незаметно, но усаживается удобнее. Юри и Виктор были очень аккуратны этой ночью. Значит, Юра должен чувствовать себя нормально. И, похоже, так оно и есть. — Угу, — запоздало кивает Юри, подходит к кровати, но Виктор проносится мимо, как ракета, обгоняет его, прыгает на постель, словно это он тут главный неугомонный мальчишка. Виктор улыбается широко, протягивает руки, принимая поднос и позволяя Юри залезть на кровать следом. — Ух ты… — с восторгом тянет Юра, будто впервые видит подобное блюдо. Впрочем, сегодняшним утром и самому Юри этот омлет показался особенно аппетитным. Но, наверное, дело просто в его диете? А может, это утро и правда отличается от остальных. И станет лучшим не только для него самого. — Налетай, пока Юри всё не съел! — весело смеется Виктор. — Эй! — восклицает в ответ Юри. Две его половинки только хохочут, разбирая тарелки и шустро набивая щёки, шипят, потому что омлет ещё немного горячий, и всё равно с наслаждением мычат и продолжают довольно улыбаться. И Юри понимает, что счастливее себя ещё не чувствовал никогда. — Молоком хоть запейте, хомяки, — бросает он, ухватывая свою порцию. — Приятного аппетита. — Приятного аппетита! — с энтузиазмом отвечает Виктор. А Юра молчит. Почему-то смотрит прицельно на Кацуки, жуёт и молчит. И Юри чуть не давится от такого неожиданного цепкого взгляда, по крайней мере, жевать перестаёт. Просто проталкивает в желудок приличный кусок омлета, запивает молоком. Ну, для надёжности. И взгляд Юры скользит по его губам. — Ты чего? — непонимающе спрашивает Кацуки, когда Юра ставит тарелку на поднос. А Виктор сидит тихо, безмолвно наблюдая. — Ничего, — коротко отвечает Юра, наклоняется вперед, перегибается через столик. И целует Юри. Прижимается к его губам, слизывает капельку молока кончиком языка. Не закрывая своих зеленющих глаз даже, продолжая колоть ими прямо в сердце. А потом садится на место, снова торопливо хватает свою тарелку, и Юри замечает на его щеках оттенок розового. Виктор ловит взгляд Юри и, поджав губы, почти тычется носом в свой завтрак. Прячет улыбку. Маленький красный треугольник пригревает кожу. «Да, — думает Юри. — Это лучшее утро на свете».