Бесславные ублюдки

10 декабря 1919 года Бордель сестер Эверли* в Чикаго был скандально знаменит в высших кругах общества на всю страну. Запредельные цены, почтенная клиентура, аура совершенной секретности и роскоши, шампанское, что лилось рекой, как в общих гостиных, так и в уединенных спальнях заведения будоражили воображение, что частых гостей, что бедолаг, кому вход сюда был заказан. Обычно днем бордель был закрыт для посетителей, но сегодня, ввиду важной клиентуры, Мина и Ада Эверли решили сделать исключение, и открыли несколько комнат для увеселений гостей. Сальваторе Маранцо со своим подручным и несколькими капо расслабленно восседал на мягком диване, наблюдая как одна из «ночных бабочек» сестер Эверли немного фальшиво играла на знаменитом золотом рояле, а три ее спутницы в одном лишь неглиже энергично танцевали канкан. - Сладкая, подлей мне еще шампанского, - заплетающимся языком приказал Энзо Бочелли, подручный Маранцо. Он мечтательно поднял бокал вверх, ожидая, что притаившаяся сзади прислужница немедленно исполнит его просьбу. И правда, бокал тотчас же наполнился до краев игристым напитком. - Я смотрю, Мина все так же знает толк в алкоголе, - раздался мужской голос. Сальваторе Маранцо, Энзо Бочелли и двое подвыпивших капо вскочили с дивана, резко развернулись и выставили револьверы на досаждающего их незнакомца. - Кто ты и как посмел сюда заявиться? – воинственно вскричал Энзо и взвел курок. Клаус Майклсон расслабленно глотнул шампанского из горла, с видом знатока причмокнул губами и довольно кивнул: - Отменный алкоголь. Даже жаль будет превращать его в пойло и продавать на радость простому люду. Может это и сработает у вас в Чикаго, но у нас, на Юге, публика более…галантная. Энзо вновь с криком повторил свой вопрос и двинулся на Клауса, но Сальваторе Маранцо медленно опустил его руку с револьвером. Он смерил Клауса долгим изучающим взглядом и с тонкой улыбкой на губах добавил: - Не видишь, это же наш коллега из… - тут он уже более неуверенно закончил, - Нового Орлеана? Клаус театрально поклонился и молчаливо продолжил буравить Маранцо взглядом, подозревая, что игра в шарады еще не окончена. Словно в подтверждение его мыслей дон чикагской мафии продолжил: - И кто же из сыновей Майклсона к нам пожаловал? - Старшего, кажись, зовут Финн. – Услужливо шепнул своему боссу Энзо, но Клаус разобрал смысл сказанного и ехидно стрельнул глазами. - Нет, Финн Майклсон уже давно выбыл из игры, - явно наслаждаясь происходящим, ответил Маранцо. – Только у одного из оставшихся сыновей хватило бы смекалки, чтобы найти меня здесь и одновременно безбашенства, чтобы предо мною явиться. Клаус насмешливо смотрел на Маранцо из-под опущенных век. Разыгравшаяся сценка начинала его порядком утомлять, но показывать это остальным, тем самым рискнув навлечь на себя их гнев, он не собирался. - Клаус, чему обязаны визитом? - Рад видеть, что слава обо мне долетела из далекой Луизианы до славного Города Ветров. Возможно, это сделает мое деловое предложение более привлекательным. - Едва ли меня заинтересуют любые дела с Майклсонами. Мы слишком далеки…территориально, - дипломатично добавил Маранцо, и грозно глянул на своего капо, с уст которого слетел насмешливый смешок. Клаус предпочел не замечать оскорбительного скрытого смысла сего высказывания и добродушно продолжил: - Может нас и разделяют…мили, но объединяет общая цель. А это гораздо ценнее любых расстояний. - Даже любопытно, о какой цели речь! – Маранцо вызывающе переглянулся со своими людьми, ловя их насмешливые взгляды. - О независимости. От Массерии. На несколько жутких мгновений в комнате повисла гробовая тишина. Маранцо сбросил маску насмешливости и обратил на Клауса свой тяжелый взгляд. Мужчина пытался угадать, что именно известно Клаусу. А главное, откуда. - Почему Майклсоны считают, будто Сальваторе Маранцо против Джо Массерии? - Маленькая птичка принесла на хвосте, - насмешливо ответил Клаус. – Она была не права? - Едва ли это вас касается! – с вызовом бросил Маранцо. Он не хотел признавать, что слишком долго размышлял о патовой ситуации с Массерией. Сальваторе не хотелось ему уступать, он не готов был отдавать Чикаго в руки наглому ньюйоркцу, но кольцо влияния Массерии росло с каждой неделей, и Чикаго превратился в одинокий островок противостояния на севере страны. Такими темпами через полгода, максимум год ресурсы Маранцо иссякнут, а затем последует жестокая расправа Массерии. Согласившись на условия Массерии, оставался шанс спасти себе жизнь и получить хоть какое-то положение в запутанной иерархии мафии. А там и гляди…Будущее может уготовить приятный сюрприз. Предложение Клауса лишь усиливало стыд от принятого решения сдать Чикаго. Решения, о котором он еще не сказал даже своим самым близким капо. И он явно не собирался посвящать их в это в борделе в присутствии чужака. - Меня напрямую касается любое ваше решение, - ответил Клаус. - В таком случае, я отказываюсь от сотрудничества с вами. Выход найдете сами. – Маранцо холодно оборвал разговор, надеясь, что Клаус уйдет как можно скорее, что избавит его от щекотливой ситуации. Клаус понимающе кивнул, и уже казалось был готов уйти, но вот тишину вновь нарушил его глубокий голос: - Боюсь, такой исход не устроит ни меня, ни…вас. Видя, что Сальваторе Маранцо злобно ждет он него продолжения, он поспешил пояснить. - Как вы догадываетесь, перспектива потерять власть над Новым Орлеаном не прельщает моего отца. Ну а Массерию явно не прельстит это фото, - с этими словами он бросил на стол новенькую Нью-Йорк Таймс. Сальваторе Маранцо с трудом совладал с яростной дрожью, что охватила его тело. Он свирепо спросил: - Что это значит? - А на что это похоже? – спросил Клаус. Он перевел взгляд на газету, где на фото ему жал руку молодой человек и доверительно что-то шептал Клаусу на ухо. Еще можно было увидеть хаски Клауса и огромного добермана, но они служили лишь декорацией для плана Клауса. Жирный заголовок гласил:

НАЗВАНЫ ПОБЕДИТЕЛИ НАЦИОНАЛЬНОЙ СОБАЧЬЕЙ ВЫСТАВКИ 1919 ГОДА

Мелким шрифтом под фото красовалась надпись: «Клаус Майклсон и Ферагамо Маранцо со своими собаками-победителями!» Клаус прекрасно знал, на что это похоже. В глазах Массерии, сын Майкла и сын Сальваторе Маранцо встретились под предлогом собачей выставки и договорились о сотрудничестве, скрепив соглашение крепким рукопожатием, где их застали пронырливые журналисты. Правдоподобия этой легенде добавлял тот факт, что о сомнениях Маранцо уже месяцами ходили слухи, да и сам Клаус до этого в жизни с собаками не имел ничего общего. Клаус следил, как растерянно Маранцо смотрел на фото сына и с болью в глазах проводил пальцем по подписи под фото. - Я не надеялся, что Массерия осведомлён о моей скромной персоне так, как вы, поэтому попросил, чтобы наши имена подписали, - невольно наслаждаясь жестокостью положения, добавил Клаус. - Мой сын не имеет ничего общего с моими делами! – угрожающе тихо проговорил Маранцо. – Как ты посмел его втянуть во все это? - Как только ты стал на преступный путь, то втянул во все это и своих детей, и свою семью, и своих друзей. Это горькая истина, с которой живет каждый из нас. Но твой сын не обречен. Равно как и твоя власть над Чикаго. Объединись с моим отцом, остановите вместе Массерию и властвуйте каждый в мире и гармонии в своем городе. Маранцо долго обдумывал слова Клауса, с одной стороны ненавидя его за то, что тот загнал его в угол, с другой же, радуясь, что кто-то навязал ему более желанный вариант событий. Маранцо ведь очень долго противился Массерии в одиночку, но, казалось, что чем больше он сопротивлялся, тем сильнее погружался в трясину поражения. Так стоило ли злиться на человека, что кинул ему спасительный канат? И все же насильственное навязывание, к которому прибегнул Клаус, не могло не злить Сальваторе. Эго его было задето, а, как известно, мужчина готов на любые безумства в таком состоянии. - Ты приезжаешь в мой город, угрожаешь мне, шантажом заставляешь стать на твою сторону и ожидаешь покорного подчинения? Что мешает мне убить тебя прямо здесь и сейчас? – Маранцо взвел курок и направил пистолет в голову Клаусу. Однако Майклсон не повел и мускулом, и лениво произнес: - С технической точки зрения, пожалуй, ничего не мешает. Со стратегической же точки зрения это будет вопиющей ошибкой. Видишь ли, Массерию это не разубедит в твоем предательстве. Но вот моя семья не слишком благосклонно посмотрит на твои действия. И должен предупредить тебя: я далеко не самый безбашенный в семье. С минуту-другую Маранцо стоял с каменным лицом, а его капо не смели даже слова вставить, не желая попасть боссу под горячую руку. Но вот Сальваторе запрятал пистолет за пояс брюк и разразился громким хохотом, который тут же подхватили его люди. Нервный смешок охватил даже жриц любви, которые спрятались за золоченым роялем, как только в помещении запахло жареным. - А ты мне нравишься, Майклсон! Твоя взяла, я поддержу твоего отца против Массерии. – Он пожал руку Клауса, а затем весело крикнул: - Пируем, господа! Комнату прорезал звук выстрела: то Энзо открыл очередную бутылку шампанского, выливая половину содержимого на инкрустированную резьбой стену. Девушки уже и вовсе осмелели, вышли из своего укрытия и, соблазнительно покачивая бедрами, двинулись к своим клиентам. Одна из них, та, что ранее играла на рояле, отделилась от своих соратниц и приблизилась к Клаусу, который стоял поодаль общего веселья. Ее облачение напоминало греческую тогу, а на светлых, свободно ниспадающих локонах красовался венок из листьев плюща. Она медленно, но уверенно забрала бокал с шампанским из рук Клауса и сделала маленький глоток, неотрывно смотря ему в глаза. Затем невинно улыбнулась и начала накручивать свой светлый локон на палец. - Как тебя зовут? – вкрадчиво спросил Клаус, скользя по ней взглядом. - Мельпомена, - с тенью вызова ответила девушка. На лице Клауса она не уловила никакой реакции, поэтому продолжала с некой досадой. – Мы официально еще не знакомы. Сказав это, Мельпомена прижалась к Клаусу и поцеловала в губы. - Может быть, продолжим знакомство в более интимной обстановке? – прервав поцелуй, робко спросила Мельпомена. Несколько мгновений Клаус беспристрастно смотрел на нее, а на губах его играла ленивая улыбка. Затем он доброжелательно покачал головой и прошептал ей на ухо: - Трагедии* в моей жизни и так достаточно. Вложив девушке стодолларовую купюру, Клаус двинулся к выходу. Пора было возвращаться домой.