***
Ребекка поспешно юркнула в спасительную тишину клуба «Ла Мотт», спасаясь от суматохи улицы. Официально клуб был закрыт до наступления темноты, но приходясь сестрой владельцу, Ребекка считала себя вправе приходить и уходить, как ей вздумается. Девушка поспешно окинула взглядом помещение клуба, с тревогой выискивая одной ей ведомое что-то. Очевидно, увидев желаемое, она успокоилась, ослепительно улыбнулась и двинулась в сторону своей находки. - Марсель, а вот и ты! Я как раз тебя искала. Сыграй мне что-то, - состроив жалобную гримаску, попросила Ребекка. - Мисс Майклсон, заведение закрыто. Наверное, вам следует вернуться, когда здесь будут посетители, - неловко озираясь по сторонам, ответил Марсель. - Едва ли я обычный посетитель, ты так не думаешь? – осмелев, Ребекка коснулась кисти Марселя. Последний резко вскочил на ноги и отошел в сторону. Марсель попал в щекотливую ситуацию: с одной стороны, застань их кто-то и неправильно истолкуй ситуацию, тюрьмы или того хуже, смерти, ему не избежать. С другой стороны, оттолкни он девичьи заигрывания Ребекки слишком явно или резко, она может отомстить, придумав компрометирующую его ложь. Да и Никлаус Майклсон не посмотрит на их долгую дружбу, уничтожит его, посмей тот прикоснуться к его сестре. Последний аргумент можно было использовать, чтобы вразумить Ребекку. - Едва ли ваш брат оценит этот частный концерт, мисс Майксон. - Марсель, называй меня «Ребекка»… - многозначительно шепчет Ребекка и приближается к нему. – К тому же, брата здесь нет. Есть только ты…и я. Марсель устало вздыхает и медленно отодвигается от Ребекки, проклиная ее игры и полное отсутствие реальности. Ребекка же, словно предвидев его очередной протест, тихо попросила: - Прошу, я ведь всего лишь хочу, чтобы ты для меня сыграл. «Я хочу, чтобы ты***
- Итак, о чем вы хотели поговорить, мистер Майклсон? – услужливо наливая чаю в его чашку, спросила Камилл. - О вашей роли в будущем вашего дяди, - отпивая чаю, спокойно ответил Элайджа. Ни один мускул не дрогнул на его лице, и Камилл посчитала, что расслышала. Когда по ее просьбе Элайджа повторил сказанное, Камилл растерянно спросила: - О чем вы? Я ничего не понимаю, - сердце бешено стучало и впервые за день Камилл стало очень страшно. - Сан католического священника подразумевает высокий моральный облик, который достигается посредством определенных…ограничений. – Казалось, Элайджа играючи подбирал слова, пробуя их на вкус. – Простите мне проявление вульгарности, но плотские отношения находятся едва ли не первыми в списке этих ограничений. Тут уж Камилл начала злиться: на такие темы не говорят с дамами, тем более незнакомыми, тем более, когда предметом этих бесед являются родственники сих дам. Она поспешила об этом сообщить своему собеседнику, на что тот ответил ленивой улыбкой. - Камилл, едва ли вы находитесь в том положении, чтобы учить меня правилам хорошего тона. С человеком, в руках которого ваше будущее, так не разговаривают. От нее не ускользнула резкая смена тона Элайджи и общие изменения в его облике: он стал жестче, собраннее, решительнее. Словно другой человек. Поскольку Камилл молчала и с опаской ждала его хода, Элайджа продолжил: - Возвращаясь к вопросам плоти: что будет с католическим священником, если его публично уличить в плотских отношениях? - Наглая, грязная ложь! Вам должно быть стыдно! – прокричала Камилл. - Убедитесь сами в моей честности, - с этими словами Элайджа протянул ей конверт. - Что это? – с опаской спросила Камилл. - Фотографии, - бесстрастно пожав плечами, ответил Элайджа. Прочитав на лице своей собеседницы, что смысл сказанного до нее не дошел, он уточнил: - Доказательства грехопадения вашего дяди. Камилл, которая уже было взялась рукой за конверт, резко откинула его в праведном гневе и возвела на Элайджу полные презрения глаза. - Какая пошлость! Я не понимаю, какую цель вы преследуете, пытаясь унизить моего дядю в моих глазах, но вынуждена вас разочаровать… - О, милая Камилл, я ведь вовсе не намерен унизить вашего дядю в ваших глазах, - вновь обретая беспечное расположение духа, ответил Элайджа. – Представьте, если по неосторожности эти фотографии попадут на глаза общественности… Думаю, общественное возмущение будет столь высоко, что единственным выходом из этого морального падения станет сложить с себя сан. С минуту Камилл не в силах была выговорить и слова: мысли ее лихорадочно вертелись вокруг услышанного, но мозг никак не мог постичь реальность происходящего. Она ведь библиотекарь, как кто-то может ее шантажировать? Да, у ее семьи осталось несколько недоброжелателей в городе после происшествия с ее братом, но ведь дальше открытых насмешек, издевок и мелкого вандализма дело не доходило. Как же кто-то мог решиться на такое злодеяние по отношению к ее дяде? Первым порывом было кинуться к ногам Элайджи и умолять его не причинять вреда ее семье, не использовать эти низменные фотографии, смилостивиться над ней… Но что-то в его взгляде, в манере держать себя подсказало Камилл, что Элайджа Майклсон втайне наслаждается происходящим, пусть и не признается в этом даже самому себе. Поэтому Камилл запрятала свои мольбы в недрах своей невинной души и гордо спросила: - Чего вы хотите от меня? Ведь не просто так покрасоваться передо мною этими фотографиями вы пришли? - Нет нужды быть такой грубой, мисс О’Коннел. Я ведь только хочу, чтобы вы обезопасили своего дорогого родственника. Как думаете, это вам под силу? - Как я могу вам ответить, если вы до сих пор не сказали мне, чего от меня хотите? – устало промолвила Камилл, борясь с подступающим отчаянием. Сейчас она жестоко ругала себя за наивные мысли о финансовой помощи со стороны мистера Майклсона, которыми она игралась, пока заваривала чай. Как же далека от истины она была! - Если вы хотите спасти своего дядю от очередного позора, то убедите его открыто поддержать меня на выборах в будущем году. Более того, я хочу, чтобы своей пастве он советовал действовать по его примеру. - Почему вы пришли с этим требованием ко мне? – после минутного размышления спросила Камилл. – Почему не пойти к моему дяде, не показать ему эти фотографии и не потребовать напрямую от него голосовать за вас? - Потому что, несмотря на свои пороки, ваш дядя в душе праведник. Узнай он о шантаже, ни за что не пойдет на мои условия. Он скорее сам сложит с себя сан еще до публикации фотографий. Как вы можете догадываться, такой исход событий мне совсем не подходит. Узнай он о шантаже. Камилл шокировано подается вперед, отчего ее очки сползают на кончик носа. Голос девушки не на шутку встревожен. - Минуточку, что значит «узнай он о шантаже»? Как еще мне убедить его выполнить ваши требования? Несколько долгих мгновений Элайджа бесстрастно наблюдает за маленькой паникой, что разыгрывается перед ним. Увлекательно было смотреть, как хорошие люди вели себя в несправедливых ситуациях. Ему даже немного жаль было мисс О’Коннел, но отец приказал получить больше голосов. А приказы отца необходимо было во что бы то ни стало исполнять. - Мисс О’Коннел, вы умная девушка. Не сомневаюсь, что вы придумаете, как переубедить своего дядю. - Вы не понимаете, мой дядя никогда раньше не поддерживал политических кандидатов, считая, что религия и политика должны держаться как можно дальше друг от друга. Начни я просить его вас поддержать, он отмахнётся от меня и даже не удостоит внимания. - В таком случае, изберите другой метод убеждения. На что вы готовы пойти ради семьи, мисс О’Коннел? – вкрадчиво спросил Элайджа, впервые за весь разговор улыбнувшись. От этой улыбки мурашки побежали по спине Камилл, но она все же выдавила из себя кривую усмешку. - На все, - тихо ответила она. - Вот и славно! – Элайджа торопливо поднялся с дивана, и уже было двинулся к выходу, но остановился в дверях и прибавил: - Будет ужасно, если фотографии станут достоянием общественности. Такой удар для вашего дяди. Ведь члены вашей семьи уже раньше баловались суицидом. Будто ее телом овладела огненная фурия, Камилл схватила блюдце со стола и кинула его в Элайджу в порыве бессильной ярости. Как он смел намекать на ее брата и события трехлетней давности? Разве ее семья не вынесла достаточно позора? Разве не достаточно они с дядей страдали? Блюдце преодолело короткое расстояние и ударилось о щеку Элайджи, рассекая ее в двух местах. Досадливо поморщившись, он приложил руку к ране. К счастью, она была не серьезной, но кровоточила достаточно. Элайджа выставил руку вперед, задумчиво рассматривая, как собственная кровь окрасила его пальцы. Сердцебиение участилось, и все тело охватило пульсирующее беспокойство. Чистой рукой мужчина достал белоснежный платок и начал торопливо стирать кровь с руки. К его неудовольствию, в нескольких местах пятна были столь явными, что сразу избавиться от них не получилось. Элайджа продолжил с усердием тереть руку платком. А Камилл в страхе и недоумении наблюдала, как Элайджа все свое внимание уделил своей задаче, почти маниакально втирая платок в кожу руки. Для него словно бы перестал существовать весь мир: он забыл и о Камилл, и о своей угрозе, и о том, где он находится. Вдруг торопливые движение разом прекратились, и Элайджа медленно поднял на нее глаза. Камилл едва сдержала панический крик, настолько угрожающе другим был этот взгляд. Этот Элайджа не был похож ни на скучающего посетителя библиотеки, ни на сосредоточенного шантажиста. Камилл показалось, что в его глазах отсутствовал огонек осознания реальности, будто он смотрел сквозь нее. Страшная картина. Элайджа резко развернулся и двинулся к выходу и исчез из библиотеки, после чего Камилл рухнула на пол и тихо, но горько зарыдала.***
Эллисон спряталась под тенью виргинского дуба, что раскинулся перед библиотекой. Она с наслаждением подставила свои каштановые волосы ветерку, что подул из боковой аллеи. День был очень знойный, прохожих мало, поэтому собрать много денег ей сегодня не удалось. Эллисон с отчаянием представила, как настоятельница приюта, миссис Пидоби, высечет ее вечером, подозревая в краже денег. Внимание ее привлек элегантный джентльмен, что вышел из здания библиотеки и медленно двинулся к тротуару. Наверняка у него заваляется лишний доллар. - Сэр, не желаете пожертвовать на нужды детей сирот? – как можно жалобнее спросила Эллисон. Увидев, что мужчина остановился и начал пристально на нее смотреть, Эллисон обрадовалась и едва подавила улыбку. Вот теперь ей точно не грозит никакая порка. Мужчина шел к ней. - Сэр, всего за доллар вы… Эллисон не суждено было договорить. Сильные мужские руки схватили ее за горло и потащили в узкую боковую аллею, куда никто никогда не заходил. Эллисон попыталась вырваться, но очень скоро поняла, что она скорее свернет себе шею, чем ослабит хватку сильных рук мужчины. Поняв, что ей не спастись, девочка затихла. Лучше она опять тихо перетерпит происходящее, зато останется относительно цела. Однако какой страшный взгляд. Застекленевший, замутненный, дикий… Вот они уже в уединенной аллее, скрыты от спасительных взглядов прохожих. Рядом валяются какие-то мешки, мусор и строительный хлам. Эллисон даже странно, что она не в паническом страхе от происходящего. Казалось бы, ситуация заслуживала более сильных эмоций. Возможно, из-за того, что такое с ней не впервые, Эллисон не так боялась. Или же она просто ждала, когда все закончится. Слишком поздно она поняла, как ошиблась в намерениях напавшего. Слишком поздно она увидела, как он поднял острый кусок доски из кучи строительного хлама. Слишком поздно она кинулась бежать. Первый удар по голове оглушил настолько, что казалось, она потеряла способность мыслить. Тело быстро осело на землю, лицо ударилось о камни, а глаза успели выхватить маленького муравья, что лихорадочно убегал прочь от нее. Второй удар показался почти невесомым по сравнению с первым. Остальных ударов Эллисон уже не чувствовала.