lavender's blue

Проснувшись утром, Стив буквально сразу понимает — это не его день. Горло саднит, а в теле такая слабость, что даже просто поднять ногу кажется нереальной задачей. Он вспоминает, какие сегодня пары, и от осознания своего положения утыкается носом в подушку. Две лекции и практика по балету. Сказочно. Если лекции пережить еще не так трудно, то вот что делать на практике — Стив просто не знает. Он чувствует, что температура у него высокая, и градусник подтверждает это, когда Стив допивает кофе. Спасибо расписанию, сегодня ко второй паре, а значит — у него есть время раскачаться и хотя бы немного прийти в себя перед занятиями. Самое ужасное — противовирусные кончились еще несколько месяцев назад, а с тех пор Стив так и не озадачился их покупкой, потому что болеет редко. Это странно, учитывая строение его организма, но Стиву это кажется благословением — он бы не пережил, если бы еще и болел при каждом удобном случае. Но кое-что в его жизни неизменно — несвоевременность происходящих событий. Вот и сейчас он заболевает просто кошмар как не вовремя, потому что ему нужно тренироваться, растягиваться, и болеть катастрофически некогда. Но если его судьбу что-то и волновало, так это одно — как сделать жизнь Стива Роджерса еще хуже, чем она есть сейчас. Стив допивает кофе, щеки по-прежнему горят, и это даже радует, потому что теперь стыдливый румянец при виде Барнса можно списать на температуру. Стив вспоминает про Барнса, и желание остаться дома резко возрастает в несколько раз. Но нельзя, нельзя ни в коем случае, и это самая ужасная новость за сегодняшнее утро. Стив быстро добирается до академии, раздумывая, где же он мог подхватить простуду. По всему выходит, что это сказалась вчерашняя прогулка, наложившаяся на общее утомление. Но даже от осознания причин Стиву легче не становится. Лекции проходят, как в тумане. На истории никто не собирает конспекты, и Стиву обидно, потому что тогда он смог бы нормально выспаться и быть чуть меньше похожим на зомби, чем он есть сейчас. Но с другой стороны он рад, что преподаватель особо не придирается к ним сегодня, и поэтому Стив с чистой совестью почти что спит на своей последней парте, попросив Клинта дать ему потом конспект. После второй лекции Стиву кажется, что сегодня все будет относительно нормально. Ему становится немного лучше, потому что он много пьет, а это слегка снижает температуру, хотя голова все равно ощутимо болит и слегка кружится от резких движений. Стив решает зайти за жаропонижающим после занятий, потому что чувствует он себя уже не так погано, как утром. Но ровно до того момента, когда они заходят в балетный класс и узнают, что сегодняшнюю пару будет вести Рамлоу. Стиву хочется выйти в окно. Стиву хочется просто испариться к чертовой матери, потому что классы Рамлоу — это пытка даже для опытных танцовщиков. А сегодня он будто специально издевается, видя состояние Роджерса. Сегодня они тянутся дольше и жестче, Рамлоу загибает их в совершенно немыслимые узлы, и Стиву кажется, что он сейчас умрет прямо так, держась одной рукой за станок. Он закрывает глаза, считает мысленно до десяти, пытаясь прийти в себя, и Рамлоу конечно же не оставляет это незамеченным. — Что, Роджерс, составляешь текст заявления на отчисление? По классу ползут смешки, но Стиву плевать на все, что происходит вокруг. Единственное, чего он хочет — это не отключиться прямо здесь, на виду у всей группы. — Или сразу придумываешь завещание? — не отстает Рамлоу. Стив вздыхает и морщится от боли в горле. — Не волнуйтесь, мистер Рамлоу, вас я туда не впишу. Класс смеется сильнее, Стив вымученно улыбается уголками рта, а Рамлоу сжимает губы в тонкую полоску от негодования. Стив рад — хоть что-то делает его день лучше. После пары, на которой Стив даже умудряется не упасть, до вечерней тренировки с Барнсом остается всего пятнадцать минут, но все это время Стив просто сидит возле зала, закрыв глаза. Сил нет ни на что. Голова по-прежнему кружится с невероятной скоростью, и Стива даже слегка подташнивает. Он встает, чтобы найти Барнса и сказать, что сегодня он физически не в состоянии заниматься, но так становится только хуже. Он заходится кашлем. Кажется, будто сейчас выплюнет легкие на гладкий кафель коридорного пола. Стив держится за стену, чтобы не упасть обратно на скамейку, кашляет, задыхаясь, и именно в этот момент к нему подходит Джеймс. Нет, этот день определенно не его. — Роджерс, ты в порядке? Стив кивает и снова кашляет, закрывая рот рукой. — Посмотри на меня, — говорит Барнс, и Стив повинуется, хотя его накрывает волной стыда за вчерашнее и за сегодняшнюю слабость. — Ты как в таком состоянии вообще умудрился приползти на занятия? — грубо спрашивает Барнс, а Стив от неожиданности даже прекращает кашлять. — Температура? Горло? У тебя глаза больные, ты в зеркало хоть смотрелся? Стив, ошеломленный таким напором, молча смотрит на Барнса, часто моргая. И, если честно, не совсем понимая, чего от него хотят. Джеймс это видит и просто хватает Стива за руку чуть выше локтя и ведет за собой по коридорам. — Не тормози, Стив. У нас в преподавательской есть противовирусное, выпьешь, а потом я отвезу тебя домой. И даже не думай возражать. Стив, даже если и думает, все равно не в состоянии, потому что он чувствует, что стоит ему открыть рот — и он не сможет остановить кашель. В академии уже почти никого нет, в некоторых поворотах выключен свет, но для Стива весь их путь сливается в одну яркую полосу. Потому что все кажется слишком громким, слишком светлым, головная боль с каждой секундой только усиливается, а рюкзак неприятно оттягивает плечо. Барнс что-то говорит, но Стив не слышит, потому что все превращается в неразборчивый гул. И отпускает Стива, только когда глухо хлопает дверь преподавательской. Барнс усаживает его на стул возле своего стола и включает чайник. Достает чашку, высыпает туда жаропонижающий порошок из пакетика. Стив не следит за всеми его мельтешениями, потому что боится, что его стошнит. Но Барнс хотя бы делает это молча, и это радует. Так голова болит ощутимо меньше. Щелкает чайник, а Стив усиленно пытается уцепиться хоть за одну мысль в голове. Но его клонит в сон, а потому они просто цепляются одна за одну, и он не может ничего понять. Джеймс ставит перед ним кружку, над которой вьется пар. По кабинету тут же разливается аромат цитрусовых, и Стиву кажется, что он сходит с ума. От лекарства пахнет лимоном, от самого Барнса — тоже чем-то цитрусовым, и это все — будто двойной удар по его слабой от болезни психике. Стив всхлипывает, и осторожно делает глоток, обжигая язык. Он шипит, но не обращает на это внимания, аккуратно отхлебывая снова. — А теперь рассказывай, где ты умудрился простудиться? — спрашивает Джеймс, и Стив ошалело смотрит на него. — Не знаю, — тихо отвечает Стив. — Наверное, когда вчера шел с занятий. Говорить о вчера ему совсем не хочется, потому что — он уверен — не только он помнит о вчерашнем происшествии. Но Джеймс никак не выдает себя, и Стив выдыхает с облегчением, чувствуя, как тело пробивает ознобом от горячего напитка. Его слегка трясет, но он старается взять себя в руки, потому что нужно скорее отвязаться от Барнса и попасть домой. А еще в аптеку, но это, кажется, уже вообще за пределами его возможностей. Барнс качает головой и терпеливо ждет, пока Стив расправится с лекарством. — Не надо меня отвозить, — говорит Стив, делая последний глоток. — Будет лучше, если ты вырубишься где-нибудь по дороге, замерзнешь и помрешь? — спрашивает Барнс, выгнув бровь. — На улице не так холодно. — То-то ты простудился от такого «не так холодно», — со смешком замечает Джеймс и качает головой. — Прекрати мне перечить, лучше ты себе не делаешь. Стив вздыхает и кивает. Выбора у него нет, а так он хотя бы действительно сможет добраться до дома. — Ладно, только мне еще в аптеку нужно, — говорит он. — У тебя что, дома нет лекарств? — Нет. Я редко болею, с последнего раза не купил. Джеймс кивает, что-то прикидывая в голове. И вскоре они уже выходят из академии, идя к машине Барнса. Ехать здесь около получаса, а потому Стив, назвав адрес, незаметно для себя засыпает на переднем сидении, прислонившись головой к стеклу. Джеймс всю дорогу периодически смотрит на Стива. И тот, уставший, больной и спящий, смотрится здесь, в его машине, невероятно правильно. У Джеймса что-то щемит глубоко в груди, но тот возвращает свое внимание на дорогу. Когда они подъезжают к дому Стива, тот не просыпается, но Барнсу приходится его разбудить. Он не видел ни одной аптеки по дороге, но решил, что сначала он доставит Стива домой, а потом лучше съездит еще раз. Торопиться домой ему все равно нет смысла, а выйти Стиву из дома в таком состоянии он не позволит ни при каких обстоятельствах. — Хей. Стив, просыпайся, — он легко трясет Роджерса за плечо, и тот мгновенно подскакивает на месте, роняя рюкзак на пол. Джеймс улыбается, глядя на растерянное лицо Стива. — Мы уже приехали. Стив смотрит на него пару секунд, пытаясь понять, что происходит, а потом стремительно краснеет, осознав ситуацию. — Простите, что заснул. Давно приехали? — извиняющимся тоном лопочет он. — Только что, — смеется Джеймс. — Не паникуй. Скажи мне, что нужно купить в аптеке? — Я сам схожу, — говорит Стив, распрямляясь на сидении, но тут же прикрывает глаза, чувствуя возвращающуюся головную боль. — Далеко пойдешь? — с издевкой спрашивает Джеймс. — Не волнуйся, деньги отдашь, если ты переживаешь из-за этого. Стив кивает, найдя в рюкзаке блокнот, вырывает из него лист и пишет названия таблеток, после протягивая бумажку Барнсу. — Может, я хотя бы с вами поеду? — предпринимает последнюю попытку Стив, но Барнс смотрит на него очень красноречивым взглядом. Роджерс вздыхает. — Зачем вы это делаете, мистер Барнс? Неужели вас дома никто не ждет? Джеймс напрягается на мгновение. А потом шумно выдыхает. — Представь себе, Роджерс. Никто. А теперь выметайся из машины. Я все же надеюсь попасть домой до начала новых суток. Стив кивает и выходит, хлопнув дверью. Кажется, ему пора вести свой личный список особо дурацких фейлов перед Барнсом, потому что этот вопрос — это что-то личного характера, и Стив не имел никакого права задавать его так. Но он задал, и это ужасно. Дома он первым делом включает чайник, потому что он не может отпустить Барнса, не накормив его или хотя бы не напоив чаем. Хоть он и болеет, но о правилах гостеприимства, с детства привитых матерью, он не забывает никогда. Джеймс приезжает через двадцать минут. За это время Стив успевает переодеться и сделать несколько тостов. Джеймс заходит и протягивает Стиву пакет с таблетками и чеком. Стив тут же лезет в рюкзак за кошельком, чтобы отдать деньги. Барнс честно не хочет их брать, потому что это не такая большая трата для него, но не взять их — значит нарушить субординацию еще больше. Хотя куда уже больше, думает Джеймс, убирая аккуратно скрученные бумажки в задний карман джинсов и делая себе пометку в голове оставить их на тумбе, когда будет уходить. — Давайте я вас хоть чаем напою, — предлагает Стив. — Мне неудобно, что я заставил вас мотаться по городу. — Никто никого не заставлял, Роджерс, — перебивает Джеймс. — Даже если так. Мне все равно неудобно. Джеймс соглашается и остается на чай. Стиву неловко. Конечно, неловко, потому что на его кухне сидит человек, в которого он влюблен, а он сам все еще не знает, о чем и как с ним разговаривать. Но сейчас темы берутся будто из ниоткуда, возникают сами собой, и не создается неловких пауз, от которых хочется провалиться под землю со стыда. Стив с трудом запихивает в себя пару тостов, потому что его все равно еще немного подташнивает, но, чтобы выпить таблетки, нужно поесть. Он принимает лекарство, и хотя в сон его клонит уже не так сильно, глаза все равно слипаются. — Иди спать, Стив, — говорит Джеймс, и Стив вздрагивает от звука его голоса. — Вы далеко живете? — спрашивает Роджерс. Джеймс смотрит на него, не понимая, к чему был задан этот вопрос. — Просто на улице уже поздно, может, вы останетесь, чтобы не ехать по темноте? И только произнеся это вслух, Стив понимает, насколько глупо это звучит. Но слова уже сказаны, а потому он только отводит взгляд и ждет реакции. — Меня еще никогда так не просили остаться на ночь, — по-доброму смеется Джеймс, а Стив чувствует жар, заливающий щеки и шею. Боже, ну что он за придурок? — Я не заставляю, — говорит Стив на всякий случай. — Если хотите, я постелю вам. С каждым словом Стив чувствует себя все менее уверенным, но Джеймс, наконец, кивает, и он едва ли не бегом идет расправлять диван для него. Стив правда надеется, что его предложение не прозвучало странно и ужасно, потому что он, господи, действительно волнуется за Барнса. Он бы, конечно, уснул от усталости, но все равно бы думал о том, как тот добрался до дома. В это время Джеймс быстро возвращает деньги за лекарства обратно Стиву в кошелек, потому что ему они нужнее, чем Барнсу. И, когда Стив наконец справляется с постелью, он уже снова сидит на кухне, допивая свой чай. — Все, — говорит Стив, застывая в дверях кухни, — можете ложиться. Я вам на диване постелил, можете открыть окно в комнате. У меня обычно жарко. Посуду оставьте на столе, я утром уберу. — Роджерс, просто иди спать, — устало говорит Джеймс, и Стив впервые на его памяти молча выполняет то, что сказано. Он даже не вздыхает, не закатывает глаза — он действительно идет в свою комнату. Джеймс же моет посуду, расставляя кружки на сушилке, и только потом идет спать на отведенный ему диван. У Стива уютно, даже не скажешь, что парень живет здесь один, и этот факт неожиданно поражает Барнса. Стив на самом деле самостоятельный, и то, что сегодня он позволил увидеть себя таким — слабым и мало на что способным — это что-то из ряда вон, что-то сокровенное и обычно скрываемое от других. Но Стив показал себя таким, позволил увидеть с этой стороны, и Джеймс, лежа в постели, просто не знает, что делать с такой ответственностью. Он видит, чувствует, что Стив влюблен, но… Джеймс хочет и не хочет, чтобы чувства парня прошли. Потому что это — все равно проблема для них обоих. Он ведь его преподаватель, этого просто нельзя допускать. К тому же, Стив еще не совершеннолетний. А у самого Джеймса, видимо, сбились жизненные ориентиры. Но он не может не думать о Стиве, особенно теперь, когда понял, что Роджерс доверяет ему, иррационально и странно, но доверяет. И, согреваемый этим осознанием, Джеймс засыпает, чувствуя себя невероятно комфортно на чуть поскрипывающем диване.