lavender's blue

Утро… странное. Действительно, черт возьми, странное, потому что Стив просыпается и сразу же вспоминает все. Вчерашний вечер, поцелуй, смс. Мысль о том, что у него, кажется, появились отношения, греет душу и вызывает улыбку. Это утро — самое доброе за последнее время. Самое доброе и странное, потому что Стив не знает, что чувствует. Он влюблен, в этом не может быть никаких сомнений. Это чувство наполняет его изнутри, заставляя радоваться сегодняшнему дню, разливается теплом по телу, щекоча кончики пальцев и закручиваясь спиралью в груди. От него хорошо и спокойно, как будто что-то, что давно тревожило и заставляло переживать, наконец улеглось, нашло свое место и теперь не беспокоит, затаившись внутри и найдя там свое убежище. Но Стиву… странно? Наверное, именно этим словом можно описать его состояние. Лежа в кровати, он пытается представить, как будут разворачиваться события сегодняшнего дня. Выдаст ли Баки как-нибудь то, что теперь есть между ними? Выдаст ли это сам Стив? И до чего же необычно — пусть пока только в мыслях — называть его Баки! Кажется, что Стив касается чего-то личного, сокровенного, такого, что обычно не показывают посторонним, со всей ответственностью охраняя и допуская только близких. И неужели… Неужели Стив может считать себя этим самым близким? Стив не знает, с какого момента начинается близость. Да, ему девятнадцать, но это — его первые отношения. И господи, как же он боится облажаться! И поэтому — утро странное. Стив варит кофе, скорее пытаясь привести мысли в порядок, чем действительно желая кофе сейчас. И это, как ни странно, срабатывает. Становится немного легче, и даже в академию идти не так страшно, как думалось через пару минут после пробуждения. Хотя все равно чертовски волнительно. И, придя на занятия, Стив не знает, чего хочет больше: встретиться с Барнсом, чтобы знать, что ему не приснилось, или не видеться с ним до самого завтрашнего утра, потому что сегодня у них нет тренировки. Стив не знает, чего ждать от самого себя. Нет, он, конечно, не кинется Баки на шею посреди коридора, на глазах у всей толпы студентов, но… То, что сердце значительно ёкнет, Роджерс догадывается. Но Барнс, кажется, решает все за них двоих. Как, в общем-то, и до этого. Он просто не появляется в университете. Стива это удивляет, и это — еще мягко говоря, потому что, если быть откровенными, у него внутри происходит маленький ураган. Он не понимает, что происходит. То есть, конечно, Барнс не обещал ему ничего. И не говорил — тоже. Но Стив… надеялся? встретить его сегодня. Ему просто нужно это, чтобы знать, что он не сошел с ума, что вчера все действительно было — и поцелуй, и признание. Ну не могут же его губы болеть просто так? Нет? Не могло же это ему привидеться. Но Барнса нет, и Стив просто не находит себе места. Весь день у него в мыслях крутится только одно: что происходит? Стиву не по себе. Откровенно не по себе, потому что… Да, да, Барнс ничего не говорил про сегодня, но… Это ведь нормально — хотеть встретиться с любимым человеком? Стив знает: даже если бы они не встречались, он бы так же переживал и думал, что произошло. Теперь же к этим переживаниям добавилась еще одна мысль: он имеет право знать, что происходит. И он правда хочет это знать. Но ответ может дать только Барнс, а его, черт возьми, нет. Рассеянное состояние Стива не укрывается от посторонних глаз. На лекции, которую ведет профессор Рамлоу, он не может не докопаться до Роджерса: — О, посмотрите на него, наша принцесса снова витает в облаках, — комментирует тот, замечая, что Стив отвлекся и не записывает то, что он диктует. И надо бы сдержаться. Промолчать, пропустить мимо ушей. Но Стив не был бы Стивом в таком случае. — Извините, что без вас, — отвечает он, всем видом выражая готовность записывать дальше. Рамлоу хмурится, чуть дергая плечом, и возвращается к читке лекции, не обращая внимания на пошедшие по рядам смешки. Стиву иногда кажется, что именно в этот раз его поведут к декану, чтобы он написал объяснительную о своем поведении. Но этого все не происходит, и Стиву интересно — как долго эта игра будет продолжаться? Клинт рядом смеется тоже, но спустя пару мгновений и он говорит Роджерсу о том, что у него странный вид. Стив ухмыляется, но ничего ему не отвечает. — Это из-за Барнса? Стив давится воздухом. О каком вообще записывании лекции может идти речь, если здесь такое? — В смысле? — спрашивает он. — Причем здесь Барнс? — Его сегодня в универе нет, а между вами так искрит, что при вас лучше не курить, — хмыкает Клинт. Во всей этой суете Стив как-то позабыл, что Клинт учится в другой группе, а значит — у них другое расписание, и Барнс ведет пары по-другому. — Чудесно, — бурчит Стив. — А ты откуда знаешь, что его сегодня нет? — У нас должна была быть пара у него, но отменили сегодня. Подробностей не знаю, староста особо не распространялась. Стив кивает и снова задумывается, Клинт тактично молчит, возвращаясь к записям. Значит, вот так? Отменил занятия? Роджерс хмыкает. По идее, это ему надо было не ходить сегодня в вуз и бояться чужой реакции, потому что — чисто формально — отношения предложил он. И теперь, не под воздействием адреналина, это кажется такой затеей, от которой стыд душной волной поднимается где-то внутри. Но он здесь, он честно пришел на пары, не боясь ответа, а Барнс… Струсил? Стив качает головой и до конца лекции честно старается больше не отвлекаться, хотя получается на редкость дерьмово. ~ ~ ~ В раздумьях и размышлениях Стив не замечает, как быстро проносятся пары. И вот уже последняя лекция заканчивается, а это значит, что можно идти домой. От Барнса не было ни одного сообщения, и в университете он так и не появился. И Стиву не остается ничего, кроме как собраться, забрать куртку из гардероба и медленным шагом брести в сторону метро. Голова забита мыслями до отказа. Он, конечно, может сам написать Баки, но нужно ли это? Уместно ли? Имеет ли, черт возьми, Стив на это право? И он даже не знает, у кого просить совета, все его знакомые и друзья никогда не влюблялись и не встречались со своими преподавателями, а Роджерс, чертов уникум, умудрился отличиться даже здесь. И — как в насмешку от судьбы — теперь мучается с этим. — Стив? — голос раздается так неожиданно, что парень замирает посреди дороги, испуганно озираясь по сторонам. — Не туда смотришь. Стив оборачивается на это насмешливое замечание и видит Баки. Тот стоит, упираясь бедрами в капот машины, и курит, выпуская дым в промозглый осенний воздух. Стив просто не может отвести от него взгляд. В воздухе уже немного кружатся снежинки, и Баки, курящий посреди улицы, как ничто иное органично вписывается в эту погоду. Его волосы собраны в небрежный пучок, куртка распахнута, и вообще весь его вид производит впечатление небрежности, будто он торопился на эту встречу, в последнюю очередь думая о внешнем виде. Но, подойдя ближе, Стив чувствует цитрусовый запах его одеколона, пробивающийся тонким шлейфом через табачный дым, и понимает, что Барнс волновался не меньше его. — Привет, — просто говорит Баки, и Стив чувствует, что не может сдержать улыбку. — Ты домой? — Привет, да, — отвечает он. Пальцы сковывает нервная дрожь, и это его немного напрягает, но, черт, удивительно, что от такого волнения он вообще еще способен разговаривать адекватно. — Давай я тебя подвезу? — предлагает Барнс. — Ну, вообще я потому и приехал. — Хорошо, — говорит Стив и садится на переднее пассажирское сидение. Он не знает, о чем говорить. Просто не знает. Его обуревает такое волнение, какого не было на вступительных экзаменах даже, и Стив не знает, как с этим справиться. — Не волнуйся, — говорит Баки, когда садится за руль. Стив хмыкает. — Да, я знаю, что звучит глупо, но серьезно — расслабься. Я не собираюсь тебя кусать. Роджерс смеется, и внезапно от этого — от простой нелепой реплики — становится легче. — Я просто… Просто не знаю, как себя вести, — честно признается он. — Как будто я знаю, — ухмыляется Барнс, выруливая на дорогу. — Просто на заметку — ты первый студент, с которым я завел отношения. Стив краснеет. — Кстати говоря, у вас, — он осекается под насмешливым взглядом Барнса, — у тебя, извини. У тебя странные понятия о конспирации. Это же ведь совсем рядом с универом — то место, откуда ты меня забрал. Барнс смеется, а Стиву хочется сохранить, законсервировать где-то глубоко внутри это мгновение. Заразительный смех Баки, собственные горящие от смущения щеки, пролетающие за окном, ярко освещенные улицы, слепящие фонари и цитрусовый запах в салоне. Все это хочется запомнить как можно сильнее, чтобы потом вспоминать об этом, думать, согреваться теплом этого момента. — Подумал, что здесь уже достаточно далеко от универа. Но в следующий раз могу встретить в другом месте. Стив кивает. А после — беседа налаживается сама собой. Они обсуждают день Стива, прошедшую конференцию, на которой Баки представлял их академию. И Роджерс как можно чаще пытается называть его по тому имени, которое он дал вчера. Баки. Барнс смеется, когда на вопрос, почему он делает это так часто, Стив отвечает, что просто пытается привыкнуть к новому слову. Смеется и накрывает ладонь Стива своей. Они уже подъехали к его дому — Роджерс даже не заметил, когда это случилось, — и теперь просто сидят в машине, потому что никому не хочется прерывать разговор и нарушать эту атмосферу единения и покоя. Но Стиву надо домой, и рано или поздно ему придется уйти. Но чужая ладонь, греющая его, заставляет ноги наливаться теплым свинцом, а тело — просто застыть, позволяя мурашкам бегать по коже. Баки, конечно, замечает эту реакцию. Но он никак не комментирует это, пытаясь задеть, только улыбается, тепло и ласково, и Стив буквально млеет от этой улыбки. — У тебя такая реакция забавная, — чуть хриплым голосом замечает Барнс. Стив смотрит удивленно, не понимая, к чему он ведет. — Ты просто вздрагиваешь от каждого прикосновения или слова. Это нормально? — У меня не было никого никогда! — ворчит Стив, только потом понимая, как глупо звучит такое признание. Он почти уверен, что у Барнса в голове сейчас только одна мысль — сожаление о том, что он связался с девственником. Но тот накрывает его руку второй ладонью и легко гладит пальцами. — Мне даже нравится, Стив. Это здорово. Барнс спешит его успокоить, и, черт, ему это удается. От места прикосновения тепло волнами расходится по всему телу, принося за собой мурашки. И Стиву нравится, нравится, нравится это ощущение уюта и покоя, и еще чего-то неуловимого, что витает в воздухе, пишется между строк их жизней и никак не дает поймать себя, постоянно ускользая, но все равно влияя на происходящее. И кто кого целует первым — совсем не важно, главное, что они сейчас рядом. Стив чувствует чужие губы на своих, ощущает их мягкость, но вместе с тем — настойчивость, с которой Баки касается его губ, захватывая то одну, то другую. У Барнса мягкие губы, пухлые, а Стиву они кажутся до одури вкусными и отчего-то сладкими. Но так — так еще лучше, острее, сочнее, ярче. Так — каждая клеточка тела чувствительнее. Так — все в Стиве рвется навстречу Баки, в его объятия, к его губам и рукам. И вот уже Стив — он сам не знает, как ему это удается так быстро и максимально грациозно (насколько вообще ситуация позволяет) — сидит у него на коленях. Он впервые в жизни благодарит свой рост и свою комплекцию сейчас, потому что вполне нормально умещается на чужих коленях. И пусть руль неудобно упирается в поясницу, а потолок давит на затылок, ему плевать — абсолютно плевать на все эти неудобства, потому что самое главное сейчас — это Барнс. То, как он прижимает Стива к себе, как ласково касается губ, зарывается ладонью в волосы, растрепывая их. Главное — то, что Стив раскрывает рот, позволяя Барнсу скользнуть языком глубже, но поцелуй от этого не становится «грязнее» и пошлее. Нет, он все такой же легкий, нежный и тягучий. Такой, от которого к чертям сводит все внутренности, сплавляя их волной нежности в единый комок. И вот это все — важнее всего. Первым отстраняется Баки. У него шало блестят глаза, губы опухли от прикосновений, и Стив даже не хочет знать, как он сам выглядит в эту секунду. Потому что такого Барнса ему хочется чертовски сильно. — Полегче, Роджерс, — хрипло смеясь, выдыхает Баки. Стив смеется тоже, утыкаясь лбом в его плечо. — У нас еще даже свиданий не было. — А ты хочешь меня пригласить? — Если ты пойдешь, — уклончиво отвечает он. Роджерс смеется и кивает. — Пойду, должен же я знать, что свидания вообще из себя представляют, — улыбается он. — У меня было не так много официальных свиданий за мою жизнь, так что я тут не эксперт, но что-нибудь придумаю, — говорит Баки, медленно ведя пальцами по щеке Стива, тот жмурится и улыбается, наслаждаясь прикосновением. — А почему тебя сегодня не было? — спрашивает он, потому что этот вопрос все равно ест его изнутри. — Если честно — просто не знал, как с тобой себя вести, — отвечает Баки, и Стив по голосу слышит, что тот не врет. — И пришлось уладить некоторые дела, связанные с конференцией. Поэтому сегодня руководство отправило меня в отгул. Стив улыбается, лежа щекой на плече Баки и слушая его голос. Это успокаивает. После всего того, что он напридумывал сегодня, после всех этих переживаний, лежать вот так, позволяя себе расслабиться и наслаждаться приятными прикосновения, — это самая нужная вещь, которая может быть в мире. — Я думал, ты слился, — честно признается Стив, разморенный обстановкой откровенности. Вместо ответа Барнс ухмыляется и тычет его в ребро, щекоча. Стив смеется, заливисто и звонко, и смех Баки сливается с его. А после — Барнс снова целует его, и Стив забывает, как дышать. — Как видишь, не слился. Стив кивает и целует снова. И засыпать тем вечером приятнее, чем в прежние ночи, потому что на губах все еще горят поцелуи, а внутри, где-то глубоко-глубоко, пушистым зверьком свернулась нежность, укрывшая сердце и подарившая ощущение покоя.