lavender's blue

Жизнь Стива редко напоминает сказку, а потому он жутко переживает перед первым официальным свиданием с Барнсом. Он долго собирается, пытаясь унять нервную дрожь в пальцах, постоянно смотрит на часы, чтобы не собраться слишком рано, и в итоге — опаздывает. Совсем немного, буквально на пять минут, но ему от этого неловко так, будто он вообще забыл, что сегодня они с Барнсом куда-то идут. Но Джеймс — к его чести и к радости Стива — никак на это не реагирует, только улыбается и мягко гладит ладонь Стива большим пальцем, успокаивая и давая понять, что он рядом и все будет в порядке. Этот простой жест действительно помогает Стиву прийти в себя и перестать волноваться о всякой ерунде. В конце концов — они не в голливудской мелодраме, где все должно быть идеально. У них здесь — обычная жизнь, а значит, даже если на свидании что-то пойдет не так, они смогут со всем справиться, просто потому, что они есть друг у друга. Они встречаются уже несколько недель, но на нормальное свидание Баки пригласил Стива только сейчас. Близится отчетный концерт, который бывает раз в полугодие, а потому времени думать о чем-то постороннем не так много. Но Стив и Баки — чертовы счастливчики, потому что у них есть репетиции, крохотные мгновения, когда они могут побыть вдвоем, не боясь, что кто-то увидит, потому что дверь класса закрывается изнутри, да и кому вообще придет в голову появляться на их репетиции? И по заверениям Баки — Стив теперь танцует лучше. Гораздо лучше. Он правильно тянет носок, делает верный разворот ног, выполняя очередной элемент. И боже — Джеймс соврет, если скажет, что не гордится своим учеником. Хотя Стив по-прежнему его стесняется. Скорее, даже не самого Барнса, а именно этих моментов близости, когда они — только вдвоем в пустом танцевальном классе, и Джеймс не сводит с него взгляда, внимательно следя за каждым движением. Стив чувствует этот взгляд на себе, и внутри все стягивается в один ком, а по спине бегут мурашки, потому что он действительно боится сделать что-то не так, боится опозориться, несмотря на то, что это только репетиция. Он просто очень не хочет подвести Баки и показать, что все эти долгие тренировки прошли зря. Но Джеймс не дурак, он видит, как напрягается Стив в такие моменты, а потому подходит и целует его, мягко скользя ладонями по плечам и прижимая парнишку к себе. Не то чтобы это сильно успокаивает Стива, но это определенно лучшая часть занятий. И вот — свидание. Баки забирает Стива у дома и везет, не говоря куда. Улегшееся было волнение снова начинает бурлить внутри, и Барнс сильнее сжимает его руку. — Все будет отлично, — говорит он, и Стив слабо улыбается, понимая, как глупо выглядит со стороны. — Я очень на это надеюсь, потому что, если ты помнишь, это мое первое свидание. И лучше бы тебе не портить мое впечатление об этом… — А то что? — перебивает Баки. Они как раз останавливаются на светофоре, и он пристально смотрит на Роджерса. — Я еще не придумал, но обязательно придумаю, — бурчит Стив, и салон наполняется веселым смехом Барнса. — Стив, я тоже надеюсь, что все пройдет хорошо, потому что я хочу, чтобы тебе понравилось, понимаешь? — Стив кивает, ошарашенный таким заявлением. Они не говорили о чувствах и никто никому ни в чем не признавался, а потому такие откровения для Стива — как что-то священное и божественное. — Поэтому давай мы не будем нервничать, а постараемся просто получить удовольствие от этого вечера. Договорились? Стив кивает. И первое в его жизни свидание проходит на отлично. Баки привозит его в какое-то небольшое кафе, в котором Стив еще никогда не был. Но здесь уютно, и ему это нравится. Красные диванчики полукругом расставлены по залу, но все они разгорожены тонкими ширмами орехового оттенка, а потому посетители не мешают друг другу любопытными взглядами. Они с Баки занимают крайний диванчик у окна, и весь вечер — когда Стив потом вспоминает об этом свидании — кажется ему сказочным и восхитительным. Они много смеются, наслаждаясь своими молочными коктейлями, разговаривают обо всякой ерунде, и Стиву, кажется, еще никогда в жизни не было так хорошо. Он чувствует себя в своей тарелке, ему спокойно и тепло здесь, с Баки, в этом неизвестном кафе. И, наверное, это — лучшее первое свидание, какое только можно придумать. А потом Баки довозит Стива до дома. И, выйдя из машины вслед за Стивом, спрашивает с улыбкой: — Ты целуешься на первом свидании? Стив смеется, чувствуя, как краснеют щеки, и кивает. И черт, они целовались до этого, но теперь поцелуи кажутся слаще, лучше, от чего-то — еще приятнее, чем были до. И Стиву нравится это ощущение окрыленности и легкости, которое разливается по телу с каждым новым касанием. И, когда они прощаются, Стив не может скрыть улыбку, потому что он просто не может перестать улыбаться. ~ ~ ~ Стиву нравится Джеймс. Ему нравится все, что тот делает, и все, что они делают вместе, но ему до сих пор неловко, когда он остается у Баки на ночь. Это странно. Легко привыкнуть к тому, что они вместе; легко привыкнуть к тому, что теперь у него есть кто-то, с кем можно обниматься, целоваться и проводить вечера, делясь самым сокровенным, что есть в мыслях, но для Стива все еще непривычно то, что теперь есть место, где его всегда ждут. Что он может в любой момент позвонить Баки и сказать, что хочет зайти к нему, вот так внезапно нагрянуть в гости и получить в ответ теплую улыбку и нежные прикосновения. Это все так необычно. Стив слишком привык быть один. И он честно хочет избавиться от этого чувства поскорее, но какая-то часть его не доверяет Барнсу до конца, рационально опасаясь, что этот роман скоро закончится. И это понятно: невозможно так легко поверить в то, что человек, по которому ты сходил с ума несколько лет, отвечает на твои чувства взаимностью Это нельзя так просто уложить в голове. Эта мысль ворочается там, острыми краями задевая что-то внутри, и никак не может встать на место, занять свою позицию, чтобы все наконец разложилось по полочкам. И потому Стив, уже который раз находясь у Баки в гостях, не может до конца расслабиться. А тот — будто издевается. Будто намеренно красуется перед Стивом, переодевает футболку, не закрыв дверь в комнату, так что Стив чувствует себя гребаным вуайеристом, но все равно не может отвести взгляд от перекатывающихся под кожей мышц и красивого подтянутого тела. И все — абсолютно все! — делает с ленивой грацией: достает кружки, наливает воду в чайник, готовит бутерброды. А Стив внутри леденеет от каждого движения, потому что это выглядит так чертовски горячо — хотя в этом нет и ничего такого даже, — что он просто не знает, куда смотреть. Ему неловко. Щеки, кажется, вот-вот загорятся алым пламенем непонятно откуда взявшегося стыда. И Баки, конечно, не может не заметить, как Стив отводит взгляд. — Что-то случилось? — будто невзначай спрашивает Барнс, поворачиваясь к Стиву и упираясь бедрами в рабочий стол. Стив сидит за обеденным столом напротив, и кто бы знал, насколько ему неловко, и жарко, и душно здесь, под внимательным взглядом Джеймса. — С чего ты взял? Все хорошо, — отвечает Роджерс, но ведь понятно, что звучит все с точностью до наоборот. Голос от чего-то чуть дрожит и звучит хрипло. Стив не понимает, какого черта происходит. — А по тебе не скажешь. Иди сюда, — Баки манит Стива, и когда тот, полный сомнений подходит ближе, притягивает к себе и целует, не позволяя сказать и слова. Стив теряется под уверенными прикосновениями. Отвечает на поцелуй, как может, совершенно сбитый с толку. Цепляется за Баки руками, не понимая, что происходит, но позволяя делать все, что придет в голову, открываясь и доверяя. — Точно все в порядке? — спрашивает Баки еще раз, разрывая поцелуй. Стив ошалело хлопает глазами, теряясь окончательно, а Барнс ласково заправляет ему за ухо прядку растрепавшихся волос и ведет по щеке пальцами, медленно и с любовью. — Теперь точно нет, — хмыкает Роджерс, смыкая на шее у Джеймса руки в замок. Тот разворачивает их так, что Стиву приходится сесть на стол, и Барнс встает между его разведенных ног. — И что же не так? Стив понимает, что это игра, но он принимает правила, улыбается и чуть наклоняет голову. — Даже не знаю, с чего начать, — задумчиво произносит он. — Ты сводишь меня с ума. Этого достаточно для «не в порядке»? — Я даже не знаю. Зависит от того, насколько сильно свожу. Стив улыбается и закусывает губу, делая вид, что размышляет над услышанным. Хмурит брови, играя, недаром же он артист балета. Баки улыбается, но молчит — ждет, что будет дальше, как Стив будет выпутываться из этой ситуации, потому что сейчас — его ход. — Очень сильно, — наконец, выдает Стив, и Джеймс целует его, прижимая ближе. Он чувствует, что Стив улыбается, и у самого внутри так тихо и спокойно, так правильно, что он только вплетает пальцы в и без того растрепанные Стивовы волосы, а другой рукой сжимает его талию. Он целует его неглубоко, но языки касаются друг друга, а потом Баки и вовсе проводит своим по чужим губам, после — прикусывает их, и Стив стонет, подаваясь вперед. Баки отстраняется и удивленно смотрит на Роджерса, а потом — переводит взгляд вниз. Стив краснеет, буквально чувствуя, как по щекам ползет удушливая волна тепла, которая тяжелым камнем оседает где-то внутри. Конечно, Баки не слепой. Конечно, он все понял. — Значит, не врешь, — усмехается Барнс через пару секунд тишины, а после для Стива все смешивается в одно яркое пятно, вспышкой горящее перед глазами. Баки касается его там, где Стиву сейчас хочется больше всего, и все связные мысли просто исчезают из его головы. Стив просто не знает, куда себя деть, а потому отчаянно целует мужчину, буквально вцепляется в его плечи, сжимая в руках футболку, царапает предплечья, просто чтобы хоть как-то удержаться в этой реальности. Хотя Баки и не делает ничего такого — простые прикосновения пальцев и ладони, движения вверх-вниз и ничего больше, — но для Стива, который никогда не знал, каково это бывает, все кажется фейерверком из ощущений. Кажется, что рецепторы просто взбесились, и каждое нервное окончание чувствует все, что происходит вокруг. От любого шороха или постороннего звука по коже бегут мурашки, но больше всего Стиву стыдно не за свою чувствительность, а за те звуки, которые издает его рот, как бы он ни старался заглушить их поцелуями, как бы ни закусывал губу, чтобы ни единого стона не сорвалось с зацелованных губ. Но все равно — срываются. Оседают где-то в тишине комнаты, и Стиву стыдно-стыдно-стыдно и жарко от того, что так звучит он сам. А Баки нравится. Он улыбается, специально доводит Роджерса до исступления, до этих самых развратных стонов одними только прикосновениями своей руки, и Стив ничего не может поделать с собой и со своей реакцией. И — если быть откровенными до конца, — не хочет, потому что так он может хоть немного выплеснуть ту энергию, что сидит в нем, то темное и жаркое, что никак не могло найти выхода раньше. И в определенный момент всего вокруг становится слишком много. Последнее прикосновение становится в чаше наслаждения той самой каплей, после которой все льется за край, наружу, сметая все на своем пути. И Стив чувствует, как волной по телу прокатывается удовольствие, которое оставляет внутри сладкую истому, тянущее внутри чувство удовлетворенности и покалывающее под кожей ощущение разрядки. Он понимает, что вряд ли способен сейчас сдвинуться с места или совершать хоть сколько-нибудь активные действия, но черт возьми, он не может вот так эгоистично повести себя, а потом протягивает руку к Баки, но тот перехватывает ее, ласково отводя от себя. — Хей, Стиви, не торопись, — хрипло смеется он, а после всего на мгновение касается губами запястья Стива. — Мне нужно дать тебе свежую футболку, потому что эта испачкалась. Стив смотрит вниз, видит на ткани белесые разводы, и чувствует, как краснеет еще сильнее. — А эту ты… постираешь? — тихо спрашивает он. — Ну, допустим, не я, а стиральная машинка, — смеется Джеймс. — Стив, успокойся. Ты очень красивый, ты знаешь? Стив закрывает глаза, ладонью касаясь лба, а Баки нежно целует его в макушку, потираясь носом, и этот жест вызывает непривычное томление в груди. И даже когда вечером Стив возвращается домой в футболке Баки, которая ему велика, внутри все еще тепло и спокойно, будто все, что должно быть, встало на свои места. И сейчас Стив счастлив как никогда. И ему просто восхитительно хорошо.