Неправильный

Прыжок, взмах крыльев, боль… Ещё раз. Юра пытается взлететь снова и снова, неизменно падая на землю, сдирая кожу на коленях и руках, вымазывая светлые вещи зеленой травой. Его длинные светлые волосы заплетены в высокий хвост, а перья на крыльях чуть трепещутся в разные стороны из-за легкого ветра. На улице прохладно и свежо, но в то же время светит теплое солнце. Юре нравится. И он пробует снова. Чуть сгибает ноги в коленях и отрывается от земли, невпопад взмахивая крыльями. Плисецкий падает. И поднимается, глядя на кровь на ладонях. Впрочем, раны быстро заживают, и Юра, вытерев руки о черные зауженные джинсы, устремляет взор на светло-голубое небо. Странный выдался денек. Сперва Аминаэль, после тошнотворно милые Кацуки и Виктор, воркующие на кухне так, будто не ссорились вчера и Юра вообще это всё выдумал, а ещё Отабек со своей чрезмерной заботой. Юре семнадцать, ладно? Разберется. Крылья не слушаются от слова «совсем». Взмахи выходят то недостаточно сильными, то резкими, то слишком ранними или поздними. В конечном счете, ничего стоящего: так, жалкие, никчемные попытки взмыть в воздух. Юра не понимает: он не может вспомнить, как летать, или всё ещё боится это делать? Плисецкий молниеносно отметает второй вариант, до боли стискивая руки в кулаки. Одна неудачная попытка сменяется другой, и Юра, вымотанный, садится на траву, придерживая вывихнутую руку и тихо шипя от боли. Спустя несколько долгих минут сильней затягивает резинку на хвосте и зло выдирает пальцами траву, хмуря брови и поджимая бледные губы. — Не переживай так сильно, — говорит Отабек, присаживаясь на корточки рядом с ним и опуская руку на Юркино плечо. Тепло. Обида сдавливает спазмом горло, и Юра вскакивает на ноги, нервно дергая крыльями. Плисецкий знает, что Бека ничего плохого не имел ввиду, что хотел поддержать, но слова, перекрученные в голове, звучат иначе. «Да хорош бояться Юра, что за трус ты такой?» Нет, не так. Бека говорил совсем не так. Но Плисецкий ничего не может с собой поделать, злясь и выдавая едкое:  — Сам разберусь. Юра сердится, проклинает свои страхи и скверный характер, быстро отдаляясь от Отабека. Он знает, что Алтын не зол, не таит обиды и что даже извиняться не придется, но чувствует себя отвратительно: как всегда, сорвался на дорогом человеке. Нервы в последнее время ни к черту. Всё происходит само собой, более​ того, Юра даже не успевает понять, как это случилось. Вмиг земля уходит из-под ног, а крылья раскрываются за спиной, делая мощный взмах, от которого шебуршит трава. Его тут же одолевает страх: твердой поверхности больше нет под ногами. Перед глазами темнеет, дыхание сбивается, а нервные взмахи, которые Юра делает, скорее, бессознательно, всё дальше уносят от земли. И вот Отабек, который совсем недавно был так близко, становится размытой точкой вдали, дом, что казался огромным, кажется крошечным, а леса сливаются в неясном зеленом сумбуре. Плисецкому хочется кричать. Он до крови впивается зубами в руку, глядя вниз с паникой, диким испугом и одной лишь мыслью: «Хочу вернуться». Перед глазами плывет то ли от холодного ветра, то ли от навернувшихся на глазах слез, то ли потому как резко стало дурно, не по себе. Юра жмурится, затем быстро открывает глаза, жадно хватая ртом холодный воздух. Он здесь, в небе… Юрку неожиданно отпускает: он смело вздергивает подбородок, подставляя лицо под несильные, освежающие порывы ветра, с силой взмахивает крыльями, чувствуя, как сквозь них проходят потоки воздуха, и вспоминает что-то родное, смутно знакомое и в то же время далекое, почти что забытое. Вспоминает, что такое летать. Вспоминает это чувство свободы, заполняющее всё внутри. Ведь, когда он жил на небе, только оно и спасало, давая силы подниматься по утрам. А полет был неотъемлемой частью жизни, её смыслом. Жизненная необходимость в земле под ногами исчезает так же быстро, как и страх упасть, вновь сломать крылья и в очередной раз захлебнуться кровью. Юра легко переворачивается в воздухе, складывая крылья за спиной, затем расправляет их, делая взмах. Раскидывает руки в разные стороны, вдыхает воздух полной грудью и широко улыбается. Так вот оно, вот это прекрасное чувство в груди при полете, забытое, но ярко ворвавшееся в жизнь Плисецкого. Чувство, которое он ни за что на свете не перепутает ни с чем другим. Отабек улыбается, глядя на непринужденного, легко и даже беспечно летающего Юру, от вида которого в голове остается только одна мысль: «Прекрасен».

***

Виктор в очередной раз отвечает на звонки тренеров Юры, заявляя, что тот не выходит на связь, потому как решил взять передышку. Якобы его вдохновение уплыло в далекие дали, махнув рукой и торжественно вывесив радужный флаг. Про последнее Барановская не поняла, а Никифоров ехидно усмехнулся. Жизнь идет своим чередом: Юри готовит бесподобные завтраки, обеды и ужины, а Витя не упускает возможности потискать возлюбленного, обнимая и мешая готовить. Мешая, потому как встает то, что не позволяет нормально приготовить еду, и приходится отвлекаться, выключая плиту и отвечая на жадные поцелуи соулмейта, нетерпеливо утягивающего в спальню. Отабек в большинстве своем читает, найдя в доме Вити неплохую библиотеку, а по ночам с полуулыбкой обнимает практически спящего на нем Юрку. Плисецкий же, в свою очередь, дома почти не появляется. Юра летает. Летает целыми днями, возвращаясь только за легким перекусом и водой. Быстро запихивает еду за обе щеки и вновь взмывает в воздух, наслаждаясь превосходными ощущениями и чувствуя себя как рыба в воде. Возвращается темнотой, еле волоча ноги от усталости и поглаживая пальцами чуть подрагивающие от напряжения крылья. Ему нравится это — нравится летать, смотреть на мир с высоты птичьего полета и порой задерживать дыхание от великолепных, открывающихся взору картин. Нравится переворачиваться в воздухе, беззаботно смеясь. Всё это возвращает его в детство, когда он точно также мог летать, когда не было никакой боли в крыльях, никакого падения и даже малейшего намека на него. Плисецкий чувствует себя самым свободным человеком во всём мире. По сравнению с ангелами у него есть безграничные возможности, а люди… Люди не умеют летать. Самолеты, прыжок с парашютом… Нет, совершенно не то. Три дня бесконечных полетов и постоянных улыбок. Юра был счастлив.