Лабиринт

Feainn, 10 (30 июня), 1280; раннее утро Где-то в портовом квартале Новиграда... Темнота. Он открывает глаза и видит перед собой лишь кромешную тьму. Но вскоре кто-то стягивает тканевую повязку с его лица и кошачьи зрачки быстро приспосабливаются к тусклому пламени свечей. Айден слышит, как удаляются шаги чьих-то сапогов, как закрывается тяжелая дверь и посторонние звуки растворяются в тишине. Он пытается пошевелить руками, но те не слушаются: за спиной кандалы неприятно жалят запястья. Одно радует: то ли эффект заклинания оказался не столь долговечным, то ли заботливые похитители излечили его раны, но... Со странным облегчением Айден осознает, что больше не чувствует боли. Кроме кожаных штанов, на нем ничего нет. Ступни уже привыкли к холодному, кое-где посыпанному соломой полу; но остальное тело все еще кусает назойливый холодок. Перед ним стоит массивный дубовый стол, на столе плавятся пару свечей, еле-еле разгоняя полумрак темной комнаты. — Здравствуй, Айден. — Давно не виделись, — фыркнул он в ответ. Напротив него, по другую сторону стола сидела женщина. Он хорошо помнил их первую встречу в смердящем пьяными моряками кабаке. Ему уже был знаком аромат корицы и нарда, легкий, ненавязчивый, ее холодные карие глаза и ухоженные темные локоны, игриво украшенные парой совиных перышек. — Ты наверняка догадываешься, почему ты здесь. — Догадываюсь. — Смотря в ее глаза, ведьмак вдруг почувствовал странное неудобство: было в них что-то чарующее и в то же время весьма неприятное. — Вот только никак не пойму, почему я все еще жив. Что еще тебе нужно? — От мертвого тебя проку мало, — отвечала она спокойным тоном, — к тому же меня интересуют ответы на некоторые вопросы. Ответы, которые ты весьма любезно мне предоставишь, не так ли? — И это все? Никаких пыток, раскаленных прутьев, чар... — Нет. — Она мерно постукивала пальцами по дубовой крышке, в тусклом свете отливало лузурью сапфировое кольцо. — Более того, мы ведь в столице цивилизации, и я не хотела бы поступать с тобой нечестным образом. Потому позволю тебе спрашивать все, что посчитаешь нужным. Если и сам будешь играть по правилам. — Что ж, терять мне все равно нечего. — Твой вопрос первый. — Кто ты и чего добиваешься? — Мое имя Филиппа Эйльхарт. Ты наверняка уже слышал его. — Не припоминаю, — пожал плечами Айден. — Что же до второго, — продолжала она, никак не отреагировав на его шпильку, — скажу лишь, что цели, которые я здесь преследую, наверняка окажутся слишком уж сложными для твоего ума. А посему перейдем к более важным вопросам: зачем Йорвету понадобился артефакт, годами валявшийся в канцлерских закромах? И где он сейчас? — Я не знаю. Подробностями он со мной не делился. — Послушай-ка, ведьмак. Ты испытываешь мое терпение, — прошипела она, и в холодных карих глазах вспыхнуло жгучее недовольство. — Мы оба знаем, что это полная чушь. Неужели ты хочешь, чтобы я заставила тебя говорить другими методами? Он знал, о каких методах шла речь. О магической пытке, об еще одном мучительном заклинании, которое выворачивает сознание наизнанку, пока оно не ослабнет настолько, что все мысли, все воспоминания и даже самые темные секреты можно будет без труда прочесть, словно чернила на листе пергамента. Айдену уже приходилось иметь дело с чародеями, и не раз. Некоторых он убивал, с другими спал, третьи платили ему за диковинные реагенты, за железы мантикоры, глаза беса или грифоньи яйца... Но сейчас все было по-другому. Все эти драгоценные камни, платье из дорогой парчи, темная комната и кандалы, что так натирали запястья, — он не знал, кто стоит за этой женщиной, но было ясно одно: в этот раз ему не удастся просто отшутиться. В этот раз никто не придет за ним. Ни Йорвет, ни Ламберт — они-то наверняка уже были далеко отсюда. И хотя Волк ни за что не бросил бы его в беде — по крайней мере, в это Айден хотел верить, — даже он не сможет дважды отыскать иголку в стоге сена. Разумеется, ему приходилось уже слышать это имя. Филиппа Эйльхарт, кристально аморальна и совершенно безнравственна, когда-то одна из самых почитаемых особ в Северных королевствах, а теперь — одна из самых разыскиваемых. Кроме всего прочего, сильнейшая чародейка — что сравнивало шансы на побег к нулю — и ценительница прелестей слабого пола... Каким бы глубоким ни был вырез ее декольте, ведьмак знал, что соблазнить суровую госпожу не получится. Ему вовсе не обязательно было знать ее истинные намерения: там, куда миледи Эйльхарт совала свой аккуратный носик, непременно смердело, гнило и разлагалось политическими интригами самого мерзкого толка. — Dol Blathanna. Это был приказ из Dol Blathanna, и Йорвет наверняка уже на пути туда. Его отряд провел в Долине три дня, прежде чем выдвинуться к Новиграду. Это все, что я знаю. В ответ она лишь прищурилась, сверля Айдена недоверчивым взглядом. — Долиной Цветов правит Францеска Финдабаир, чародейка и данница Дийкстры, — молвила она уже куда более спокойным тоном. — Йорвет ненавидит магичек, а эта, ко всему прочему, еще и подписала ему смертный приговор. Очередная небылица? — К сожалению, меня не пригласили во дворец для личной аудиенции с Маргариткой и Йорвет мне о своих намерениях не докладывал. Можешь рыться у меня в голове, сколько пожелаешь, да вот только ничего ты там не найдешь. — Айден подался вперед, наклоняясь ближе к тлеющим свечам. — А лучше расскажи мне, ради чего пресловутая Филиппа Эйльхарт прозябает в новиградских трущобах. Гоняется за кучкой белок из-за простой безделушки? Что это за артефакт, что в нем такого особенного? — Я не знаю. — Так-так, чародейка, а ведь правила для всех одинаковы. Тень улыбки коснулась уголков ее губ. — В мои руки совершенно случайно угодил древний эльфский манускрипт. Отчаявшийся книжник в Оксенфурте даже не подозревал, насколько ценную вещь он пытается впарить первому же прохожему за пару крон. — Она подалась ему навстречу, и вскоре их лица оказались совсем уж близко друг к другу; под ее пальцами старинный пергамент покрывали непонятные письмена и рисунки. — До сих пор я ни разу не встречалась с этим вариантом Старшей Речи, но мне все-таки удалось выяснить, что артефакт, о котором здесь говорится, оказался в руках реданской экспедиции в Лок Муинне пять лет назад. А затем попал в сокровищницу Дийкстры, где по глупости и незнанию о нем благополучно забыли. Я надеялась на зеркало Хартманна или Нехалены, возможно, старинный прототип мегаскопа, но... — Зачем ты мне все это рассказываешь? — прервал он ее. Айден вдруг занервничал. И хоть на то не было никакой видимой причины, он внятно ощущал беспокойство, чувствовал, что что-то не так. Он не до конца понимал, что именно, пока Филиппа не пододвинула в его сторону небольшую стопку пергамента, пока ее пальцы не принялись раскладывать перед ним ордеры на арест, доклады городской стражи и сведения из герцогской канцелярии. Был среди них и контракт... На его голову. Контракт, подписанный и скрепленный печатью наместника Элландера. Контракт, по которому был выполнен и щедро вознагражден заказ на убийство. — Меня не столько интересует судьба артефакта — он может оказаться простой безделушкой, или чем-то куда более зловещим. Так или иначе, вина за то, как он будет использован, всецело лежит на твоих плечах, ведьмак. Кот почувствовал, как невольно его дыхание сбивается, а спину жалит неприятный холодок. — Но что мне действительно интересно, — продолжала она, — как так вышло, что мутант, насоливший герцогу и убитый его головорезами, сейчас сидит передо мной живее всех живых? Зачем ты на самом деле вернулся, Айден? Зачем ты ограбил сокровищницу Дийкстры? Или для кого... Что-то мне подсказывает, что точно уж не для Йорвета. — Ты ошибаешься, — ответил он голосом, наигранно спокойным; голосом котенка, что пытается строить из себя рысь. — Я не нарочно завалил тот контракт, я сделал все возможное, но герцог был вне себя от горя. Он нанял Таулера и его дружков, чтобы разобраться со мной, и они бы это сделали, если б не Йорвет. Его отряд оказался поблизости, они спасли меня... Я всего лишь возвращаю ему то, что должен. Она молчала, смотрела на него хищными глазами и выжидала. Выжидала, когда же он наконец сломается и откроет ей всю правду. В напряженной тишине Айден слышал, как колотится в груди его сердце, как руки начинают трястись от страха. Он не до конца еще осознавал, кого именно он боялся... Филиппы Эйльхарт или правды. — Чушь, — она покачала головой. — Ведь ты и вправду тогда не снял проклятие с герцогской дочки. Не удивлюсь, если кто-то просто заплатил тебе вдвое больше за то, чтобы девчушка сдохла в мучениях. — Хватит... — Ведь Таулер и его свора действительно тебя прикончили, вогнали тебе стрелу в левый глаз. Они забрали твои мечи и вернули их герцогу в качестве доказательства. Или, по-твоему, все эти документы лгут? Более того, в Элландере никогда не было скоя'таэльских банд, а тем более, Йорвета. Я могла бы ошибаться, если бы не знала наверняка, что как раз в тот самое время, 23 Imbaelk, 1270, его бандиты сожгли деревушку в окрестностях Ард Каррайга. Не далековато ли? — Это все — ошибка, это не может быть правдой, — пробормотал Айден, из последних сил отрицая очевидное. — Ты лжешь. Он взглянул на нее и уже не смог отвести глаз. Вдруг стало холодно и жарко одновременно, темнота подземелья закружилась в стремительном водовороте, взорвалась красками воспоминаний. Мелькали тут и там отдаленно знакомые лица и очертания, сонмом в уши ударили десятки чьих-то настойчивых голосов. Тело то пронизывало острой болью, то сковывало параличом, то поднимало на пик наслаждения, лишь чтобы в следующее же мгновение сбросить обратно в пропасть. Единственной константой среди всего этого хаоса была фигура чародейки: гордая и сосредоточенная, она всегда находилась чуть поодаль, будто наблюдала за спектаклем из укрытой балдахинами ложи. Смотреть на нее было больно. Алая парча ее платья ударяла в глаза кровавыми потеками, и Айден с ужасом осознал, что это могла быть его собственная кровь. В ее глазах лазурное пламя бушевало, подпитываемое сполохами магической энергии. Когда последние остатки его воли уступили под напором ее чар, вдруг сделалось стыдно, неловко. Как будто его раздели догола и выставили на Новиградской площади прикованного к позорному столбу, на потеху толпе. И с каждой секундой, пока вокруг его самые сокровенные секреты проявлялись, словно невидимые чернила, Айден чувствовал, как медленно, но верно сходит с ума. Теряет рассудок, проваливается в бездонную пучину забвения... И вдруг все замерло. Люди, голоса, воспоминания, его мысли и эмоции будто бы напоролись на глухую стену. Стало темно, неестественно темно, и лицо чародейки внезапно исказила гримаса боли. Она стиснула зубы, но не смогла сдержать крика. И хотя заклинание тотчас же утратило свою силу, Айден слышал, как кричит вместе с ней. Опомнился он, до крови раздирая кожу под ногтями, царапая дубовую крышку от дикой боли, что пронзила всю его руку от запястья и до самого плеча. На полу обломки оплавившихся кандалов все еще дымились, а в обгоревшей коже кипело, словно раскаленная лава, огненное клеймо. — Ты либо слишком смел, либо слишком глуп. Хотя в сущности своей это одно и то же. — На моем месте ты сделала бы то же самое... — прошипел Айден. С каждой секундой огненная метка на его запястье становилась все тусклее, оставляя лишь едкое пощипывание. Ведьмак все же нашел в себе силы поднять голову, скрипя зубами, встретиться со взглядом чародейки. Та уперла руки в крышку стола, нависая над ним, словно дракон, что готовится растерзать свою жертву. — Ошибаешься. Я бы никогда не оказалась на твоем месте. — Холодное презрение кипело в ее глазах. — Столько людей уже погибло из-за твоей маленькой сделки, а сколько еще погибнет... Но тебе наплевать, не так ли? Тебя не волнует ничья судьба, кроме твоей собственной. Потому что ты ненавидишь их всех. Словно бешеный пес, над которым с самого рождения издевались, пинали ногами. Его дыхание сбилось, а пальцы невольно сжимались в кулаки. — Но ты, верное, знаешь, как поступают с бешеными собаками? — продолжала она без капли жалости. — Им нет места в этом мире, Айден. Как и тебе нет места среди скоя'таэлей, ведь они бросили тебя умирать. Никто не придет за тобой, ведьмак. Ни они, ни даже твой идиот Ламберт. Он уже перетрахал добрую половину Новиграда. Думаю, ему не составит большого труда забыть о тебе и с таким же успехом перетрахать другую. — Заткни свой поганый рот, сука! — взревел Айден. Он вскочил на ноги, молниеносным движением опрокинул массивный стол. Раздался грохот, свечи потухли, погребенные под грудой дерева, и в комнате вдруг стало совсем темно. Ведьмак тяжело дышал, его зрачки быстро привыкали к кромешному мраку, его слух уже улавливал топот сапогов, что все приближался откуда-то сзади. Он знал, что сопротивляться бесполезно. — Как я и сказала, бешеный пес. — Прежде чем он успел обернуться, кто-то с силой ударил его по ногам, заставил упасть на колени. — Но ты не бойся, мы избавим тебя от страданий. Нужно лишь чуточку потерпеть. Вслед за глухим ударом в затылок в глазах потемнело. Ведьмак потерял сознание.