Лабиринт

Feainn, 10 (30 июня), 1280; полдень Палата Тайного совета Ее Величества Адды Реданской Благодаря высоким незашторенным окнам, в комнате пребывало обильное количество света. Солнечные лучи падали на колонны из розового мрамора, державшие расписанный аллегориями сводчатый потолок. Под ним на стенах, обитых шпоном из красного дерева, красовались гербовые щиты: лилии, разноцветные полосы, единороги, львы и короны; и конечно же, величественный Белый Орел, висевший прямо над входом в зал, что «стерегли» пара до блеска отполированных рыцарских доспехов. Адда ненавидела эту комнату. Комнату, где заседал Тайный совет, «совещательный» орган, призванный всячески помогать ей в управлении королевством. На деле же — еще одна марионетка Дийкстры. Сегодня она сделала выбор в пользу броского алого платья с не менее броским вырезом. Обнаженные плечи королевы укрывала накидка из меха горностая — символ ее амбиций, которые, хоть и не могли претвориться в жизнь, но формально уважались в Редании всеми и каждым. Включая канцлера. И всех прочих, кто сейчас сидел за прямоугольным столом в центре зала: граф Оверштольц, начальник разведки, Кардуин из Лан Эксетера, представлявший при ее дворе Совет и Капитул, и жирная, бесформенная туша, облаченная в белоснежные одеяния с багрово-золотыми вставками — Пий V по кличке «Боров», иерарх церкви Вечного огня; одно из кресел пустовало. Другая на ее месте, возможно, чувствовала бы себя неловко в присутствии этой своры напыщенных женоненавистников, но только не Адда. Пока ее огненно-рыжие локоны ютились под тяжестью самой значимой короны на Севере, вдове короля, за дело прозванного Свирепым, нечего было бояться. — Как мы и предполагали, — провозглашал Дийкстра, — пожар явился следствием инцидента в пороховом погребе, и, хотя здание старой ратуши, включая близлежащие постройки, среди которых — к моему величайшему сожалению — оказался и банк достопочтенного господина Вивальди... Адда рассматривала изумруды в своих перстнях, делая вид, что государственные дела ее несказанно утомляют. В центре города не было ни одного порохового погреба. — Хотя ущерб, нанесенный старой ратуше и близлежащим постройкам, поистине огромен, большую часть квартала все же удалось спасти. Во многом благодаря помощи наших друзей из Ордена. — Канцлер указал мясистой рукой на Кардуина, и тот выразительно, учтиво кивнул. — Что же касается инцидента, произошедшего в море неподалеку от города, то мои агенты докладывают, что три скеллигских драккара атаковали одно из наших торговых судов, но были потоплены кораблями королевского флота. Как я и говорил, Вам не о чем беспокоиться, Ваше Величество. Драккары Скеллиге уже долгие годы не появлялись у берегов Новиграда. И ни один капитан в своем уме не стал бы отправляться в плавание в столь поздний час. Но Адда хорошо усвоила главное правило этой игры: она была лилией. А лилии цветут и будоражат фантазию поэтов. Но не управляют королевствами. — Прошу меня простить, — бросила она, вставая; за ней все члены совета вынуждены были тотчас же подняться со своих мест. — Я не очень хорошо себя чувствую. — Разумеется, Ваше Величество. Позвольте мне позвать слуг. — Не стоит. Я в состоянии дойти до моих покоев самостоятельно. Благодарю за заботу, канцлер. Дийкстра поклонился настолько низко, насколько ему позволяло телосложение. Граф и Кардуин последовали его примеру, а иерарх лишь склонил голову по причине того, что был он не то слишком нагл, не то попросту слишком толст, чтобы следовать протоколу. Адда дернула за позолоченные ручки, распахивая дверь. Перед ней залитый солнечным светом коридор тянулся через несколько комнат и кончался в просторной библиотеке. Стоило шагам королевы утихнуть вдалеке, как лицо Дийкстры изменилось до неузнаваемости. — Молитесь богам, чтобы у вас для меня были хорошие новости, — молвил он холодным, как лед, голосом; доставая из кармана шелковый платочек, которым обычно вытирал свой обильно потевший лоб. — Разумеется, Ваша Светлость, — заулыбался Оверштольц, высокий стройный мужчина с носом как у коршуна и такими же хищными глазами. — Всего полчаса назад до меня дошли новости о том, что, как мы и полагали, маршал Калленберг разбил силы повстанцев в решающем сражении. Изуродованный труп Белого Единорога наутро нашли в придорожной канаве, а взятых в плен мятежников прилюдно казнили в Ард Каррайге. Черный Единорог отрекся от всех притязаний на каэдвенский престол взамен на восстановление его в титуле графа Бан Ардского. Оставшиеся в Каэдвене войска наведут порядок, а маршал с его армией, как вы и приказывали, уже спешит обратно в Новиград. Полагаю, на этом мятеж можно объявить подавленным, а вас — поздравить с блестящей победой. Дийкстра уселся обратно в кресло, облегченно вздохнул, откидываясь спиной на мягкую ткань. Его кулак опустился на подлокотник в виде орлиной морды. — Это победа не только над мятежом, но и над всеми, кто смеет сомневаться в моей компетентности. Что ж, одной проблемой меньше. Как продвигается дело с заговорщиками? — Прежде чем Детмольд отправился на тот свет, — граф поморщился, — он успел нарыть достаточно грязи, чтобы мы наконец вычислили предателей. Мы даже знаем расположение их тайного логова, здесь, в Новиграде. Но есть еще кое-что. Оверштольц покосился на чародея в кафтане из багровой парчи. Тот без лишних слов достал из-за пазухи крохотный футляр. Кардуин пододвинул шкатулку поближе к канцлеру, и тот, внимательно слушая, открыл декорированную витиеватым узором крышку. — Я сделал то, о чем вы меня просили, Ваша Светлость, и обнаружил, что хорошо знакомая нам обоим особа действительно сейчас пребывает в Новиграде. Более того, пребывает эта особа как раз в том месте, кое заговорщики избрали своим главным штабом. В портовом квартале. Именно там, как выяснили королевские агенты, некоторое время назад пираты и недобитки из бывших городских банд объединились в группировку, прозванную — в преступных кругах и среди простого люда — Тенями Прилива. На дне шкатулки перед канцлером лежало на вид самое обычное перо. Белоснежное, с черными вкраплениями, как у полярных сов. Дийкстра перехватил его пальцами у основания, поднес ближе к лицу. — Надо же, моя дорогая Филь решила наконец наведаться к нам в гости, — он презрительно скривил губы, не сводя глаз со своего «трофея». — Думает собрать весь мусор, что точит зубы на процветающую империю, которую Я построил на руинах ее лживых происков. Посадить на трон полоумного королька да помыкать им, как марионеткой. Думает снова загнать нас всех в темный век, чтобы мы ползали на коленях да пресмыкались перед горсткой шлюх. — Если прикажете, мои люди схватят ее и ее приспешников, — молвил Оверштольц. — Провернем все быстро и без лишнего шума, и дело с концом. — Нет уж. — Дийкстра покачал головой, небрежно бросив перо обратно в футляр, захлопнув крышку. — Она слишком опасна. Прикажи убить чародейку, а в качестве доказательства доставить мне ее голову. — При всем уважении, канцлер, — Кардуин сделал паузу, чтобы подобрать более деликатные слова, — Филиппа Эйльхарт — магичка, а значит, находится под юрисдикцией Совета и Капитула... — В первую очередь она изменница и только потом магичка, — отрезал Сигизмунд. Он встал, подошел к окну. Поморщился от яркого света, что бил в глаза, прикрылся рукой. За толстым слоем камня и ковирским стеклом, обрамленным алой драпировкой, его взгляд упал на крепостные стены, на крохотные лодочки и нагруженные товарами баржи, что мельтешили в городских каналах. Среди остроконечных башен, крыш, выложенных красной черепицей, и величественных фасадов тысячи «букашек» заполняли улицы. Ряды складских помещений и офисов теснились вокруг гавани с ее частоколом корабельных мачт. — И все же смерть Эйльхарт не станет для нас панацеей. Я хочу, чтобы одновременно с твоей операцией, Оверштольц, корпус конных гвардейцев совершил рейд в портовый квартал. Хочу, чтобы они сожгли каждый гадюшник, каждый притон, выкурили всю эту разбойничью гниль на грязные улицы, казнили всех и каждого. Заговорщиков пусть ждет та же судьба, что и чародейку, никто из них не должен выбраться из города живым. Повисла давящая тишина. — Нечестивцы будут низвергнуты священным огнем, и сами Боги захлопнут пред ними врата лучшего мира. Иерарх сложил перед собой руки в немой молитве. Не сдержавшись, Кардуин фыркнул от отвращения. <...> Адда медленно, без лишнего шума сделала шаг назад. Затем еще один, и еще, до тех пор, пока она не оказалась достаточно далеко от неплотно прикрытой двери. Осторожно ступая по мраморным плитам, она наконец добралась до комнаты в конце коридора. Этот зал был построен в эльфском стиле из уцелевших элементов внутреннего декора Aen Seidhe. Портал камина вместо привычных изображений геральдического орла был украшен фигурами змей и цветочными мотивами. По кругу от него шли книжные шкафы; в них — педантично расставленные фолианты, сборники поэзии и прочие жемчужины королевской библиотеки. Лестница с узорчатой балюстрадой вела на второй этаж. Люстры, отлитые из чистого серебра, нависали над ней так низко, что, проходя мимо, их можно было коснуться рукой. Адда подобрала полы своего платья, поднялась на верхнюю галерею, прошла мимо стен, обитых панно из тисненой золоченой кожи. Стоило ей нащупать в углу хорошо спрятанный рычажок, что-то щелкнуло и в стене тут же открылась потайная дверь. В ноздри ударил сладкий запах белых лилий — ее любимых, — и женщина наконец вздохнула с облегчением. Она была в безопасности. — Ты снова подслушивала канцлера? — спросил ее тонкий, девичий голос; такой мог быть только у ребенка. — Верно, — кивнула она, опираясь спиной на дверь позади, мягко нажимая пальцами обеих рук на гладкое дерево, чтобы снова услышать заветный щелчок. — Ты бледная, словно труп. — Не волнуйся, моя лилия, все в порядке. Правда. На миниатюрном табурете у выхода на балкон сидела девочка на вид лет десяти, не больше. Природа наделила ее аккуратным, миловидным личиком и пышными кудрями, темно-золотыми, словно листья поздней осенью. На ней было платье из нежно-голубого атласа с кружевами, а к рукам ластился белоснежный кролик. Девочка гладила его по мордочке, смотря на Адду своими выразительными, чистыми глазами. — Неправда, вовсе не в порядке, — возразила она со всей серьезностью. — Ночью пожар был, страшный, сгорел почти весь квартал. Я так больше и не уснула с тех пор, как услышала крики. — Верно, — коротко ответила ей Адда, затем вздохнула и наконец подошла поближе. — Знаешь, порой мне кажется, что с каждым месяцем становится все хуже и хуже. Все будто распадается на части... Она взяла девочку за руку, и та почти сразу же сжала свои маленькие пальчики на ее мягкой коже. Кролик соскочил на ковер, когда-то подаренный королевской семье послами из далекого Офира. Они вместе вышли на балкон, венчавший галерею, что квадратом обступала уютный садик — почти такой же, какой когда-то был у Адды в Вызиме. Внизу фигурно остриженные кусты прятались под пышными кронами пары деревьев. Вымощенные плиткой дорожки вели к фонтану в виде танцующего фавна, а прямо напротив балкона, овитая плющом, красовалась роза изящного портала. Королева встала позади девочки и зарылась зубьями золотого гребня в ее непослушные волосы. — Ничего не распадается на части, пока мы не скажем, что оно так и есть, — молвила Адда, наблюдая за тем, как игриво порхали с ветки на ветку желтоперые корольки. — Для того и существует монархия. Вся это роскошь, до мелочей продуманные ритуалы и церемонии, эта иллюзия божественной воли, что мы воплощаем. Мы существуем, чтобы заделывать трещины, которые политиканы вроде Дийкстры создают, неизбежно допуская ошибки. Пока на троне наша династия, народ знает, что Боги их не оставили, что всегда будет кто-то, кто воплотит в жизнь этот недостижимый для них идеал. — Поэтому мы сегодня должны говорить на главной площади? — Именно поэтому. Они любят тебя Анаис. Ты — Белая Лилия, единственная, кто остался в живых, из потомков великих королей Севера. Людям будет достаточно лишь одного твоего слова и они быстро позабудут обо всех невзгодах. А дальше все в руках канцлера. — Ее лицо вдруг приобрело выражение крайней задумчивости, что вскоре сменилась хмуростью. — Если, конечно, он сумеет удержать власть. — Что это значит? — Девочка повернула голову, настороженная серьезностью в голосе Адды. — Послушай меня, Анаис, — прошептала королева; она опустилась на колени, заставив ребенка повернуться к ней лицом. — Надвигается что-то страшное. Я не знаю, что произойдет в следующие дни, но ты должна быть готова. Во взгляде Анаис сейчас читался испуг, но Адда знала: ее сводная сестра, несмотря на столь ранний возраст, была намного сильнее, намного храбрее, чем могло бы показаться со стороны. За гладью ее голубых очей таилось мужество, достойное их почившего отца, — Фольтеста. Правителя, что однажды держал в страхе все Северные королевства. — Я буду готова, — закивала она, скорее чтобы успокоить сестру; на покрасневших щеках королевы уже проступали кристальные бусинки слез. — Запомни, Анаис: мы лилии. Лилии, окруженные змеями. Они ползают вокруг нас, щерят свои клыки, они ненавидят нас. Потому что мы так прекрасны, потому что любимы народом. Народом, который скорее будет жить в нищете и тирании, чем посадит лилию на трон королевства. Поэтому ты должна ждать, ждать своего прекрасного принца. Принца, который сумеет разогнать этих аспидов и наденет корону, чтобы защищать твою честь и править народом, что так любит тебя. Но помни: за каждым таким принцем должна стоять сильная королева. Только так ты обеспечишь себе светлое будущее. Только так ты исполнишь волю нашего отца, который мечтал в один прекрасный день узреть темерские лилии на штандартах объединенного Севера. Только так мы сможем одолеть их, сестра... — Я запомню это, клянусь. — Она не плакала, и голос ее уже не дрожал. — Хорошо, — кивнула Адда, утирая слезы. — Ты уже давно не одевала свой кулон, тот самый, с сапфиром. — Ах да, наверное, потеряла его где-то в спальне, — улыбнулась королева, поглаживая девочку по щеке. — Прикажу слугам, чтобы все хорошенько обыскали. <...> Feainn, 10 (30 июня), 1280; полдень Велен, березовая роща неподалеку от деревни Подлесье... Небо затянуло темными тучами; на траве, среди маргариток и нежно-сиреневых колокольчиков, валялась ведьмачья куртка. Дождь, что всего пару минут назад безобидно моросил, становился все сильнее, пока наконец не перерос в ливень. Ламберт чувствовал, как вымокшая рубаха липнет к его телу, как капли влаги скатываются под рукава, стоит ему чуть поднять руку, чтобы коснуться чужой щеки. Он сжал пальцы на горле эльфа, впился в его губы хищным поцелуем. Дело было не только в желании Хейндриана, ведьмак и сам хотел этого. Впервые за последние дни он перестал думать об Айдене, хотя бы на мгновение, и это облегчение было столь же сладким, сколь и постыдным. Волк спешно распустил пояс, что стягивал расшитый белыми розами гамбезон, вздрогнул, когда холодные, мокрые руки скоя'таэля проникли под его рубаху. Хейндриан медленно провел ладонями по мускулистому торсу, и ведьмак позволил эльфу раздевать себя. Насквозь промокшая ткань нехотя поддалась — вскоре Ламберт уже прижимал любовника к своей обнаженной груди. Это был теплый дождь, какой обычно и бывает летом; когда тело наконец привыкло к обилию влаги, Волк почувствовал, как расслабляются его напряженные мышцы. Хейндриан вел себя все более настойчиво, жадно целовал его губы, языком проникая в рот. Он быстро разделался с ремнем, дернул за шнуровку. Тогда Ламберт играючи отстранил его от себя. Глаза ведьмака встретились с красивыми серыми глазами эльфа, и Волк усмехнулся, ощущая в них уверенность, которой и Айден бы позавидовал в свои самые похотливые дни. Вдруг пальцы скоя'таэля сжались вокруг его налитого кровью члена и, до боли оттягивая крайнюю плоть, заставили Волка нетерпеливо толкнуться бедрами навстречу чужой руке. Ламберт не мог больше медлить: слишком уж соблазнительным был сейчас для него этот эльф. Слишком уж много напряжения скопилось в его мошонке за последние дни, и ведьмак жаждал поскорее выплеснуть его наружу. В буквальном смысле. Он без церемоний заставил Хейндриана повернуться к нему спиной. Толкнул к ближайшему дереву, прежде чем навалиться сзади, стягивая штаны. Бесстыже лапая твердые ягодицы, Волк прильнул губами к его шее, стал целовать, пока пальцы, обильно смоченные слюной, уже проникали в горячее лоно. Ламберт спешно смазывал его, кусая губы от нетерпения и с наслаждением вслушиваясь в отрывистое дыхание своего нового любовника. Наконец он подался вперед, обнял эльфа, прижимая разгоряченное тело к своему собственному. Головка его твердого члена уперлась в дырочку и в следующую же секунду проникла внутрь. Волк шумно выдохнул, чувствуя, как твердый орган растягивает тугое лоно; Хейндриан не сдержался, тихо застонал, пальцами вцепившись в мокрую кору. Рука Ламберта спустилась вниз, легла на бедро скоя'таэля, вынуждая того чуть приподнять ногу, чтобы было легче двигаться, — ведьмак стал набирать темп. С каждым толчком его член проникал все глубже, и эльф стискивал зубы от боли. Боли, за которой неизбежно подступало удовольствие; оно разливалось по всему телу, заставляя кусать губы, выгибаться, наслаждаясь тем, как сильные руки Волка оглаживают его мускулы. Поначалу Ламберт сдерживал себя, давал скоя'таэлю подстроиться под новый темп, привыкнуть к внушительным размерам ведьмачьего достоинства. Но волей похоти и инстинкта брюнет едва ли смог долго сопротивляться животной страсти: скрипя зубами, он уже вгонял свой член в задницу эльфа так глубоко, как только мог; и сквозь собственные стоны Хейндриан слышал, как ведьмак сдавленно выдыхает в его ухо каждый раз, когда их тела со звучным шлепком прижимаются друг к другу. Тяжелые капли хлестали по обнаженной коже, и все вокруг затянула мутная пелена дождя. В воздухе пахло сыростью, душистыми лесными цветами... И сексом. Ламберт отпустил скоя'таэля, чуть отстранился, с упоением наблюдая за тем, как его жилистый член ритмично вбивается в тугое колечко мышц, как с каждым толчком тело партнера отвечает ему сладкой дрожью. Возбуждение приливало к паху кипящей волной, и, чем дальше, тем тяжелее дышал ведьмак, уже не сдерживая свои грубые стоны. Мокрые волосы Хейндриана беспорядочно липли к его спине; Волк зарылся пальцами в темные пряди, вновь притянул эльфа к себе. Скоя'таэль вцепился в руку, что стальной хваткой душила его горло, и звучно застонал, когда Ламберт с остервенением шлепнул его по заднице. — Айден... — прошептал ведьмак, чувствуя, как тело эльфа содрогается в его объятиях. Хейндриан захрипел, жадно хватая ртом воздух. Его пальцы на чужой руке ослабли, и Волк вымученно улыбнулся: вязкая, густая сперма стекала вниз по стволу эльфского члена. Напряжение все нарастало, оно уже переливалось через край. Тогда, сделав пару особенно резких толчков, Ламберт стиснул зубы. Он с трудом сумел удержаться на ногах, ощущая, как растет слабость в коленях, как его собственный член пульсирует, прежде чем заполнить лоно скоя'таэля обилием горячего семени. Тяжело дыша, ведьмак уткнулся носом в плечо эльфа, нежно поцеловал. Тот не говорил ни слова, но до сих пор сжимал пальцы на руке брюнета, будто бы боялся, что он уйдет раньше времени. Волк позволил своему все еще твердому органу выскользнуть наружу, и оба они шумно выдохнули. Сладкая истома растекалась внутри, и все же Ламберт упрямо противился, не желал поддаваться ей. Он отнял руку, легко оттолкнул эльфа; сделав пару шагов назад, ведьмак огляделся по сторонам, после чего принялся собирать свои вещи. — Неплохо для Dh'oine, vatt'ghern, — Хейндриан усмехнулся; он нарочно дразнил Волка, хотя они оба знали, что как минимум до конца дня остроухий явно не сможет ходить без боли в заднице. Дождь постепенно утихал, а среди угрюмых темно-серых туч то и дело поигрывали проблески серебра и чистой лазури. Где-то там, за бесконечными кронами веленских чащоб все еще слышались раскаты грома, но буря была уже далеко. — Не благодари, бельчонок, — бросил Ламберт, зашнуровывая штаны. — Ты уж прости, но ласковых словечек и букетика полевых сорняков ждать от меня бесполезно. Он надел куртку, закрепил за спиной мечи в ножнах. В траве ведьмак вдруг заметил древко изящного тисового лука, украшенное золотистым узором. Поддел его носком сапога и одним резким движением подбросил в сторону эльфа. Скоя'таэль, все еще голый, вовремя среагировал и без труда словил оружие. При этом недовольно глянув на Ламберта. — Тебя трахнули, — голос Волка снова стал холодным, даже немного угрожающим, — Я выполнил свою часть сделки, так что теперь твоя очередь. И даже не думай улизнуть, я совсем не в настроении для шуток. <...> Feainn, 10 (30 июня), 1280; вечер Велен, лагерь скоя'таэлей неподалеку от Горс Велена... — Отгадай загадку. Что это такое - маленькое, зеленое, в кустах сидит. А потом как перед телегой прыгнет! — Скоя’таэль в засаде? — Вообще-то жаба, но ты лучше придумал. Трое краснолюдов сидели вокруг костра, над которым на вертеле жарилась заячья тушка. Один из них, с уродливым шрамом почти через все лицо, точил лезвие своего топора; остальные, в испачканных грязью рубахах, хлебали самогон и делились шутками весьма сомнительного толка. То и дело кто-то из карликов мог промазать, и тогда огненная вода обильными ручейками стекала по пышной, завязанной в косички бороде. Соорудив из дна бочки импровизированную мишень, еще пару скоя'таэлей упражнялись в меткости. Чемпионкой, судя по всему, была неприятная на вид эльфка с гладко выбритыми висками и ожерельем из чего-то, что издали напоминало человеческие уши. Кто-то играл в кости; там, где от крепостных стен на берегу почти ничего уже не осталось, два эльфа вертелись в пируэтах и выпадах, дребезжа сталью клинков. Скоя'таэль в бордовом шапероне и с луком за спиной взбирался на вершину полуразрушенной башни. Уже давно стемнело. В небе одна за другой зажигались звезды, причудливыми узорами горели контуры созвездий. Ламберт вертел в руке ту самую «безделушку», что досталась ему от Кейры. На металлической поверхности ксеновокса поигрывали тусклые отблески пламени костров. Ведьмак сомневался, стоит ли впутывать во все это чародейку: ведь, в конце концов, именно она могла стоять за действиями Аларика и его своры. С другой стороны, портал едва ли оставили бы без защиты. Защиты, с которой не сможет справиться ни он, ни эльфские знахарки — если Йорвет вообще согласиться помочь, — ни кто-либо еще в этом богами забытом месте. Чуть поодаль полог, закрывавший вход в шатер Йорвета, дрогнул, затем уступил дорогу высокой фигуре. Вскоре голос Хейндриана прервал размышления Волка. — Йорвет не станет возвращаться в Новиград, — вывалил он сразу и без прикрас; Ламберт раздраженно выдохнул сквозь стиснутые зубы. — Но он согласен помочь. — Чем, молитвами? Свечку за меня поставит? — озлобленно поинтересовался ведьмак. — Я знаю, где находится Лорнрук. Мы перебьем бандитов, охраняющих башню, и тогда Йорвет продолжит свой путь на запад. Но тех, кто согласится отправиться с тобой обратно в Новиград, он принуждать не станет. — Великолепно, — фыркнул Ламберт, — я уже вижу толпы добровольцев. Он не стал дальше слушать, резко развернулся и зашагал к выходу из лагеря. — Слушай сюда, королева драмы, — путь ему преградила чья-то низенькая и кряжистая фигура с добротной секирой наперевес, — Хочешь сдохнуть — вали сдохни. Хочешь спасти своего блондинчика — тогда хватит закатывать истерики, и пора бы уже включить мозг: я подсоблю, ибо руки чешутся раскроить кому-нибудь череп; прекрасный принц вон там при виде тебя течет, как сука, так что долго его уговаривать не придется. Остается твоя подружка, циркачка-профурсетка, и эта надоедливая низушка... Как ее там? Бинси-Шминси, все равно будто сорт капусты. Если, конечно, ее кто-нибудь расколдует... Хотя я бы не советовал, но, как говорится, решать барину. А коли уж у тебя в одном месте сверлит, то милости просим: продолжай играть героя и бросаться на амбразуру. Ингварр упер свою секиру лезвием в землю и с вызовом кивнул ведьмаку, мол, че решаем? Отчаянный вздох раздался откуда-то позади: Хейндриан прикрыл лицо ладонью. — Я в деле, — воодушевленно заявила Ласочка, внезапно появившаяся невесть откуда. — Где угодно, только бы не здесь. От этого места у меня мурашки по коже. Ламберт поморщился, пытаясь перебороть свою гордость. — Что ж, хуже уже все равно не будет...