***
— Неужели это — единственный путь? — лепетал Тося сквозь рыдания, в горячем кольце рук возлюбленного. — Я… Я не хочу так… Астас обнимал своего человечка крепко-крепко, и нежно снова и снова целовал в заплаканные опухшие глаза. — Ну, чего ты, глупышка? — повторял, пытаясь улыбаться. — Не бойся. Память потом возвращается полностью, клянусь! У Ильвэ спроси, Ильв подтвердит! Тося вздыхал, шмыгал носом и дрожал мелким трясом. — Точно? — шептал, давясь всхлипами. — Точно, — уверял Астас. Мужчина пытался напоить впавшего в полнейшую истерику любимого вином, но Тося не желал, да и не мог глотать, лишь стучал о стекло стакана зубами. Вино проливалось и текло по его губам и подбородку, мочило без толку футболку. Принц с удовольствием оглушил бы человечка и отнес к алтарю на плече, но, вот незадача, для ритуала требовалось согласие обращаемого, потому и мучился уже битый час, уговаривал… — Тосенька, — ворковал, сам близкий к тому, чтобы взвыть, — Тошка… Сердечко мое… Ну, пожалуйста, решайся… А Антон продолжал упираться. — Нет, — бормотал, отпихиваясь выставленными локтишками. — Нет… …И ведь осознавал: никуда не денется, сдастся рано или поздно… Подшагнувший Ильвэн мягко коснулся висков мальчишки подушечками пальцев, и Астас кожей ощутил короткую магическую вспышку. — Ах-х, — выдохнул человечек, и обмяк, расслабляясь. Его взгляд поплыл и стал совершенно нетрезвым, расфокусировался. Принц едва успел подхватить оседающее сокровище. — Ты! — рыкнул с угрозой, резко поворачиваясь корпусом к бывшему любовнику. — Ты… чего сотворил, идиот?! Блондин поспешно отступил, кривя губы. — Ничего особенного, и не ори на меня, — пояснил он негромко, очень печально и с сдержанным достоинством. — Просто убрал страх. Меня когда-то Март учил, вот и пригодилось. Твоему Тосе теперь море по колено, бери его в охапку и пошли уже, полночь скоро. Подтверждая слова будущего дающего, Антон обвил руками шею Астаса и прильнул, щекой к щеке. — Я так тебя люблю, Стасик, — выдал он неверным, заплетающимся языком. — Так люблю… Принц перехватил поудобней тянущееся за лаской вкусно пахнущее чудо, собирая у груди. — Куда ты меня тащишь? — пьяно возмутился человечек, и взбрыкнул в воздухе босыми пятками, теряя тапочки. — К нашему счастью, малыш, — честно ответил Астас. — На ритуал обращения. Пора. Тося мутно сиял снизу, зрачки в зрачки. — Да, — сказал. — С тобой. Только… — Он поразмыслил, шевеля светлыми бровками, и закончил, твердо и без колебаний, — без всяких «только», Стасик. Ты не обманешь. Согласился. Ура? Да!!! Астас поцеловал предложенные яркие податливые юные губы, и понес человечка навстречу судьбе.***
Подземный зал освещали десятки зажженных свечей. Их пламя колыхалось на сквозняке, мерцало, отбрасывая до потолка-свода неверные вытянутые тени. Астас вшагнул в звезду-контур и аккуратно опустил Антона на базальтовый алтарь. Мальчишка позволил уложить себя без сопротивления, смотрел со странной робкой улыбкой сквозь полуопущенные ресницы. В самое последнее мгновение, когда мужчина уже отстранялся, он вдруг встрепенулся и вцепился ноготками в его рукав. — Все равно очень боюсь, — признался, и жалко всхлипнул. — Это же не больно? — Нет, любимый, — уверил вампир. — Ты просто уснешь, а потом проснешься иным. И я буду рядом. — Ага, — вяло откликнулся человечек и откинулся обратно на камень, глухо пристукнулся затылком. Он, словно утомленный, прикрыл воспаленные веки и затих, дыша часто и рвано, борясь с накатывающими волнами паники, что победила даже магию. — Начинайте, — приказал шепотом, разжав замочек пальцев и бессильно роняя с алтаря руку. — Пока я не передумал. Астас сглотнул, втянул прорезавшиеся клыки и оставил трепещущего в ожидании возлюбленного одного. — Ильв, Эльма, — позвал мужчина сородичей. — Занимайте свои места. Помчали. Две тени скользнули в обозначенную мелками фигуру, словно танцуя, бесшумные, гибкие, и Астас подхватил движение, слился с ним. Миг, и он уже стоял в предназначенном ему луче, лицом и чуть боком к Ильвэну, замершему изваянием прямо напротив головной части базальтового возвышения. Право дающего. Эльма маячила статуей в луче-близнеце направляющей. Вот она медленно воздела руки. — Акташа, — вымолвила, на давно забытом людишками древнем языке. — Акташа, — покорно подхватил Астас, и тоже неспешно поднял раскрытые ладони к потолку. — Ихлаха, — откликнулся эхом Ильвэн, гортанно-негромко, но его услышали, и слаженно ответили, в два сплетшихся в единое голоса. — Кадмэ. Антон на алтаре дернулся конвульсией, и безвольно обмяк. Вокруг его тела замерцал зеленым плотным плетением кокон лишь вампирам видимых Сил. — Ани дэ обрящэ, ба ацлэхэ, — выдохнул сквозь выпущенные клыки Ильвэн, клацнул сводимыми нахлынувшей голодной судорогой челюстями, кивнул сам себе, подтверждая и ни на кого не глядя, и вытянул правую руку вперед, подцепил первую нить человеческой ауры, более не сомневаясь и не медля. Он знал, что именно должен сделать: распутать окружающее мальчишку сложное плетение, разделить на два потока, пропустить через себя оба, даруя сущность, изменяя и вплетая свою нить власти, а потом отдать сородичам через раскинутые врозь ладони. Пусть Астас и Эльма примут даваемое, и вернут человечку обратно. Эх, уже не человечку. Вампиру. Антону. До чего же мучительно. Одна крошечная ошибка, и человек умрет, пластая лопатками камень. «Нет. Я поклялся. Ради Астаса. Я люблю тебя, Ас. Верь мне». Подхваченные блондином нити СИЛЫ задрожали, сопротивляясь, вспыхнули, и налились оттенком крови. — Кэн! — кратко-радостно вскрикнул Ильвэн, ловя победу и сжимая ее в горсть схлопнувшимися ладонями. — Мэхэгэ! Рэ! Еще один краткий миг замешательства, и блондин впустил чужую ненавистную сущность в себя. Открыл для нее зияющую рану души, поддерживая и направляя, не позволяя пропасть, и — щедро, опять от души, которой у вампиров, бля, нет, делясь бессмертной исполненной страдания сутью, не разделенной несчастной любовью, укрепляя ранее возникшее и не свое чувство. — Бля, — не по канону взвыли хором направляющие, принц с принцессой, впитывая посланные волны-потоки. — Ильв… — и, повинуясь ритуалу, — кэбалнэ… Шэлэха, хазара… Ильвэн захрипел горлом, оседая, и непременно упал бы кучкой высушенного до дна тряпья, не подхвати его поперек вжимающегося живота Март. — Умница, — прошептал в ухо теряющего сознание блондина лесник. — Какой же ты умница… Дальнейшего наглого уволакивания Ильвэн уже не воспринимал. Иначе бы непременно воспротивился произволу обнимающего бывшего учителя. Мдя. И мужа, между прочим. И до сих пор законного. Ведь так и не развелся он с Мартом. Некогда было бедному, занятому, за без малого полсотни лет… А теперь… Может, и хорошо, что не развелись? — Март, — прошелестел блондин, не соображая, что творит, и ответил на поцелуй любви. — Март, помоги мне, умоляю… Он тонул в объятиях вероломно брошенного однажды супруга, тонул, и не спешил всплывать…***
…Неофит на алтаре-камне распахнул полные испуга бездонные серые омуты глаз, в зеленую крапинку, пошевелился, и рывком сел. — Стас? — Позвал неуверенно, сорванным тонким голоском. Первый в истории обращенный, не запамятовавший напрочь собственного недавнего человеческого прошлого. А в следующее мгновение бедняжку с головой захлестнул вампирий жуткий Голод. Временно, но пока — без остатка. До насыщения. — Гх-х, — всхлипнул Астас, ловя возлюбленного в прыжке и безжалостно скручивая его, бьющегося, воющего бешеным зверем. — Эльма, где?! Вампирэсса молниеносно и молча протянула брату заранее припасенную, уже вскрытую картонку донорской крови. Она тоже слышала! И — не поверила в то, что услыхала. Решила — причудилось. Дура неверующая, однако. Зря она так… Ведь Ильвэн одарил Тосю искренне. Неопытный в магии обращения, в смятении отринутого чувства, ничего потаенного себе не оставил, разделил с соперником сердце до капельки, невольно став первым в истории вампирьего народа ИСТИННЫМ ДАЮЩИМ.