Озоновый ветер

Тоська блаженствовал в объятиях Астаса, сытый от пуза, сонный, перебирал пальчиками пальцы возлюбленного мужчины и вяло, сквозь зевки, отвечал на задаваемые им вопросы. Мальчишке было слишком хорошо, чтобы раздражаться. — Столица Франции, — пытал принц. — Париж… — зевок. — Столица Польши. — Варшава… — зевок. — Столица Праги? Тося хихикнул и забыл зевнуть. — Сам ты столица, — фыркнул. — Нигерия. Тебе на зло. Астас оценил шутку, чмокнул свое чудо в висок, и озадачил снова. — Где обитают сумчатые? — поинтересовался, сверкая клыками. Тося открыл глаза и очень серьезно посмотрел на веселящегося будущего супруга: — В продуктовых магазинах и на рынках, Стас. Вместе с тележными и корзинчатыми. Успокойся уже, а? Ну, нету у меня потери памяти! Астас поспешно прибрал зубки. — Последний вопросик, — сладко мурлыкнул он, придвигаясь поближе. — Самый распоследний! …Тося разрешающе помахал ресницами… — Кто написал «Петр 1»? Вампир-неофит протяжно вздохнул, покоряясь судьбе. — Алексей Толстой, — выпалил скороговорочкой и без зевков, — «Войну и Мир» — Лев Толстой, «Онегина» Пушкин, «Волкодава» Мария Семенова, а «Ночной и дневной дозоры» — Лукьяненко. Хватит? Да, и шесть умножить на семь будет сорок два, а восемь на три — двадцать четыре. Если немедленно не отстанешь — покусаю, сам теперь с клыкам! Спать мальчишка, похоже, передумал. Астас состроил разозленному любимому умильную мордаху, стоически вытерпел болючий заслуженный тычок кулачком под ребра, спас, отдернув голову, ухо от лязгнувших хищных юных зубок и потянул взбодрившегося Тосю на себя — целовать. Антон хихикал и отбивался, но весьма недолго, отдался дарящим наслаждение ласкам. — Еще, — застонал. — О-о-о, Ст-ааси-к, еще-е… Некоторое время спустя Астас поднял задремавшего было мальчишку, отдал Ильвэну, на первый урок, перекусил несколькими глотками крови и нагло завалился дрыхнуть. Утомился очень кувыркаться же… Тося, вообще-то, тоже поспал бы с удовольствием, но его мнения никто не спрашивал. Взрослые гады! Почесываясь и недовольно бурча, мальчишка натянул одежонки и последовал за учителем. Он страстно не любил блондина в эти мгновения. Ильвэн, игнорируя показательные зевки неофита, подхватил того под локоток и чуть ли не силой выволок из дома. — Думаешь, сохранил разум, и все, победа? — выцедил мужчина сквозь презрительно поджатые губы, толчком отправляя упирающегося мальчишку спиной к стене сарая-пристройки: — Ошибаешься! Забыл, что с тобой творилось, когда жрать захотел? Тося засверкал в ответ лишь прошлой ночью отросшими клычочками, но сдержал уже повисшую на кончике языка грубость. Не забыл он ничего, факт, и совсем не желал повторения превращающего в бешеное животное ужаса. Ильвэн навис сверху, упираясь ладонями в бревна по сторонам головы ученика, и смотрел очень строго. — Когда ты в последний раз ел? — спросил. Озадаченный Тося похлопал ресницами, подсчитывая, позагибал пальцы, и вздохнул: получалось около двух часов назад. И — не ел, а упился до состояния «не лезет», жадно хлебал, давясь и проливая, прямо из пакета, не соображая абсолютно ничего, кроме одного — он безумно Голоден, а в рот льется Пища. Вкусная Пища, успокаивающая выжигающий внутренности пожар и выкручивающий зуд в деснах… Как ЭТО вообще можно контролировать?! — Можно и необходимо, иначе погибнешь очень быстро, — блин, Ильв мысли читает?! — А телепатия при моем четырехсотлетнем жизненном опыте нахрен не нужна… Окончательно деморализованный Тося переступил с ноги на ногу и очень робко заморгал, кусая губы. — Когда начнем? — мекнул он, и побледнел. Ильвэн светло, открыто улыбнулся. Ответил: — Прямо немедленно, малыш. Тянуть ни к чему, — прозвучавшая в его голосе спокойная уверенность отнюдь не ободрила неофита. — А с чего? Блондин загадочно пощурил ярко-голубые, мерцающие из глубины багровыми искрами зенки и отстранился. — Ни за что не догадаешься, — заявил. — Спорим? Спорить с учителем Тосе не хотелось, да и не нужно было, похоже — в мозгу вдруг вспыхнула весьма четкая картинка. Кто-то вумный только что упоминал о телепатии? Агась. — Ладно, — слово вырвалось само. — Пробежимся. Сдернув футболку и свитер, новенький вампирчик небрежно закинул их на дровяные козлы, и принялся за растяжку мышц. Блондин некоторое время недоуменно хмурил брови, наблюдая, потом фыркнул. — Напрасно трудишься, малыш, — высказался с издевочкой, кривя сочные губы. — Вампиры не нуждаются в подобной подготовке. Не прерывая приседания, Тося фыркнул, вытянул назад напряженную ногу, переместил тяжесть тела на упирающийся в землю носочек и ответил: — Мне плевать. Привычка, знаете ли. И вообще, может, я сейчас нервы успокаиваю. Ильвэн передернулся, сверкнул выпущенными клыками, и столь же неожиданно потух. — Ага, — буркнул, выпячивая подбородок и каменея лицом. Пара ударов сердца, и он тоже оголился по пояс. — Поиграем по твоим правилам, — кивнул. — Не проблема. Тося сбился и едва не упал, снизу завороженно раскрыв рот: ему бы подобное сложение и мускулы! А талия… Тонкая и гибкая, при сильной грудной клетке и широких плечах… Бля… А кожа… — Задница у меня — тоже сплошное совершенство, — мерзко ухмыльнулся клыкастый красавец, уже сидящий в шпагате. — Плюс постельный опыт, который тебе и в кошмарном сне не приснится. И что? Помогло мне это, Тош? Неа — из нас двоих Астас выбрал тебя, кривую худосочину. Тося все-таки упал, от стыда и растерянности запутавшись в ногах, и Ильвэн тут же вскочил, легко, будто подброшенный невидимой пружиной. — Не завидуй никому и никогда, — настоятельно изрек он, вздергивая мальчишку за протянутую руку и на миг прижимая к себе. От блондина шло мягкое бархатистое тепло. Повинуясь инстинкту, Тося коротко приник в ответ, чтобы немедленно быть грубо оттолкнутым. — Тихо, чужое добро! — рыкнул на замершего ученика мужчина, отшагивая прочь. — Держи дистанцию! Я нижний, и ты — нижний, нам в одной койке вместе искать нечего. …А шлепок под ягодицы Тося пропустил. Он и движение-то едва приметил… — Догоняй! — вскрикнул Ильвэн, стремительно разворачиваясь в вихре рассыпавшихся из плохо завязанного хвоста светлых волос. Обиженный Тося встрепенулся, и рванулся вслед за убегающим учителем. Не поймал, конечно — мужчина увернулся от мелькнувшей растопыренной мальчишечьей пятерни, попросту поднырнув под нее с грацией кошки, вновь смачно прихлопнул ладонью Тоськину жопку, и оба помчали прочь от дома, к лесу. Ильвэн удирал, будто боясь справедливого возмездия. …А бежать оказалось воистину здорово, прежде так не бегалось! Вампиры неслись вперед, будто за их спинами распахнулись крылья, рассекая по-весеннему ароматный воздух, не чуя под ступнями почвы. Тропинка, попетляв между деревьев, круто взяла вверх, мужчина и мальчишка взлетели по ней, не запыхавшись, проскочили узкую зеленую долинку, повернули налево, и… Очутились на берегу небольшого, идеально круглого озерца. Ветерок чуть рябил его закованные в скалы воды, дробя отражение неба, облаков и утесов. — Ох, — искренне восхитился Тося, тормозя и врезаясь сзади в сбавившего скорость Ильвэна. — Какое чудо! Блондин поймал почти грохнувшегося, разъехавшегося кроссовками по влажной тропке ученика и утвердил на ногах. — Ну ты и неуклюжий, — в голос возмутился он. — Падаешь, и падаешь! Сломаешь себе что-нибудь — чур, я не виноват! …Когда мужчина успел раздеться совсем? Тося опять не заметил: стоял, с широко распахнутыми глазами, впитывал окружающий пейзаж… Ильвэн фыркнул на впавшего в восторженный созерцательный ступор ученика, и с нависающего над водой камня ласточкой нырнул в воду: мелькнуло белокожее идеальное тело, и исчезло, лишь круги по поверхности побежали, расширяясь…

***

Вампиры плавали, пока не окоченели. Гонялись друг за другом, брызгались, соревновались, кто дольше пробудет в глубине, ныряя, собирали со дна камушки. Смеялись и шутили. А потом… Потом к Антону пришел Голод: рухнул на мокрую макушку, впился тысячами раскаленных игл в десны, скрутил судорогой живот, и в раз вышиб разум. Мальчишка очень-очень смутно помнил, что бежал куда-то по лесу, голым, обдирая босые ступни о камни, лез, ведомый запахом наполненной живой кровью добычи, на какие-то почти отвесные скалы, и кричал, кричал… Далеко он, конечно, не убежал — Ильвэн догнал, остановил. Тося выл и отчаянно отбивался, грыз клыками удерживающие мешающие Охоте чужие руки и драл их выпущенными когтями, но Ильвэн все равно скрутил, не обращая внимания на боль, коротко коснулся горла, будто надевая ошейник, перекинул в раз обмякшего ученика через плечо, и понес обратно к озеру. И — началось обучение. Ничего ужаснее Антону в своей жизни ранее испытывать не доводилось. Жестоко, без сомнения. Но — так было нужно. Иначе — гибель.