Озоновый ветер

— Нельзя! А ну, убрал руки! Магическая петля сильнее стиснула горло, перекрывая возможность вздохнуть, и юный светловолосый вампир у столба закорчился, сгибаясь пополам, привязанный широким кожаным ремнем вокруг пояса. Бедняжка жалко хрипел, мучимый одновременно Голодом и удушьем, потерялся в них напрочь, не понимая, что говорит учитель. Жуткая пытка продолжалась уже более часа, и совершенно истерзала неофита. — Руки!!! Боль хлестнула по предплечьям, и вампиреныш отдернул их, чтобы вновь тут же протянуть к пакету Пищи — и опять получить плетью. — Посмотри на меня! Я сказал — смотри! В глаза смотри!!! Тося беззвучно-замученно заплакал и бездумным движением зверя спрятал покрытые полосами свежих синяков руки за спину. Он не соображал, чего хочет ярящийся мужчина, и зачем орет, тоже. И умирал, хотел Есть… Пища была так близко, Она манила и пахла… Но Ее почему-то было Нельзя! За любыми попытками нарушить запрет следовало немедленное наказание. — Как тебя зовут?! Отвечай! …Голос мужчины мешал отключиться окончательно… — Как тебя зовут? Скажи уже! Отчаявшийся получить Пищу мальчишка всхлипнул и забился, пытаясь разорвать удерживающий у столба ремень. Разумеется, не разорвал, и вскоре обмяк, утомленный. Голод продолжал корежить. Зато петля на горле ослабла… — Да-ай, — не медля, заскулил временно позабывший собственное имя, — дай… Далее последовал абсолютный набор звуков. Просто кошмар. Истязать бедняжку Ильвэну вовсе не жаждалось, но другого пути обучения не существовало. Мрачный и злющий, блондин вытер тыльной стороной ладони блестевший капельками трудового пота лоб, грязно, заковыристо выругался, и отпрянул, спасая плеть, но не успел — Антон ловко выхватил из руки учителя орудие издевательства и переломил его рукоятку напополам о колено, а останки с рыком отшвырнул прочь. Вот и позанимались, вот и славно — третья плеточка за двое суток. Не неофит, а маньяк — истребитель плетей! — Как тебя зовут? — в хрен уже знает какой раз устало повторил мужчина. Животный вой и скулеж в ответ. Без конца и края. — Сзади!!! Ильвэн стремительно развернулся на пятках, принял мощный толчок в грудь плечом и покатился, сшибленный с ног, по истоптанной траве. Острые, словно бритвы, клыки резанули, вспарывая плоть до кости, брызнуло алым… Схватка блондина и до сих пор пребывающего в пост ритуальном безумии Миши длилась всего несколько секунд — подоспели Астас и Март, разняли, и подмышки уволокли сумевшего было обрести свободу, до этого запертого парнишку прочь. Антон рвался вслед уходящим, громко всхлипывая и клацая зубешками — до того оголодал, что закидался на сородичей, или узнал-таки брата? — Да-а-ай… — Донесся до пытающегося зажать обильно кровоточащую пониже локтя рану Ильвэна его хриплый стон, мольбой. Не узнал. Эх… Вернувшийся уже в одиночестве Март перехватил руку супруга за запястье и решительно потянул к себе. — Ерунда — залижу, и перевяжем, — фыркнул навидавшийся разного, многоопытный, с пренебрежением. — Даже шрама не останется! Не согласный с произволом бывшего учителя Ильвэн молча дернул плененную конечность обратно, не ожидавший от него непокорности лесник потерял равновесие, и вампиры вдруг оказались стоящими в обнимку. Некоторое время оба толкались горящими взглядами, потом Ильвэн глухо потребовал: — Отпусти. А Март не отпустил: рискуя нарваться на серьезные неприятности, лишь притиснул отпихивающегося любимого поплотнее. — Ты что-то делаешь с Антошкой не правильно, — весьма чувственно прошептал он, завораживая, медленно приближаясь губами к приоткрывшимся в немом протесте губам блондина. — Надо вместе разобраться, и понять, где ошибка… Еще ближе. Еще… Почти касание… Опомнившийся Ильвэн поспешно отвернул вспыхнувшее злыми пятнами лицо. — Отпусти, — повторил, гордый упрямец, и белоклыко оскалился, предостерегая от дальнейших попыток поцеловать. — …Дай… — заунывно подвывал у столба привязанный Тося. — Дай… Просил кушать, несчастный, просил… Накормить неофитика, и отпустить к едрене-фене к Астасу, до следующего приступа Голода, пусть отдохнет-поспит? Ага. Как и вчера, и позавчера, и уже подряд месяц с хвостиком… «Надо, Тошенька. Ради жизни твоей глупой надо». Повозившись, Ильвен прибрал клыки и улыбнулся, лишь губами, нацепил на физиономию привычную маску равнодушия. — Поможешь, учитель? — его голос прозвучал ровно, без эмоций. — Не хочу больше мальчишку мучить понапрасну. Сил никаких нет. Март с достоинством кивнул: — Помогу. И спрятал, хитрюга, под веками запылавшие короткой радостью зрачки: совместная работа обещала перспективы!

***

— Ты или я? Ильвэн упрямо тряхнул по плечам рассыпавшейся массой золотящихся в солнечных лучах волос и пригнулся, готовясь к прыжку: — Сам, конечно. Я упустил, мне и ловить. Зажатый в угол между пристройкой-сараем и домом неофит скалился и вжимался худенькими лопатками в бревна. Зараза умудрился незаметно размочалить когтями ремень и вырвался, метнулся спасаться, когда его горе учителя отвлеклись было на взаимные препирательства, но далеко не утек — просто не сумел, истерзанный многочасовым Голодом, убежать от сильных сытых собратьев. Положа руку на сердце, обоим мужчинам было жаль бедолажку чуть ли не до слёз. Именно поэтому Ильвэн и не спешил. — А может Аса кликнем? Тоша его подпустит… — спросил он с надеждой, и неуверенно покосился на неодобрительно скривившего уголок рта лесника. Вампиреныш у стены продолжал смотреть широко распахнутыми горящими глазами-угольями, замер, загнанно дыша сквозь стиснутые зубешки: он не хотел обратно в плен! Очень-очень не хотел! И собирался сражаться за свободу — ишь, как когтишки-то распустил… Воинственным веером! Увы, против двоих взрослых неофит шансов на победу не имел. Жаль, не понимал этого, похоже. — Тося, — ласково позвал ученика по имени Ильвэн. — Тось… Мальчишка в ответ предостерегающе зашипел и заелозил спиной, словно пытался раствориться в бревнах. Март, хмурясь, переступал с ноги на ногу, но пока не вмешивался. Ждал. — Тосенька, — снова зауговаривал ангел терпения Ильвэн, и протянул неофиту раскрытые пустые ладони. — Ну, перестань… Пожалуйста. Видишь, в руках ничего нету? Маленький, иди ко мне… Вампирешыш продолжал несогласно шипеть на грани слышимости: вот если бы блондин предлагал Пищу… Впрочем, тогда он бы тоже не пошел, успел уже усвоить, даже из глубин безумия: все — обман. Схватят, привяжут, и опять начнут хлестко бить по рукам. Горькая мысль, инстинктивно поддержанная ободряющим толчком сознания учителя, зацепилась ранящими растопыренными колючками в замутненном Голодом юном мозгу, осела, набрякая тяжестью, и задавила, запросилась, созрев, наружу. Ее требовалось озвучить. Тося дернул костлявыми плечиками, подвигал туда-сюда русыми бровками, куснул себя за губу, и выдал: — Нет. Потом больно. Первая связная фраза в Голоде за без малого шесть недель обучения. Ура! Ильвэн понятия не имел, с чего вдруг кинулся на шею Марту, да еще и визжа, но целоваться с лесником ему показалось невыносимо сладко! Забытые и при этом родные ощущения… Вампиреныш некоторое время хлопал ресницами на позабывшую про него парочку, что-то себе сообразил, и бочком, бочком, тенью просочился вдоль стеночки мимо: прочь, прочь, искать Пищу! На пути мальчишке попалась распахнутая настежь дверь, и он юркнул в обещающий убежище темный проем. Темнота — хорошо, в ней можно спрятаться! Астас подхватил возлюбленного буквально из воздуха и сгреб в охапку. Тося втянул трепещущими ноздрями обожаемый до мучительного, выворачивающего наизнанку стона запах жениха, всхлипнул, рванулся было, но тут же обессиленно приник обратно. Мысль-колючка терзала мозги, внутренности крутил Голод. Нужное имя всплыло в памяти и прицепилось к ним тормозящим якорем. — Не отдавай меня ИМ, — залепетал несчастный кровососик, утыкаясь мордашкой в мощную грудь потенциального защитника, и заглотал брызнувшие отчаянные слезы. — Стасинька, не отдавай… ОНИ злые… Умоляю… …А во дворе упоенно обжимались, сплетаясь дыханием, губами, языками и пальцами, Март и Ильвэн. Истосковавшийся по мужским прикосновениям светловолосый вампир более не отпихивался, и пил, пил, исступленно и жадно, из уст супруга пробудившуюся страсть… Ревновать брошенного любовника и устраивать ему сцен-разборок Астас не собирался: улыбнулся с облегчением, радуясь вернувшимся чужим чувствам, чмокнул жалобно поскуливающего Антона в носик, и потопал со своей драгоценной ношей на кухню, к холодильнику. Осознавшего себя в Голоде малыша следовало накормить как можно быстрее и уложить баиньки — заслужил! Тем более, что его учителя сейчас занятые…