"Black Butler: Votre voix me appelant а nouveau"

— Анжелика, тебе опять нехорошо? На большой перемене подруги спустились к зеркалу, причём всё время спуска по лестнице Анжелика в изнеможении держалась за поручни, а на лице её выступили крупные капли пота. Однако сейчас она нашла в себе силы улыбнуться. — Нет, Ариадна, правда, всё в порядке. Разумеется, она лгала. Ничего не было «в порядке». Уже неделю с того злополучного вечера в коттедже. За это время Гектор вытащил её уже на пять свиданий и всё это время как бы невзначай проводил её мимо коттеджа. Благо, амулеты, присланные отцом и матерью действовали — ауры жнецов и демона он не почувствовал, но девушке каждый раз становилось плохо, когда она смотрела в окна «пустующего» дома. Благо, выбранная ею тактика «Джульетта — дитя, а не жена» тоже сработала на ура: уверившись в невинности и непорочности невесты, Верманов не делал попыток затащить её в постель. Звягинцевой почему-то было жутко интересно, удивился бы он, узнай о том, что она каждую ночь проводит в постели с мужчиной. Правда, и имидж для этого пришлось сменить, ну да ничего, она же актриса. Да и все эти платьица-чулочки были весьма милы. И всё, в общем-то, могло быть хорошо, если бы не мучившие её жуткие недомогания по утрам. Иногда её так тошнило, что с постели она могла встать лишь через полчаса после пробуждения. Чувство запахов при её «затянувшемся ПМС» обострилось: даже малейший аромат рыбы, капусты или молока заставлял девушку бежать в туалет. Голова кружилась почти всё утро, а периодами её бросало то в жар, то в холод. И рвота, стабильно два-три раза за утро. Благо, что к обеду это всё более-менее успокаивалось под приёмом данных тётей препаратов, а к вечеру и вовсе чувствовала она себя сносно. Если бы не напоминание о скорой свадьбе… Однако в школе решили списать болезненное состояние девушки на иную причину. Многие видели их с Гектором, а поскольку обсуждение свадьбы было его излюбленной темой, о которой он разве что не орал на весь Зеленоград, то все быстренько решили, что она беременна. Плевать на симптомы, похожие и на стресс тоже, обсуждать «залёт первой красотки» было куда как приятнее. И первой во всех этих разговорах была, конечно же, злорадствующая Майя. Хорошо, что хоть Ариадна относилась к этим слухам скептически, а то даже Стефан стал на сестру как-то странно поглядывать. Цыганка скептически посмотрела на подругу и вот тут Анжелика, не удержавшись, с завистью вздохнула. Островская действительно выглядела великолепно. С установившейся тёплой погодой одиннадцатиклассницы, свободные от ношения формы, щеголяли стильными нарядами. Разумеется, в рамках приличий. Сейчас на Ариадне были белый топ с воланами на груди, жёлтый пиджак и затканная ромашками миди-юбка. В ушах — серьги-жемчужинки, пепельные волосы стянуты в высокий хвост, а на ногах — жёлтые босоножки. И чистое, светящееся счастьем в предчувствии близкой свадьбы лицо. Её подруга была настоящей красавицей. Чего нельзя было сказать о самой Анжелике. Каждое утро, преодолевая тошноту, она вынуждена была по часу проводить перед зеркалом, замазывая мешки под глазами и болезненно-бледную кожу. Собственно, это добавляло ей ещё больше сходства с куклой и даже играло на руку, не переводись косметика так быстро. Макияж ведь требовалось поправлять ещё и в школе, а иногда и наносить заново. Так что сейчас её можно было бы спокойно принять за манекен в магазине одежды: поджатые бесцветные губы, идеально — чересчур идеально — ровная кожа и глаза, абсолютно лишённые какого-то ни было выражения. Да и одета она была под стать: белоснежная блуза с длинными рукавами и кружевными воланами на вороте и манжетах, на которых можно было различить вышитые белые нотки, красный в тонкую чёрно-белую клетку сарафан с пышной юбкой длиной до колен, чёрным отложным воротом с белым кружевом и чёрные банты с золотистыми пуговицами от груди и до талии. Чёрные туфельки на каблуке и с кокетливым белым бантиком спереди и белые чулки довершали образ. Белоснежные волосы завиты в локоны и две пряди у висков забраны и скреплены на затылке резным золотистым гребнем с алой пластиковой розой в центре, в ушах — золотые серьги-камеи с белой феей на чёрном фоне. Да, странно для неё, но Гектору нравилось и это пока главное. Уилл же, оглядев её утром, назвал Верманова педофилом, что вызвало улыбку у девушки. Что ж, это было вполне возможно. Худенькая хрупкая болезненная девочка — такой выглядела Анжелика Звягинцева сейчас. — Что-то не верится, — прищурилась цыганка. — Может, отпросишься? — Нет, нельзя. Сегодня огласят результаты пробного экзамена по математике… — Анжелика, из-за этого нельзя себя гробить! — рассерженная Ариадна топнула ногой. — Я узнаю и тебе позвоню. И всё же блондинка была непреклонна. — Нет, мне уже лучше. Осталось-то всего два урока. Потерпеть вполне можно. Островская покачала головой, гадая, откуда в её подруге столько упрямства. — Но если тебя опять стошнит, я лично отведу тебя домой. Улыбнувшись, Анжелика чуть подкрасила губы прозрачно-алым блеском. — Хорошо-хорошо. Но ничего не будет: к этому времени мне уже становится лучше. А сейчас идём: скоро звонок. Ариадна взяла её под руку и повела в кабинет литературы. Проходя мимо окна, они встретились взглядами со стоявшими там Костей, Стефаном и Радимиром и Анжелика искренне в тот момент желала провалиться под землю, лишь бы не видеть выражения лица брата. Виноватое и сочувствующее. Стефан разделял её горе, но увы, помочь не мог — душу не дано вылечить даже целителям … Последний урок прошёл довольно тихо, даже результаты экзаменов оказались более-менее удовлетворительными: наскрести на проходной балл по математике, по крайней мере, Анжелика сможет и сама. Да и тошнота почти отступила, поэтому когда учительница попросила её отсканировать методическое пособие в библиотеке, Анжелика согласилась. В школе почти никого не осталось: после последнего урока все разбежались, торопясь на разогретую солнцем улицу, поэтому Анжелика была искренне удивлена, когда на последнем лестничном пролёте, ведущем к цокольному этажу, встретилась с Майей. Ильина от своих принципов не отступилась и продолжала копировать Анжелику. Но, если из-за состояния Звягинцевой вещи куколки выглядели на ней весьма органично, то на Майе смотрелись просто смешно. Не помогал даже зелёный, под глаза, цвет наряда: юбки и блузы с большим отложным светло-коричневым воротником, украшенных кружевами точно торт взбитыми сливками. — Ты всё ещё хочешь сниматься? Замерев возле ступенек, блондинка вздрогнула. Тот разговор с Добровольской совершенно вылетел у неё из головы, тем более, что в тот же день она занесла все телефоны агенства в чёрный список. — Прости, что? — Ты всё ещё хочешь сниматься, даже будучи беременной? Анжелика вздохнула: действительно, горбатого могила исправит. — Майя, а тебя никто не учил, что сплетничать нехорошо? — Отвечай мне! Это сказано было таким требовательным, таким визгливым тоном, что Анжелика не удержалась. — Да! Да, хочу и буду сниматься! Всё? Успокоилась? А теперь я пойду: времени нет. — Ты… сука!!! Злость Майи пересилила здравый смысл. Протянув руку к повернувшейся к ней спиной блондинке, она толкнула её с лестницы. Тело девушки, точно сломанная хорошенькая кукла, прокатилось по ступенькам и замерло у подножия лестницы. Лицо покрылось ссадинами, правая рука была как-то неестественно вывернута, а по ногам заструилась кровь, превращаясь в лужу. И вид тёмно-алой жидкости привёл Майю в чувство: вскрикнув, она что было сил бросилась вон из школы, надеясь, что они были там одни. Никто не заметил спрятавшуюся за стоявшим вдалеке шкафчиком для бумаг Ариадну, которая как раз к началу их ссоры выходила из читального зала. — На помощь! Помогите!!! Бросившись к подруге, Островская проверила пульс и дыхание, страшась самого худшего. Но нет: сердце Анжелики, хоть и неровно, но билось. Всхлипнув от облегчения, цыганка трясущейся рукой погладила её по голове, проверяя, не разбита ли, в то время как прибежавшая на шум библиотекарша вызывала «скорую». — Алло… Срочно! Девушка, восемнадцать лет, падение с лестницы, большая кровопотеря… Гимназия BKS, на Озёрной Аллее! Да, хорошо… Положив телефон, женщина села рядом с Ариадной на колени и взяла бесчувственную Анжелику за руку. А кровь всё продолжала течь… — Её родителям надо позвонить… Ариадна печально вздохнула: — Они сейчас в Штатах. Позвоню из больницы… И брат с сестрой ушли… Лика, ты только держись. Слышишь меня? Держись… Эти слова, как мантру, Ариадна повторяла до приезда бригады «скорой помощи». Моментально оценив ситуацию, Анжелику погрузили на носилки и в машину. Ариадна забралась следом: надо ведь не только родственникам позвонить, но и в полицию… Тем временем врач «колдовал» над телом её подруги. Осмотрев девушку, он кивнул сидевшей рядом с водителем медсестре. — В первую городскую. Множественные ушибы, подозрение на внутреннее кровотечение, возможно, перелом руки, гематомы живота. И прогестерон… хотя, им тут уже не поможешь. Пусть готовят операционную — выкидыш на раннем сроке. Ариадна даже не удивилась этому, хоть до конца не верила в беременность подруги. Дрожащими руками она набирала на выпавшем из сумки мобильном подруги номер Кристины. — Алло, Кристина? Это Ариадна… — не удержавшись, девушка разревелась. … Закинув постельное бельё в машинку, Крис скидывает в неё же домашнее платье, облачаясь в свежее. Забавно, конечно, но ей нравилась стирка. В прачечной она наслаждалась покоем. В эту комнату, обшитую светлым деревом, с парой напольных шкафчиков, кроме неё никто не заходил, ведь домашняя работа — дело холопок. Но ей нравилось. Тем более, что Стефан бесится от своих же нелепых предположений о том, почему Крис так часто стала стирать своё постельное. Застегнув голубенький сарафанчик с белым воротничком, девушка крутанулась на носках. Бабушка запрещала ходить босиком по дому, считая это уделом деревенских девок. Закончив пируэт у двери, девушка сквозь тихое жужжание двух чёрных «Зануси» услышала звонок мобильного. Выскользнув из прачечной, блондинка взглянула на экран, где отобразился номер Анжелики. Конечно же, Крис подняла трубку не раздумывая. — Да, Анж? Но в трубке раздался чужой голос. Чужой голос, заливающийся слезами. — Кристина? Это Ариадна, одноклассница Анжелики… Кристина, у нас беда. В голове мгновенно пролетели картины. Гектор не пожелал ждать и решил прямо во время прогулки заделать Анжелике первенца. Или самое худшее — Валентина заняла её тело. — Что произошло? Сквозь бесконечные рыдания слова было разобрать сложно. — Мы в больнице… Анжелику толкнули… с лестницы… Подозревают переломы… и выкидыш… — Что?! Резко выпрямившись, Крис ударилась плечом о косяк, но это же ерунда. — Да… Мы в первой городской… Майя её толкнула… Сейчас повезли в гинекологию, подозревают внутреннее кровотечение… — Я сейчас приду. — Хорошо… Я позвонила в полицию… вот только беременность сохранить не удалось… — Я скоро. Сорвав с волос нелепую резинку с цветком из бело-синих лент, при этом выдрав прядь волос, златовласка дала себе время только на то, чтобы обуться в только купленные голубенькие сапожки с белым мыском и шнуровкой и схватить сумочку с нелепым кукольным бантом. Замерев на миг, девушка прислушалась. Валентины дома не было, как не было и у дома. Чёрт знает, с какими силами шлюхается эта ведьма, но пусть остаётся там как можно дольше. Желательно, навсегда. Выскочив из дома, Крис параллельно с ловлей такси набирает номера тех, кто должен знать об этой беде. И в первую очередь ему. … В холле было пустынно. И бело. Даже слишком бело. Белые стены, белый потолок, белый с чуть сероватым пол. Лишь только плинтуса синие, да и рядом с коричневой стойкой ресепшена два коричневатых дивана. В углу, как раз рядом с растущей в кадке пальмой, двое полицейских допрашивали Ариадну. Девушке всё же удалось взять себя в руки, но время от времени она тихо всхлипывала. — Да… Да, я видела убийцу, но остановить не успела… А там, в тени, стояли они. Брат, сестра, тётка и он, тот, кого могли бы называть «папа». Но, увы, воля истерички, один безумный шаг поломал всё. Догадывается ли она, что и её собственная жизнь сломана? — Нет. Она знала. Знала о беременности, по словам Ильиной это было понятно. Следователь кивнул, записывая что-то в блокнот. Кажется, дело это раскроют по горячим следам. Вот только девочку жаль. С лестницы, ведущей на второй этаж, спустилась высокая женщина с забранными в пучок тёмно-каштановыми волосами и грустными синими глазами. Судя по белоснежному халату, это была сотрудница больницы. Оглядевшись, шатенка направилась к группе родственников. — Здравствуйте. Думанская Светлана Ивановна, заведующая гинекологическим отделением. Елизавета вышла вперёд, лицо её было как никогда строгим и деловитым. Стоит ли удивляться? Под толстым вязаным кардиганом она всё ещё был облачена в голубую медицинскую форму. — Елизавета Ларина. Звягинцева моя племянница. — Состояние пациентки удалось стабилизировать. О многочисленных ушибах речи не идёт, обошлось и без переломов — ушибы и растяжения. Но, увы, на этом хорошие новости заканчиваются. Внутреннее кровотечение в следствии тупой травмы живота плюс маточное кровотечение. — Что вы с этим делаете? Чем это грозит девочке? — Кровотечение удалось остановить путём срочного оперативного вмешательства. Повреждена селезёнка, было произведено ушивание. Увы, маточное кровотечение началось сразу же и, несмотря на оперативное вмешательство, беременность нам сохранить не удалось бы. — Я понимаю, но… жаль, очень жаль. Какие прогнозы уже можно сделать? Светлана тяжело вздохнула. — Могу сказать, что ей, если в такой ситуации слово это вообще применимо, повезло. Удаления селезёнки удалось избежать, бывает это, как Вы сами знаете, нечасто. Операцию делал мой муж, клинический прогноз он даёт благоприятный. Во многом это благодаря тому, что пациентку доставили к нам максимально быстро. — А по гинекологии? Женщина на секунду отвела взгляд. Проработав врачом десять лет, плохие новости сообщать она так и не привыкла. Впрочем, к такому привыкнуть невозможно. — Мне жаль. Кровотечение началось резко и было массивным. Консервативными методами остановить его не удалось, поэтому, чтобы спасти жизнь девушки, мне пришлось полностью удалить матку. Всхлипнув, Крис отвернулась, встав в угол, продолжая лить слёзы. Это трагедия для женщины. И уже даже не страшно, что ни Гектору, ни Валентине она годна не будет. Её убьют. Мучительно. Хотя, Валентине ещё может пригодиться. Стефан зло сжимал кулаки с ненавистью глядя на горе-врачиху. Он бы смог, смог сделать всё, чтобы… и он сможет сделать всё. Он отыщет всех сильфидов. Из каждого он вытрясет сакральные знания. Он сделает всё, чтобы больше никто из его родных не страдал. Но перед этим он сделает больно этой твари, что посмела поднять руку на его сестру. Грелль же стоял молча. Он смотрел в лицо женщины и не видел его. Безликая, бесполезная. Что толку от людишек? Они причиняют боль большую, чем он испытывал в жизни. Елизавета так же казалась спокойной. Даже излишне спокойной. Голос её был сух, вкрадчив, холоден. — Врач вы дрянной. Вы испортили жизнь молодой девушке своими некомпетентными действиями. Тон Светланы вмиг сменился с сочувствующего на холодный. Профессиональный. — Увы. Речь шла о спасении жизни девушки. Кровоостанавливающие препараты не помогали, выскабливание ни к чему не привело. Мне жаль. Это был единственный способ. — Мне жаль, но вашу профпригодность ждёт проверка. Ещё во времена моего студенчества с такими проблемами расправлялись на раз плюнуть. Конечно же, профессиональный врач такое способен сделать. У неё же не гиперплазмоз или разросшиеся миомы. — Да. Не миомы. Но неконтролируемое кровотечение вследствии выкидыша также является показателем к гистерэктомии. Увы. Елизавета спокойно посмотрела в глаза врачихе. — Мужу моей сестры и не надо будет никому платить. Соответствующие органы сами будут рады ему услужить. И если это ваша халатность или лень, то все об этом узнают. — Светлана! У Никифоровой из третьей палаты боли в животе! По лестнице спускался… мальчик. Пожалуй, по иному нельзя было его охарактеризовать. Ростом со Стефана, изящно сложенный, с узкими чертами лица, чётко очерченными губами и раскосыми фиалковыми глазами, он был очень красив. Волосы его точь-в-точь повторяли цвет волос Анжелики. На первый взгляд ему нельзя было дать больше семнадцати, но форменная одежда выдавала в нём врача. И когда он подошёл ближе, надпись на его бейдже стала различима. «Думанский В. С., глава хирургического отделения». Фыркнув, Елизавета отошла в сторону. Муж этой идиотки постарался на славу. Если верить его жене. Но, как говорится, муж и жена — одна сатана. Развернувшись, Светлана поспешила к лифту. Думанский проводил её напряжённым и даже каким-то разочарованным взглядом. — Елизавета Ларина, как я понимаю? Разрешите представиться: Виктор Думанский, хирург. — Я умею читать, молодой человек. Виктор вздохнул: в очередной раз придётся ему всё разъяснять после своей жены. — С разрывом селезёнки справиться мне удалось. Даже без удаления, как в начале и предполагалось. Но, увы, по гинекологии всё было не так радужно. Пациентка была доставлена с большой кровопотерей, счёт шёл на секунды. — И вы не захотели возиться. Я прекрасно это понимаю. — Вы понимаете, о чём я говорю? Несмотря на введение кровоостанавливающих, прогестерона и выскабливания, кровотечение продолжалось. — Доктор, я, так понимаю, про операции ни вы, ни ваша супруга не слышали, да? И вновь вздох. — Слышали. Но уже не успели бы ничего сделать, понимаете? Мне жаль, мне очень жаль, но бывают такие ситуации. — Вы считаете нормальной свою некомпетентность? Думанский покачал головой. Бесполезно говорить, когда тебя не слышат. — Речь шла о спасении либо органа, либо жизни. Мы выбрали жизнь девушки. К слову, у неё весьма странная реакция на наркоз. Мне пришлось вколоть двойную дозу, но этого еле-еле хватило до конца операции. Сейчас она в сознании, хоть и в реанимации. Стефан поражался матери. Она была… спокойна. Хотя, как ему казалось, врачи всё объясняли логично. Но ей тоже было с чем сравнить. — Странная? За время моей студенческой практики я встретила семерых человек невосприимчивых к наркозу. И только лишь двое из них со столь серьёзными травмами, что не могли спокойно отключиться. Я не буду говорить, сколько таких пациентов было в моей уже врачебной практике. На что напрашивается соответсвующий вывод о вашей квалификации, подтверждённый оговоркой вашей супруги, что Анжелику привезли достаточно скоро, когда вы говорите про нехватку времени. — Достаточно скоро для того, чтобы она не умерла в дороге. И да, Вы как никто другой должны были бы понять, что каждая ситуация индивидуальна. Каждый человек индивидуален. И да, девушка просила пустить к ней посетителя. Увы, в условиях реанимации, не более одного человека и то на несколько минут. — Я, мальчик, знаю о правилах явно получше тебя. Не смей зваться врачом, если на все случаи у тебя заготовлены оправдания. Я требую перевода племянницы в свою больницу. Там компетентные кадры, которые дипломы получили не в переходе метро. Грелль, я думаю, что пойти надо вам. Кивнув, мужчина пошёл по коридору, бросив презрительный взгляд на «врача». Он ему не нравился. И жена его тоже. Как и сама больница. … Реанимационное отделение было… безликим. Как обычно: белое, невыносимо-белое, бесконечное множество аппаратов, их давящий писк и полное отсутствие других звуков. Анжелика, лежавшая на кушетке, покосилась на свои руки, из которых выходило великое множество трубок, и вздохнула. На ум пришло невольное сравнение с роботом. Дверь тихонько отворилась, впуская яркое пятно посетителя. Болезненно-алый жнец, на фоне мертвенный белизны. Повернувшись к нему, девушка слабо улыбнулась. Нет, больно ей уже не было. Физически. Регенерация делала своё дело. Моральная боль куда как тяжелее. — Грелль… Она запнулась. Да и что сказать? Что она рада его видеть? Кощунственно. Какая радость в такой ситуации? Жнец прошёл в палату и взял её за руку. Что он мог ей сказать? Были ли слова, что сейчас могли бы быть уместны? И станет ли ей легче от слов? Нет, не станет. Поэтому он просто будет держать её за руку. Чтобы хоть немного приглушить душевные терзания, девушка принялась размышлять о том, что сейчас было, пожалуй, одним из важнейших вопросов. Если обо всей этой ситуации узнает Валентина, беды не избежать. — Ни в коем случае нельзя допустить, чтобы узнала Валентина. — Знаешь, Елизавета сказала, что заберёт тебя к себе в больницу. Есть шанс укрыться у неё? Она же не будет искать там, где находятся те, кто у неё «на крючке»? Девушка задумчиво кивнула. — Сама хотела это предложить. Воспоминания здешних я изменю, без проблем. Но что делать с полицией… — Если убедить их, что они с радостью уступили твоей тёте, то проблем с полицией не будет. — Да нет, не в этом дело. Я о шумихе, что поднимется. Заведут уголовное дело, а ведь в формулировке будет звучать «покушение на убийство женщины, заведомо для виновного находящейся в состоянии беременности». А если Валентина узнает, мне конец. Аппарат назойливо запищал, отмечая чуть повышенное давление. Девушка недовольно на него покосилась. — Значит, надо все делать тихо. Я так понимаю, что с помощью денег можно приглушить звук. — Я звонила отцу. Он как раз познакомился в Америке с несколькими магами, влияющими на разум. — Это хорошо. Знаешь, Стеф пообещал, что обучится. Он обещает, что поможет тебе. Бледная рука потянулась было к животу, но, почувствовав натяжение проводов капельниц и врезающиеся в плоть иголки, лишь сжала простынь. — Грелль… я не думаю, что такое возможно. Даже если бы операции не было, после первого выкидыша шанс вновь забеременеть практически никакой. — Он же маг. Первоклассный целитель. Не переживай, он все исправит со временем. Девушка тяжело вздохнула. — Самый главный наш враг — время. Против которого мы, увы, бессильны. Каким бы Стефан не был хорошим целителем, старение моё он не остановит. — Против нас играет не только время. Неквалифицированные врачи… Готов поклясться, что Елизавета готова была придушить эту парочку. И больница какая-то излишне… угнетающая. А еще и Гектор с Валентиной. И от обоих мы не знаем, что ждать. Тот же Гектор вряд ли просто так уйдет, когда узнает обо всем. Оглядевшись вокруг, Анжелика усмехнулась. — Это больница. Тут всегда так. В педиатрии стены были бы разрисованы зайчиками, но, увы, сути это не меняет. Что же касается Гектора — главное, чтобы он не узнал о проблемах по гинекологии. В остальном… я уверена, что он меня даже навестить не придёт, не такой он человек. — В этом я даже не сомневаюсь. Грелль вложил в руку девушки телефон. — И тем не менее, даже если тебе покажется что-то абсурдным, звони. Нас много и мы стоим друг за друга. Анжелика улыбнулась. — Один звонок отцу — и к утру я буду в клинике тёти. И, Грелль, прошу, успокой Ариадну. Она так распереживалась… и я ей жизнью обязана. — Да, разумеется. Знаешь… Стеф, как бы между прочим, сказал, что вчера Сергей улетел в Рим. Меня смущает это «как бы». Не знаешь, что может за этим скрываться? В задумчивости девушка прикусила нижнюю губу. — Рим… Италия… Неужели у него есть знакомые Инквизиторы?.. — Что? — Первое, что приходит мне на ум при упоминании Рима — Святая Инквизиция. Inquisitio Haereticae Pravitatis Sanctum Officium — название ряда учреждений Римско-католической церкви, предназначенных для борьбы с ересью. — Я буду надеяться, что он взялся за дело. Девушка слегка кивнула. — Да, я тоже. Грелль, постарайся отдохнуть. Утром я позвоню. Фыркнув, Грелль сдул чёлку с лица. И пропищал, словно кого-то пародируя. — Я же нежная роза — Гретта. Мужчина бросил раздраженный взгляд в окно и продолжил уже привычным тоном. — Ты тоже постарайся отдохнуть. Непонимающе взглянув на него, девушка похлопала ресницами. — Эм… Ладно, мне в любом случае три часа спать нельзя, пока капает окситоцин. Замерев на минуту, Грелль взглянул на Анж. — Окси… что? — Окситоцин. Обычно его ставят после родов, чтобы матка сокращалась. Мне же затем, чтобы вышли остатки крови и гормоны в норму пришли. — Знаешь, почему-то я все больше уверяюсь во мнении, что у Елизаветы не было истерики. А Думанская действительно плохой врач. — Знаешь, хуже мне уже не будет. А нервы трепать не стоит… Да, ты что-то говорил о том, что встретишься с тем, кто может быть как-то связан с Дашей… — Да. В департаменте есть юноша с такой же фамилией. Не знаю, насколько она редка. — Хм… Вот бы его увидеть, тогда бы я смогла сказать наверняка. Но увы. И, любимый, будьте начеку. В городе три мага хаоса, включая меня. А это слишком много. И, значит, что-то паранормальное будет тянуть сюда как магнитом. — Жнецы всегда на страже. Кивнув, девушка опустила взгляд, словно стыдясь своих следующих слов. — Ты… ты ведь придёшь завтра? Нежно и долго поцеловав ее руку, Грелль мягко улыбнулся ей. — Конечно же. Лёгкая улыбка расцвела на лице девушки. — Я буду ждать тебя. — Я не заставлю леди себя ждать. … Кладбище было пустым. Хотя, чего он ожидал — сюда и днём-то никто не забредал, что уж говорить о ночи. Да и действительно — не располагало место для прогулок. Хмурое, неприветливое, обнесённое высоким серым забором и росшими поблизости деревьями. Здесь было пристанище мёртвых и живым тут нечего было делать. И приходили они сюда по мере необходимости. Это, с одной стороны, удручало: о мёртвых вспоминали лишь при необходимости. Ну, а с другой: кому было бы легче, если бы родственники постоянно находились рядом с могилой и проливали слёзы? Как не принадлежащий ни к миру живых, ни к миру мёртвых, он знал ответ: никому. Но всё же Филипп появлялся здесь с завидной регулярностью. Страшно сказать, но кладбище было единственным местом, где он мог увидеть некоторых своих родных. Пусть и на фото на памятнике. Так и сейчас. По тропинке вдоль, почти до самого конца. И лишь у берёзы, часть которой была отломана в результате грозы, свернуть направо. И там, у самого забора, памятник из белого мрамора. Аккуратная оградка, посаженные по периметру астры. Скамейка из тёмно-коричневого дерева. И фото. Фото на памятнике. Молодая улыбающаяся девушка. Светлые волосы, завивающиеся в крупные локоны, губы сердечком, ямочки на щеках… И даты. Дата рождения и дата смерти. И расстояние между ними длиною в пятнадцать лет. Всего лишь пятнадцать лет. «Воронова Дарья Антоновна». Его родственница. У его отца был брат. Филипп помнил его. Егор Воронов. Коренастый, крепко сбитый, похожий на, как теперь он сравнивал, гнома, он глубоко презирал поведение семьи и ту никому не нужную вражду. И просто откололся от рода. Ушёл. Звал племянника с собой, но увы, слишком прочно у того в мозгу сидели идеи, вбитые родственничками. Через некоторое время Егор женился. И удачно женился, на женщине, обладающей магическим даром. Третья девочка в семье магов воздуха. И сын у них родился магически одарённым. А потом тот сын взял в жёны волшебницу… Он никому не говорил о том, что его род связан с магами. Да и зачем: сам Фил магом никогда не был. Да и вскоре Вороновы-маги покинули Россию и до недавнего времени не возвращались. Лишь недавно он вновь услышал о них. Когда вернулся со стажировки в Германии. Увы, слишком поздно услышал. Часто Филипп думал, а как бы он поступил, узнай раньше. И приходил к одному выводу: он бы преступил все законы, но спас девушку. Пусть бы даже это грозило ему развоплощением. Он не оправдывал себя. В конце концов, имея такие возможности, он мог бы с лёгкостью найти своих родственников. Наверняка сегодня ему об этом скажет и Грелль. Пусть. Никто не сможет ненавидеть его за это так, как он сам себя ненавидит. О том, что он ходит на кладбище к родственнице, знал лишь Илья. И не раз советовал ему прекратить это самоистязание. Филипп лишь слушал и кивал головой. Он знал, как Илья порой напивался до беспамятства. Может, и рад бы он был придти на могилы к боевым товарищам, да вот некуда. О Дарье он узнал поздно. Слишком поздно. И то через десятых знакомых. И сразу же явился к её новым родственникам с требованием вернуть тело девушки. Они не сопротивлялись — поняли, кто перед ними. Увы, Даше уже это помочь не могло. Он сам похоронил её. Сам заказал памятник, сам вырыл могилу. На похоронах девушки не было никого — да и все, кто её знал, должно быть, думали, что она пошла на корм Червям. Пусть. Главное — он её помнил. И, как оказалось, не он один. Воронов немало удивился звонку Грелля. И ещё больше удивился причине звонка. Но, тем не менее, согласился встретиться. Любопытство сыграло в этом немалую роль. Любопытство — и надежда, что наконец-то душа Дарьи будет отомщена. Приближение алого жнеца он почувствовал. Услышал звук треснувшего под ногой сучка и лёгкое дыхание. — Я ждал. Ты уж извини, что выбрал такое место, но мне кажется, о Даше надо говорить в её присутствии. — Сегодня необычайно красивая ночь. И место по-своему красиво. И прекрасная компания. Грех жаловаться. Филипп печально вздохнул. Судя по лицу его знакомого, он явно был сам не свой. Но кто он такой, чтобы спрашивать. — Ты хотел поговорить о ней? Лёгкий кивок в сторону памятника. — Частично. Моя колдунья знала ее. Ее родные пытались выкупить ее жизнь. — Увы. О страшной гибели своей родственницы я узнал слишком поздно. — Никогда не понимал семей, которые плодятся как кролики. Но детей выкидывают как отбросы. Древний Рим, древняя Русь, средневековая Европа, викторианская Англия. Всегда. Люди всегда находят оправдания своим необдуманным поступкам. — В моей семье было иначе. Детей не выкидывали, отнюдь. Но тем не менее, я бы лучше оказался на улице. Сев на скамейку, Филипп на некоторое время замолчал, глядя в пустоту перед собой. Хмыкнув, жнец отбросил косу за спину. — Понимаю. — Ты Шекспира читал? — Предпочитал театры. — Моя семья… они с незапамятных времён враждовали с другим кланом. Уж и не знаю, чего они там не поделили, да и они сами не помнят, наверняка… И все дети, которые рождались, сызмальства готовились лишь к одному. Мести. Убийствам. Мы впитывали это с материнским молоком. И я был идеальным оружием. — Детей учили убивать? Что за агогэ*? Фил тряхнул головой. — Дико, да? Но на самом деле это так? С малых лет, сталкиваясь с кем-то из той семьи, мне говорили: «Если не убьёшь их ты, то они убьют тебя». — Странное мнение. — Увы. Но, знаешь, когда с младенчества тебе твердят одно и то же, начинаешь верить. — Знаю. Филипп кивнул, вычерчивая на земле что-то носком ботинка. — И я убивал. Я убил многих. И того, кто искренне хотел прекратить вражду. Алексей умер на моих руках, улыбаясь и шепча, что он не держит на меня зла. — Глупо. Фил легко кивает. — Да. И я нисколько себя не оправдываю. Всё кончилось тем, что ненависть и месть выжгли и меня. Я каждую ночь просыпался от кошмаров. Мне снились Алексей и остальные. — Ясно. Фил молчал. Долго. — Наши истории никогда не заканчивались счастливо. Будь иначе, нас бы здесь не было. Передай своей знакомой, что тело Даши не было съедено тварями. У неё есть могила. — Как только она сама встанет на ноги. Медленно кивнув, Фил вглядывался в лицо знакомого. Он знал магов. И болели они редко. Очень редко. — Что-то серьёзное? — Одноклассница столкнула ее с лестницы… Она потеряла ребенка. Вздрогнув, парень покачал головой. Да, ужасное событие. И для девушки, и для Грелля. По боли в изумрудно-золотистых глазах жнец понимал, что отцом погибшего ребёнка являлся именно Сатклифф. — Это ужасно. — Да. А ещё квалификация врачей вызывает немалые сомнения. — Имеет место быть врачебная ошибка? — Другой врач полагает, что они прибегли сразу же к радикальным мерам, дабы заведомо исключить риски вследствии некомпетентно оказанной помощи. — Увы. Тут можно только гадать, как оно было. Но жаль… Очень жаль. Вдалеке, на дороге, мелькает светлое пятно. Развевающееся. Словно волосы на ветру. — Будет проверка. Там всё и выяснят. — Очень надеюсь, что всё кончится в вашу пользу, — Филипп нервно вглядывался в даль. — Слушай, у тебя как с сенсорикой? — Средне. Если не ниже. Вздохнув, Воронов поднялся на ноги. — Как думаешь, девушка в здравом уме будет бродить ночью по кладбищам в одиночку? — Может, готесса? Пожав плечами, Фил вновь устремил свой взгляд на дорогу. — Может. А, может быть, и нет… В городе появилось нечто ужасное. Нечто, чего раньше тут не было. — Откуда сведения? — Чувствую. Вернее, чувствует Илья. А он прекрасный сенсор. — Рассказывай давай. — Твоя… девушка — у неё длинные белые волосы, роскошная фигура и золотистого цвета глаза, так? — Да. Фил удовлетворённо кивнул. — Красавица. Я видел её. С мужчиной. И, судя по тому, как отреагировал Илья, мужчина этот — не человек. — Маг хаоса. — Тогда… я, может, не в своё дело лезу, но ведь ребёнок был не от него? Выражение лица парня было как у ребёнка-школьника, смотрящего на незнакомую ему задачу. — А зачем тебе это знать? Мотнув головой, Фил направился к выходу. Быстро. Быстрее, чем шёл бы обычный человек. — Дела магов меня мало волнуют. Девушку жаль. Но, кроме этого мага, есть ещё кто-то… — Кто? — Пока не знаю, — выйдя на дорогу, жнец зашагал в том направлении, в котором, как ему казалось, ушла девушка. — Но, если будет что известно, я тебе сообщу. — Договорились. Только будь осторожен. Беззаботно улыбнувшись, Филипп кивнул. — Конечно. Девушке привет и пожелания скорейшего выздоровления. Дождавшись, пока Грелль уйдёт, парень едва ли не побежал дальше. Он почти уверен был в том, что-то, что он видел, человеком не было. И вскоре он наткнулся на лужу крови у обочины дороги. Присев рядом, Филипп смочил носовой платок в луже и сунул его в карман. Завтра как раз он отправляется в Мурманск, а у них превосходная лаборатория. И знакомая, работающая там, которая уж точно ему не откажет. … Дни текли своим чередом. Тётя Лиза добилась того, чтобы в тот же день Анжелику на реанимобиле доставили в главную городскую больницу, в которой и работала Ларина. После положенных суток в реанимации врачи перевели её в отдельную палату, оплаченную отцом. Ни Валентина, ни Гектор её не навещали: жених, ссылаясь на занятость, откупался горами цветов, украшающих приёмное отделение, бабушка же позвонила один раз — и всё. Судя по всему, менталисты, приглашённые отцом, сработали на «ура» — все знали, что девушка перенесла тяжёлую операцию на селезёнке и маточное кровотечение, однако ни об удалении матки, ни о выкидыше речи не заходило. Даже в истории болезни, которую вытребовала себе Елизавета, этого не значилось. Вот бы можно было так же легко избавиться от терзавшей её душу боли, как от «лишних» диагнозов в медкарте. С первых же суток девушка пожалела о том, что не настояла на обычной палате. Да, её палата больше напоминала комнату в доме: большая, просторная, со светло-коричневыми стенами, белым потолком и бежевым полом. Большое окно с жалюзи, возле одной стены — платяной шкаф и тумбочка из коричневого дерева, в углу рядом с дверью бежевые диван и кресло, коричневая тумбочка с небольшим торшером на ней и коричневый круглый кофейный столик. Лишь кровать-кушетка напоминала о больнице. Да, в отдельной палате было удобно встречаться и говорить с родными, однако в остальное время невыносимо одиноко. Поэтому неудивительно, что большую часть времени, не занятую посещениями, Анжелика бродила по коридорам хирургии и располагающейся рядом терапии. И уже на четвёртые после переведения в обычную палату сутки поняла, что в городе творится что-то странное. Началось всё, как это обычно бывает в заведениях подобного рода, с болтовни медсестёр на посту. А уж затем слухи распространились по всей больнице. И вот уже только это и обсуждалось во всём стационаре. Начали болеть дети. В основном от шести до двенадцати лет. Первый случай был зарегистрирован за день до случившегося с самой Звягинцевой, остальные восемь позже. Окончательного диагноза врачи, как ни бились, поставить не могли: дети слабели, впадали в апатию, заражались бы словно обычной простудой, но не реагировали ни на противовирусные, ни на антибиотики, слабея с каждым днём. В детсадах и школах ввели карантин, однако это слабо помогло: не так часто, как раньше, но дети всё продолжали поступать. Педиатры и терапевты днями и ночами бились, пытаясь побороть странную болезнь, но всё было бесполезно. На поправку пошли лишь двойня — девочка и мальчик семи лет -, которые и были доставлены в больницу первыми. А так как у мальчика, помимо симптомов неизвестной лихорадки, был ещё и аппендицит, то положили их в хирургию, через две палаты от Анжелики. И так уж вышло, что с первых дней она подружилась и с мальчиком, и с девочкой. Их звали Коля и Катя Громовы. Лежали они вместе с матерью: тихой и робкой женщиной, которая без особой надобности из палаты не выходила. Да и незачем: им была выкуплена отдельная, а еда приносилась родственниками. Однако дети долгое время не могли сидеть в четырёх стенах и, как только стали поправляться, тут же навострились шнырять по коридорам. Где и столкнулись с Анжеликой. И Колю, и Катю «красивая тётя» очаровала с первого взгляда. Знакомство их произошло в тот день, когда Анжелика возвращалась с уколов и чуть поскользнулась. Помог ей удержаться тогда ни кто иной, как Коля, а после довёл до палаты и, галантно поклонившись, сказал, что она может обращаться к нему за помощью: он будет только рад сопровождать на процедуры девушку и следить, чтобы с ней ничего не случилось — он ведь мужчина и должен заботиться о женщинах. Тогда Анжелика улыбнулась и, вручив мальчонке йогурт из принесённого ей матерью утром пакета, пообещала, что непременно воспользуется предложением джентльмена, про себя улыбнувшись и поблагодарив мать, воспитавшую сына столь правильно. А уже после обеда Коля постучал к ней в дверь с вазочкой персиков и робко выглядывающей из-за его спины сестрёнкой.Так и завязалась их дружба. И как раз с помощью брата и сестры Громовых Анжелика и могла быть в курсе ситуации, не прибегая к ненужным расспросам и не привлекая к себе лишнего внимания. И уже почти была уверена в том, что знает, что творится в городе на самом деле. Но лишь почти. Вот и сегодня утром, когда она, облачённая в шёлковый халат-кимоно бирюзового цвета с рисунков в виде бело-розовых павлинов и лепестков сакуры, возвращалась из процедурного кабинета, навстречу ей вышла Катя. — Лика, доброе утро. Анжелика приветливо улыбнулась девочке, стараясь не думать о том, что через девять месяцев дитя могло бы быть и у неё. Увы, не случилось, не судьба… — Привет, Катюш. Девочка, как и брат, была прехорошенькой. Пухлые щёчки, белоснежная кожа, румянец, золотистые волосы, сейчас собранные в два хвостика, чуть вздёрнутый носик и огромные зелёные глаза с длиннющими ресницами. Ну просто вылитый херувимчик. Одета Катя была в свой любимый белоснежный махровый халат с вышитой на нём феей и нежно-розовые тапочки с белыми помпонами. — Посмотри, что мне папа подарил вчера. Правда, красиво? С этими словами девочка слегка отодвинула волосы в сторону, демонстрируя маленькие серёжки-жемчужинки с золотыми тонкими бантиками в навершии. Блондинка улыбнулась — как же было приятно общаться с теми, кто делает что-то лишь из желания сделать приятное и умеет восхищаться и искренне радоваться, а не завидовать. Пусть даже в большинстве своём это дети. — Очень красиво. И так идёт тебе. Ты куда-то собираешься или просто погулять вышла? — Я на уколы, — с довольством заявила девчушка, гордившаяся, что ходит на такую процедуру одна, без мамы. — Ты слышала, сегодня ещё одну девочку положили. Тоже с простудой. Алёну Мистрееву. Вздрогнув, Звягинцева покачала головой. Буквально вчера утром с теми же симптомами, что и у остальных, была госпитализирована старшая сестра Алёны, одиннадцатилетняя Ирина. — Надеюсь, они скоро поправятся, — продолжала тем временем щебетать Катя. — Я вот почти здорова, Юлия Петровна говорит, что через неделю поеду домой. Ты же дашь мне свой адрес, Лика? Мне бы хотелось придти к тебе в гости. И ты к нам приходи, я тебе свой напишу. — Да, конечно, — механически кивнула девушка. — Поплаваем с тобой у меня в бассейне. — Ой, здорово! — девочка в порыве чувств обняла старшую подругу. — Тогда я тебе за обедом адрес передам, хорошо? А сейчас мне пора — опоздаю ещё. Пока, Лика. Дождавшись, пока девчушка убежит на процедуры, Анжелика поспешила к выходу из отделения. Миновала терапию, холл больницы и открыла дверь в отделение педиатрии. По коридорам сновали врачи и медсёстры. С историями болезни, капельницами, шприцами и таблетками. Но Анжелика никем из них замечена не была. Благодаря Отводу глаз она смогла заглянуть в каждую из палат, где лежали дети с подозрением на инфекцию. Все в конце коридора, в отдельных комнатах, с безутешными родителями, сидящими у постелей. Все одинаково бледные, с запавшими кругами под глазами и потрескавшимися губами. И ещё было кое-что, что связывало этих детей. Печально вздохнув, девушка в последний раз огляделась и вернулась к себе. Теперь ей оставалось только ждать, что Грелль сегодня не задержится. … Зябко поведя плечами, Сергей плотнее запахнулся в пальто, вновь устремив взгляд на фреску. Избиение еврейских младенцев в Египте и призвание Моисея. Он ненавидел Рим. Ватикан. И Сикстинскую капеллу. — Не думаю, что вам после России так холодно, господин Никольский. Рыжая курва с лошадиным лицом скалит зубы за спиной. В лицо не посмеет. Он считает, что Сергей стыдится шрамов? Было бы любопытно взглянуть в лицо наёмника, узнай тот «славный» рыцарь швейцарской гвардии, что тому перевёртышу Сергей голыми руками порвал пасть. — Я немного простыл, Берзинский Роттвейл. Где полковник? Я деловой человек и ждать долго не могу. — Вас явно увлекает фреска, поизучайте ещё немного. Что он здесь делает? Формально, он один из магов, свободно спонсирующий других магов. Говорят, что Святая Церковь желает взять в аренду некоторые земли для исследований тех магов, что у них на поводке. Своих же наёмников. Покосившись на приставленного к нему соглядатая, Сергей хмыкнул. Средненький. Но самомнения как у архимага. Но вот фактически у Сергея свои цели. — Вахмистр Берзинский, вы заставили нашего гостя скучать. Кристоф Граф, ставший командиром гвардии только-только в этом феврале, любезно протянул руку магу для рукопожатия. Он, урождённый швейцарец, обладал весьма неприятной внешностью. Сухим лицом и колким взглядом. Да ещё в сопровождении легендарных братьев Пентал. Почему два шкафаобразных человека стали легендарными? Они, рождённые в магической семье, оба унаследовали магический знак. И вдвоём действуют как одно целое. А ещё они — монстры, которым не ведомо милосердие. Сергея вновь передёрнуло. Здесь было не холодно. За исключением ледяных лиц людей, исполняющих волю Его. По крайней мере, они так считали. — Так удачно совпало, что вы были по делам в Риме. Для нас честь принимать в Ватикане столь знаменитого мецената, помогающего развивать изящное ремесло магам мира. Учение и щедрость — богоугодное дело. — Благодарю вас за добрые слова. Сергей вновь мутным взглядом скользнул по фреске. Граф недоумённо наблюдает за мужчиной. Он не такой, каким его описывали. — Неудобно вас просить. Но мы хотели бы взять у магов севера некоторые земли в аренду. Для наших мастеров. Папа вас непременно отблагодарит. — Да… да, конечно. Сколько надо? Граф несколько изумлённо взглянул на мужчину. Его смущала эта отстранённость. Многие маги предпочитали вести дела именно с ним, за конкретику и краткость. — Северные маги сдавали нам земли в Эмиратах в счёт их долга нам. Одна наша девушка работает там. Ей осталось совсем чуть-чуть, как долг закрыли. В принципе, с нас запросили символическую сумму. Миллион евро. — Да, конечно. Сергей выудил из кармана пальто чековую книжку и выписал необходимую сумму. После чего протянул чек полковнику. — Молитесь за нас. Он брёл к выходу, зная, что росток человечности колыхнулся в груди полковника. — У вас что-то случилось, господин Никольский? Судорожно вздохнув, Сергей посмотрел в жуковые глаза Графа. — В моём городе появился маг. Маг хаоса. Простите, там мои дети. Я должен быть там. Спешно выйдя из капеллы, Сергей не сдержал улыбки. Граф сам был отцом двоих детей. А ещё он видел лица Пентал. Их жадность. Каждый маг наслышан, сколько стоит в Святой Церкви голова мага Хаоса. … Время приближалось к пяти часам. Вот мимо палаты пронеслись, оживлённо переговариваясь, Катя и Коля — к ним пришёл отец. Анжелика даже слегка улыбнулась и, переодевшись в белую ночную рубашку длиной до щиколоток, с высокой талией и полупрозрачными широкими рукавами, стянутыми лентами у запястий, вновь вернулась к книгам. Больница больницей, а экзамены никто не отменит. Но факты о Фермопильском сражении никак не лезли в голову. Чтобы сосредоточиться, блондинка начала читать вслух: — «Различные античные источники дают противоречивые сведения о численности армии Ксеркса. Согласно Геродоту персидское войско состояло из около трёх миллионов воинов и такого же количества обслуживающего армию персонала. Согласно древнегреческому поэту Симониду она насчитывала четыре миллиона человек, а Ктесию Книдскому — восемьсот тысяч. Современные историки отвергают приведенные древними цифры на основании логистики, изучения военной системы империи Ахеменидов, невозможности обеспечения провиантом такого количества людей.» Дверь тихонько приоткрывается и в проеме появляется алая макушка с огромными глазами, с интересом взирая на девушку. — «Греческая фаланга представляла собой плотное боевое построение тяжеловооруженных воинов глубиной в несколько шеренг. Во время боя главной задачей являлось сохранение её целостности: место павшего воина занимал другой, стоявший за ним. Главным фактором, оказавшим влияние на развитие фаланги, стало применение большого круглого щита (гоплона) и закрытого шлема коринфского типа. На внутренней поверхности гоплона крепились кожаные ремни, через которые просовывалась рука. Щит, таким образом, держался на левом предплечье. Воин управлял щитом, держась за ремень ближе к его краю.» Тяжело вздохнув, блондинка заправила прядь волос за ухо. — Мне никогда этого не запомнить. — Ты читаешь страшные вещи. Это так тебе необходимо? Оторвавшись от книги, Анжелика ласково улыбнулась. — Проходи. Это история, у меня экзамен по ней. — Она тебе нужна? Пожав плечами, девушка отложила учебник. — Для поступления — нет. Но аттестат портить не хочется. — Разве ЕГЭ влияет на аттестат? Улыбнувшись, Анжелика подошла и обняла жнеца. — Ты быстро схватываешь суть. Нет, не влияет, но четверть-то не закончилась. А об этом сражении я по фильму только знаю. — По фильму? Какому? — «Триста спартанцев». Надо будет как-нибудь посмотреть, как дома буду. Ты садись. Присев на диванчик, Грелль закинул ногу на ногу. — Непременно посмотрим. И в театр сходим. Сев рядом, блондинка положила голову ему на плечо и на некоторое время притихла, наслаждаясь близостью родного человека и теплом тела. Так не хотелось начинать тот неприятный разговор. Обняв девушку за талию, жнец притих. Больница Елизаветы была тихой и уютной. Была. Здесь появилось что-то, что было в той, другой. Запах. Запах крови и смерти. — Скоро тебя выпишут? Анжелика вздохнула. — Через неделю. Может, чуть подольше продержат. В принципе, я уже восстановилась, но не с моими диагнозами уходить так быстро… Грелль, мне кажется или ты напряжён? — Ну… Стеф со мной не говорит. Хотя он обронил фразу, что Майя в школу больше не ходит. Чуть приподняв голову, Анжелика посмотрела в любимые изумрудно-золотистые глаза, поглаживая жнеца по щеке большим пальцем. В уме девушка сделала попытку поговорить со Стефаном об этом. Так, как бы между прочим. — Ему придётся смириться с моим выбором. Я люблю тебя и мнение братца на это не повлияет. — Что? На несколько минут девушка умолкла. — Я не могу сказать точно — не говорили мы об этом. Но, скорее всего, он боится того, что наши отношения скоро закончатся и я останусь с разбитым сердцем. — Странное мнение. С чего бы? — Ты ведь не стареешь. А я всё же обычный человек. — Лучше миг счастья, чем вечные страдания. Мягко улыбнувшись, Анжелика склонила голову ему на грудь, слушая мерное биение сердца. — Полностью с тобой согласна. Знаешь, без тебя так одиноко… Обняв девушку за плечи, Грелль нежно улыбнулся. — Я скучал. — Я тоже. Жду не дождусь, когда наконец-то выйду отсюда. При последних словах девушка слегка поёжилась. Жнец тревожно взглянул на девушку, потирая ее плечи. — Что-то не так? — Ты должен был видеть двоих детей — девочка и мальчик, двойняшки. Они как раз спускались в холл, когда ты пришёл. — Да. Вылитые ангелочки. Девушка улыбнулась. — Мои знакомые. Коля и Катя, лежат через две палаты от меня. И единственные, кто вылечился от… неизвестной инфекции. — Неизвестная? — Дети болеют. Не совсем малыши, но и не подростки. По симптомам похоже на обычную простуду, но дети не реагируют ни на какие лекарства. Ты, должно быть, слышал, что младшие классы и детские сады закрыты на карантин. — Крис говорила об этом с Уиллом. Она часто к нам ходит. И готовит. Да, может, тебе что принести домашнего? При упоминании сестры Анжелика вновь просияла улыбкой. — Она и меня не оставляет на произвол больничной кухни. Как и мама. Да и Коля с Катей постоянно приносят вкусности. Вот только есть мне тут совсем не хочется. — Да? А чего хочется? Щёки девушки предательски заалели. — Ну… для этого надо для начала вернуться домой… Поймав себя на мысли о том, что уже считает коттедж их с Греллем общим домом, девушка усмехнулась. — Что же ты такого хочешь? Она молчит. Лишь слегка касается обнажённой шеи над вырезом рубашки. Губами. — Оу… Поняв намек, Грелль запунцовел, при этом испытывая довольно приятные ощущения, вызванные не менее приятными воспоминаниями. — Ты так притягателен. А уж близость с тобой… это чудесно. В воспоминаниях проплывали картины их первой ночи, тех, что были после этого… Поймав себя на том, что сердцебиение уже участилось, блондинка улыбнулась, чуть обмахнув лицо ладонью. Интересно, как сильно сейчас покраснели её щёки? — Ты… помидорка. Хихикнув, Анжелика чмокнула любимого в нос. — Ты тоже. Казалось, Грелль отошёл от недавней трагедии. Во всяком случае, выглядел он лучше, чем в тот роковой день в реанимации. Если быть честной, тогда она уже думала жать на тревожную кнопку, чтобы и ему оказали помощь. — Ты что-то еще хотела мне рассказать? — Да. Я… Их прервал робкий стук в дверь. Встав с дивана, девушка открыла. На пороге стояла Катя с корзинкой апельсинов. Увидев незнакомого дядю, девочка явно смутилась. — Ой… Лика, извини, я не знала, что ты не одна… Улыбнувшись, Грелль помахал рукой девчушке. Милое создание. У него могло бы быть такое же. Катя робко улыбнулась в ответ: похоже, гость не сердится за то, что она им помешала, и, вспомнив, за чем всё же пришла, протянула девушке апельсины. — Держи. Это тебе. А папа нам телевизор принёс. И мультики. Мой любимый, «Красавица и чудовище». Ты придёшь к нам вечером смотреть? Глядя на золотоволосое чудо, Анжелика не могла не улыбаться. Даже боль от сознания того, что её собственный ребёнок погиб, притуплялась под взором чистых зелёных глаз. — Это мой любимый мультфильм. Конечно, я приду. Личико ангелочка осветила улыбка. — Здорово! Я буду ждать. До встречи, Лика. Помахав ручкой на прощание Греллю, девочка скрылась из виду. Закрыв дверь, Анжелика вновь вернулась на диван, всё ещё храня на лице улыбку. — Прелестные дети. Коля постоянно сопровождает меня до процедурного кабинета и обратно. Следит, чтобы я не поскользнулась или ещё чего не случилось. — Растет настоящий джентльмен. Будет пользоваться успехом у девочек. Чуть подумав, девушка легла на диван, устроив голову на коленях жнеца. — Да, они просто прелесть. Грелль… ты можешь сделать ради меня одну вещь? Очень странную, но мне это нужно. — Что же? Словно бы размышляя о чём-то, блондинка наматывала на палец белоснежную прядь. — Видишь ли, я подозреваю, что эта болезнь… имеет сверхъестественную природу. — Продолжай. — Жертвы — дети. И не просто дети. То родственники. Родные братья и сёстры. Привозят одного и на следующую ночь поступает и второй. — Это и вправду странно. — Именно. И они… они не просто болеют. Грелль, ты бы их видел… Из них словно уходит жизнь. Подожди-ка. Встав с дивана, колдунья порхнула к тумбочке и вытащила новый ежедневник в толстом тёмно-коричневом переплёте с золотистым тиснением-листьями и аппликацией в виде зелёного дракончика, вылупляющегося из яйца. Улыбнувшись, она чуть провела пальцами по обложке и, открыв на нужной странице, подошла к жнецу. — Вот, я составила список семей, в которых заболели дети… Не договорив, Анжелика села рядом. Да, может, это было до жути глупо, но она всегда стеснялась своего почерка. С того момента, как даже учителя — уже даже не одноклассники — начали говорить, что «в этих завитушках невозможно разобраться». А ведь она так старалась в детстве выводить эти буквы, занимаясь с матерью. Заняв некоторое время на перевод, Грелль кивнул. — Я попробую что-то узнать. Как далеко эти улицы друг от друга? — Не так далеко. Два-три квартала друг от друга. Громовы вообще жили на соседней с нашей улицей. Ну, с той, где стоит коттедж. Анжелика улыбнулась — вот Катя обрадуется, когда узнает. — Ты не проверяла, есть ли какая система. Знаешь как в фильмах. Пентаграмма или круг? Глупо конечно, но вдруг. Покачав белокурой головой, девушка задумчиво посмотрела в окно. — Нет, нет. Объединяет жертв лишь то, что во всех семьях по двое детей. И то, что родители грешат на то, что окно могло быть не закрытым, — при этих словах она бросила внимательный взгляд на жнеца. — Что? — Грелль, я не верю в забывчивость родителей. Тем более, что трое из них постоянно твердят, что проверяли окна и форточки. Но наутро они были открыты. Зачем детям ночью открывать окна? — Ну… жарко. — Квартира Громовых на шестом этаже. Кауфман на пятом. Мистреевы живут на девятом. — На высоких этажах не может быть жарко? Девушка тихо вздохнула. — Детям от шести до десяти лет. И заболели они не в одну ночь. Сначала старший, затем младший. И если старшие ещё могли открыть окно, то шестилетка, полезшая на окно ночью… — Скорее вывалится из окна. — Именно, любовь моя. Именно. В дверь вновь постучали. На этот раз блондинка решила не вставать, а просто сказала: — Войдите. Новым посетителем был, к искреннему изумлению Анжелики, Уилл. Правда, его серьёзный вид никак не вязался с огромным плюшевым монстром и коробкой конфет, что жнец держал в руках. — Добрый вечер. Анжелика, это тебе. Грелль даже не знал что испытывать. Вроде бы и ревность где-то кольнула, но был и ребячий восторг при виде огромного плюшевого медведя размером с Уилла и шире его раза в два. При виде игрушки блондинка восторженно улыбнулась. Так мило и по-детски. — Изначальные, он просто прелесть! Спасибо, Уилл, присаживайся. Кивнув, Уильям опустился в кресло и недовольно воззрился на Грелля. — Воронов звонил. По поводу вашего «свидания на кладбище» несколько дней назад. — Ох, я так и не извинился перед красавчиком, что пришел без букета. Анжелика рассмеялась. — Да и место выбрал странное, я бы сказала. Уилл, они натворили что-то серьёзное? Привычным жестом поправив очки, Спирс кивнул. — Иначе бы меня здесь не было. С Маргаритой уж слишком много мороки. — Не правда! Ничего не было! Не прекращая улыбаться, девушка ласково потрепала алого жнеца по волосам. — Ну чего ты так разволновался? — А чего он наговаривает? В отличии от Грелля, Уильям был невозмутим. — Воронов звонил из Мурманска. Из биохимической лаборатории. И сказал, что «кровь из найденной лужи принадлежит нескольким людям». В этот момент Анжелика, как раз откусившая чуть от клубники, поперхнулась и закашлялась. — Какая кровь? — Это, диспетчер Сатклифф, я у Вас должен спрашивать. Что там произошло? — Мы говорили. Он показал мне могилу Даши. Мужчина одарил Анжелику долгим взглядом. Девушка с облегчением выдохнула. Хоть об этом можно будет не тревожиться, подруга упокоилась с миром. Но всё же упоминание о крови было странным. — Грелль, — девушка взяла его руки в свои, — постарайся вспомнить, было ли что-то ещё странное. Пожалуйста. — Хм… Мы… были не одни там. Выражение лиц Уилла и Анжелики на сей раз было одинаковым. Вот только озвучили свои мысли они немного по-разному. — Демоны, Сатклифф! — Бездна, Грелль! — Ч-что? В волнении девушка не заметила, как до крови прокусила нижнюю губу. — А если это была Валентина? Или кто-то из её соглядатаев? — Мы были незримы. Но… я подумал, что это готесса. И у неё были белые волосы. Коротко выдохнув, Анжелика схватилась рукой за сердце. Нет, она понимала, что появление в городе ещё и Гектора должно что-то притянуть, но такое!.. Всё сходилось. Болезни детей. Кровь на дороге. Белые волосы. Нет, не белые. Седые. — О, нет… — Что? Тебе плохо? Встревоженный Грелль, подскочив на ноги, заметался по палате, ища кнопку экстренного вызова. — Грелль, сядь. Это не то, о чём ты подумал. Утерев ладонью со лба испарину, Анжелика тяжело вздохнула и продолжила: — Мне надо поговорить с этим вашим знакомым. Да, вот прям щас. Грелль повернулся к Уиллу и похлопал по пустым карманам. — Ты можешь его вызвать? Без Маргариты, пожалуйста. — Да когда же ты уже обзаведёшься мобильником?.. Покачав головой, Спирс достал из кармана телефон и набрал нужный номер. — Алло, Филипп?.. Да. Где Вы на данный момент?.. Чудесно. Могу ли я встретиться с Вами в городской поликлинике?.. Улица Ворошилова, рядом с автобусной остановкой, Вы не ошибётесь. Седьмой этаж, палата номер три а. Да, до встречи. Фыркнув, Грелль отвернулся к стене. Конечно, его Коса Смерти, в свое время, опережала многие по технологиям. Но современные девайсы понять ему было сложно. — Нам повезло, — тем временем обратился Уилл к Анжелике. — Филипп был рядом на задании. Через пару минут он будет здесь. — Удачно, — блондинка старалась казаться бодрой, хотя вся дрожала как осиновый лист. — А пока нам нужно проверить дома из списка. Кто пойдёт? — Я подписался ранее. Глядя на вцепившуюся в руку напарника Анжелику, Уилл вздохнул. — Может, лучше я? — Почему? — Вдруг Анжелике станет плохо? — М… Ладно. Возвращайся поскорее. Думая о том, что на данный момент лимон был бы более необходим, чем клубника, Анжелика протянула Уиллу блокнот. Взглянув на почерк, жнец покосился на Грелля. — Вот бы в департаменте все так красиво отчёты писали. Фыркнув, Грелль отвернулся к окну. — Я-то отличником был. — Зато пишешь ты так же, как Рон орудует своей Косой. Но мне пора. Постараюсь вернуться как можно быстрее. Спирс вышел из палаты. Анжелика улыбнулась. — С вами так уютно. Даже забыла, что я не дома. — Елизавета сказала, что скоро ты вернешься. Только она все равно натравила проверку на первую больницу. Слышала? — Ага. Она как раз заходила, когда у меня были отец и пастор Джейк. — Кто? — Пастор Джейк — один из друзей отца. Служит пастором в католической церкви в Москве. — Зачем ему приходить сюда? — В детстве я часто гостила у него, пока отец и мать были в разъездах. Очень хороший человек. — Но здесь-то он зачем? — Здесь — это где? По коридору раздались тихие шаги. — В палате. — Зашёл меня проведать. Это ведь не запрещено? Вопрос был, мягко говоря, странным. И что в этом визите так смутило жнеца? — Анж, священиков просто так не зовут. Девушка мягко улыбнулась, чуть коснувшись губами его губ. — Любовь моя, всё хорошо. Он — друг семьи. Он просто зашёл меня проведать, ничего больше. Что тебя так смутило? — Стены больниц слышат больше искренних молитв, чем церкви. Стук в дверь прервал собирающуюся что-то ответить девушку. — Да? Дверь открылась, являя сидевшим в палате светловолосого жнеца. На губах его сияла улыбка, а простая футболка в бело-чёрно-зелёную полоску и белые брюки лишь подчёркивали его приятную внешность. Увидев Грелля, блондин весело ему подмигнул, но тут встретился взглядом с Анжеликой и застыл в восхищении. — Я… добрый день… — Почему не по форме? Входя в палату, молодой жнец пожал плечами. — Так ведь жарко же. Да и Маргарите как-то плевать. — А, ну этой да. Тем временем Фил, склонившись перед Анжеликой, чуть коснулся губами её правой руки. И улыбнулся, не обнаружив на безымянном пальце кольца. — Прошу прощения, мадемуазель, я должен был представиться. Меня зовут Филипп Воронов. Фыркнув, Грелль отвернулся к окну. Малолетний сластолюбец. Право, руки чесались оторвать ему причиндалы. Вежливо улыбнувшись, девушка накрыла свободной рукой ладонь Грелля. — Добрый вечер, Филипп. Меня зовут Анжелика. Улыбнувшись, Грелль искоса посмотрел на Филиппа. С выражением лица «Ну, попытаться-то стоило», Филипп развалился в кресле напротив. — Право же, миледи, Грелль сильно преуменьшил, назвав Вас лишь «хорошенькой». Вы прекрасны. — Ты сюда пришёл комплиментами посорить? — Нет-нет, что ты, — паренёк рассмеялся. — И то не комплимент был, а факт. Итак, что случилось? — Болеют дети. В один миг Фил стал серьёзным. Поразительная перемена — теперь перед ними сидел не мальчик, а собранный и внимательный юноша. — Да, я слышал. Думаешь, как-то связано с тем, что мы видели на кладбище? — Не знаю. Но странности в болезни есть. Всегда заболевает сначала старший, потом младший. И болезнь никто распознать не может. Решив, что пора и ей вмешаться, Анжелика тихо кашлянула, привлекая внимание жнецов. — Филипп, Вы говорили, что нашли кровь. Грелль утверждает, что ничего не видел. Как сие возможно? Златокудрый пожал плечами. — Очень просто. Его не было со мной, когда я нашёл лужу. Как-то не встречая раньше готов, я был удивлён, увидев эту девушку, и решил проследить за ней. И по дороге… вот. Она лишь мелькнула за поворотом. У неё были белые волосы, вот как у Вас. Грелль задумчиво водил пальцем по подлокотнику дивана. У Анжелики они не просто белые, они… — … седые. — Что? Но… Анжелика поняла всё быстрее Воронова. Бордовые губы вытянулись в букву О, а в глазах застыл ужас. — О, нет… Только не это… Грелль смотрел на любимую. Спокойно. Её уже постигало озарение. И он надеялся, что она поделится своими догадками. — Штрига… — Эм… Кто? В волнении встав, девушка принялась ходить взад-вперёд по палате. — Штрига. Также бытуют названия стрига, штрыга, стригой. Но все они обозначают одно и то же. Это монстр из карпато-балканской мифологии, очень известна в Албании. — Среди нас ты видишь албанцев? — Нет, — не удержавшись, съязвила блондинка. — Я вижу двух мужчин, которые за сотню лет уж точно должны быть наслышаны о сверхъестественном. — Кому должны? — Ладно, не суть. Штрига — нечто вроде ведьмы. Она… — Скорее, это смесь ведьмы и вампира, — бесцеремонно перебил девушку материализовавшийся прямо в палате Уилл. — Поверья о штригe известны в Словакии, южной Польше, Словении, Хорватии. По представлениям поляков, подгалья, штрига — злая колдунья, способная отбирать молоко у чужих коров и овец, нападать на спящих детей и пить их кровь, насылать болезни на людей и скот. В западноукраинских и словацких диалектах штригой называют ночную бабочку и считают её душой ведьмы, вылетевшей из тела спящей женщины, чтобы вредить людям. Наряду с этим, словом «штрига» нередко обозначался дух умершего человека, вампир, ночной призрак либо душа умершей ведьмы. — Хм… в принципе, эта тварь по местности. Так что не исключено. — Пища Штриги — Spiritus Vitae, что в переводе с латыни означает «дыхание жизни». Это что-то вроде жизненной силы. Анжелика кивнула, с уважением глядя на Уилла. — Неизвестная болезнь. — Именно. От которой нет лекарства. На колени Греллю ложится лист бумаги. Распечатанная фотография. Подоконник, а на нём чёрный выжженный след когтистой лапы. — Это я нашёл во всех ообзначенных в списке домах. — Нашёл только ты? — Да. — И как это можно не заметить? Анжелика, чтобы успокоиться, вновь села на диван, обняв себя руками за плечи. — Не до того родителям больных детей. Да и детские комнаты разные. К тому же, матери в больницах вместе с детьми. — Логично. Я так понимаю, что есть инстанции, которые занимаются подобным? — Есть ещё одна немаловажная деталь, — девушка придвинулась поближе к любимому. — Штрига неуязвима для любого существующего оружия. — Предлагаешь использовать Косу Смерти? Уилл кивнул Филиппу. — Выйдем пока. Тут и без нас поговорят. Дождавшись, пока жнецы покинут помещение, девушка приобняла Грелля. — Я ничего не предлагаю. Но и недеяние наше приведёт к гибели малышей. — Я понимаю. — Знаешь, что самое странное? Выздоравливать начали только Коля и Катя. По непонятным причинам. Грелль ковырнул пол носком ботинка. Это глупо, должно быть, но, кажется, он привык не ждать ничего хорошего. — А не вернётся ли она за ними? — Мне иное видится. Они единственные, кто лежит в хирургии. И через две палаты от моей. — К чему ты клонишь? — Я думаю, штрига здесь. В больнице. Анжелика прикусила губу. Больше всего на свете сейчас ей хотелось попросить Грелля остаться с нею. — Это плохо. Очень плохо. — Может, она чует мага? Потому сюда и не ходит? Пальцы перебирают его волосы. А голова склоняется на плечо. И всё же произносит она то, что так сказать боялась. — Мне страшно… Обняв девушки за плечи, Грелль шепнул ей на ухо. — Я с тобой.