"Black Butler: Votre voix me appelant а nouveau"

… Вечер был прекрасным. Несмотря на то, что небо было сплошь затянуто чёрными тучами, ветер буквально сбивал с ног, а то тут, то там сверкала молния и раздавались громовые раскаты. Людям, правда, такая погода приходилась далеко не по вкусу, но что ему до них. А что касается тех, с кем он волею судьбы прибыл сюда… они тем более не будут его искать. Аловолосый жнец убит горем, а его начальник разрывается между целой кучей дел. На его отсутствие никто и не обратит внимания. И тем более не будут им заинтересованы младшие Ларины. Они обрывают телефоны, пытаясь дозвониться хоть до кого-то из Звягинцевых. Себастьян усмехнулся своим мыслям. И именно в этот момент на крыльцо своего дома вышла Валентина. Старуха принарядилась — на ней были чёрные лакированные туфли, серые брюки классического кроя и шифоновая чёрная блуза в мелкий белый горох с жабо. Седые волосы развеваются на ветру, а цепкий взгляд обшаривает округу. Она чувствовала его присутствие. И ждала его. Демон степенно подошёл к Валентине и слегка поклонился той. Она лишь сухо кивнула в ответ. — Я нечасто выхожу на улицу. И уж точно не делаю это просто так. — Поверьте, об этом сегодняшнем решении Вы не пожалеете. Она смотрит в винно-алые глаза демона. Минуту, две. А потом разражается хриплым старушечьим смехом. — Как же так получилось, что моя внучка успела завести такие знакомства? — По моей ошибке, к сожалению. Но, надо отдать должное, она весьма сильна. Валентина кивнула. Она сама это успела почувствовать. Откат от чар девчонки был мощнейшим. Но на данный момент её интересовало иное. — Ты не помощник ей, иначе бы не пришёл сюда. Но ведь с тобой сюда пришли ещё двое. Одного из них я даже видела. Демон легко кивает, однако в его глазах можно прочесть интерес. Старуха постоянно упоминает лишь одну Анжелику, не акцентируя внимания на том, что в этом замешаны Кристина и Стефан. Недооценивает их? Хотя, право слово, не ей их опасаться. — Да. Жнецы. Но опасен из них лишь один — второй просто-напросто глупый клоун. Я разберусь с ним в два счёта, если… Старуха усмехается. Пауза, достойная сцен лучших театров. — Если что? — Если Вы заключите со мною контракт. И вновь дуэль взглядами. Она прекрасно понимает цену контракта. И об этом уже знает он. Исход будет зависеть от того, кто из них окажется хитрее. Валентина не дрогнула под взглядом демона. Не сдался и он. — Значит, исполнишь всё, что я захочу? Себастьян слегка улыбнулся. Едва заметно, уголками губ. — Верно. Всё что угодно. Старуха вновь смеётся. Нет, помощь, и правда, ей пригодится. Этот демон силён и вполне способен уничтожить жнецов. А она не будет отвлекаться от главного. — Что ж, это выгодное предложение. Ты поможешь мне убрать жнецов и моих родственников, когда и как я тебе скажу. Себастьян напрягся. Нет, как раз этого он и ожидал. Но… Но Валентина была умна. И хитра. А у него не было выбора. Ему НУЖЕН контракт. — Да. До тех пор… — До тех пор, пока один из нас не будет убит. Демон сжал зубы. Умно, очень умно. Она надеется, что кто-то из её родственников сможет убрать его раньше. Но такие же шансы и у неё. Валентина тряхнула седыми волосами. — Если всё пройдёт удачно, ты получишь много большее. Ты получишь душу моей старшей внучки. И он склоняется перед ней на одно колено, накрывая узкой ладонью, утянутой в белую перчатку, сморщенную старушечью ладонь. — Да, моя леди. В тополь, растущий возле дома Звягинцевых, ударила молния. В тот самый тополь у окна спальни Анжелики. … Небольшой двухэтажный домик из коричневого дерева с зелёной черепицей одиноко стоял среди растущих тут в изобилии берёз. Неподалёку располагалась автотрасса, но проезжающие мимо даже не останавливали на строении своё внимание. И не защита деревьев тому была причиной, но огромное множество Замкнутых Контуров, выставленных самим Михаилом Звягинцевым. И барьеров, препятствующих выходу за них звуков. Ибо все те пять дней, что они находились здесь, в пригороде Саратова, его дочь беспрерывно кричала от боли. — Миша, так дальше продолжаться не может! Они сидели на кухне — уютном маленьком помещении со светлым полом, белым кухонным гарнитуром со шкафами и прочей необходимой утварью, и белым же столом с такими же резными стульями. Обои слегка разбавляли снежную белизну синими узорами в виде роз, а на серебристой люстре позвякивали синие подвески. Шторы, сейчас колыхавшиеся от порывов ветра из раскрытого окна, тоже были кипельно-белыми с небольшими синими полосками в тон жалюзи. Нежно-розовые розы, которые София срезала утром в саду, стояли на столе в фарфоровой вазе, источая приятный аромат. Но ни сама София, ни её муж, не замечали этого. — Соня, что ты предлагаешь? Убить её, чтобы не мучилась? Руки женщины сжали кружку с кофе. — Да как ты можешь так говорить?! Михаил спокойно смотрел на жену. За эти дни Соня сильно похудела и теперь была похожа на хрупкую девочку-подростка, что ещё больше подчёркивала простая светло-серая футболка и длинная бледно-розовая юбка. Вот только у подростков редко когда, очень редко бывает седина в волосах. — Я уже сказал: если есть идеи, излагай, — мужчина нервно поправил рукой ворот оранжевой рубашки с коротким рукавом и взял свою кружку с кофе. Несколько капель пролилось на коричневые шорты, но он этого даже не заметил. — Можно же найти целителей! Позвать Стефана… — Соня, пойми же ты, что ни один целитель не захочет связываться с магом хаоса. Да и не поможет тут магия, дело-то не просто в ранах. Ты сама знаешь, что Цепи для нас — источник боли. И боль эту невозможно унять. Женщина лишь тяжело вздохнула. Да, всё это она понимала. Но и смотреть, как страдает её единственный ребёнок, тоже не могла. — Должны же быть способы. Хоть что-то… — Я искал. Искал. Но нам остаётся только ждать. И молиться, что дочка выдержит. Изо всех сил сдерживаясь, чтобы не закричать, София кивнула, прислушиваясь к крикам боли дочери, доносившимся сверху. Вернее, уже не крикам — силы оставили девушку на третий день их пребывания здесь. Но она стонала, да так жалобно, что материнское сердце обливалось кровью. — Может, хотя бы Греллю дадим знать? При этих словах Михаил жёстко усмехнулся. Софии не было тогда в коттедже, а он был. И видел, что его зятя не было не только с Анжеликой, но и вообще дома. Так с чего ему о нём беспокоиться? — Нет. Я уже говорил, почему. Своего решения я не меняю. — У него могли быть и свои дела. Он же не на привязи. Мужчина тяжело посмотрел на жену. — Соня, не начинай. Он знал, что за время сейчас. И вместо того, чтобы быть рядом, мотался незнамо где. Я его к ней и на метр более не подпущу. Отбросив за спину мешавшие ей волосы, София встала. — Теперь это решаешь не только ты. Я пойду к дочери. Не дожидаясь ответа мужа, женщина вышла из кухни и поднялась на второй этаж. Да, в какой-то мере она разделяла негодование Михаила. Но… Но она знала и Грелля. Да и к тому же, у них-то был выбор. И, будь она на месте Сатклиффа, она бы предпочла знать правду. Какой бы она ни была. … Это был бесконечный океан боли. А ведь несколько секунд назад она гордилась. Она сделала что-то важное, но, увы, теперь даже не могла вспомнить, что. Всё смешалось, превратившись в огромный ком мучений, что неотвратимо наваливались на неё, грозя подмять под себя и раздавить. И сил сопротивляться этому у неё не осталось. Тело девушки словно разрывало изнутри. Дикая боль в области печени, лёгкие будто охвачены огнём. Боль заслоняла собой всё, не давая воспринимать реальность. Она кричала, она хотела кричать. Но не слышала ни одного звука. Ей и не хотелось сопротивляться. Всё, чего Анжелика желала в этот момент — прекращения этой боли. Но тело её, похоже, решило иначе. Она сама уже желала принять небытие, лишь бы оно избавило её от этой боли. Но тело слабо сопротивлялось. Её тело, бывшее телом простой девушки, инстинктивно вело её по лабиринтам этой боли, куда-то… Но куда? Она не могла вспомнить никого из своей жизни. Она даже не помнила, была ли она у неё. Лишь бесконечный океан мучений. И алая боль… Алая… Измученное сознание зацепилось за это слово. Да, оно, определённо, было важным. Но почему — Анжелика не могла вспомнить. Алый, алый, алый… Жар распространился на всё её тело, концентрируясь одновременно везде — и нигде. Всеобъемлющий, дикий, пожирающий её. Огненно-алые языки боли вгрызались в вены, объедали лицо, выкручивали руки, лизали сердце… До этого боль была ничтожной. Теперь же она была в миллионы раз сильнее той, что была в начале. «Убейте меня, я умоляю!» Но она даже не могла позвать на помощь. Она не слышала себя, не контролировала, не видела ничего вокруг. Лишь тёмная камера пыток. И алый огонь. Алое… Девушка не знала, сколько провела в мучениях. День, два, месяц, год. Но когда раздались тихие шаги и повернулась дверная ручка, она услышала это отчётливо. Слух вернулся. Но только он. Ничего из остальных чувств не было, да и боль не уменьшилась. Но она могла слышать. Уже хорошо. Какие-то странные щелчки. Девушка не могла вспомнить, на что они похожи, но слышала их так чётко, словно бы они отдавались у неё в голове. А потом был голос. Мягкий женский голос. И имя, которое его обладательница назвала. — Грелль? Добрый день… Это София. — Леди София?! Как вы? Где вы? Он боялся. Примерно сутки. Но потом он собрал яйца в кулак. Если Анжелика больше не она, то лучше знать и что-то с этим делать. Чем сидеть и страдать не пойми по какой причине. И в этот момент Анжелика замолчала. Бросившись к дочери, София нащупала слабо бьющуюся жилку на руке. Жива… Видимо, сорвала голос. Да и неудивительно, впрочем. А затем женщина, словно бы по наитию, перевела вызов на громкую связь. — Грелль, этого я сказать не могу. — Я обежал весь город и пригород. Столицу. Обе. Я молчу, что я постоянно поджидаю вас дома. Этот голос… Он явно был ей знаком. И важен. Но она по-прежнему была во тьме. И не могла вспомнить ничего… Но слышать его она отчаянно хотела. София тяжело вздохнула. — Мы далеко от Москвы. Грелль… если бы мы могли, мы бы уже вернулись. — Я могу прийти. В это же мгновение. Огонь, пожирающий её тело, стал сильнее и девушка застонала сквозь зубы. София всхлипнула, глядя на дочь. — Это не то, что Вам надо видеть. — Речь идет о моей жене! — Грелль… Вы не сможете помочь. И никто не сможет. Уже пять дней её организм… перестраивается. Я понимаю сейчас Ваши чувства, но… — Она такая же моя, как и ваша. София обессиленно присела на пол рядом с кроватью дочери. По щекам женщины катились слёзы. — Это… это не то, что Вы себе представляете. Она не станет такой же, как Валентина. Характер-то не меняется, он какой есть… Да и это заклинание… оно иное… иначе работает… — Я выбрал знание. А не уголок, где можно сидеть и трястись. Одновременно с этими словами к девушке вернулось и второе чувство. Контроль над своим телом. Анжелика чуть сжала ладонь в кулак, но более никаких признаков движения не подала. А боль, бушевавшая в её теле, утроилась. — Думаю, — София всё же взяла себя в руки, — что дочь Вам говорила о Магических Цепях. О том, что каждая их активация — жуткая боль. И чем больше их, тем боль сильнее. — Нет, не говорила. — Значит, Вы знаете сейчас. Это сильная боль. А то заклинание, которое они отрабатывали… оно… оно увеличивает количество Цепей в теле. За счёт того, что в них превращаются органы. — И Вы считаете, что лучше мне быть далеко от моей супруги в такой момент? Анжелика сжала зубы. Она ВСПОМНИЛА его. И огромным усилием воли ей стоило не закричать. Она желала, чтобы он был здесь. Но не хотела, чтобы её муж страдал. — Грелль… это продолжается уже пять дней. — Я умею считать. София покачала головой. Она уже готова была сказать молодому человеку, где они. Но… Всегда было «но». — Замкнутый Барьер Михаила не пропустит Вас. — Я — смерть. Для нас нет преград. — Хорошо. Мы… Понимая, что мать собирается сделать, Анжелика с усилием разлепила потрескавшиеся губы. Нельзя, нельзя Греллю видеть её такой. Сейчас он только думает о том, что она страдает. Но что будет с ним, когда он увидит… — Н… не надо… Вздрогнув, София, не отключая связи, вскочила и склонилась над дочерью. — Дорогая, ты меня слышишь? — София? Что там у вас? Вспомнив о зяте на другом конце провода, София прошептала: — Кажется… Кажется, она очнулась. Анжелика понимала разговор. Превозмогая боль. Теперь на это появились силы. Она не знала точно, сколько ей терпеть, но она продержится. Ради них всех. Ради Грелля. Женщина сжала руку дочери. — Я не уверена, но мне кажется, Анжелика скоро очнётся. — Где вы? — Неподалёку от Саратова… Женщина не договорила. Выгнувшись дугой на кровати, её дочь закричала от боли. — Я вас найду! — Я жду. Отключив телефон, София перевела взгляд на недвижимую дочь, боясь даже дышать, чтобы случайно не повредить ей. Она молилась. Молилась, чтобы Анжелика выжила. Неважно, кем она будет, она останется её дочерью. Лёгкие девушки застыли, превратившись в сгустки Магических Цепей. И кровеносная система тоже… почти вся. Не было печени, почек… Но она по-прежнему могла думать. И сердце. Оно всё ещё билось. В два раза медленнее, чем обычно, но билось. Девушка всё ещё находилась во тьме. Но вот она понемногу стала рассеиваться. Контроль над собой вернулся к ней почти полностью. Но открыть глаза она боялась. — Дочка? Девочка моя, ты меня слышишь? Голос её матери. Определённо. Чуть повернув голову в сторону, откуда шёл звук, девушка, дрожа всем телом открыла глаза. Свет был ярким. Даже несмотря на, по-видимому, закрытые окна. Ей понадобилось несколько минут, чтобы сфокусировать взгляд на лице матери… и ужаснуться. София словно бы постарела разом на десять лет. — Мама? Что… — Тише-тише, дорогая, — с облегчением всхлипнув, женщина ласково провела ладонью по её щеке. — Всё хорошо. — Где… папа? Грелль? Стеф, Крис… как они? Лёгкое, как дыхание, колыхание воздуха прошлось по комнате. А за спиной Софии слышится знакомый голос. — Леди София. Женщина поворачивается. Слегка резковато. Закрывая собой дочь. — И ещё раз добрый день, Грелль. — Добрый? Я так не думаю. Женщина печально вздыхает. — Учитывая все предыдущие дни, для мня этот день действительно добрый. — И всё же могло бы быть и лучше. София грустно кивает. — Надежда давно покинула меня. Но Вы ведь пришли не говорить со мною. — Я пришёл для того, чтобы быть рядом с женой. Более мне ничего не надо. — Что ж, тогда я вас оставлю. Поговорите наедине. Поправив прядь волос, женщина неслышно выходит из комнаты. Грелль опускается на колени перед постелью жены и аккуратно берёт её за руку, украдкой слушая редкий пульс. Анжелика боится. Боится даже поднять взгляд на него. Она и себя-то не видела. И не знает, чем она стала. И он не смотрит на неё. Только на мраморную руку. И слушает. Слушает слабое биение сердца. — Ты меня боишься? А вот голос не изменился. И это не может не радовать. — Да. Девушка качает головой. И вздыхает. Но в ответ на это лишь чуть движется грудная клетка. Воздух ей, видимо, более не нужен. — Я сама себя боюсь. — Правильно. Безрассудства стоит бояться. — Грелль, я… Сама себя прервав, Анжелика пожимает плечами. Что она может ему сказать, чего он сам не знает? Её муж не дурак и прекрасно понимает, что этот шаг полностью оправдан. — Обещай мне только одно, Анжелика. — Что же? — Если вдруг случится так, что этот мир покинешь ты, прошу, меня не оставляй. Вздохнув — по привычке, нежели из реальной необходимости, — девушка отворачивается. — Грелль… я не знаю, что я теперь из себя представляю. Эти дни… я была в агонии. Бесконечное количество часов. Мои органы… нет половины кровеносной системы, почек, лёгких, печени… Всё же найдя в себе смелость, Грелль взглянул на жену. Ну что теперь делать? Не ругать же её. — В больницу теперь не сходить. Впрочем, со старыми знакомыми теперь тоже лучше не видеться. — Нет, я предполагала, что красавицей после такого я не проснусь, но… всё так плохо? — Всё… не человечно. Девушка украдкой оглядывает себя. То, что ей доступно увидеть. Белоснежную матовость кожи, похожую на жемчуг, но холодную, точно мрамор. Длинные локоны волос морозного льдисто-голубого цвета. — Совсем плохо, да? — Ты выглядишь, как картинка. В ответ на это Анжелика лишь усмехается. Она примерно представляет себе, на кого похожа. — Подай, пожалуйста, зеркало. Поднявшись, Грелль осмотрел комнату и взял с трельяжа расчёску с маленьким зеркальцем. Дрожащими руками девушка взяла протянутое зеркальце и поднесла его к лицу. И тут же вздрогнула от изумления. Нервно кусая губы, жнец ожидал реакции. А она изучала себя. Новую себя. Пугающе-безупречные черты лица, бордово-алые блестящие губы, шелковистые волосы, теперь явно уже ниспадающие ниже талии. И глаза. Глаза, что вместо расплавленного золота алым пламенем горят. Но однако именно эта деталь заставила девушку улыбнуться. — Да… Роберт Паттинсон и Кристен Стюарт из «Сумерек» повесились бы от зависти. — Что? — О, тебя миновал сей шедевр мирового кинематографа? Повезло. Если вкратце — это новая сага о вампирах, в которой они божественно прекрасны, сияют на солнце и пьют кровь животных. Ну, это которые хорошие. — Даже не вызвало интереса. Анжелика вернула зеркало на тумбочку и скрестила руки на груди. В каком-то даже защитном жесте. — Я пойму, если ты… — Что? — Если ты решишь оставить меня. — Что за бред ты несёшь? Трансформацией мозги задело? Нервно хихикнув, блондинка закусила губу. Интересно, а плакать она ещё способна? — Моё тело — сплошные Цепи. Я изменилась внешне. — И что? Девушка пристыженно опускает взгляд. — Я… наверное, неизменным во мне сейчас осталось лишь одно. Моя любовь к тебе. — Хоть что-то постоянное есть в этом мире. … На подходе к школе Анжелика ещё раз украдкой оглядела себя. Да нет, всё было в порядке: костюм из алого топа с запахом, белоснежных брюк, белого лёгкого пиджака и алых туфель сидел идеально, а объяснительная, написанная матерью на имя директора по поводу её отсутствия в школе, надёжно хранилась в алой сумочке. Вздохнув, девушка откинула за спину льдисто-белоснежные длинные локоны, достающие теперь ей до бёдер, две пряди из которых были скреплены на затылке бронзовым резным гребнем с алой розой в навершии. Помолвочное кольцо было зачаровано Михаилом на иллюзию, позволяющую всем, не имеющим отношения к магии, видеть девушку такой, какой она была до изменений. Пора. Тянуть дольше не имеет смысла. В тот же день, как она очнулась, они вернулись в Зеленоград. Правда, пришлось поуговаривать Грелля и Михаила, но недолго. Все понимали, что у них нет выбора. Бесконечно скрываться от Валентины невозможно. Да и у неё есть идеальный рычаг управления ими. Стефан. Кристина. И Елизавета. Да, с сестрой и братом она общалась той же ночью. По скайпу, без иллюзий. К их чести, перемены Ларины восприняли абсолютно спокойно, Стеф даже сравнил её с вампирами. А Крис больше волновало физическое состояние сестры, то, что ей пришлось терпеть такую боль почти неделю. Признаться, под конец разговора Анжелика даже расплакалась. А брат с сестрой наперебой её утешали. Но реальной встречи с ними она от этого меньше не боялась. Однако решать проблемы стоило по мере их поступления. И главная сейчас — пропуск ЕГЭ по русскому языку. Хоть мать и достала справку, что дочь тяжело болела эти дни, разговора с директором было не избежать. Несмотря на довольно раннее время, в школьном дворе было шумно. Уже пришедшие пятиклассники вовсю веселились на недавно построенной площадке рядом со спортивным залом, парни, рассевшиеся на бордюрах, горячо спорили по поводу недавно вышедшей компьютерной игры, а девушки, стайками сновавшие у клумб с цветами, тихо болтали о своём. Анжелика едва успела осмотреться, как к ней подбежала Ариадна. — Анжелика, наконец-то! Я тут чуть с ума не сошла от волнения! Ободряюще улыбнувшись подруге, Звягинцева отметила почти незаметные морщинки в уголках глаз цыганки. Лишнее подтверждение искренности подруги. — Всё в порядки, Ариадна. Всего лишь обострение после операции. Приступ купировали, всё хорошо. Кстати, прекрасно выглядишь. Простой чёрный сарафан до колен с белыми полосками по низу и впрямь очень шёл цыганке, а, дополненный лодочками в чёрно-белую полоску и пластиковым браслетом в тон, выглядел весьма изысканно. Ариадна скромно улыбнулась. — Спасибо. Тебя все обыскались. Ты ведь экзамен пропустила. Директор в ярости. — Я предполагала. Но я физически не смогла бы прийти. Островская кивнула, беря подругу под руку. — Тебе стоит поговорить с ним, пока не начались занятия. Пойдём, я тебя провожу. В школьном коридоре было тихо благодаря тому, что все ученики были на улице. Кабинет директора располагался в самом его конце и ничуть не отличался от дверей в обычные классы: то же самое белое дерево. Только табличка над входом золотистая. «Маркин А. С. Директор». — Ладно, Лика, я тут тебя подожду, — цыганка немного нервно обняла подругу. — Удачи. Кивнув в ответ, Анжелика постучала. — Войдите. Кабинет был довольно просторным и светлым. Большое окно, занавешенное белым тюлем и изумрудно-зелёными с золотистой вышивкой портьерами. Тёмно-коричневые деревянные стены с панелями с золотыми узорами, паркетный пол. Три шкафа у стен, несколько тумбочек и директорский стол в виде буквы Т. Всё из коричневого дерева с золотистой резьбой. И несколько кресел светлого фисташкового цвета. За столом сидел директор, Маркин Алексей Степанович. Это был мужчина средних лет, подтянутый, в строгих чёрных брюках, чёрном тонком свитере, белоснежной рубашке и чёрном галстуке, с длинными русыми волосами, стянутыми в хвост, узким лицом, глубоко посаженными серыми глазами, ухоженной бородкой и усами. Едва взглянув на Анжелику, он покачал головой. — А вот и Вы, Звягинцева. Вы понимаете, что Вы пропустили один из главных экзаменов? Позвольте поинтересоваться, по какой причине? — Да, конечно, — блондинка достала из сумочки справку и передала её директору. — Вот, тут всё написано. Вчитываясь в строки, Алексей Степанович вздохнул. — Да… Что ж, причина серьёзная. Но сдать русский язык Вам всё же придётся. Изольда Сергеевна, когда Вы будете готовы принять? Вздрогнув, Анжелика нервно огляделась. Признаться, она и не заметила, что в кабинете, кроме них, есть кто-то ещё. Но она была там. Грузная женщина, стоявшая в тени одного из шкафов, одетая в длинное коричневое платье с чёрными узорами, жабо и брошью-камеей. Волосы её были чёрными и стянутыми в тугой узел, а глаза — ярко-синими. Гладкое лицо с тремя подбородками было обильно напудрено, а руки казались очень и очень мягкими. Услышав своё имя, она бесшумно подошла к столу и внимательно посмотрела на Анжелику.  — Думаю, через три дня я смогу принять эту птичку. Голос женщины был весьма низким и оттого чуть пугающим. Да и говорила она, словно бы не размыкая тонких губ. Директор удовлетворённо кивнул. — Хорошо. Звягинцева, это Изольда Сергеевна Шилова, одна из наблюдателей на экзамене из двадцать второй московской гимназии. Она будет присутствовать тогда, когда ты будешь писать русский язык. Ещё раз внимательно оглядев женщину, Анжелика кивнула. — Я не опоздаю. — Очень на то надеюсь. А теперь тебе пора на урок. Выходя из кабинета, Анжелика услышала, как в расположенном рядом умывальнике капает вода. Видимо, химик опять забыл плотно закрыть кран. — Как всё прошло? — Ариадна взяла подругу под руку. — В общем-то спокойно. Назначили пересдачу через три дня. — Ой, это хорошо. Я помогу тебе позаниматься. А теперь пойдём: у нас физика с классом Стефана. Открывая дверь в класс, рука Анжелики дрожала, а общий гомон казался ей назойливым. Но всё закончилось, едва она увидела брата. Стефан улыбнулся ей. Тепло, ласково, совсем как раньше. И одним движением сбросил со стула портфель, освобождая место для сестры. Тревоги её были напрасны. … «Путь лежал через лес, полумраком укрытый. Мать была весела, но печалилась дочь. — Что с тобою, дитя? Расскажи, Маргарита. — Ах, боюсь, что бедой мне грозит эта ночь!» — Подожди, ещё пару минут. Анжелика покачала головой, покорно стоя возле кровати, пока мать колдовала над её нарядом. Вот честно, если бы она знала, что по приходу со школы матушка заставит её примерять только что пришедшее выпускное платье, то пошла бы сразу в коттедж. — Мам, ты уверена, что это надо делать именно сейчас? Затянув корсет, София кивнула, отступая на несколько шагов. — Да. Надо же посмотреть, по размеру оно тебе или нет. За несколько дней нам его не перешьют, но, благо, нам это и не надо. Посмотри в зеркало. Слегка приободрённая улыбкой матери, блондинка подошла к трельяжу… и замерла, восхищённо глядя на своё отражение. После долгих терзаний было решено обыграть на выпускном балу образ любимого персонажа Анжелики — Лианны Старк. Поэтому платье и все украшения выполнялись на заказ. И результат превзошёл все её ожидания. Элегантное платье из тёмно-синей ткани сидело на ней словно влитое. Узкий лиф, плотно обхватывающий талию, рукава-фонарики, высокие узкие манжеты, широкая длинная юбка. По низу юбки, под рукавами и по линии глубокого декольте платье было оторочено узкой белоснежной тесьмой с серебристыми узорами, а стык лифа и юбки украшал серебряный пояс-цепочка. Шею девушки обнимало колье, стилизованное под тонкую ветвь с синими розами, серебряными лепестками и каплями росы из прозрачных и голубых циркониев. Длинные белоснежные волосы — пожалуй, главное её украшение — чуть завиты от лопаток, а венчает из венок из синих тканевых роз с зелёными листьями. Венок королевы любви и красоты. — Это… это потрясающе… София довольно улыбнулась, глядя на оторопело-счастливую дочь. — Ох, Грелль будет в восторге. Жаль, пока ему показать нельзя — сюрприз испортим. По привычке вздохнув, Анжелика присела на кровать. Чем больше она проводила времени дома, тем тревожнее, признаться, ей становилось. И, если сначала ей хотелось просто уйти, то теперь ей буквально было необходимо увести куда-то и родителей. Всё равно куда. Лишь бы подальше от этого дома. И тоска, холодными пальцами сжимавшая её сердце. Непонятная тоска непонятно по чему. Родители рядом, с мужем и братом с сестрой она скоро увидится. Тогда что?.. А ещё ей очень хотелось плакать. — Мам, я… Договорить девушка уже не успела. ЕЁ приближение они почувствовали все разом. Сминались магические барьеры, отдаваясь болью в Цепях замершего у парадной двери Михаила, нервно сжимавшего меч. И одновременно с ними вырастали новые — высокие кровавые нити, оплетающие дом наподобие купола. Замкнутый Контур самой Валентины. «Это днём я — дитя, по ночам белой ланью От охотников мчусь, ведь не так уж давно Пригрозила судьба мне изменчивой дланью — Заприметил меня брат родной мой Рено». — Надо уходить! — схватив дочь за руку, София потянула было её к выходу. Однако Анжелика лишь покачала головой. — Поздно. Мам, пошли фамилиара в коттедж. Мои не пробьются. Внизу раздался страшный удар и грохот выбиваемой двери. Сморгнув слезу, София вскинула руку — и вот уже величественная белая лебедь вылетела в раскрытое Анжеликой окно. Оставалось надеяться, что они успеют. — Я помогу папе. Лика, дорогая, будь… Не договорив, София порывисто обнимает дочь, прижимая её к себе. Они обе понимают — этот миг может стать последним. — Я люблю тебя, мама. Будь осторожна. — И я тебя люблю. Взглянув на дочь в последний раз, София выходит из комнаты. Скорее, по привычке, чем из реальной необходимости, блондинка ставит в комнате Замкнутый Барьер. Понимая, что такими заклинаниями от Валентины не защититься. Но она всё равно надеется. «Его быстрые псы скалят острые зубы, Я устала от них в диком страхе бежать. Слышишь, мама, ревут уж охотничьи трубы! Расскажи всё Рено, защити меня, мать!» Михаил смотрел в глаза стоявшей перед ним твари. Без страха. Боишься тогда, когда не знаешь, что тебя ждёт. Он знал. — Валентина. Старуха усмехнулась. Тени, вьющиеся вокруг неё, хищно потянулись к магу… и упали на пол, охваченные пламенем. — Так просто тебе меня не победить. — Блеф! Ему надо всего лишь продержаться до прихода помощи. Он видел лебедя Софии. От него требуется лишь немного продержаться. Но фамилиара видела и Валентина. А тянуть время ей было не с руки. Если с этими двумя она расправится быстро, то со жнецами придётся повозиться. Нельзя дать им дождаться подкрепления. Ни в коем случае. — Каменные Колья! Огромные каменные колья, выросшие из-под земли, пробили пол. Повсюду разлетелись осколки плитки, пыль. Одна стена пошла трещиной, сквозь которую в комнату проник поток свежего воздуха. И раздался стон, полный боли. Колья пронзили самого Михаила. Однако порадоваться своей победе Валентина не успела. Вокруг неё закружилось множество снежинок, норовя попасть в глаза, мешая обзору. А потом в одно мгновение соткались они в женщину за спиной старухи. — Ледяная Стрела! Вздрогнув, Валентина как-то бессмысленно посмотрела на свою дочь, а затем перевела взгляд на правую руку, пронзённую магической стрелой. — Не думала я, что моя дочь окажется такой дрянью. София с вызовом тряхнула головой. — Я тебе не дочь! Я говорила это много раз и повтор… Кровь, хлынувшая из её рта, заставила женщину замолчать. А ожившая тень Софии наносила ей в грудь всё новые и новые удары. — Соня!!! Михаил, зажимая рукой рану на груди, встал. Одна нога была сломана, лёгкое пробито, рёбра почти что в кашу. Но ничего. Он излечится. А вот у Софии характеристики человеческие. — Ты жив ещё? Тон Валентины сменился сразу же с удивлённого на взволнованный, когда в руках мага полыхнуло Лезвие Струящегося Пламени. — Пламя Демона! Огромная струя пламени сорвалась с лезвия и полетела в Валентину. Но распалась, так и не достав до старухи. Мерцающая полупрозрачная оболочка вокруг неё словно бы поглотила пламя, не оставив от него ни следа. — Мне надоело играться с вами. Проклятый Ливень!!! Звягинцев вскинул руку в сторону, создавая щит хотя бы над женой. Но всё было бесполезно. Казалось, само небо восстало против них. Ни одна преграда в мире не могла остановить тёмные лучи, обрушивающиеся на них с небес. Вот закричала София, когда один из таких коснулся её руки. Внешних изменений не было. Никаких. Однако Цепи в её теле были сожжены дотла. Лучи не наносили физических повреждений. Действие их было куда страшнее. « — Добрый сын мой Рено, где твои все собаки? — Загоняют они нынче белую лань. — Умоляю, мой сын, не охоться во мраке, Пусть рассвет озарит утра свежую рань!» Воспользовавшись тем, что Валентина отвлечена на старших Звягинцевых, Себастьян неслышной поступью скользнул на второй этаж и толкнул дверь в комнату Анжелики. Блондинка стояла у окна. Ветер трепал её белокурые локоны. На миг Себастьян даже залюбовался. — А, вот и ты, демонская шлюха. Чёрная тень резко оказывается рядом с ней. Рука с чёрными ногтями касается её подбородка и приподнимает лицо. Винно-бордовые глаза смотрят в алые. — Вам бы следовало называть так своего… супруга, прекрасная леди. Она не боится. Демон заключил контракт с Валентиной. И о ставках в этом договоре она догадывается. Себастьян её не тронет. Пока Валентина не скажет. — Мой муж не предлагает себя всем и каждому в надежде на еду. А ты делаешь это. Словно бесчестная девка. Влажный язык скользит по её скуле. И от этого прикосновения девушку передёргивает. — Странно: у тебя весь разговор сводится к шлюхам. Хочешь развлечься? Уверяю тебя, нет искуснее любовников, чем демоны. — Я умру, но ты до меня не дотронешься. Рассмеявшись, Себастьян притянул девушку к себе. Отвёл с лица белокурый локон, наслаждаясь болью в глазах Анжелики. Девушка слышала предсмертные крики родных и не могла ничего сделать, чтобы им помочь. — Умрёшь? Нет, это было бы слишком просто. Твоё тело займёт моя госпожа. А твоя душа будет во мне. Всегда. Вечно. Кинжал вспарывает плечо демона, вынуждая его разжать руки. Анжелика отступает на несколько шагов, держа оружие уже лезвием к себе, на уровне сердца. — Я скорее умру, чем дам вам владеть собой! Крики внизу стихли. Себастьян усмехнулся, отбрасывая назад чёрные волосы. Скоро сюда прибудут жнецы. А ему пока лучше убраться. До более благоприятных времён. — Мы скоро увидимся, миледи. Быстрее, чем Вы думаете. Демон истаивает чёрным туманом. Всхлипнув, девушка опускается на колени. По лестнице раздаются шаги. «Но не слушал Рено все её уговоры, Ведь едва прозвучала три раза труба, Окружила собак обезумевших свора Белоснежную лань, что нежна и слаба.» Вот заканчивается действие Проклятого Ливня и стихают крики магов. Валентина улыбается опирающемуся на меч Михаилу. Жестоко улыбается. Хищно. Плотоядно. — Вот и конец игре. Вновь заклубились под её ногами тени. И ринулись к Михаилу, который сопротивляться уже не мог. Теневые щупальца рвали на части его тело. Выкручивали руки, отрывали ноги, распарывали плоть. Кровь текла рекой, воздух наполнился тяжёлым медным ароматом, таким плотным, что, казалось, его можно резать ножом. Но маг до самого своего конца не проронил более ни слова. Не сорвались с его губ мольбы о пощаде. Он надеялся, что наслаждение видом его гибели поможет выиграть время для жены и дочери. Надеялся до последнего вздоха, до последнего удара сердца. Когда же от Михаила остались лишь куски плоти, взгляд Валентины обратился к Софии. Но и там не встретила она мольбы о пощаде. Лежащая на полу женщина, которая уже была не в силах подняться, с ненавистью смотрела в глаза чудовищу, что было ей родной матерью. — Ты проиграла, Валентина. Даже если ты убьёшь нас, ты всё равно проиграла. — Прощай, Соня. Мучение! Боль, которую женщина испытывала до этого, удвоилась. Потом утроилась, заставляя её тело изгибаться в корчах. Изо рта и глаз текла кровь, в голове мутнело… Но она не кричала, памятуя о муже. Ничего, терпеть осталось недолго. Скоро они встретятся. В мире, где не будет более этих страданий. А Валентина пусть смеётся. Пусть наслаждается её болью. Больше она ничего не получит. Сердце не выдержало. Глухо ударило в последний раз и затихло навсегда. И тогда Валентина подошла к обмякшей на полу дочери, рывком подняла её тело за волосы. И вырвала сердце из её груди. С ними было покончено. Осталась её главная цель. — Внученька, бабуля пришла! — с этими словами Валентина мерзко расхохоталась и принялась подниматься по ступенькам. «Ловчий к ней подошёл, беспощадной рукою Он вонзил в её грудь свой холодный кинжал. — Посмотрите, а лань с золотою косою! Да и глаз я таких у зверей не видал…» Девчонка сидела на полу. Юная и прекрасная, такая, какой была она. Маленький белый волчонок. Такая же непокорная, как и её родители. Мёртвые родители. — Вот мы и встретились с тобой, внучка. Брось-ка ножичек, ты ведь понимаешь, что это бесполезно. Анжелика лишь фыркнула, прижимаясь спиной к стене. Больше всего сейчас ей хотелось заплакать от ужаса, но она не могла издать ни звука. Лишь смотрела на Валентину, залитую кровью её родителей. — Тело-то будет подпорчено. — Дитя моё, ты ещё не поняла? — старуха насмешливо смотрела в полные ужаса алые глаза. — Всё кончено. Твоё тело будет принадлежать мне! — Никогда! Лезвие кинжала входит в её плоть. Лишь немного, совсем немного. Пока его не вырывают чёрные щупальца тени. А Валентина оказывается прямо рядом с ней. Держит костлявой рукой за подбородок, так, чтобы Анжелика смотрела ей прямо в глаза. Девушка и не собирается отводить взгляда. Она не струсит. Ни за что. Она поклялась. Ради родителей. Ради родных. Ради своего любимого. Она будет бороться. — Вот и всё, дорогая. То, что принадлежало тебе, станет моим! Девушка молчит. Лишь концентрирует энергию на кончиках пальцев. Да, Дева-Чародей — лишь щит, но, быть может, Гандр, усиленный новыми Цепями, и этой твари сможет сделать больно. Обручальное кольцо спадает с тонкого пальца и с тихим звуком ударяется об пол. «Пора.» Но Валентина вдруг замирает. И с ненавистью смотрит в сторону окна, за которым истаивает её Замкнутый Барьер. И одновременно с этим в сознании девушки вспыхивают сполохи аур. Аур её друзей. А одна из них горит алым пламенем. — Тебе конец, сволочь! — Провал! Последнее, что видит Анжелика перед собой — взметнувшуюся невесть откуда стену тьмы. Она пытается закричать, тянет руку к уже исчезнувшей Валентине — бесполезно. Ни звука, ни голоса. Лишь непроглядная тьма вокруг. И на этот раз Анжелика встречает её как избавление. «Путь лежал через лес, полумраком укрытый. Мать была весела, но печалилась дочь. — Что с тобою, дитя? Расскажи, Маргарита. — Ах, боюсь, что бедой мне грозит эта ночь!»* … Небо угнетающе темнело, так идеально гармонируя с тяжестью на сердце, что давила с самого раннего утра и с каждым часом всё сильнее и сильнее. Алый жнец стоял у окна, бездумно любуясь небесной канонадой золотых молний на чёрном поле туч. Это сцена самого рока. — Отвратительная погода. Уильям сидел в кресле, с раскрытым томиком Шекспира на коленях и бокалом красного вина. Но не читал — книга как была открыта на одной странице, так и осталась. — Да. И прогноз соврал. Обещали ясный вечер. Они хотели погулять. Сходить в парк. Покормить уток. У них были планы в этот вечер. Кивнув, Спирс взял в руки бокал и сделал несколько глотков. Он не пил обычно, но… эти обстоятельства кого хочешь заставят пить. — Ты волнуешься. — Считай, что у меня плохое предчувствие. Вздыхая, Уильям вновь обращает свой взгляд на окно. Он понимал Грелля. То же самое предчувствие было и у него. Но глаза болели. От постоянных вспышек молний, громовых раскатов, шума. То и дело перед глазами мелькали белые пятна… — Смотри! Грелль указал куда-то в темноту. А в ней была белоснежная крупица. И эта крупица двигалась. Быстро. К ним. И на порог упала белая лебедь. Резко поднявшись, Уилл оказался рядом с птицей. Вино пролилось на ковёр, но сейчас его это мало заботило. Гораздо больше его заинтересовала сам птица. И кровь на её груди, растекающаяся по белоснежным перьям. — Лебедь? В городе? Тонкие пальцы касаются крыльев птицы. — Тебе тоже это показалось странным? — Такого быть не может. Не в жилой части без водоёмов. И в этот момент птица распахивает глаза. Смотрит на них с неизбывной тоской, как просто не может смотреть ни одно животное. А из глаза лебеди скатывается слеза. — Фамильяр. Он прошептал это. Но в повисшей тишине шёпот его был прекрасно слышен и звучал громче грома. — Но… у Анжелики ведь совы. — Но чей тогда? — Стефан? Кристина? София? На последнем имени умирающая лебедь чуть шевелит крылом. — София? Мы нужны ей? Перед тем, как рассыпаться золотой пылью, белая лебедь всё же успевает утвердительно склонить голову. — Уильям, мне надо идти. Уилл поднимается. Лицо его — вновь каменная маска. Он понимает, что там произошло. Фамилиары просто так не погибают. — Я пойду с тобой. Это его беда, его долг. И друг уж точно не обязан в это ввязываться. Но спорить сейчас времени нет. — Тогда поспешим. Боги, если мы опоздаем, молю, заберите меня к ней. Уильям едва кивнул. Сейчас он был нужен другу как никогда. Бог знает, что они там увидят и как перенесёт это Грелль. Но его долг — быть рядом. Материализовав Косу, Грелль на миг прикрыл глаза, перенесясь к дому своей супруги и её родителей. И тогда он пожалел, что дважды умереть не может. Дом, расколотый как яичная скорлупа, был наполнен живой иссушающей темнотой и источал тяжёлый, гнилостно-сладкий запах крови. На миг рука Уилла дрогнула. Зрелище было ужасное. Треснувшие стены, какие-то мерзкие тёмные потоки, больше всего напоминающие жнецу щупальца. И запах. Запах смерти. — Мы опоздали. Шаг, и снова шаг на ватных ногах. А потом он изо всех сил бросился вперёд, своей яростью, своей волей разрывая жалкие ошмётки барьера. А потом Грелль вбежал в дом. Он не был готов к тому, что увидит. Он, миллионы и миллионы раз видевший смерть людей, приходящий за их душами. Он уже должен был ожесточиться, должен привыкнуть. Но Уилл не мог. Кровь. Повсюду кровь. На стенах, на полу… везде. Его тошнило, жутко тошнило. И куски плоти, разбросанные по когда-то такой красивой гостиной. Даже вода фонтана окрашена в алый. Трудно и представить, что столько крови может быть в теле людей. От Михаила не осталось ничего. Лишь кровавый фарш да лежащий неподалёку меч. Этот великий маг был полностью уничтожен. — Анжелика! Грелль взбежал верх по лестнице и ворвался в комнату жены. Да, её-то тело было цело. Она лежала, словно спящая, на полу, сложив руки на груди. Но жнецу довольно было лишь одного взгляда, чтобы понять, что это всего лишь оболочка без души. Но вместе с тем в ней теплился огонь жизни. Уилл подошёл к Софии и закрыл ей глаза. Перед смертью женщина явно не увидела ничего хорошего. Сердце, вырванное из её груди, лежало рядом, на полу… но уже не сокращалось. Ей не помочь. Женщина тоже мертва. Валентина выиграла. Деревянной походкой входит жнец в комнату Анжелики. И тут же вздрагивает. Сера. Явный запах серы. — Здесь был этот ублюдок! Покачивая тело в объятиях, Грелль пусто смотрел перед собой. Надо было что-то делать. Что? Он не ведал. — Что с ней? Она… её душа отсутствует. Такая формальная, сухая фраза. Но лучше так. Если сейчас поддаться эмоциям, он сорвётся. — Надо что-то делать. Ты хоть что-то про это знаешь? Качнув головой, Уилл набрал номер Стефана. Прежде всего следует известить родных. — Мы… мы не можем бездействовать. — Знаю. Подожди, может, Стефан что-то знает… Алло, Стефан, это Уилл. — Добрый вечер, Уилл. Чудо, что ты дозвонился в такую-то погодку. Голос мага звучал словно из-под толщи воды — настолько дерьмовой была связь. Но она была. — Стефан, — Спирс тяжело вздохнул. — София и Михаил мертвы. — Что?! — Оба убиты. Растерзаны на части. А Анжелика… Не договорив, жнец закусил губу, пытаясь не закричать от боли. На том конце что-то хрустнуло, вероятно Стефан что-то сломал. — Она добралась до неё? — Мы не знаем. Её тело в порядке. Но души нет. На минуту повисла пауза. Должно быть маг что-то прикидывал в уме. Ибо голос его сквозил сомнением. — Неужели она использовала Провал? Чуть толкнув Грелля, заставляя прислушаться, Уилл перевёл разговор на громкую связь. — Провал? Что это? — Одно из сильнейших… самое сильное заклятие хаоса. Оно погружает человека в мир тьмы. Выбраться оттуда невероятно сложно, что не каждый способен сделать. Но там сущий ад. — Туда можно попасть? Как-то, кроме этого заклятия? — Туда могут переправить демоны. Духи. Надо подумать. Уилл ждал. Не двигаясь, почти не дыша. — Может… вам удастся воспользоваться остаточной аурой тьмы, чтобы в неё проникнуть? Да и вы, как жнецы, можете… придти за душой. — Да, в теории это возможно. Стефан, вам я советую как можно скорее объединиться с отцом. И… хотя бы поставить барьер над домом Звягинцевых. — Да, я сейчас же свяжусь с ним. — Хорошо. Мы попытаемся… вернуть душу. Удачи, Стефан. Положив трубку, Спирс кивнул Греллю. — Слышал? Не всё для неё потеряно. — Я даже представить не могу, что надо делать. Только сейчас жнец обратил внимание на чёрно-алые потоки жижи на стенах. Протянул к ним Косу, чтобы рассмотреть часть поближе… но субстанция отпрянула от лезвий. — Присмотри за ней. — Да, разумеется. Встав, жнец поднёс дрожащую руку к стене, к мерзкой жиже, что тут же потянулась к живой энергии, обнимая, обвивая и затягивая в себя. Аккуратно переложив тело девушки на кровать, Уильям застыл рядом, сжимая в руках Косу и истово молясь, чтобы у друга всё получилось. … Он был в темноте. И лучше бы ему в ней и оставаться. Первое, что было в этой темноте — крик. Пронзительный крик, должно быть девичий. Истеричный, отчаянный. Он оказался на поляне. Но не такой, как в обычном мире, а в чёрно-серых тонах. Голые деревья, тянущие к чёрному провалу неба иссушённые ветви, голая земля, покрытая трещинами… И девушка. Худенькая, маленькая, сжимавшая в руках ветку дерева, которой она отбивалась от чёрных псов, которые стремились растерзать её. Взвизгнула пила, разрывая тварей на части. В умелых руках против безумного врага. Для жнеца даже здесь нет преград. Вжавшись в дерево, девушка с опаской смотрела на появившегося мужчину огромными синими глазами. Она блуждала здесь долго, очень долго, но его не встречала ни разу. — Ты… Ты же Нина. Вздрогнув, девушка прячется за дерево, волком глядя на незнакомца. Она не знала его раньше, даже не видела ни разу. Но он знал её имя. Которое ему вполне могла сообщить та, из-за которой она и попала сюда. — Вас прислала Валентина? — Нет, леди. Я — смерть. И здесь, помимо Вашей, есть ещё душа. Нина вздыхает, выходя из своего укрытия. Смерти она не боится. Уже не боится. — Я здесь брожу долго. Очень долго. Но никого более я не встречала. — Даже и не знаю, радовать тебя или огорчать. Я пришел сюда за Анжеликой. Нина не заплакала, не закричала в ответ на эту скорбную весть. Лишь грустно вздохнула. — Её тоже Валентина…? — Да. Девушка кивает, поправляя прядь волос. — Не знаю, в чём мы перед нею виноваты, но найти её Вам будет непросто. — Это такой человек, Нина. Что Вы знаете об этом месте? — Это… это словно самый худший кошмар. Множество реальностей, переплетённых в одну. И в каждой тебя хотят убить. — Я помогу Вам выбраться отсюда. Девушка печально качает головой. — Моё тело в реальности съедено какой-то жуткой тварью. Мне некуда возвращаться. — Мы его нашли и захоронили. Но у души есть свой путь. — Какой же? — Покой. Нина печально улыбнулась. — Я уже и забыла, что это — покой. — Потерпите немного. Только надо забрать Анжелику. — Тут миллион миров. Можно блуждать бесконечно. — Я не уйду без нее. В этот момент в синих глазах проскальзывает удивление. — Её душа столь важна для смерти? — Ее тело важно для Валентины. — А она важна для Вас. Надеясь, что эмоциональный подъем не сильно окрасил его лицо, Грелль ответил: — Она моя жена. Вопреки ожидаемой от неё реакции, Нина лишь улыбнулась. Ласково и светло. — Она всегда меня поражала. И ей это даже сейчас удалось. — Я рад, что Вы одобряете. Но что же теперь делать? — Здесь где-то должен быть постамент… Теневой переход. Нужно лишь дотронуться до него — и мы окажемся в ином мире. — Тогда идем. — Да. Пора. Она ведёт его через лес, кажущийся бесконечным. И с каждым их шагом небо темнеет всё больше, а воздух становится спёртым. — Жуткое место. Нина покачала головой, отодвигая очередную ветвь, мешающую пройти. — Да нет, не особенно. Тут спокойно. В отличнии от предыдущих. — Предыдущих? — Я была в городе, который затопила лава и все сгорели заживо. В лесу, в котором устраивали охоту на людей. В подземном мире, где меня пытали демоны. — М-да, не радужное место. — Это мир тьмы. От него странно ожидать иного. Но мир людей страшнее. Грелль кивает только. Ему ли это не знать? — Люди — самые страшные создания на земле. От них никогда не знаешь, чего ожидать. — Согласен. — Как вообще поняли, что меня нужно искать? — Валентина придумала не самую убедительную легенду. Нина печально кивнула. — Да… Маму жаль. Она, должно быть, с ума сходит. — После похорон чуть успокоилась. Легко перепрыгнув через ствол поваленного дерева, преградивший дорогу, Нина кивнула. — Хоть так. Но Ваша самоотверженность меня поражает. Никто не приходил сюда по своей воле. — Если Валентина получит ее тело, то беды повторятся не раз. — Мы её найдём. — И отправим Вас на покой. — Я не смею на то и надеяться. Мы пришли. Белоснежный постамент с золотыми узорами стоял посреди небольшой поляны. Вокруг него вились чёрные тени, но близко к нему не могли приблизиться. — Что делать? — Просто коснуться его рукой. И надеяться, что нам повезёт. — Вы пойдёте? — Да. Иначе мы не найдём друг друга более. — Хорошо. Держитесь за меня. Кивнув, Нина цепляется за рукав рубашки мужчины и зажмуривается. Она не знает, где они окажутся, но молится изо всех сил, чтобы тень перенесла их в нужное место. Грелль касается рукой пьедестала, ощущая, как тьма вновь затягивает его.