Вспять

Октавия тренировалась каждую свободную минуту и сломала немало стрел, прежде чем, наконец, те начали лететь, куда надо, а движение по натяжению тетивы стало совершенно естественным. — Я знал, что ты быстро научишься, — кивнул довольный Линкольн, стоявший неподалеку от стрельбища и в тайне (впрочем, это была не совсем и тайна, девушка прекрасно всё чувствовала) любовавшийся грациозными движениями будущей воительницы. — Значит, мы сможем отправить Беллу сообщение? — улыбнулась Октавия, едва ли не прыгая на месте от радости. В последнее время она немного смущалась своего «соседа», однако в то же время постоянно чувствовала приятное волнение в груди и в животе. Ей уже доводилось целоваться и обжиматься с парнями, но с Линкольном всё словно было иначе. Словно всё прошедшее являлось лишь игрой, а вот сейчас это настоящие чувства и действия. Впрочем, с того поцелуя они за эти три дня особо не проявляли подобных порывов. Он, правда, стал заметно легче прикасаться к ней, не опасаясь отказа, и это нравилось девушке. Ей в целом нравилось ощущать постоянно присутствие рядом землянина, тот дарил ощущение спокойствия. И если раньше Октавии казалось, что это прекрасно — быть сильной и независимой, самой находить для себя парня, действовать весьма агрессивно, то сейчас… Сейчас она могла быть сильной в бою (хоть до этого ещё было достаточно далеко) и мягкой с тем, кто нравится до потери пульса. — Да, мы можем пойти сейчас, как раз солнце успеет закатиться достаточно, чтобы можно было проскользнуть незамеченными, — голос Линкольна напрягся. И девушка моментально на это отреагировала. То, что мужчина отвел взгляд в ответ на немой вопрос в глазах О, лишь сильнее разожгло сомнения. — Что-то не так? — она аккуратно положила лук на траву и подошла к Линкольну, мягко прикасаясь кончиками пальцев к напряженной руке. — Я… Я боюсь, что ты не захочешь вернуться ко мне, Октавия, — мужчина просто обожал называть её полным именем, но сейчас девушка едва ли обратила на это внимание, сложив брови домиком и улыбнувшись. — Вот дурачье. Если бы я знала, что без этого Белл перестанет рыскать по лесам, то осталась бы здесь. Ты меня кормишь, поишь, учишь. Здесь я в тепле и относительном уюте. Освобождена от липких взглядов большинства парней… Я здесь свободна, Линкольн, благодаря тебе. И как только удостоверюсь, что моего брату ничего не угрожает, мы вернемся, — откуда в её голосе взялось столько нежности и тепла, она и сама не понимала. Но ей очень не хотелось, чтобы влюбленный в неё землянин чувствовал какую-либо неуверенность на её счет. Линкольн кивнул, но страх потерять девушку всё равно легко читался и в глазах, и в движениях. В том, в какой тишине они двигались по лесу в направлении лагеря. И Октавия не могла не запоминать дорогу, просто на всякий случай. Вдруг нужно будет предупредить ребят о чём-то? А сбегать она действительно не видела смысла, ей было очень хорошо в пещере Линкольна, и пока что она не хотела менять своё настоящее на что-либо другое. — Пришли, — тихо проговорил он, постоянно озираясь, хотя это являлось лишь мерой предосторожности, они всё еще находились метрах в ста от лагеря. — Сейчас пойдем по верху. Октавия вздохнула, у неё до сих пор не слишком сладилась дружба с деревьями. А вот Линкольн карабкался по ним лучше обезьяны. Однажды он даже сказал, что его клан называется Трикру. Это показалось девушке забавным, хоть она и понимала, что название клана идёт не из-за способностей отдельного человека, а от места проживания. Леса простирались до самых гор, и лишь местным известно, сколько деревень попряталось под их кронами. Всё оружие и мешки с предметами первой необходимости (всегда существовал риск не вернуться домой… она уже начала называть ту пещеру домом) тащил на себе Линкольн, и он же помогал ей взобраться на крепкие ветки наверху деревьев. Они здесь были старые, прочные, так что неудивительно, что землянин легко передвигался под ним и подбирался к самому забору. Однако теперь он засел на ветви не один. — Я буду придерживать тебя за спину, чтобы ты смогла спокойно натянуть лук. Стреляй в землю рядом с костром, сейчас там почти нет людей, — шептал он ей в ухо, заставляя предательски краснеть, а колени подгибаться. И лишь маячивший рядом с упавшей кабиной Беллами мешал ей полностью отвлечься от цели их небольшой вылазки. Выглядел парень ужасно: бледный, с синяками под глазами, волосы торчали в разные стороны, а одежда на нём была порвана во многих местах и очень грязная. «Ничего, братец, ты сможешь перестать меня искать в скором времени», — конечно, Октавия волновалась о нём, не могла не волноваться. В конце концов, они единственные были друг у друга. Лук привычно лёг в руки, а вот жаркое прикосновение широких ладоней Линкольна было уже не столь привычным, но приятным до одури. Он крепко сжал её талию, чтобы ей не пришлось отвлекаться на удержание равновесия, и едва ли не прижался со спины. В груди подняла волна жара, отчасти поднявшаяся к лицо, опалив его ещё большим румянцем, а отчасти опустившаяся к низу живота. Там словно поселился клубок змей, танцующих брачные танцы, что вызывало табун мурашек по коже. Если Линкольн и заметил её состояние, то точно не собирался делиться с ней наблюдениями. — Сейчас, — выдохнул он, сопоставив ветер и количество людей у костра. И девушка послушно сосредоточилась, натягивая тетиву и выпуская стрелу в бревно, на котором в обычное время сидели подростки из сотни. Та с тугим звуком вонзилась в древесину, перепугав до смерти большинство находившихся во «дворе» людей. Беллами среагировал моментально, выстраивая защиту, и Линкольн подтащил девушку ближе к стволу дерева, чтобы их точно не смогли бы увидеть из лагеря. Октавия прижалась к нему всем телом (и не потому что ей было страшно или из соображений безопасности), уткнулась носом в открытый участок кожи, и когда мужчина рискнул отстранить её лицо от себя, то заметил, как лихорадочно блестят большие глаза. — Вернёмся? — на грани слышимости попросила девушка, прикусив губу и глядя неотрывно в темные глаза, казалось, спокойного землянина. — Разве ты… не хотела бы увидеть его реакцию? — хрипло прошептал Линкольн в ответ, постаравшись как можно незаметнее прочистить вмиг пересохшее горло. Великие духи, он держит в руках девушку, покорившую его сердце, она трепетала, как пойманная в силки лань, но жалась с отчаянным жаром. Кому ему молиться, чтобы держать себя в руках и дальше? Октавия смогла на мгновение отвести взгляд, чтобы посмотреть, что творится в лагере. Кто-то наконец сообразил рассмотреть стрелу и понял, что к ней прикреплена записка. Беллами, это я, Октавия. Я сейчас нахожусь в одном прекрасном местечке в лесу, налаживаю контакт с местными, так сказать. Знаешь, земляне вовсе не такие страшные, как нам показалось в начале. И живётся им получше, чем нам в этом покореженном куске металла! Они делают одежду, мыло и даже сладости. Оружие они, конечно, тоже делают, но это не суть. Я должна была написать маленькую записку, но не могу не поделиться с тобой своими открытиями. Однако лучше это сделать при личной встрече. А до этого момента хочу сказать кое-что: на рисунке я, как смогла, начертила карту, за красную линию вам ни в коем случае нельзя заходить, это территория землян, и они не потерпят чужаков. Листочки — это место со съедобными растениями, капля – источник родниковой воды. Рог ¬– место, где можно охотиться. Пожалуйста, выживи, пока я не вернусь во всей красе. И пожалуйста, если я буду с провожатым, не смей его трогать. Люблю тебя, О. Беллами так вцепился в это письмо, что казалось он его порвет. А потом начал вертеть головой и звать сестру по имени. По выражению его лица девушка поняла, что он не сомневается в авторстве письма, но сомневается в написанном. Вопросы: «В порядке ли она?», «Её же не держат в рабстве?» так и читались на бледном лице. Однако вот к нему подошла Кларк и начала что-то как всегда вещать. — Кларк успокоит его, я уверенна. А нам стоит вернуться. Ты подарил мне подарки, сладости… — девушка вновь прикусила слегка припухшую от предыдущего такого жеста губу. Она немного нервничала такое говорить, но в конце концов… Что-то внутри говорило ей, что это судьба. Всего лишь судьба, полотно которой давно уже соткано и расписано. — И исполнил желание за то, что мы сразу стали жить вместе. Думаю, мы можем… перейти к третьему этапу. И прежде чем Линкольн успел как-то отреагировать, она мягко выпуталась из объятий, оставляя словно обещание, поцелуй на его щеке, и спрыгнула на соседнюю ветку, быстро возвращаясь тем же путем, которым они прибыли. Мужчина выпал из реальности на долгое мгновение, после чего, взволнованный, двинулся следом. Он всё время шел позади, пока девчонка, словно сайгак, прыгала через ямки и вообще неслась через лес, словно от лесного пожара. Но пожар был внутри неё, и от него невозможно убежать. Пламя зажгло кровь, по венам строился огонь, мысли заволокло дымом. Голос в голове шептал, что есть шанс всё исправить, есть шанс оставаться счастливой. Нужно лишь взять от этого шанса всё. Нужно вцепиться в счастье и не отпускать, убить всех противников, если понадобится. О, она готова была убить. Пока по бокам от неё проносились подсвеченные кровавым закатом деревья, в голове проносились странные картинки, словно воспоминания о том, чего не было. Чего никогда не произойдет в будущем. Выстрел. Кровь окрашивает грязную лужу в красный. Мертвое тело уже не является Линкольном. Это лишь кусок плоти. От этого больно так, что хочется кричать. И девушка падает в какой-то момент, и теплые руки лишь через страшные несколько секунд охватывают её со спины, защищая от странного кошмара наяву. Октавия резко выпуталась, чтобы суметь развернуться, и впилась в чужие губы таким яростным поцелуем, что заболели губы. Она как котенок, которого оставили без поддержки, цеплялась за куртку коготками, так крепко, как могла, потому что ей казалось, что если она отпустит — Линкольн исчезнет, упадет замертво, а она останется совсем одна, упавшая с высоты своего счастья прямо в холодную реальность. Мужчина не понимал, но чувствовал, что происходит. Вместо того, чтобы пытаться отстранить и выспросить причину, он обнял её в ответ, медленно поднимая с земли. И пока первая жажда не утолилась, не отпускал ни на мгновение. — Mebi oso na hit choda op nodotaim, — проговорила она, в голосе слышались слёзы. — Ты никогда мне этого не скажешь. Ты никогда… Никогда не оставишь меня. Без твоих рук… я упаду и больше не смогу встать. Пожалуйста… поклянись мне. Поклянись! Её разум горел. И это было хуже пожара плоти, потому что его возможно было унять, но этот животный ужас, непонятного предчувствия утолить было намного тяжелее. — Октавия, я никогда не оставлю тебя по своему желанию. Я буду рядом до самой смерти, — уверенно, ни на мгновение не засомневавшись ответил Линкольн, но девушка лишь крупно вздрогнула. — Нет! Не говори о смерти. Поклянись, что ты сделаешь всё, чтобы выживать, чтобы возвращаться ко мне снова и снова. Мы должны умереть лишь тогда, когда насытимся нашим счастьем, — Октавия снова сорвала с раскрытых губ мужчины поцелуй. Скажи это. Скажи, пожалуйста. — Клянусь, Октавия. Я буду с тобой всегда. Дрожащая улыбка, все еще отражающая отголоски боли в сердце, появилась на заплаканном лице. — И я. И я буду с тобой всегда. Никто не сможет нас разлучить, я не позволю. Это должно было напугать. Если уж не Октавию, которая совершенно не могла понять, откуда в ней этот панический страх, то Линкольна уж точно, потому что девушка, которую он любил, явно была не в себе. Однако после его клятвы, она успокоилась. Запрыгнула ему на руки и прижалась всем телом. — А теперь отнеси меня домой, Линкольн. Под мерное покачивание звёзд между кронами деревьев девушка принесла ещё одну клятву уже самой себе. В этой жизни она будет счастлива.